Чушь собачья

Евгений Лукин, 2003

«С собаками в Капитолий не пускали. Ратмир сидел на привязи рядом с шершавым бетонным столбом, время от времени пытаясь избавиться от намордника. Делал он это без особого старания. Давно уже ставшая привычной ременчатая снасть не причиняла ему особых неудобств – просто надо было хоть чем-то себя занять. Утро выдалось душноватое, зато спокойное. Никто не толпился на асфальтовом пятачке и на полого восходящих ступенях, не требовал справедливости, не вздымал картонок с коряво начертанными лозунгами. Врождённое чутьё подсказывало Ратмиру, что свора шумных двуногих существ, если и сбежится сегодня к Капитолию, то позже – за полдень, в самую жару…»

Глава 4.

Пёс учёный

В конце рабочего дня, приняв душ и переодевшись, Ратмир по обыкновению заглянул в приёмную проститься с начальством по-человечески, но был задержан.

— Зайди, пожалуйста, — покряхтывая и пряча глаза, сказал директор. — Разговор есть…

— Надолго?

— М-м… Пожалуй, да.

У секретарши разочарованно вытянулось личико. Было ясно, что интимному замыслу, возникшему в «Собачьей радости», если и дано осуществится, то никак не сегодня. Ратмир повернулся к Ляле — и виновато развёл кистями натруженных рук. Конечно, он имел полное право послать Рогдая к чертям собачьим, поскольку часы показывали уже пять минут седьмого, однако, помимо служебных обязанностей, существует ещё и элементарная вежливость.

Пришлось войти.

Вот уже третий год Ратмир служил в фирме «Киник» — и тем не менее каждый раз испытывал лёгкое потрясение, обнаружив в конце рабочего дня, что ростом хозяин на пару сантиметров ниже его самого, что не такой уж он большой — скорее располневший, да и всемогущество этого удивительного человека съёживалось до вполне обозримых и довольно скромных размеров. Потрясение неизменно отзывалось острым разочарованием, что в свою очередь вело к некоторой сухости отношений между сотрудником и работодателем.

— Присаживайся… — со вздохом молвил Рогдай Сергеевич.

Ратмир присел и тут же, невольно поморщившись, взялся за ушибленный бок, которым он пару часов назад вмазался с маху в захлопнутую теневиками дверь. Хорошо ещё развернуться на лету успел!

— Газетку-то — покажи… — сказал директор, воссевши напротив.

Ратмир достал и подал ему всё тот же повреждённый номер «суслика». Глава фирмы водрузил на кончик носа очки в тонкой платиновой оправе и углубился в интервью. Лицо его, поначалу скорбное, вскоре смягчилось, подобрело.

— Славно, славно… — пробормотал он. Потом взглянул на Ратмира поверх линз. — Коньячку не желаешь?

— Нет, спасибо…

Директор уважительно кивнул и не стал настаивать. Дочитав, удовлетворённо сложил газету, потрогал сквозные дырки.

— Следы клыков, однако… — глубокомысленно заметил он. — Интересно: чьих? Для терьера челюсти слишком широки, для мастиффа узки… — Снял очки и выжидающе посмотрел на Ратмира.

Тот молчал.

— М-да… — сказал наконец директор, возвращая газету. — Интервью с самим собою — и то не пощадил. А ведь знал, наверно, что не просто бумажка…

— Служба, Рогдай Сергеевич… — напомнил Ратмир.

— Служба… — опечалившись, повторил тот. Усмехнулся, крутнул головой. — Знаешь, Ратмир… — сообщил он как бы по секрету. — Если, не дай бог, придётся когда-нибудь сокращать штаты, имей в виду: тебя я уволю последним… Во всяком случае, одним из последних. Где-то между Львом Львовичем и Гариком…

— Вы мне льстите, Рогдай Сергеевич… — с утомлённым видом потирая висок, сказал Ратмир.

— Нет, — бросил тот. — Не льщу. Вспомни хотя бы ту разборку с «Канисом» — из-за госзаказа… Честно тебе скажу: ни на что не рассчитывал. То есть вообще ни на что! Ну сам прикинь: кто мы и кто они! Как увидел этого их Джерри — ну, всё, думаю, конец моему Ратмиру… А хорошо ты его в тот раз порвал!

— Сейчас бы и вовсе загрыз, — мрачно изронил Ратмир.

— Верю, — в тон ему отозвался директор. — На людей вон уже бросаешься… Не понравились они тебе, что ли?

