Логово бессмертных

Евгений Николаевич Курской, 2020

Центр нетрадиционной медицины, как первый симптом болезни, появился в городе незаметно. Также незаметно с улиц исчезли сначала бездомные, потом начали пропадать молодые люди и девушки. Лишь жуткие слухи ползли по городу о загадочном медцентре и кровавых экспериментах в его лабораториях. Понять, что город болен, и попытаться его спасти предстоит частному детективу. Он немолод, нечист на руку и далек от любых идеалов, но только он умеет кардинально решать неординарные проблемы. Даже если придется бросить вызов всемогущей медицинской корпорации и из охотника превратиться в жертву.

Экстрим с ветерком

Слежку я почувствовал, когда направлялся к стоянке такси. Давненько за мной никто не следил, а потому я начал подзабывать это эфемерное ощущение несуществующего шевеления волосков на затылке. Натренированный за долгие годы рефлекс проснулся и дал тревожный звоночек, будя и мобилизуя расслабленный организм. Управляемые сознанием зрение, обоняние и прочие чувства долгих пару-другую секунд сканировали окружавшие меня улицу, прохожих, здания, автомобили, ища источник раздражения, а подсознание уже знало, где он находится. Через мгновение обнаружился второй, затем — третий. Что-то мне подсказывало, что где-то скрывался и четвертый с пятым, но мне хватило и этих, чтобы понять всю серьезность брошенных против меня сил.

Делая вид, что не видел в белой легковушке двоих, с букетом цветов третьего возле дверей гостиницы и парочку на лавке под старым вязом, я вальяжной походкой отдыхающего, полностью погруженного во все радости отпуска, направился к такси.

— Вам куда, уважаемый? — подобострастно улыбаясь, ко мне подскочил плотно сбитый коротыш в зеленом спортивном костюме с задранными по локоть рукавами. Остальные таксисты стояли в сторонке и не без опаски наблюдали за происходящим. Коротыш явно был не из их числа.

— Сколько будет до Краснодара? — решил проверить я этого малого и с первого же выстрела выбил десятку. Он растерялся и на мгновение даже запаниковал, выдав себя бегающими глазами и непроизвольно дернувшимися руками. Крепыш не знал ответа, хотя любой таксист на подобный вопрос отвечает на подсознательном уровне, заламывая максимальную цену.

— Сторгуемся! — наконец нашелся, что ответить, но было поздно.

— Нет, уважаемый, — с улыбкой сказал я, обходя его. — Так не пойдет. Сейчас ты говоришь одно, а в Краснодаре выкатишь мне конский ценник. Плавали, знаем!

Крепыш что-то лопотал, бегал вокруг, суетился. И вдруг его словно выключили, он мгновенно отстал. Я боковым зрением увидел отмашку, которую ему дал обладатель букета. Тут же поднялась с лавочки девушка с планшетом и быстренько запрыгнула в машину крепыша, на ходу тараторя заготовку:

— Вы свободны? До центра, пожалуйста.

Ребята поняли, что посадить меня в свое «такси» им не удастся и приготовились к реализации плана «Б». Тут же завелась белая легковушка. Но при этом обе машины стояли и ждали, пока я погружусь в настоящее такси.

— До аэропорта подкинете гостя города? — объявил я во всеуслышание. Таксисты робко переглянулись, затем от их группки отделился крепкий высокий армянин в белой расстегнутой сорочке поверх ярко-красных шорт и, жестом велев следовать за собой, молча повел меня к стоявшей в отдалении безликой синей «тойоте».

— Пятьсот просто так или за три косаря с ветерком, — уже в машине сказал он и многозначительно посмотрел на меня, ухмыляясь. Через мгновение до меня дошло, что он предлагает всего лишь за три тысячи оторваться от соглядатаев или за пятьсот рублей просто прокатиться до аэропорта.

— С ветерком так с ветерком, — кивнул я и положил на приборную панель пятитысячную купюру. — Без сдачи, если просто вывезешь меня из города.

Он блеснул улыбкой и завел машину:

— Против музыки не возражаешь, друг?

— Врубай!

Из динамиков грянуло что-то восточно-зажигательное, сразу поднявшее настроение, и наша «тойота» понеслась по ночным улицам, улочкам, переулкам и окраинам Сочи. Таксист не только умел водить и хорошо знал родной город, но и оказался просто башковитым парнем. Одних преследователей он оставил блуждать в узких закоулках через полминуты погони, от других избавился минутой позже, а потом он обнаружил и довольно долго играл в прятки с парочкой мотоциклистов. Получилось даже забавно, выброс адреналина был такой, что не на всякой американской горке в луна-парке испытаешь подобное.

Развязка погони наступила в самый неподходящий и подлый момент, когда я уже смаковал соблазнительную мысль о благополучном исходе. Лишь краем глаза успел заметить выскочивший из-за угла фургон с яркой рекламой на студнем трясущихся бортах тентованного кузова. В него мы и влетели на огромной скорости.

Что было после столкновения, я не помнил.

