Глава 1
Она появилась у нас в редакции в первый день июля, в два часа пополудни — это я помню точно. Длинная стрелка на кварцевых настенных часах как раз в коротком рывке завершала очередной круг, а короткая замерла на стилизованной цифре «два» — и в этот момент открылась входная дверь.
Самое интересное, что, увидев на пороге эту женщину, я ничего такого особенного не ощутила — никаких тревожных предчувствий, хотя обычно интуиция меня не подводит. Но в этот день она промолчала, и я довольно спокойно ответила на приветствие посетительницы, не подозревая, какая бурная череда событий открывается этим визитом.
Пока же мы втроем — я, наш аналитик Кряжимский и фотограф Виктор — обсуждали возможные изменения в логотипе нашей газеты, и ничего более бурного на ближайшее время не предвиделось. Мнений по поводу обсуждаемого вопроса мы почему-то придерживались совершенно противоположных, дискуссия зашла в тупик, и появлению нового человека все даже обрадовались.
Женщине было около сорока, она была скорее некрасива, но ее большие серые глаза, очень живые и выразительные, горели оптимизмом и невольно вызывали расположение. Чувствовалось, что ни возраст, ни внешность не имеют для этой женщины решающего значения, и радость жизни она черпает в чем-то неизмеримо высшем, имеющем непреходящее значение. Одета она была в черное платье несколько экстравагантного покроя, украшенное недорогой, но оригинальной брошью, несомненно ручной работы. Темные волосы с вкраплениями седины были коротко острижены.
— Это редакция газеты «Свидетель»? — спросила женщина приятным, хорошо поставленным голосом.
Мы ответили утвердительно, и тогда она сказала:
— Моя фамилия Токмакова. Токмакова Любовь Георгиевна. Я — искусствовед. И мне хотелось бы поговорить с кем-нибудь… гм… по одному деликатному делу.
Мы были рады на время прекратить наши споры, и я представилась посетительнице:
— Ольга Юрьевна Бойкова, главный редактор этой газеты. С удовольствием побеседую с вами, если это вас устроит.
Любовь Георгиевна слегка смутилась и произнесла с неловким смешком:
— Право, не знаю, стоит ли беспокоить сразу главного редактора?..
— Ничего, — ответила я, — у меня нет мании величия, если вы об этом, у нас и редакция-то пять человек. Троих вы видите. Секретарша сегодня отпросилась, курьер в отпуске. Так что можете беспокоить любого из нас. Но если дело, как вы говорите, деликатное, то, наверное, вы предпочли бы разговор с глазу на глаз?
На лице женщины промелькнуло что-то вроде удивления.
— Вы меня не совсем правильно поняли, — поспешно сказала она. — Мне совершенно нечего скрывать. Просто я имела в виду, что во всем следует тщательно разобраться. Как говорится, пусть будет выслушана другая сторона. А вообще мне именно хотелось добиться резонанса. Ведь, надеюсь, для вашей газеты справедливость и нормы человеческого общежития — не пустой звук? — При этих словах она посмотрела на меня с тревогой, словно ожидала услышать прямо противоположный ответ.
— Ну, что вы, как можно? — успокоила я ее. — Конечно, мы не обольщаем себя надеждой, что сможем сделать мир лучше, но, во всяком случае, мы пытаемся этому помочь — в меру своих сил. Иногда нам действительно удается восстановить справедливость, хотя бы в отношении одного человека.
— Это уже немало, — горячо поддержала меня посетительница, и тревога исчезла из ее взгляда. — Вот я и подумала…
— Пройдемте в мой кабинет, — предложила я. — Пожалуй, там все-таки будет удобнее разговаривать.
Усаживаясь в кресло, Любовь Георгиевна с любопытством оглядела мой не слишком большой кабинет, и на лице ее появилось выражение некоторой озабоченности.