Глаза их встретились — и надолго.

— Вам, — пояснил Ратмир по истечении нескольких секунд. — Вам, а не мне, Рогдай Сергеевич… Вероятно, вы не в курсе, но существует такая тонкость: пёс в большинстве случаев смотрит не на человека, а на хозяина. Как к этому человеку относится хозяин. Я ведь ещё на лестнице почуял, что не нравятся вам эти двое…

— И поэтому бросился?

— Разумеется!

Директор издал досадливый рык, ударил ладонями по столу и тяжко поднялся на ноги.

— Нет, без поллитры с тобой всё-таки говорить невозможно! — объявил он в сердцах. Открыл бар, выставил на стол извечную пару хрустальных напёрсточков и крепко початую бутылку контрабандного чумахлинского коньяка.

Пришлось употребить.

— Ну и что ты кому доказываешь? — опрокинув стопку, с жаром заговорил Рогдай Сергеевич. — Ты всё уже всем доказал! Ты — пёс. Пёс, каких мало. С большой буквы «П». Но головой-то думать… Погоди! Не перебивай!.. Знаю, что ты ответишь: собаки не думают, у них инстинкты…

— Ну, не совсем так… — недовольно начал Ратмир.

— Да помолчи же ты наконец! — взвыл директор, и на какое-то время в кабинете действительно установилась тишина.

— В собачью-то шкуру влезаешь лихо… — тяжело дыша, упрекнул Рогдай Сергеевич. — А ты в мою влезь попробуй! Вот наехали на Льва Львовича… Между прочим, правильно наехали — долги платить надо. То есть правы не мы. Правы они! Я в этой сучьей ситуации пытаюсь развести всё по понятиям — и тут появляешься ты с раззявленной пастью! А если бы тяпнул, не дай бог? По судам бы ведь затаскали!.. — Налил-махнул ещё одну стопочку и, переведя дыхание, продолжал: — Короче! К чему я веду-то?.. — Голос его плавно сошёл на низы, исполнился укоризненной теплоты: — Служба службой, Ратмир, а в глубине души нужно всё-таки оставаться человеком… То есть хотя бы соображать, что делаешь! — Рогдай Сергеевич с вызовом взглянул в глаза, развёл руками. — Да, вот такой я, прости, прозаический, грубый, вторгаюсь в твоё высокое искусство, но… так же тоже нельзя, пойми! Бок-то болит, небось?

Ратмир ощупал ребра.

— Терпимо…

— А когда в дверь вмазался?

— Вообще ничего не почувствовал. В образе был…

Рогдай Сергеевич скорбно сложил губы, покивал.

— Ладно, — утешил он. — Оформим как производственную травму… А о том, что я тебе сейчас сказал, ты всё-таки подумай.

* * *

Расстались, впрочем, вполне дружески.

Сойдя по лестнице в крохотный тёмный холл и расписавшись в журнале у охранника, Ратмир поискал глазами изящный Лялин росчерк и обнаружил его на предыдущей строчке. Ждала двадцать минут, потом, надо полагать, отчаялась и ушла. Совсем досадно… Телефон ей, что ли, сотовый купить со следующей получки?

— Ну вы им дали, Ратмир Петрович! — с уважением, чуть ли не подобострастно молвил охранник, принимая журнал. — Как они от вас в дверь-то, а?.. Любо-дорого посмотреть… — Метнул опасливый взгляд в сторону пролёта. Там, как и следовало ожидать, никто из руководства не маячил, тем не менее страж на всякий случай притушил голос. — Сильно ругали? — сочувственно осведомился он. — А то что-то долго вы…

— Так, пожурил слегка… — устало отозвался герой дня. — Даже вон ушиб оплатить обещал. И потом мне ведь к выволочкам не привыкать…

Охранник покивал, погрустнел.

— Да-а… — с некоторой завистью протянул он. — Конечно, вам-то проще, Ратмир Петрович. Прикинулись — и вперёд! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю… А тут… — Охранник в сердцах бросил журнал под крохотный жестяной светоч на трубчатой изогнутой ножке. — Натравили двух шавок каких-то! Да я бы один их скрутил! Тявкнуть бы не успели… А начальство говорит: не моги! Стой и смотри на них, на волков позорных… — Скривился плаксиво и постучал себя кулаком в камуфлированную грудь. — Обидно, Ратмир Петрович! Аж выть хочется!..