Очнулся я уже в положении лежа, полностью голый, если не считать прикрывавшего срам полотенца. Хотелось думать, что произошло сие чудо в больнице. По крайней мере, характерный запах антисептика и специфическое эхо больших помещений, столь характерное для наших госпиталей, явились первыми моему очнувшемуся от черного сна сознанию. Глаза, увидевшие высокий беленый потолок с молочно-желтыми плафонами ламп, подтвердили догадку. Следом за зрением вернулось осязание и вместе с ним гадостное ощущение боли и ломоты во всем теле. Не было клеточки в моем организме, которая не горела бы огнем. Болело так сильно, что я не сразу понял, что правая рука у меня затекла и мне не удается ею пошевелить. Мелькнула даже паническая мысль, что я остался без самой ценной конечности, но беглый осмотр успокоил меня и озарил неприятным открытием — правая рука была заведена к изголовью кровати и прикована наручниками. Из-под полотенца на левом бедре торчали несколько длинных разноцветных игл с трубками, которые тянулись к пузатым пакетам с лекарством на стойке капельницы в изголовье кровати.

— Очнулся? Ну наконец-то!

Я с великим трудом повернулся на голос и рядом с кроватью увидел типа в полицейской форме с погонами капитана и шевроном уголовного розыска. Лица толком разглядеть не удалось, доблестный служитель закона сидел между мной и окном, злые солнечные лучи превратили его в размытый силуэт. Силуэт издал гадкий звук — то ли хохотнул, то ли кашлянул.

— Спасибо, удружил! Я из-за тебя тут поселился. Второй день, как прописался!

К горлу подкатил раскаленный колючий комок и я зашелся в долгом сухом кашле. Н-да, вот так больница — ни одна сволочь в белом халате не подошла помочь или спросить о самочувствии. Лишь эта тварь в погонах сидела и ухмылялась (лица я не видел, но был уверен, чувствовал всей своей воспаленной кожей, что ухмыляется).

— Полегчало? — спросил он и, не дожидаясь ответа, швырнул мне на грудь какие-то бумажки. — Что это?

— Я не вижу.

— Это ксерокопии всех найденных у тебя удостоверений: ФСБ, МВД, МЧС, прокуратура. Есть объяснения?

Какой идиот! Где же его учили так допрашивать? Да ни в одном глянцевом детективе ни одному гламурному сыщику не придет в голову вот так в лоб задавать такие вопросы. К тому же, липового мента подводило наличие формы. Еще не видел ни одного сыскаря из угрозыска, который носил бы форму. Они ее надевали пару раз в год по случаю каких-нибудь торжеств.

— Есть.

— Ну?!! — тот аж подался вперед. Наивный дурак, ждал признания.

— Сам читай.

— Что, читай?! — уже с раздражением рявкнул мент.

— Не что, а где. Начни с закона «О полиции». Потом проштудируй закон «Об оперативно-розыскной деятельности». Ну а заполируешь конституцией Российской Федерации. Как прочитаешь, приходи, поговорим за эти бумажки.

Полицейский вскочил и раздраженно пнул мою кровать. Странно, но болью это ни в одном моем члене не отдалось. Даже больше: начали приятно покалывать ноги, затихла саднящая боль в спине. Вряд ли это следствие полицейской терапии, скорее всего какие-то лекарства начали действовать или, что более вероятно, прекращалось их действие.

— Да я тебя!..

— Пошел вон, — тихо сказал я и закрыл глаза.

Он долгую минуту пыхтел надо мной, но потом вдруг собрал свои бумажонки и выбежал из палаты. Это лишь подтвердило мою уверенность, служитель закона был не настоящий. Как-то слабовато отыграл он роль, даже не старался особо. Реальный мент вцепился бы в меня, как бульдог в ногу. А этот еще и вспылил как истеричка.

За время вынужденного одиночества я огляделся по сторонам и проклюнувшиеся ростки подозрений мгновенно вымахали в шумный и дремучий лес. Я лежал на единственной кровати в просторной палате. С трудом повернув голову, одним глазом разглядел-таки открытую дверь с черным проемом коридора, из которого и доносились редкие голоса невидимых обитателей этой странной больницы. Кроме меня, других пациентов не было, свет в коридоре не включен, не было медицинского оборудования, даже банальных прикроватных тумбочек не наблюдалось. Если это помещение и имело отношение к больнице, то самое отдаленное.

Где-то через час место капитана занял силуэт заметно солиднее. Был он в гражданском костюме, коренастее, ниже ростом, уверенный в себе. Говорил командирским голосом с повелительными нотками. От него уже явственно веяло духом работника внутренних органов.

— Ознакомьтесь и распишитесь. Это постановление о возбуждении против вас уголовного дела.

— Я не могу расписаться. Рука в наручниках онемела.

Коренастый велел кому-то невидимому за моей спиной расстегнуть наручники. Мою левую руку тут же приковали к спинке кровати, и лишь потом освободили правую — профессиональный подход.

Правая рука безжизненной плетью упала вниз и ударилась о пол тыльной стороной ладони, но я этого даже не почувствовал. Долгих пять минут я сжимал-разжимал кулак, разгонял кровь, возвращал жизнь руке, пока наконец-то не почувствовал долгожданное покалывание сначала в кончиках пальцев, потом и во всей руке. Коренастый все это время терпеливо ждал.

— Готовы подписывать?

— Готов. Но не буду, — сказал я. — Я должен прочитать документы. Но читать я не в состоянии.

Коренастый хмыкнул, сверля меня ледяным взглядом.

— Не беда, — пожал плечами он и, лениво махнув кому-то за моей спиной, приказал: — Понятых сюда!

Рядом с моей кроватью возникли две тени.

