Сеть Петровского. Часть 2

Евгений Калачев

Вторая и заключительная часть романа, рассказывающего о 5 годах жизни нескольких студентов, в погоне за «лучшей долей» заигрывающих с законом в стенах своего вуза и за его пределами. Большая часть книги посвящена последним двум годам обучения главных героев в НГПУ, за которые развернулись самые драматичные для персонажей и университета события, членам «сети Петровского» предстояло узнать самую страшную тайну своего лидера и в полной мере понять истинную цену красивой жизни…

11. Мосты Рубикона

— Олег Васильевич, Фролов все еще числится в списках кандидатов! — пожаловался Удалов, оглядевшись по сторонам и убедившись, что больше их никто не слушает, — не пора ли показать ему его настоящее место? Нет, я вам не указываю, вы не думайте, просто… — он с опаской посмотрел на проректора. Тот лишь ухмыльнулся и выпустил в воздух сигаретный дым.

— Покажем, Стасик, покажем! — пообещал Селиверстов, — будет тебе кресло президента профсоюза, не переживай так. Только не забывай, кто тебя в него посадил! — он нехорошо сверкнул глазами.

— Я все понимаю, — Удалов мрачно кивнул, — но Фролов…

— Фролов не будет на этой должности, да и в профкоме вообще! — отрезал Селиверстов, запустив сигарету в урну, — подожди ты пару дней, дай парню взвесить все «против» и «против»! — он вновь продемонстрировал ехидную усмешку и направился к машине, — сам откажется от этой гонки, вот увидишь! Сам только это время к нему даже не приближайся, понял? Лучше забудь, что у тебя вообще есть конкурент. А совсем скоро забудешь о нем на самом деле…

Говоря, Селиверстов быстрым шагом приближался к авто.

— А если он не откажется? — Удалов поспешно засеменил за проректором. Тот уже открывал дверь своего автомобиля и раздраженно обернулся к задерживавшему его Стасу.

— А если не откажется, намекну более прозрачно! — сообщил Селиверстов, — но я не думаю, что он настолько глуп, чтобы мне перечить. Короче, не парься Стасик! Сядешь ты в заветное кресло уже в конце апреля! Только помни доброту людей, которые тебе помогали! Не вздумай ее забыть…

С этими словами Селиверстов двусмысленно подмигнул и сел в свою машину. Удалов смотрел, как он трогается с места и выезжает с территории НГПУ куда-то по своим делам.

***

— Вот списки, которые вы просили предоставить! — Петровский выложил на стол альбомный лист с фамилиями, — здесь студенты выпускного курса, которые… скажем так, не хотят сильно мучиться на госэкзамене. Это очники. По заочному не отрабатывал, но и команды такой не было, — он ухмыльнулся, — кстати, я не поздравлял вас с должностью замдекана! Виктор Георгиевич, на чистоту, Карнаухов не мог сам обратиться с этим вопросом? — Петровский посмотрел на Фокина, который теперь занимал пост заместителя декана юрфака.

— Тихо, Петровский, не ори! — Фокин округлил глаза, — давай не будем бросаться фамилиями, тем более, в нашей ситуации!

— Да нет никакой ситуации, Виктор Георгиевич! — Петровский вновь ухмыльнулся, — все же все понимают. И Алексея Станиславовича я не осуждаю, пусть он не волнуется за это… и молчать буду, как рыба! Я ведь хорошо понимаю, ничего не бывает просто так, за лояльное отношение приходится отвечать встречной добротой! И то, что корпоративна этика у нас, тоже понимаю! — он осклабился, с интересом разглядывая Фокина.

— Вот смотрю на тебя, Петровский, и не могу понять, серьезно ты или издеваешься… — медленно проговорил тот, — ты наглый, Константин. Не таким я тебя запомнил, когда ты пришел ко мне впервые, совсем не таким…

— Ну, так времена меняются, Виктор Георгиевич! — усмешка не сходила с лица Петровского, — люди адаптируются… к среде, в которой вынуждены обитать! — язвительно добавил он. Он прекрасно понял, что под «впервые» Фокин подразумевал совсем не их первую встречу на занятиях.