Ратмир ободряюще потрепал его по холке, утешил бедолагу, как мог, и уже двинулся к едва не выбитой сегодня двери, когда в спину последовало жалобно:

— Ратмир Петрович…

Обернулся.

У охранника был несколько смущённый вид.

— Я вот думаю, Ратмир Петрович… может, мне тоже в псы податься, а? Или поздно уже?..

Ратмир хмыкнул, озадаченно выпятил челюсть.

— Да тут дело в общем-то даже не в возрасте…

— Понял… — мрачнея, проговорил охранник. — Тоже, что ли, по блату?

— Ну не то чтобы по блату, — уклончиво молвил Ратмир. — Во-первых, нужны способности, внешние данные…

— Талант! — благоговейно присовокупил страж.

— Можно сказать и так… Потом выучка, диплом. Ну и… желательно, родословная…

— Родословная?

— Желательно, — повторил Ратмир. — Без неё на хороший поводок не возьмут, даже и не надейся. В лучшем случае будешь где-нибудь склад охранять… Хозяевам-то хочется, чтобы собака была чистых кровей, от титулованных производителей… Ну не от Рюрика, понятно, не от Гедемина, но хотя бы от Николая Романова. Гильдия служебных псов — она ведь как возникла-то? На базе дворянского собрания…

— А вы, Ратмир Петрович? — с трепетом осведомился охранник.

— Согласно аттестату, — охально осклабившись, сообщил тот, — я — последний представитель древнего рода князей Атукаевых…

— А-а… — с облегчением протянул страж, тоже расплываясь в глумливой ухмылке. — Поня-атно… А я, главное, думаю: откуда столько в Суслове дворян?.. — Что-то, видать, вспомнил, встревожился: — Ну а Лев Львович спасибо-то хоть сказал? Вы ж его, считай, у этих волчар отбили…

— Да нет, конечно… — буркнул Ратмир, берясь за дверную ручку. — Вильнул хвостом — и за порог…

— Вот люди! — с горечью подвёл итог охранник.

* * *

Поскольку в кабинетном баре Рогдая Сергеевича по давней традиции имелось всё, кроме закуски, Ратмир решил по дороге домой завернуть в «Собачью радость» и выровнять самочувствие чашечкой хорошего кофе. Народу в сводчатом погребке набилось уже порядочно, зато все были свои. Ратмира сразу же окликнули. Из вороха газет выглянули вздёрнутые бровки и жёсткая бородка симпатяги Боба. Приблизившись, Ратмир увидел, что за тем же столиком расположился и косматый мрачный кавказец Тимур по кличке Тамерлан.

Поприветствовав его крепким рукопожатием, Ратмир сел на свободный табурет, подозвал официанта. В ожидании «капучино» огляделся, прислушался.

— Да щеночек вы мой! — артистическим хорошо смазанным голосом излагал неподалёку благообразный пепельный Артамон Аполлонович (краем карего выпуклого глаза Ратмир запечатлел его вдохновенный породистый профиль). — Знали бы вы, кутёночек, с какими корифеями мне довелось в своё время общаться! Запросто — ну, как с вами сейчас… Адмирал, Лорд Байрон… Я ведь их ещё застал на поводке. Вот это была школа! А теперь… «Под фанеру» скоро лаять начнут! — Расстроенно махнул вялой аристократической рукой — и умолк.

В противоположном углу яростно спорили о правах.

— А разве не дискриминация? Эта ваша победно задранная лапа, господа кобели…

— Нет, но… Вам-то удобнее — присев…

— Да не в удобстве дело! Дело в принципе!..

— Знаешь ты эту сучку! — вполголоса убеждал кто-то кого-то. — Немка. Чёрная такая… Как ее? Эльза? Берта?..

Болтали о чём угодно, но имя Джерри не прозвучало ни разу. Нет такого пса. Нет и не было.

— Говорят, ты сегодня теневую экономику разогнал? — с лёгким акцентом, как и подобает кавказцу, спросил Тимур.

— Как?! — Боб от удивления вывернул бородку набок. Даже газету отложил.

Ратмир невесело усмехнулся:

— Ну, не то чтобы разогнал, но…

— Расскажи, да?

Ратмир, не чинясь, изложил всё подробно, причём начал со сновидений. Многие ли члены Гильдии могут похвастаться тем, что им на работе снятся настоящие собачьи сны, да ещё и с провалами в генетическую псевдопамять! Когда добрался до конца истории, как раз принесли кофе.