— Все процессуальные действия производятся в присутствии понятых и с использованием видео — и звукозаписывающей аппаратуры. Итак, в соответствии со статьей 14 Федерального закона «О полиции»…

Тараторил он весьма профессионально, чувствовалась многолетняя выучка. Правда, выучка это была не прожженного оперативника, а канцелярской крысы из отдела кадров или пресс-секретаря районного ОВД. Так что вполне можно было допустить мысль, что коренастый был реальным сотрудником, которого в последний момент подключили для исправления чужих ошибок. Какого нашли в спешке, такого и подключили. И я бы даже поверил в реальность постановления об аресте, понятых, да и во все остальное, если бы не прокол мнимого капитана часом ранее. Поэтому, когда он закончил читать свои бумажки, я уже не подозревал, а был уверен в театральности происходящего вокруг. Правда, не понятно было, зачем этот спектакль?

— Принято решение о вашем этапировании в следственный изолятор города Краснодар для проведения дальнейших процессуальных мероприятий в рамках открытого уголовного дела. Вам все понятно?

— До последнего слова! — отрапортовал я.

— Не паясничайте, молодой человек, — сказал коренастый, направляясь к выходу. — Вы угодили в переплет, из которого вряд ли легко выберетесь.

С этим было сложно спорить.

— Судя по обнаруженному у вас набору фальшивых документов, вам светит от десяти лет строго режима, — попытался запугать меня коренастый. Секунду подумал и решил усилить напор: — И это если еще повезет и судья добрый попадется.

— Четыре года максимум, — через силу улыбнулся я. — И то, если докажут умысел и что они вообще мои.

Коренастый дернулся как от пощечины. Но тут же совладал с эмоциями и процедил:

— При обычных обстоятельствах, молодой человек. В городе находится президент. А тут вы со своими фальшивками.

На это я ничего не ответил. Почему-то захотелось, чтобы этот нудный «законник» просто ушел. Я не стал ему разжевывать очевидные вещи, например, что в этом случае мною занялись бы ребята из ФСБ и ФСО, а не полицейские из райотдела.

— К тому же…

— Вы мне, кстати, так и не представились и не продемонстрировали удостоверение, — устало перебил я. — Настоящее удостоверение. Ваше. С печатями, фотографией, званием?

Он какое-то время раздраженно сопел, сверля меня глазами, а затем бросил кому-то:

— Все! Я умываю руки. С самого начала было понятно, что на такое фуфло никто не купится, особенно этот…

— Вот сам ей и скажешь, — ответил ему кто-то. — Нам было приказано допросить, вот и допрашиваем.

— Ну да, заставь дурака Богу молиться…

Коренастый крутнулся на каблуках и вальяжной походкой вышел вон.

— Кретин! — в сердцах выпалил невидимый за моей спиной. Затем набросился на громил, которые играли роль понятых: — А вы чего тут расселись? По местам!

Те нехотя, превращаясь в конвойных, заняли место у изголовья моей кровати.

— База! База! Я опекун. Готовы доставить посылку. Прием!

Ожившая рация ответила:

— База опекуну. Готовность десять минут. Подтверди. Прием.

— Опекун базе. Подтверждаю. Готовность десять минут. Конец связи.

Сбоку мелькнула тень. Обладатель рации и командир громил замер надо мной, а затем предплечье отозвалось неожиданной острой болью. Секундой позже я понял, что он мне сделал укол. Перед глазами снова все поплыло, предметы утратили очертания, звуки стали приглушенными, потянуло в сон.

Проверив мой пульс на шее и одновременно заглядывая в глаза (я старался запомнить это лицо, но оно расплывалось бесформенным пятном), командир что-то невнятно сказал. Клацнули расстегнутые наручники, меня грубо схватили за ноги и под мышки, а затем меня швырнули на каталку.

— Твою мать! — выругался конвоир. — Все-таки вляпался в кровь!

— А ты хоть раз не вляпывался? — другой заржал, но его резко осадил командир:

— Молчать!

Встряхнув надо мной простыней, расправляя, он укрыл меня с головой, словно покойника. От простыни разило химической дрянью, щипавшей ноздри и саднившей в горле.

— Взяли? Выдвигаемся.

Каталку покатили, словно нарочно цепляя все углы и пороги. От тряски простыня чуть съехала и в открывшийся треугольный просвет между собственными животом и ступнями ног я увидел много интересного. Оказывается, это была все-таки больница. Самая настоящая больница с крашенными зеленой краской панелями на стенах, с постом дежурной медсестры в коридоре, с кроватями вдоль стен и распахнутыми в черным мрак больничных палат дверями. Оттуда долетали отголоски кашля, срывающегося на стон крика.

— Неужели вы нас наконец-то покидаете? — откуда-то сзади, постепенно приближаясь, раздался бархатный баритон. Его обладатель мне казался великаном, всемогущим, чуть ли не моим спасителем. И словно подтверждая мои надежды, каталка остановилась. В просвет я видел, как из палат выглядывают и тут же прячутся испуганные белые пятна лиц.

— Да, — коротко ответил кто-то из конвоиров, скорее всего командир.

— Не подумайте, что я против, но неплохо было бы меня предупредить.

— Не по адресу. Я всего лишь выполняю приказ, — в голосе конвоира уже отчетливо звенело раздражение, грозящее перерасти в ярость.