— В общем, ты не маленький, все понимаешь, да? — подытожил тот, не желая продолжать разговор, — думаю, тебе не стоит объяснять, что это не тот случай…

— Где я мог бы поиметь свое! — с улыбкой закончил за него Петровский, — нет, Виктор Георгиевич, я все понимаю, не мой уровень! И чужого мне не надо. Вы не переживайте, все будет в лучшем виде! И Алексею Станиславовичу передайте, чтобы не переживал! Ну, я пойду? — он поднялся со стула.

— Иди, — Фокин кивнул, — понадобишься — тебя найдут…

— Жутко звучит! — хмыкнул Петровский, — в общем, я все понял, сообщу, как они будут готовы…

— Добро, — нехотя ответил Фокин, — давай, Петровский, иди, у меня дел куча…

Петровский одарил преподавателя еще одной змеиной усмешкой, сродни той, которая была на лице того, когда они впервые говорили на подобные темы, после чего покинул его кабинет.

***

— Ладно, скоро пара начнется, сколько я должен за обед? — Макаров вытер губы салфеткой и достал из кармана брюк кошелек.

— Убери! — Логинов с улыбкой отмахнулся, — еще не хватало, чтобы мы в своей же кафешке со своих деньги брали!

— Слав, ты пойми правильно, я не в курсе, чем я так приглянулся Петровскому, но мне не надо, чтобы ко мне было какое-то особое отношение! — Сергей очень серьезно посмотрел на Славика.

— А его и нет, — Логинов пожал плечами, — но мы со своих денег не берем. Ни с кого. Так что расслабься, Серег! — он снова улыбнулся и откинулся на спинку стула.

— Своих, — повторил Макаров очень тихо и мрачно, — даже это слово меня уже пугает. Словно это банда какая-то. Хотя, наверное, так оно и есть. Слав, между нами, только не подумай, что я к чему-то призываю… ты-то как попал? Вроде взрослый, умный, не нуждаешься… или тоже поймали на чем-то? Нет, я ни о ком не хочу говорить плохо, тем более за глаза. Просто… просто все это очень опасно. Все, что творит Петровский, все, к чему он призывает других. И, если честно, это по-настоящему пугает меня…

Сергей замолчал. Славик отхлебнул сок и поставил стакан на стол, не сводя при этом внимательного взгляда со своего собеседника.

— И меня пугало, — кивнул он, — и сейчас пугает. Я тоже не собираюсь обсуждать кого-либо за спиной, скажу только одно, Сереж: я вижу, что у тебя есть свой взгляд на жизнь. И я уважаю это, потому могу предупредить лишь об одном: постарайся сохранить свою позицию и свой уклад. Хотя бы внутри себя. Костик… он не плохой, нет. Но он слишком уверен в том, что его мнение о людях, об устройстве жизни и мира вообще — единственно правильное. И еще он пытается переубедить людей из своего окружения. Тех, кто с ним не согласен. И методы переубеждения… в общем, ты сам уже все видел, — Славик вновь взял стакан и отхлебнул из него еще немного, — я считаю Костю другом и всегда буду за него, даже если где-то с ним не согласен, это вообще только мое. Просто хочу предупредить тебя: не заблуждайся по поводу его отношения к себе. Просто ты другой, полярно другой. Костик это видит и уделяет тебе внимание, где-то больше, чем остальным. Понимаешь… он хочет, чтобы ты был с ним согласен… чтобы все, кто плывет с ним в одной лодке, были согласны… улавливаешь? — Логинов внимательно посмотрел на Сергея.

— То есть, он пытается сломать меня? — уточнил Макаров, приподняв брови.

— Переубедить, — поправил Славик, — доказать тебе, что в отношении основных жизненных принципов прав он, а не ты. Ну а то, как он смотрит на мир, думаю, ты и сам понял, не ребенок уже…

— По законам волчьей стаи, что тут не понять, — Макаров вздохнул, — Слав, я все равно не понимаю. Я ему должен, серьезно должен, у меня выхода нет. Но ты почему с ним водишься? Ты же видишь, какой он!

— Потому что друзей не продают, — коротко ответил Славик, — а иногда еще и не выбирают, как родственников. А Петровский, с какой стороны не зайди, мне друг. И так будет всегда. И, если уж он хочет ходить по краю, я постараюсь быть рядом с ним… чтобы он хотя бы не грохнулся вниз в критический момент! — на этих словах Логинов широко улыбнулся.