— Короче, слишком профессионально работаю, — не без язвительности заключил он, делая крохотный первый глоток. — Такие вот, представьте, ко мне у начальства претензии…

Боб долго жевал бородкой и ронял брови на глаза.

— Тут… политика, — вымолвил он наконец.

— Сбесился? — с неподдельным интересом осведомился Ратмир. — Какая политика?

Тот снова схватил газету, развернул и, поднеся её к глазам почти вплотную, принялся быстро-быстро то ли просматривать, то ли обнюхивать заголовки. Листнул, вывернул. Мелькнуло крупно: «Журналисты — сторожевые псы демократии».

— Вот! — сказал он, уверенно ткнув пальцем. — На Западе подозревают, что Суслов — тоталитарное государство. И знаешь, почему? — Боб вскинул таинственные глазёнки. — Преступность слишком маленькая. При демократических режимах так не бывает. И пока мы не повысим уровень преступности, за демократов нам не проканать. Понял теперь?

— Во-первых, брешут, — резонно заметил Ратмир. — Запад про нас не пронюхал и не пронюхает… А во-вторых, я тут при чём?

Боб подпрыгнул на табурете.

— То есть как при чём? А на теневиков кто бросился? Я, что ли? Ты же, получается, преступление предотвратил!

Ратмир зарычал и завращал глазами. Из-за соседних столиков даже оглянулись тревожно, но вовремя сообразили: дурачится. Тем более что источник тревоги быстро иссяк.

— Водобоязненный ты наш… — оборвав рычание, ласково сказал Ратмир Бобу. Потом вопросительно посмотрел на Тимура.

Огромный кавказец рассеянно разглядывал на свет бокал с хванчкарой.

— Правильно тебе хозяин говорит, — скупо изронил он. — Служба службой, а думать — надо…

От неожиданности Ратмир едва не поставил чашку мимо блюдца.

— Не понял. Поясни.

Кавказец медлил.

— Совещание идёт — под столом сидишь? — спросил он.

— Н-ну… под столом, не под столом… Да. Сижу.

— Что говорят — слушаешь?

— Н-ну… интонации, конечно, воспринимаю…

Тимур по кличке Тамерлан повернул лохматую крупную голову и одарил Ратмира долгим недоверчивым взглядом.

— Вах! — подивился он. — Кто дал этому псу третье место? Памятник ему отлить! Как собаке Павлова…

Ратмир послал нижнюю челюсть вперёд и несколько вверх, по привычке следя за тем, чтобы как-нибудь случайно не обнажились зубы. Порода обязывала. Особям с пошлым нормальным прикусом этого не растолковать. Демонстрируя другой характерный признак породы, а именно — выдержку, подозвал официанта и спросил ещё один «капучино».

— Жалко мне тебя, Ратмир-джан, — задумчиво проговорил Тимур. — Такой пёс, медаль у тебя, а живёшь на одну зарплату… Старый станешь — на пенсию будешь жить, да?

Уяснив, что с политическими темами здесь покончено, Боб утратил интерес к беседе и, презрительно фыркнув, снова зарылся в газету. Ратмир-джан с удивлением покосился на Тамерлана.

— Между прочим, — тихо и многозначительно сообщил он, — ко мне уже с этим подкатывались, и не раз. Из конкурирующих фирм. Выспрашивали кое-что, деньги предлагали…

Тимур встрепенулся:

— Предлагали, да? И что ответил?

— Правду ответил. Не знаю. Не прислушиваюсь. Не моё это собачье дело.

Тимур-Тамерлан одобрительно наклонил широкий лоб, как бы разделённый на две равные доли неглубокой вертикальной бороздкой.

— Правильно ответил, — с удовлетворением проговорил он. — Фирму сдавать нельзя…

— Это я и без тебя знаю! — блеснул клыком Ратмир.

— Только не сердись, пожалуйста… — попросил Тимур. — У тебя нюх есть?

— Какой нюх?

— Собачий.

— Собачьего нет.

— А слух?

— Со слухом чуть получше…

Кавказец пренебрежительно шевельнул косматой бровью.

— Значит, и слуха нет, — подытожил он. — А что есть?

Официант беззвучно поставил на стол вторую чашечку кофе. Ратмир поблагодарил сдержанным кивком. Разговор помаленьку начинал раздражать. Столковались все, что ли, сегодня? Поучают и поучают. Нашли, понимаешь, щенка… У него вон третье место, между прочим, на «Кинокефале»!