— Как и все мы. Но в следующий раз постарайтесь все же. Ведь мне отчитаться как-то надо, документацию привести в порядок. Этот человек как-никак мой пациент.

— Был ваш, стал наш.

— Все-таки…

— Короче, док! — шипящим шепотом выдавил из себя конвоир. Я представил, как он готовым к броску удавом навис над трепещущим сусликом в белом халате, в которого превратился давешний великан. Надежды на чудесное спасение улетучились. — Надоел. Я тебе в прошлый раз сказал и могу повторить. Не мне претензии предъявляй. Боссу звони!

— Но у меня нет контактов. Я бы с удовольствием пообщался с милой Еле…

— Вот и общайся. Ей затирай про сроки, договоренности, необоснованные расходы и прочую херню. Меня это не касается. Я доставляю туши. Остальное идет мимо меня лесом, тундрой и тайгой. Понял?

— Я же говорю, что у меня нет… — уже совсем не уверенно промямлил доктор и голос его из баритона превратился в плаксиво-просящий тенорок. Хотя, может это мне всего лишь казалось из-за действия лекарств.

— Тебе лучше вообще не говорить. Потому что херню несешь, как только рот открываешь. Уже третий раз ты меня цепляешь, отнимаешь время. Время! За время мне платят. Нас уже вертушка ждет, а ты меня цепляешь. Все! Пошел!

Каталка снова пришла в движение.

— Да пальцы ему сломать и все дела! — подал голос кто-то из громил, второй, поддерживая отличную идею, хохотнул.

— Я тебе сейчас голову сломаю, — рявкнул командир. — Он хирург. Ему нельзя пальцы ломать.

— Но не на руках же. Можно на ноге.

— На ноге? — удивился командир. — Ну, да. На ноге можно.

Они еще долго перешучивались на тему не вредящего делу членовредительства, а я старался запомнить в подробностях услышанный разговор. Врач и конвоиры вряд ли догадывались и очень удивились бы, узнай, насколько ценной информацией они меня одарили. Возникла даже крамольная мысль, что только ради этого следовало угодить в подобную передрягу.

Дурман от лекарств мешал, но я все равно пытался выстроить в подобие системы полученные сведения. Во-первых, босс была женщиной и ее звали скорее всего Елена, хотя возможны были и экзотические варианты вроде Елестемии или какой-нибудь Елекомиды. Во-вторых, и это было уже куда важнее имен, структура организации была примитивнейшая. Врачу было предложено контактировать с боссом, чтобы уладить низовой организационный вопрос. То есть управление организацией осуществляется одним человеком в ручном режиме. Это уровень мелкой лавочки, внезапно распухшей до размеров корпорации. Денег и возможностей стало много, а сознание осталось по-прежнему мелколавочным. Что, собственно, и объясняло все нелепости в истории с мэром и прокурором Матушкиным. Подобное обнадеживало и обещало самые радужные перспективы в будущем. Вывести на чистую воду контору с таким бардаком в руководстве не составит труда.

В предвкушении неминуемого обличения негодяев из преступной организации я и не заметил, как отключился. В себя пришел от укачивающей болтанки и не сразу понял, что носилки со мной сняли с каталки и тащат. Ноги холодил свежий ветер, а в изрядно увеличившийся треугольник в районе ног, ставший моим окном во внешний мир, я со смешанным чувством тревоги и удивления увидел залитую электрическим светом вертолетную площадку с замершей на ней винтокрылой машиной. И потому, как с каждым шагом моих конвоиров вертолет становился ближе и увеличивался в размерах, я догадался, что эти сволочи несли меня ногами вперед. Мало им наброшенной простыни, так еще и несли как покойника. Похоже, они меня действительно уже списали со счетов.

Вблизи вертолет оказался не таким большим, каким привиделся сначала, имел яркую желтую раскраску с цветными полосами вдоль борта и примечательными красными крестами — вертолет санавиации.

Носилки довольно бесцеремонно скорее бросили, нежели поставили на бетон взлетки.

— Сопроводиловка? — потребовал кто-то.

Зашуршали бумаги, зацокали языки.

— Изолированная травма нижних конечностей, — бубнили прямо надо мной, — средняя тяжесть, ушиб мягких тканей, подозрение на воздушную эмболию… Стоп! Не проще ли «скорой»? С эмболией можем не довезти.

— Вези, чем хочешь, док, — буркнул командир конвоя. — Хоть на велосипеде. Теперь это ваш головняк. Расписаться не забудь.

Носилки со мной снова подняли и погрузили в салон вертолета, пристегнули ремнями прямо поверх простыни.

— Взлетаем мягко, — услышал я голос врача, словно из другой комнаты. — Если еще одного холодного привезем, то не видать премии.

— Настолько тяжелый, что ли?

— Нет. Побитый немного. Скорее всего после ДТП. Но его лошадиной дозой трамадола накачали и есть подозрение на воздушную эмболию.

— Это что?

— Пузыри газа в крови. Ерунда, скорее всего. В этой больнице всегда перестраховываются и пишут лишнее.

— А если не ерунда?

— Тогда не довезем. Пан или пропал.