— Не совсем уверена, что моя история может претендовать на сенсационность, — извиняющимся тоном сказала она. — Она, скорее, банальна. Возможно, из-за этого она представляется многим слишком незначительной…
— Не переживайте, — мягко перебила я. — Расскажите все по порядку. Мы, конечно, охотимся за сенсациями, но газета состоит не из одних сенсаций. Мы придерживаемся того мнения, что пресса должна не только развлекать и информировать, но и помогать людям… Скажу без ложной скромности, к нам часто обращаются те, кто попал в сложную ситуацию, кто отчаялся найти помощь в другом месте, — в том числе и в правоохранительных органах. Иногда нам удавалось распутывать очень сложные дела. — И я добавила с улыбкой: — Наверное, нам уже можно вешать на дверях табличку «Частное детективное агентство».
— В моем деле нет никакой загадки, — вздохнула Токмакова. — Оно абсолютно ясное. Просто с некоторых пор нас с мужем терроризирует наш сосед по даче… — И она тут же поспешно добавила: — Кстати, не нас одних! Но только мы решились противостоять ему. Остальные не хотят связываться.
— Вот как? — озадаченно спросила я. — И в чем же выражается террор? — Как ни была мне симпатична эта женщина, быть арбитром в соседских дрязгах мне вовсе не улыбалась.
— В собаке! — округляя глаза, ответила Токмакова. — В совершенно жутком, неуправляемом псе, который не дает никому прохода!
— Не совсем представляю, — осторожно заметила я. — Что же, хозяин пса натравливает его на окружающих? Запускает его на вашу территорию? Кстати, что за порода у этой собаки?
— К сожалению, я не разбираюсь в породах собак, — сказала Токмакова. — Но пес чудовищный! С такой, знаете, тупой злобной мордой… Муж называл мне породу, но у меня это слово постоянно вылетает из головы.
— Ну, хорошо, — сказала я. — Бог с ней, с породой! Нельзя ли как-то поконкретней? Чем провинился этот страшный пес?
— Пожалуй, я расскажу все по порядку, — ответила Токмакова. — С самого начала. А то у меня в голове все путается, и вы можете меня неправильно понять. — Она подняла глаза к потолку, словно пытаясь вспомнить что-то совсем далекое, а потом очень доверительно сказала: — Вы знаете, дачу мы купили совсем недавно. Скопили кое-какие деньги и купили. Это была наша с мужем давняя мечта — иметь свою хижину за городом, вдали от постоянных стрессов, утопающую в цветах, на живописном речном берегу. Вначале все так и было. Дача расположена в очень удобном месте — в десяти минутах ходьбы от Затона, почти у самой дороги. Правда, дачи там лепятся одна к другой. Пожалуй, хотелось бы большей уединенности, потому что, знаете, муж постоянно на людях, работа заставляет полностью выкладываться — а это так нелегко, когда практически ежедневно приходится, фигурально выражаясь, обнажать перед зрителями свою израненную душу…
Заметив на моем лице недоумение, Любовь Георгиевна с едва заметным упреком пояснила:
— Токмаков Валерий! Вы разве никогда не бывали в нашем драмтеатре?
Ну, конечно! А я-то ломала голову, откуда мне знакома ее фамилия! Как же я сразу не сообразила — Валерий Токмаков, один из ведущих драматических актеров, довольно известный в Тарасове человек, играющий осанистых красавцев с героическим характером!
— Простите, — сказала я. — Не сообразила сразу! Значит, это ваш муж?
— Да, мы женаты уже двадцать лет, — со скрытой гордостью ответила Любовь Георгиевна. — И были счастливы все это время! Хотя у Валерия далеко не простой характер. И вообще, люди искусства…
— Представляю, — заметила я. — Поклонницы, слава…
— Ну, какая уж слава! — скромно сказала Токмакова. — Наверное, Валерий заслуживает большего. Иногда я начинаю себя винить — возможно, это я не позволила ему по-настоящему раскрыться.
— Мне кажется, это вы напрасно, — возразила я. — Судя по всему, вы-то как раз и обеспечили мужу, как говорится, крепкий тыл. Просто судьба артиста зачастую складывается так прихотливо…
Ходили слухи, что красавец Токмаков имеет вспыльчивый характер и вдобавок подвержен пороку, который испортил жизнь не одному актеру, — речь, разумеется, шла о горячительных напитках. Любовь Георгиевна поняла намек, который содержался в моих словах, и постаралась тут же сменить неприятную для нее тему.