— Ум должен быть! — так и не дождавшись ответа, огласил Тамерлан. — Настоящая собака (натурал, да?) всё о хозяине знала. И ты тоже знай, Ратмир-джан… А иначе хороший будешь пёс, но глупый. Зачем хозяину глупый пёс? Зачем ты сам себе такой? Лежишь под столом — слушай. Услышал: вах! Сусловский доллар будут обваливать! Все на обед, а ты — в менялку. И фирме вреда нет, и тебе польза… Адмирала уважаешь?

— Ещё бы!

— А у него три ресторана. Думаешь, сами построились?

Ратмир хмыкнул — и призадумался. Припомнилось вдруг, что каждый раз, когда ему доводилось зачем-либо менять местную валюту на иностранную, за ним мгновенно выстраивалась очередь — и в тот же день сусловский доллар несколько падал в цене. Любопытно. Стало быть, народ внимательнейшим образом следит за финансовыми операциями служебных собак и делает вполне правильные выводы.

Надо же!

* * *

Вместе с прозрачными сумерками на Суслов снизошло некое подобие вечерней прохлады. Прямой смысл пройтись до родной конуры пешком. В городском парке уже сияли вовсю лампионы, благоухало репеллентами, а центральная аллея до такой степени была запружена обнажённым людом, что у какого-нибудь приезжего запросто могло сложиться неверное впечатление, будто в Суслове обитают одни нудисты.

Зимой бы у приезжего такого впечатления не сложилось.

Двигался люд преимущественно в направлении набережной, где к вечеру становилось очень красиво: в погромыхивающем сумеречном небе за Сусла-рекой возникало нечто вроде отдалённого фейерверка. Оборзевшая, сорвавшаяся с цепи Америка давала прикурить Лыцку (по другим сведениям, он — ей).

Попадались навстречу и граждане типа ретро, то есть более или менее одетые. Некто с претензией на крутизну вёл на поводке мохноногую девицу компактного сложения. Что ж, красиво жить не запретишь! Только вот подлинность крутизны вызывала некоторые сомнения: шорты — явно левые, да и класс девицы, изображавшей, судя по причёске, коккер-спаниэля, был не слишком высок. Надо полагать, из дилетантов — нанимается по случаю, а оплата — почасовая.

Примечательно, что вокруг хозяина и его четвероногой питомицы наблюдалось пустое пространство, говорящее о некой неприязни сусловских нудистов к служебным псам.

Если в любой другой точке земного шара нудизм — явление дикорастущее, то в Суслове его некоторое время насаждали сверху, наивно полагая хотя бы таким образом привлечь к себе внимание мировой общественности. Шли в ход чёрные технологии. Издавались статьи, доказывавшие, что нудизм экономически выгоден. Придумывались всяческие льготы для любителей обнажёнки.

А зарубежная пресса клюнула на собак.

Предательски лишённый льгот и поддержки властей, нудизм тем не менее выжил, поскольку был и впрямь выгоден экономически. Но затаённая обида осталась.

Ратмир приостановился посмотреть, как девица-коккер выполнит команду «апорт», ибо владельцу вздумалось кинуть трость в фонтан. Зрелище, однако, вышло столь жалкое, что бронзовый призёр «Кинокефала» крякнул и поспешил убраться подальше.

— В-вау! — совсем уже непрофессионально взвыл за спиной девичий голос.

Ратмир ускорил шаги.

— Ратмир!

Оторопело обернулся. Вот те на! Оказывается, взвыли-то не по-собачьи — взвыли по-человечьи. Со стороны павильона с надписью «Хот-дог» к нему чуть ли не бегом направлялась юная, абсолютно голая незнакомка.

— Ратмир? Из «Киника»?

— Да… — несколько оторопело признался он.

— Автограф! — выпалила она, вручая ему маркёр.

— М-м… — Ратмир был не на шутку польщён. — А на чём?

Она сказала, на чём, и, изогнувшись, подставила названное место. Ратмир примерился — как вдруг заметил, что на правой ягодице незнакомочки красуется росчерк самого Лорда Байрона. Кровь бросилась в лицо. Кое-как уняв внезапную дрожь в пальцах, Ратмир крупно и старательно вывел рядом с подписью мэтра свою — на свободной ягодице…

— Класс! — восхитилась поклонница — и, отобрав маркёр, кинулась хвастаться трофеем к павильону, где её с несчастным видом ждали две такие же подружки, не дерзнувшие по девичьей застенчивости подойти с аналогичной просьбой.

Конец ознакомительного фрагмента.