— Ты хороший человек, Слава, — оценил Сергей, — хочется надеяться, что он тебя ценит.

В ответ Логинов лишь пожал плечами.

***

— Смотрите, чтобы больше такого не было! — некурящий Асхат отогнал от себя сигаретный дым. Трое второкурсников, стоявших напротив него, усиленно «травились».

— Мы поняли! — хмуро ответил один из них.

— Я серьезно! — повторил Асхат, немного повысив голос, — если вам идут навстречу и гарантируют зачет, это не значит, что надо всей группой забивать на пары. Вы думайте, что делаете! Второй раз пустая аудитория и препод в шоке! А если проверка из деканата? Или еще откуда похлеще?

— Да, Асхат, мы все поняли, — повторил тот же второкурсник.

— Надеюсь на это, — тот коротко кивнул.

В этот момент к парковке подъехала темно-серая машина. Асхат обернулся на гудок. Этот агрессивного вида кроссовер на днях приобрел Петровский в местном салоне за кругленькую сумму. Он махнул рукой студентам, спустился вниз по ступенькам и сел в машину.

— Привет! — Петровский пожал ему руку, — что там у тебя?

— Да ничего особенного, второй курс немного зарвался, — отмахнулся Асхат, — узнали, что им поставят зачет по Веденееву и забили на пары, причем всей группой…

— Ну, ты сделал внушение? — Петровский усмехнулся.

— Дал втык, чтобы так не борзели всей группой пропускать, — ответил Асхат, — кстати о борзоте. Посетил бы пару раз Фокина для приличия… понимаю, что все равно отдавать, но все же… сам вот сегодня сходил на его пару.

— Нет, — Петровский ухмыльнулся, вспоминая вчерашний разговор, — к Фокину я точно на занятия не приду, просто прими, как факт. Ладно, не в этом суть…

— Да, кстати, о сути, — Асхат мгновенно посерьезнел, — слышал, что у Фрола проблемы…

— Да, причем серьезные, — Петровский мрачно кивнул, — целый проректор. Я догадывался, что Удалов просто так не сдастся, но не думал, что у него завязки так высоко. Проявляет разнообразие в методах устранения конкурентов, падла… — он несильно ударил кулаком по приборной панели.

— В смысле, разнообразие? — не понял Асхат.

— Да так, забудь! — поняв, что сболтнул лишнего, Петровский быстро переключился, — ситуация серьезная, вот в чем соль. И как ее решать — я не знаю. Интересно, конечно, что за дела были у Удалова с проректором по воспитательной работе. Но к нему теперь не подкатишь…

— На пушечный выстрел подходить нельзя! — хмыкнул Асхат, — проблемы будут. Настучит же сразу…

— Это как минимум, — согласился Петровский, — а может, под всех нас копать начнут. Не должны, конечно, все-таки не мы одни греемся, есть люди и повыше в нашей лодочке. Но у Фрола проблем опять будет немерено, это к бабке не ходи. Из профсоюза его будут выживать правдами и неправдами…

— От меня-то чего хочешь? — улыбнулся Асхат.

— Мыслей, чего же еще! — ответил Петровский, — ты у нас, как ни крути, самый башковитый! Помнишь, как лихо тогда с Касаткиным развод придумал?

— Не льсти! — отмахнулся Асхат, — а как же Славик?

— Славика я уже напряг, но ему сейчас особо не до этого, — сказал Петровский, — почти все дела кафешки сейчас на нем. Да и сессия на техфаке у третьего курса замороченная. Так что думать, Асхатик, в основном, нам с тобой.

— Я так понимаю… — начал Асхат, расплывшись в хитрой усмешке, — что отступление на этом фронте — опять не вариант?

— Только в самом крайнем случае, — Петровский покачал головой, — не хочу уступать этому ублюдку Удалову.

— Не хочешь уступать ты, а проблемы будут у Фрола, — резонно заметил Асхат, — понимаешь, что его могут просто подставить? Серьезно подставить! — он выразительно посмотрел на Петровского.