Грузовые двери захлопнулись на удивление тихо и со звуком, больше подходящим люксовому автомобилю, нежели этой летающей бочке. Только я успел подумать, что вертолет готовится взлетать, как ожила силовая установка машины. Поначалу я на этот свист не обратил внимания, приняв за отголоски эха в голове, но с каждой секундой он нарастал, превращаясь в монотонный гул. Когда кушетка подо мной начала дрожать, я сквозь болезненную дремоту осознал, что причиняющие физическую боль раздражители атакуют мои тело и сознание все же извне, а не являются плодом наркотического бреда. Тем временем шум лопастей крутящегося винта нарастал, дрожь переросла в тряску и, когда стало совсем невыносимо, вертолет наконец взлетел.

Поначалу стало даже легко и я себя почувствовал парящим в невесомости без страданий и боли. Но мгновением спустя прилив блаженства сменился захлестнувшим шквалом страдания. Я не раз терял сознание и выплывал из липкого небытия в сопровождении терзавших кошмаров моего реального прошлого, вернее одного единственного, но с разным исходом. Снова вертолет, снова кушетка, снова взлет, снова боль. Вот только вертушка была не чистенькой иномаркой, а старым гремящим армейским транспортником, битком набитым такими же ранеными. Город был не уютным летним Сочи, а забытым в кровавых девяностых годах прошлого века слякотно-осенним Гудермесом. И болело не все тело, а развороченная осколком нога, но болела так, что не помогали никакие обезболивающие и ни стонать, ни терпеть боль не было сил. В реальности меня, молодого офицера военной прокуратуры южного военного округа, благополучно довезли до Владикавказа, прооперировали и спасли ногу. В кошмарах же я горел в падающем вертолете, бился во время ампутации ноги без анестезии, безуспешно пытался выбраться из-под горы заиндевевших трупов в изодранной военной форме, тонул в озере огня вместе с обломками рухнувшего вертолета.

Когда я в очередной раз пришел в себя, то не сразу понял, что меня окружает тишина, что кушетка подо мной больше не трясется и что вертолет, похоже, стоит на земле. Неужели прилетели?

— И долго? — спросили прямо надо мной. Голос, вроде как, принадлежал врачу.

Ответ я не расслышал, говоривший был снаружи.

— И как мы объясним, что места нет? Это же не автобус!

Снова неразборчивое бурчание.

— Ну разве что так. Если контейнер стандартный, то можно и штабелем. Тушу сверху привяжем.

Вдруг все разговоры прекратились и скоро до моих ушей донесся шум подъехавших автомобилей. Захлопали дверцы, послышались крики.

— Это еще что? — услышал я и буквально кожей почувствовал, что говорили обо мне.

— Груз.

— Убрать! — не признающим возражения тоном приказал некто.

— Нет. Наш груз приоритетный, — спокойно сказал доктор.

— Да ты знаешь, кто это?! — с яростью коршуна набросился на врача обладатель властного голоса.

— Не имеет значения.

— Да что б тебя… Саня, Толя! Сюда!

— Давайте сэкономим время, которого у нас и так мало. Меня не нужно стращать вашими троглодитами. Это ведет лишь к затягиванию процесса. Сделаем проще. Ваши Александр и Анатолий помогают вынести наш груз, затем они внесут ваш контейнер, поверх которого мы закрепим наш груз. Только так мы отвезем вашего подопечного в Краснодар. Или вместе с нашим грузом, или он не летит вовсе.

В Краснодар. Мы летим-таки в Краснодар.

— Твою мать! — напоследок выругался обладатель властного голоса, но уже без былой агрессии. — Ладно. Давай.

Упомянутые Толя и Саня выволокли мою кушетку из вертолета и бросили на землю. Бросили так, что в глазах у меня пара фейерверков выстрелила под звук клацнувших зубов. Рука дернулась было, рефлекторно потянувшись к ушибленному затылку. Спохватившись, я настороженно замер, но, похоже, мою неуместную активность никто не заметил. Вряд ли этому способствовало небрежное обращение с моим бренным телом, скорее всего просто ослабло действие трамадола и мне бы очень не хотелось получить новую дозу. Для верности шевельнув нижней челюстью и даже облизав пересохшие губы, я испытал животное наслаждение. Организм просыпался, медленно выбирался из трясины лихорадочного забытья. При этом я понимал, что скоро вернется и настоящая боль. Но даже это в тысячу раз лучше давешнего паралича с единственным вариантом лежать и пялиться в одну точку.

Зажав уголок простыни пальцами ног, я с величайшей осторожностью потянул, каждую секунду ожидая окрика. Но моя хитрость осталась незамеченной и удалось освободить от укрывавшего меня савана сначала правый глаз, а потом и левый. На этом я благоразумно остановился, надеясь, что со стороны все выглядело так, будто простыня сползла сама.

Получив возможность не только слышать, но и видеть происходящее, я первое время не мог сориентироваться. Вертолет, фрагментарно выхваченный из темноты несколькими мощными лучами, нависал надо мной громадой корпуса. Я лежал на земле у левого борта ногами к хвосту и из-под днища вертолета мог наблюдать за мельтешением ног по правую сторону. Я насчитал семерых, не считая людей в летных и медицинских комбинезонах.

Оглядевшись, я безуспешно пытался понять, где мы приземлились. Судя по кромешной тьме и специфическим сухим ароматам открытой степи, это была какая-то глушь вдали не только от моря, но и человеческого жилья. Сколько я ни всматривался и не вслушивался, нигде не увидел и намека на типичное даже для небольших поселков зарево электрического освещения, не услышал шума проезжающих машин. Нужно было постараться в густо населенном многомиллионном Краснодарском крае найти такое место, чтобы приземлиться на вертолете и не вызвать интереса у местных.