— Наверное, вы правы, — сказала она. — Но я отклонилась… В общем, мы купили эту дачу и обустроили ее по-своему. Правда, это не очень-то понравилось соседям…
— Не совсем вас понимаю, — перебила я. — Были какие-то конфликты?
— Нет, ничего серьезного! — отмахнулась Любовь Георгиевна. — Просто мы нарушили стереотип, а люди этого не прощают. Мы стали объектом молчаливого неодобрения. Хотя мы с мужем достаточно общительные люди, но вот в этом кругу отношения у нас, прямо скажу, не сложились.
— И все-таки, чем вы так досадили соседям? — поинтересовалась я.
Любовь Георгиевна мечтательно улыбнулась.
— Понимаете, мы отбросили идею выращивать на своем клочке земли овощные культуры, — сказала она. — Вместо этого мы рассадили кругом чудесные цветы: астры, георгины, розы. Правда, мы не тронули фруктовых деревьев — это было бы варварством, тем более что они так прекрасно цветут весной. Однако и здесь мы отошли от общих правил — по мнению соседей, мы неверно ухаживаем за деревьями: не делаем обрезку, не прививаем. Вообще ничего не делаем! Но, поверьте, для нас не это главное!
Я посмотрела в ее широко открытые искренние глаза и деликатно напомнила:
— Мы с вами, кажется, опять отклонились от темы. Речь шла о собаке. Надеюсь, сосед не стал вас травить собакой из-за того, что вы не прививали фруктовые деревья?
— Нет, никакой связи! — решительно произнесла Любовь Георгиевна. — Этому соседу нет никакого дела до наших деревьев. Ему, кстати, нет дела и до своих собственных. Вы бы видели, какое запустение на его участке!
— Интересно! — удивилась я. — Вы меня окончательно запутали.
— Понимаете, — озабоченно пояснила Токмакова, — эта дача на самом деле принадлежит какому-то инженеру. Раньше он работал на военном заводе, имел связи, неплохо зарабатывал… А потом, говорят, уехал на заработки за границу. Кто-то из его знакомых присматривал за дачей, а этой весной там поселился нынешний сосед. Между нами говоря, очень неприятный субъект — грубый, наглый, почти постоянно пьяный! А потом еще появилась эта псина!
— Значит, псина появилась не сразу? — уточнила я.
— Не сразу, — согласилась Токмакова. — Пожалуй, я даже затрудняюсь сказать, когда именно она появилась. В силу многих причин мы с мужем бываем на даче крайне нерегулярно, и появление собаки было для нас полной неожиданностью. Помню, мы только подошли к калитке, как вдруг, откуда ни возьмись, выскочила эта жуткая зверюга и сразу вцепилась мне в руку!
— Она вас укусила?!
— Именно! — Любовь Георгиевна, стесняясь, завернула длинный и широкий рукав платья и показала мне довольно свежий розовый шрам на предплечье. — Я была в шоке! Слава богу, мужу удалось отогнать в тот раз пса. Но это стоило ему брюк. Хорошо, что это были старые брюки.
— А к врачу вы потом обращались? — перебила я бурный поток ее словоизлияний.
— Нет.
— Как же так? Ведь вас укусила неизвестная собака. А вдруг бешеная? Нормальный человек в таком случае делает профилактические уколы.
— Нормальный человек, может быть, их и делает, но я прежде всего — нормальная женщина и уколов боюсь больше всего на свете!
На лице Токмаковой отразилось неподдельное волнение, точно этот неприятный эпизод был пережит ею пять минут назад.
— И что же было дальше? — спросила я.
— Откровенно говоря, мы не поняли, откуда взялась эта собака, — продолжала Любовь Георгиевна. — Но тут появился сосед, как всегда, пьяный, и, представьте себе, покрыл нас матом за то, что мы, видишь ли, трогаем его Рекса! Муж возмутился, естественно, и мне стоило большого труда погасить конфликт — собственно, я попросила Валерия оказать мне помощь — потому что про меня он, конечно, забыл. А мне было очень больно, и рука вся была в крови. Когда он это заметил, он плюнул на соседа с собакой и увел меня в дом. Там мы обработали и перебинтовали рану.
— А что сосед? — поинтересовалась я.