— Понимаю, — тот мрачно кивнул, — а что предлагаешь, дать заднюю?

— Для начала предлагаю хотя бы считаться с мнением самого Фролова, — твердо сказал Асхат, — если что начнется, достанется больше всех ему. Ему то оно надо?

— Так давай и предоставим ему принимать решение самому! — Петровский криво ухмыльнулся, — Асхат, давай говорить напрямую, тебе, похоже, что-то не нравится?

— Костик, ты прекрасно знаешь Фролова, — Асхат тяжело вздохнул, — и ситуацию понимаешь. Без твоего одобрения он не откажется, даже если это будет самоубийством! Ты ведь в курсе, насколько ему важно стороннее мнение, особенно твое и наше. Не делай вид, что не осознаешь всех раскладов, ладно? — Асхат посмотрел на Петровского почти с гневом.

— Что ты предлагаешь? — спросил тот, откинувшись на спинку сиденья.

— Отступить! — Асхат твердо смотрел на него, — на этом направлении отступить, Костя. Это уже не наш уровень. И бодаться с проректором из-за нас никто повыше не станет. Ты знаешь все расклады, они… — Асхат указал пальцем вверх, — спят и видят, как бы избавиться от нас, ну только чужими руками. И от тебя в частности! Никто не станет нам помогать, просто из принципа. Ну, и кто мы сами против целого проректора?

Асхат замолчал и в упор уставился на Петровского. Тот молчал. Асхат продолжал выжидающе смотреть.

— Хорошо, — выдохнул тот, наконец, — если иных вариантов не останется, обещаю, что мы отступим.

— Костик, а их и так нет! — Асхат впервые за три года знакомства вышел из себя, — да почему же ты такой непробиваемый?! Почему ты уверен, что непобедим? Проснись, Петровский, ау, ты заигрался! — Асхат пощелкал пальцами у его лица, — пора сбавить обороты!

— Как вы все этим достали… — процедил Петровский, — Асхат, ты боишься?

— На понт не бери, не тот случай! — рявкнул Асхат, — не за себя боюсь, за Фролова! Он же сам не отступится, а тебе словно по фигу! Его сожрут, ты это понимаешь?! Тебе его совсем не жалко? — он округлил глаза.

— Я своих уважать хочу, — проговорил Петровский, зло глядя куда-то вперед, — а не жалеть…

— Слышишь, Горький, ты понял, о чем я! — одернул Асхат, — давай без этой философии…

— Три дня… — прошелестел Петровский, выделяя каждое слово, — дай мне три дня. Если проблема не решится, я тебе слово даю, дам Фролову команду сниматься с выборов. Так устроит?! — он посмотрел на Асхата с настоящей неподдельной яростью.

— Очень хочется надеяться, что ничего не произойдет за эти три дня! — заявил Асхат, выдерживая горящий злобой взгляд, — тебя сильно заносит в последнее время, Костик. Ты бы задумался…

С этими словами он, не говоря больше ни слова, вышел из машины, сильно хлопнув дверью. Похоже, совместная поездка отменялась. Петровский проводил его нехорошо блестевшим взглядом. А затем завел машину и резко тронулся с места. Зазевавшиеся студенты бросились врассыпную, потому что он, даже не сбавляя скорости, вдавил гудок и яростно замигал фарами, едва не сбив минимум одного. Окатив не успевших достаточно далеко отскочить грязью, Петровский, даже не притормаживая, выскочил на дорогу и умчался прочь, грубо обходя другие машины и нарушая все возможные правила.

***

— Следует понимать, что состав преступления отсутствует, если хотя бы один из четырех…

Семенов не смог договорить, потому что в дверь коротко постучали. Он обернулся и с удивлением обнаружил, что беспокоили его посреди пары какие-то незнакомые студенты, которые, не дожидаясь разрешения, просунули головы в дверной проем.

— Антон Алексеевич, можно вас на минутку? — спросил один из них.

— У меня занятия, подождите звонка, — ответил Семенов, подняв брови, — что вы хотели?

— Антон Алексеевич, на минуту, это срочно! — не унимался студент, — в деканате сказали прямо сейчас к вам идти…

— В деканате сказали? — с иронией переспросил Семенов и повернулся к аудитории, — ну что ж, куда нам против воли начальства. Извините, я на минуту…

С этими словами он быстро вышел из аудитории и вопросительно посмотрел на двоих студентов.