Приподняв голову, я украдкой оглянулся. Увиденное оказалось куда интереснее решения загадки с местом приземления. Перед вертолетом стояло несколько огромных черных джипов и фургонов с включенными фарами, которые объезжала, опасно раскачиваясь на неровностях дороги, белоснежная карета «скорой помощи». Обогнув вертолет, она на какое-то время выпала из поля зрения, но потом снова возникла уже позади вертолета, неуклюже пытаясь пристроиться к нему максимально близко. Когда же распахнулись ее задние двери, давая возможность разглядеть содержимое, у меня внутри все сжалось. Конечно, была вероятность ошибки, действие лекарств и обманчивость ночи могли сыграть со мной злую шутку, но сомнения отпали, когда выволокли из белого фургона что-то похожее на огромный обтекаемый черный саркофаг с плоским дном. По бокам у этого корыта имелся ряд рукоятей для переноски, чуть выше виднелся шов, разделяющий массивное основание и полупрозрачный матово блестевший колпак. Вживую эту диковину я видел впервые, но по описанию прокурора Матушкина точно знал, что именно увидел — точно такой же контейнер, рядом с которым нашли труп мэра.

В сопровождении сопенья и шарканья волокущих большой груз ног саркофаг бережно занесли в вертолет. Через минуту туда же отправили и носилки со мной, снова привязали. Мордовороты не обратили внимания на мое почти открытое лицо и позволили рассмотреть салон изнутри. Контейнер стоял на месте моих носилок уже пристегнутый множеством ремней и у меня создалось впечатление, что это не первая и далеко не спонтанная перевозка подобного груза. Под него имелась площадка с системой ременной фиксации и ограничителей, из открытого в носу лючка этого гроба тянулся широкий шлейф проводов, подключенных к электросистеме вертолета.

Врач сразу заметил съехавшую простыню и, хоть я и изображал лежащего в беспамятстве с закрытыми глазами, резким рывком натянул ее обратно. Сделал это буднично, безразлично, как уставший санитар в морге. При этом смотрел он будто сквозь меня.

Тем временем возникла новая, но вполне предсказуемая проблема.

— А вы куда собрались?!

— Я должен сопровождать!

— И без вас перегруз намечается, — отрезал доктор.

— Ну тут еще много места!

— Это не маршрутка со стоячими местами! — голос доктора уже звенел. — Самый легкий из ваших троглодитов утяжелит вертолет на центнер, а у нас каждый килограмм на счету.

— Тогда выкидывайте этого вашего! Без сопровождения нельзя!

На горизонте возник проблеск надежды, что меня все-таки действительно выбросят или хотя бы доставят в Краснодар менее шустрым и опасным транспортом. Но доктор погасил надежду, буквально растоптал.

— Может быть именно эта туша предназначена для вашего клиента? Вы его сейчас выкинете, а в Центре окажется, что он был единственным подходящей донором.

Троглодиты вмиг замолчали и больше не предпринимали попыток забраться в вертолет. По крайней мере, больше никто не шумел.

Через минуту завыли двигатели вертолета и, отрезая пути к спасению, захлопнулись двери.

Взлет возымел не столь разрушительное воздействие на мой истерзанный организм, как в прошлый раз. В начале, конечно, замутило с одновременным появлением стойкого позыва провалиться в небытие. Но я переборол желание плоти, в моем положении лишиться сознания было равнозначно утрате жизни. Я должен слышать каждое произнесенное в вертолете слово, я должен знать о всех манипуляциях, которым меня подвергнут. Но самое важное, я должен быть готов использовать любой шанс спастись, а сделать это будет проблематично в беспамятстве.

Скрытый простыней, я принялся осторожно разминать мышцы. В сопровождении с дыхательной гимнастикой систематическое сокращение и расслабление мышц от кончиков пальцев ног до шеи и без помощи тренажеров в фитнес зале способно привести тело в тонус. Разминка помогла убедиться и в цельности всех костей. Налфубин, промедол, фентанил и прочая химия, которой меня пичкали последние сутки, могли сыграть злую шутку с организмом. Не раз видел, как люди довольно шустро бежали с простреленными ногами и сломанными ступнями всего лишь под действием адреналина. Самое гадкое в этих историях, что потом эти шустрые беглецы попадали на стол к хирургам для ампутации, потому что вылечить столь запущенные переломы и повреждения было невозможно.

Неожиданно я каждой клеточкой организма почувствовал, как вертолет слегка накренился в повороте и как будто провалился, еще противнее взвыли двигатели, закладывая уши. Летчики молодцы, совершили вираж и посадили машину очень аккуратно, будь я не в полуобморочном состоянии, то и не заметил бы. Борясь с желанием блевать и одновременно пытаясь определить, где верх, а где низ, я с удивлением обнаружил отсутствие тряски и относительную тишину. Турбины еще какое-то время посвистывали, с каждой секундой стихая, но того сверлящего где-то в основании черепа гула уже не было, доставляя невероятное облегчение. Тем временем в салоне вертолета началась возня. Неразборчиво бубня и постоянно задевая мою койку, кто-то сновал взад-вперед, раздавались щелчки многочисленных тумблеров и клацанье защелок.