— А что ему? — горько усмехнулась Любовь Георгиевна. — Пошел себе в Затон — время от времени он туда наведывался, покупал в магазине продукты и, без сомнения, водку. Он тоже был возмущен — еще бы, мы посмели тронуть его драгоценную собаку!
— Вы обращались по этому поводу к участковому? — деловито спросила я.
— Представьте себе, обращались, — сказала Токмакова. — Трижды. Наконец он тоже соизволил нас навестить. Однако заявление принять отказался, сославшись на срок давности. Его равнодушие было подозрительным! Я бы взяла на себя смелость заявить, что в душе он даже был на стороне этого хама!
— Неужели? — удивилась я. — Но ведь факт, что собака напала на вас?
— Для представителя власти это был вовсе не факт, — сказала Любовь Георгиевна, и в ее голосе прозвучали саркастические нотки. — Он даже не потрудился найти свидетеля, хотя я уверена, что кое-кто из соседей наблюдал за нашим сражением… Он целиком положился на заявление владельца собаки — якобы мы ее дразнили. Но это же абсурд!
— Да, сложный случай! — покачала я головой. — Понимаю, что вам тогда было не до этого, но стоило все-таки запастись парочкой свидетелей.
Токмакова махнула рукой и сказала удрученно:
— Я совсем не уверена, что нам это бы удалось. Я же говорила, что у нас с соседями не было взаимопонимания. И потом, вряд ли кто-то сейчас захочет связываться с милицией, судами. Эта собака бросалась не только на нас, я уверена. Она бегает без намордника, пролазит через забор… Просто страшно стало там жить, понимаете?
— А вообще, вы не пытались поговорить с этим… соседом? — спросила я. — Кстати, как его зовут?
— С ним невозможно разговаривать! — с негодованием воскликнула Токмакова. — Он абсолютно некоммуникабелен! Иначе как матом он вообще не изъясняется! Должна признаться, что муж уже несколько раз с ним ругался. Он очень вспыльчивый человек, и если бы не мое вмешательство, не знаю, чем бы все кончилось. А буквально десять дней назад этот Рекс покусал и Валерия! Это было утром, а вечером ему играть в спектакле, представляете? Но тут уж мы действовали решительно — сразу обратились в больницу и взяли справку о причиненных увечьях. У мужа прокушена нога, и он до сих пор хромает. Он так и на сцену вышел — хромая. Вы же понимаете, настоящий артист умирает на сцене! — с пафосом закончила она.
— А, кроме справки, вы приняли какие-то меры? — поинтересовалась я.
— Разумеется! — с жаром сказала Токмакова. — В тот же день я подала заявление в суд. И, вы не поверите, кончилось тем, что оно попросту затерялось! Но тут уж у меня окончательно лопнуло терпение, и я пришла к вам. Если никто не хочет слушать нас, то, может быть, к голосу вашей газеты прислушаются? Ведь это настоящий произвол! Почему один какой-то негодяй может терроризировать всю округу? И делает это совершенно безнаказанно? Или вы считаете, что эта тема неактуальна?
Любовь Георгиевна настолько разволновалась, что лицо ее пошло красными пятнами и сделалось особенно некрасивым. А в глазах ее застыла такая жгучая обида на весь свет, что я вряд ли бы посмела ей сейчас возразить, даже если бы этого очень хотела. Но в принципе я была с ней согласна. Меня раздражали владельцы собак, не чувствующие ответственности за своих питомцев. И эта тема как раз казалась мне очень актуальной. Пожалуй, основываясь на этом случае, можно было организовать в газете целую дискуссию, привлечь к вопросу внимание законодателей. Но сначала для порядка следовало бы выслушать, как выражалась сама Любовь Георгиевна, и другую сторону.
— Ради бога, не волнуйтесь! — сказала я. — Мы постараемся вам помочь. Но, согласитесь, объективности ради мы должны встретиться с вашим обидчиком. Кстати, вы так и не сказали, как его зовут…
— Он нам не представлялся, — ответила Токмакова. — Если я не ошибаюсь, милиционер называл его Дмитрием Анатольевичем. А фамилия, кажется, Гаврилов. Именно так я зафиксировала его в своем заявлении. А что оставалось делать? Он же не идет на контакт!
— Этот Гаврилов постоянно живет на даче?