Когда открыли люки, в медицинскую затхлость летающего госпиталя ворвался прохладный воздух, наполняя пространство свежими ночными ароматами и новыми звуками, прежде всего голосами. Снаружи ругались, причем даже без контекста и невольно вклинившись в чужой разговор в середине оного было очевидно, что кого-то пугали невообразимыми карами.

— То есть как? — услышал я голос врача. — Нам ничего не сказали. В сопроводиловке…

— Что вы ему вводили? — рычал кто-то.

— Ничего. Мы его приняли в таком состоянии.

Кто-то же такой важный находился в саркофаге, что состояние его здоровья так всех пугало? Мне очень хотелось заглянуть внутрь.

— Беспокоиться не о чем. Все показания в норме. Пульс, дыхательный ритм, давление в пределах.

— Да вы бы его хоть развязали! И почему он укрыт простыней как туша?

— Потому что в сопроводиловке он значится как туша, — устало сказал врач, забираясь обратно в вертолет. Через секунду я услышал хлесткие звуки разрезаемых ремней. Мгновенно стало легче. И внезапно оказалось, что речь шла не об обитателе саркофага, а обо мне. Про саркофаг вообще забыли.

— Он еще и голый! — снова неистовствовал кто-то снаружи. — Да что б вас! Оденьте его немедленно!

— Но…

— Вот сам и раздевайся! Размер, похоже, один.

И врач принялся стягивать комбинезон и мягкие белые туфли. Через минуту я лежал, уже одетый и со стороны наверняка напоминал просто прикорнувшего врача.

— Почему он без сознания?!

— Не знаю. Странно. По идее, должен был уже в себя прийти.

— Немедленно в реанимацию!

Носилки со мной бережно вынесли из вертолета. Сквозь прищуренные веки я огляделся в поисках обладателя грозного голоса и очень удивился, увидев коренастую женщину в зеленой медицинской спецодежде с отражающими полосками на штанах и куртке. Правда, принадлежность к слабому полу была условной и дама напоминала чемпионку мира по метанию молота. Такая половину мужиков на ноль помножит не задумываясь. За ней стоял грузовой черный микроавтобус с распахнутыми дверями и толпилось с десяток народа в такой же спецодежде, как и грозная мадам с прокурено-простуженным голосом. Чуть поодаль замер промышленный погрузчик с манипулятором на длинной стреле. Над ними, теряясь в рассеянном электрическом свете, нависала темная громада многоэтажного здания.

Как только меня выволокли из вертолета, погрузчик рыкнул мощным дизелем и, лязгая раскачивающимся манипулятором, тронулся с места. Оживились и люди. Через секунду вокруг саркофага началась суета. Но как его извлекали из вертолета и грузили в фургон, мне увидеть не довелось. Загораживая окрестности могучими плечами и прочими атлетическими частями тел, двое дюжих молодцов схватили носилки со мной и по хорошо освещенной дороге чуть ли не бегом понесли к зданию.

Как только наша процессия свернула за угол и попала на скудно освещенный участок, я внезапно для санитаров «ожил». Вряд ли они поняли, что произошло. Несший носилки сзади лишь успел округлил глаза и открыть рот, когда я вскинул ногу и вырубил его ударом носка в подбородок. Санитар утробно булькнул, будто поперхнулся, а затем рухнул на меня, не выпуская носилок. Его напарник сразу же выронил ставшую непомерно тяжелой ношу, по инерции прошел пару шагов и только потом бросился помогать упавшему товарищу, и скоро «прилег» рядом. Со стороны выглядело так, будто его ударил лежавший на мне санитар. На самом деле бил я, когда тот наклонился над бездыханным телом, точно в стык верхней и нижней челюстей, отработанным и проверенным ударом, на несколько минут выбивающим дух из любого.

Полежав несколько секунд и собирая мгновенно растраченные силы, я кое-как спихнул с себя две туши и впервые за сутки поднялся на ноги. Ощущения были так себе, словно это не я только что, а меня нокаутировали. Перед глазами плавали фиолетовые пятна, окружающий мир раскачивался, будто я стоял на палубе корабля в пятибалльную качку.

Держась стены здания, я побрел в противоположную сторону, благо там и электрического света было поменьше и вроде как различались очертания высокой ограды.

Подойдя ближе, я действительно обнаружил забор из темного металлического профиля, однако его высота кроме отчаяния никаких чувств не вызывала. Перелезть-то, наверное, я бы смог, особенно изнутри по каркасу, но спрыгнуть с него на противоположную сторону без травм вряд ли получилось бы. Чертыхнувшись, я побрел вдоль забора.

Путешествие вдоль забора показалось многочасовым с перспективой превращения в бесконечное. В действительности оно вряд ли длилось больше пятнадцати-двадцати минут, сказывались общая слабость и крепнувшее ощущение безнадежности. Не добавляло уверенности и полное отсутствие информации о месте, куда меня привезли. Простая больница, пенитенциарное учреждение, пресловутый филиал центра нетрадиционной медицины, на сей раз краснодарский? От этого зависела специфика охраны и сил, которые должны были бросить в погоню за мной. Каждую секунду я ждал воя сирены, криков, остервенелого собачьего лая и мечущихся в темноте лучей прожекторов. Тела санитаров уже должны были обнаружить и поднять тревогу, но почему-то ничего не происходило. Я это воспринимал как часть хоть и непонятного, но все же плана. Была и надежда, что меня вообще не хватились, но я всегда исходил из худших вариантов развития событий. Если в моей изрядно оскудевшей чаше кармы еще оставалось хоть несколько чудесных капель удачи, то искать меня станут внутри здания, вокруг вертолетной площадки или где-нибудь еще дальше от того бесконечного забора, вдоль которого я плелся. Мне нужно было несколько минут форы, всего несколько минут.

Выход обнаружился внезапно. Забор уперся в ярко освещенную сторожку со шлагбаумом, за которым была свобода. От шлагбаума убегала желанная, манящая приглушенным желтым светом уличных фонарей дорога в город, огни которого просматривались впереди за деревьями сквера. В сторожке обнаружился невероятных размеров жирный тип в камуфляжной форме с нашивками охранника, но он сладко спал на стуле под убаюкивающий голубой свет мониторов камер слежения. На одном из экранов я увидел себя, заглядывающим в сторожку. Чуть ли не с обожанием глядя на храпящего толстяка, я сразу успокоился. Если здесь так обстоит дело с охраной, то никакой это не режимный объект, где подобные типы при трудоустройстве даже собеседование не смогли бы пройти. Было похоже, что я угодил в обычную больницу, вроде той сочинской.

Прокравшись мимо сторожки, я просто вышел на дорогу, взял чуть в сторону от ее освещенной части и, спотыкаясь, побрел в город. Тем более, метров через сто обнаружился какой-никакой тротуар и можно было плутать по ночным улицам без опаски попасть под колеса случайного авто.

Получасовая прогулка забрала остатки сил, но принесла и плоды. По номерам на машинах и названиям улиц я с успокоением констатировал, что меня привезли-таки в Краснодар.

Первое попавшееся неприметное место, где можно было бы передохнуть, оказалось скамейкой возле закрытого продуктового магазинчика. С облегчением откинувшись на жесткую спинку, я закрыл глаза. Оставалось надеяться, что я напоминал уставшего выпившего человека, к которому со стороны окружающих обычно не бывает ни вопросов, ни претензий.

Очнулся я от раздражающей боли и не сразу понял, что это был свет. Бьющий прямо в глаза свет, чувствовалось даже исходящее от него тепло. Он был так ярок, его было так много, что казалось, будто кроме света в мире ничего не осталось. Боль и свет.

— Живой! — свет резко скакнул в сторону и потух. — Эй! Доктор! Ну и нализался. Медицина, слышишь?! Ты на работу или с работы?

Кто-то стремительно наклонился к моему лицу, с шумом втянул воздух и тут же отпрянул.

— Не, он не пьяный. Лекарствами разит. Наркоман, что ли?

— Не, просто устал. С дежурства на автопилоте прет. У меня сеструха так же вкалывает в БСМП.

Щурясь, я во мраке разглядел две фигуры, вроде как в форме.

— Да нет, ребята, сморило меня, — выдавил я из себя. — Вторые сутки на ногах. Оптимизация медицины на марше. Работать некому, вот и приходится…

Ко мне кто-то наклонился, в лицо ударил жар чужого дыхания.

— А ну-ка!

Меня подхватили и с другой стороны, а потом буквально понесли.

В ходе короткого разговора выяснилось, что парни были казаками и возвращались домой после ночного патруля. Балагуря и подбадривая меня, они живо донесли мое мало на что годное тело до стоявшей под уличным фонарем машины.

— Тебе куда, медицина? Домой или на работу? Можем подбросить.

— Да нет, не нужно…

— Не дело на улицах спать. Сейчас хоть и лето, а сквозняком легко может прохватить. У меня так батя воспаление легких заработал. Жарко стало, он майку-то и снял, под ветерок в тенечке стал. Назавтра «скорая» увезла.

— Да и мало ли что, — вторил ему другой. — Ночью лихих людей хватает. Обидеть могут.

— Так куда тебя?

И тут-то в голове сам всплыл адрес бывшей жены. Помнится, она в гости звала накануне? Вот и повод нашелся.

— Гидрострой. Улица Мачуги.

Поначалу казаки напряглись, заставив меня насторожиться — вдруг, это все-таки не Краснодар, но потом все объяснилось.

— Далековато, — с растягом сказал один и посмотрел на другого, неловко почесывая затылок.

— Вот я и говорю, — ухватился я за возможность. — Ничего со мной не станется. Сейчас такси вызову и все будет нормально!

— А деньги-то у тебя есть? — засомневался первый.

— Да какие сейчас деньги? «Убер» вызову и…

И я осекся, поняв, что у меня нет ничего, кроме медицинской униформы. В свете фонаря вид у меня был еще более нелепый, чем в подслеповатых сумерках у лавочки. И даже человеку с плохим зрением было очевидно, что у меня нет не то что телефона, но даже элементарного клатча или хотя бы поясной сумки для мелочей. Спасая ситуацию, я для вида похлопал себя по груди и бедрам в поисках несуществующего телефона.

— Да что же это? Вроде брал. Помню же, что брал.

— Походу, тебя уже обчистили, медицина! — весело констатировал казак, невольно подыгрывая мне.

— Ладно. Поехали, — невесело сказал другой, как-то обреченно махнул рукой и принялся помогать напарнику усаживать меня на заднее сиденье старенькой «хонды».