— Поручиться не могу, — задумчиво сказала Токмакова. — Но у меня складывается именно такое впечатление. Кстати, он, по-моему, вообще не из нашего города. Когда участковый проверял у него документы, в разговоре всплыло название… Вот совершенно выветрилось из памяти! — она озабоченно наморщила лоб. — Новосибирск? Хабаровск? Честное слово, не помню!
— Видимо, он нездешний, — заключила я. — Это как-то удивило участкового?
— Да, он еще спросил, что этот тип здесь делает. И тот, знаете, нагло так ответил, что проводит отпуск на даче своего друга, и законом это, мол, не запрещено… Отпуск! Это более трех месяцев. Вы слышали что-либо подобное?
— Ну, у некоторых категорий работников и раньше были продолжительные отпуска, — заметила я. — А уж в наше нестабильное время… Только меня смущает такой момент — вы говорите, более трех месяцев. Не с апреля же он живет на даче?
— А что? — недоуменно посмотрела на меня Токмакова. — Домик там вполне пригоден для жилья, оснащен АГВ… Да, соседи говорили, он появился там уже в апреле, это точно! Но, в конце концов, это неважно. Важно, что потом они с участковым уединились на пять минут в комнате и о чем-то там шушукались, после чего милиционер явно принял его сторону. Вам это не кажется странным?
— Вот как раз странным мне это не кажется, — сочувственно сказала я. — Но, поскольку свидетелей их уединения у нас нет, не будем об этом. Лучше расскажите, как найти дачу этого Гаврилова. Я завтра же съезжу туда и попробую с ним побеседовать.
— Ради бога, будьте осторожны! — с беспокойством взглядывая на меня, сказала Любовь Георгиевна. — Мне не хотелось бы, чтобы от этой собаки Баскервилей пострадала такая очаровательная женщина, как вы! Может быть, вам стоило бы предварительно договориться с участковым?
— Не волнуйтесь, — успокоила я ее. — Мы поедем вместе с фотографом. Виктор — человек военный, служил в разведке. С одной собакой он уж как-нибудь справится.
— Ну, хорошо, — с сомнением произнесла Токмакова. — К сожалению, мы с мужем оба завтра заняты. Но, может быть, так вам даже будет удобнее. В общем, слушайте! Вы доедете автобусом до конечной остановки в Затоне…
— Мы поедем на машине, — поправила ее я.
— Ага! — Любовь Георгиевна на секунду задумалась, а потом попросила листок бумаги и карандаш. — Тогда я лучше начерчу вам план. Так вам будет легче разобраться. И потом, наверняка там кто-то будет из дачников — они подскажут.
Она набросала на бумаге довольно подробную схему участков и протянула ее мне. Однако на лице Любови Георгиевны явственно читалось сомнение.
— Знаете, вот сейчас мне начинает казаться, что я зря отнимаю у вас время, — сказала она. — В самом деле, почему вы должны заниматься нашими проблемами? Наверное, мой рассказ показался вам до некоторой степени анекдотичным?
— Анекдоты, на мой взгляд, должны быть смешными, — ответила я. — А то, что вы рассказали, — совсем не смешно. И это далеко не только ваша проблема, и мы будем о ней говорить.
— Правда? — Любовь Георгиевна посмотрела на меня с благодарностью. — Я очень рада, что вы так думаете. С вашей поддержкой мы будем чувствовать себя значительно увереннее.
Мы очень тепло распрощались и договорились созвониться, когда эта история получит продолжение. Проводив посетительницу, я посвятила своих мужчин в суть дела.
— Завтра мы выезжаем на место проживания этой собаки Баскервилей, — предупредила я Виктора. — Захвати с собой аппаратуру — неплохо будет, если мы снимем хозяина этого зверя и хищный собачий оскал — это очень оживит газетный материал.
— Какая порода? — меланхолично поинтересовался Виктор.
— Ты имеешь в виду собаку? — спросила я. — К сожалению, Любовь Георгиевна не разбирается в породах собак, но, по ее словам, это что-то ужасное. Кстати, ты умеешь защищаться от нападения собак?
Виктор молча показал мне газовый баллончик.
Мы были настроены весьма решительно, но о мерах безопасности рассуждали скорее в шутку. Мы считали, что нам опасаться нечего.