— Это… Антон Алексеевич… — неуверенно начал тот, который обратился к нему, — короче, мы тут…

— Я прошу прощения, очень мало информативности! — Семенов усмехнулся уголками рта, — вы, кажется, сказали, что это займет минуту, а тратите кучу своего и моего времени на бесполезные слова-паразиты. Можете как-то поближе к делу? — потребовал он.

Студенты переглянулись.

— Это, ну нам бы зачет поставить, — сказал, наконец, тот же самый.

— Ну а я-то тут причем? — Семенов хохотнул, — идите к своему преподавателю и ставьте. Вы явно не мои студенты, иначе я бы вас знал! Это все? — он усмехнулся и собрался уходить.

— Мы… мы ваши студенты! — они опять окликнули Семенова. Тот обернулся и посмотрел на них в упор.

— У меня хорошая память на лица и уважительное отношение к студентам, — произнес он ледяным тоном, уже без намека на иронию, — если вы — мои студенты, почему я вас не помню?

Они вновь переглянулись, ища, что ответить.

— Антон Алексеевич, в общем, мы из двадцать первой группы, — начал один из них, понизив голос, — Федосеев и Королев, — он выразительно посмотрел на Семенова, словно фамилии должны были ему о многом сказать.

— Двадцать первая группа, помню такую, были в прошлом семестре, — Антон Алексеевич кивнул, — все, кроме двух злостных прогульщиков успешно сдали мне зачет… а, ну вот все и сошлось: Федосеев и Королев, прекрасно помню! — он опять посмотрел на них в упор, — не появлялись на моих занятиях ни разу, числились только в списках, как следствие, не получили зачет. Так чего вы от меня хотите, ребята? — Семенов посмотрел на них с откровенным сарказмом и скрестил руки на груди.

— Ну, это… — они были явно в замешательстве, — нам того… сказали, к вам подойти, вы поставите…

— Я?! — Антон Алексеевич изумленно округлил глаза, — поставлю?! Да с какого, простите, перепуга? Вы не появлялись у меня ни разу! Вы и ваш товарищ! — он кивнул на второго, — вы, извините за прямоту, нагло забили на дисциплину и преподавателя, а теперь имеете наглость требовать зачет? Нет, это слишком даже для меня — в целом, лояльного человека. Вы свободны, господа! — закончил он.

— Но это… — тот, который разговаривал с ним все время (Семенов даже не знал, кто из них кто) открыл рот, удивившись еще больше. Похоже, он был уверен, что «все схвачено». И Антон Алексеевич уже начал кое о чем догадываться, — это… нам сказали, вы поставите. Вот «экзаменационники».

Студент протянул Семенову дополнительную ведомость. Антон Алексеевич взял ее в руки и фыркнул.

— Экзаменационники выдали, — повторил он, — стесняюсь спросить, а Алексей Станиславович, когда подписывал, был поставлен в известность, что я не допускаю вас до сдачи зачета? — он посмотрел в глаза. Последние слова были произнесены отчетливо и железным тоном.

— Как… как не допустили? — студент опять округлил глаза, — нам это… сказали, вы поставите…

— Кто вам сказал? — Семенов сделал небольшой шаг вперед, постепенно заводясь, — кто вам такое мог пообещать, кроме меня, если я — ваш преподаватель?

Оба студента испуганно молчали. Антон Алексеевич переводил взгляд с одного на другого. У него уже было несколько догадок и одна выводила в основном спокойного Семенова больше другой…

— Так я жду! — повторил он, — кто пообещал вам, что я поставлю зачет? Вы скажите, может, я глупый и чего-то не понимаю?

— Ну это… — они опять опасливо переглянулись, — ну, замдекана сказал, вы все поставите. Это… а, он вам, наверное, не звонил еще? — опять неуверенный взгляд исподлобья.

— А замдекана у нас как зовут, хоть это знаете? — вкрадчиво спросил Семенов.

— Ну это… Виктор Георгиевич! — выдал студент, — он, короче, сказал, поставите… поставите? — спросил он уже немного громче.

— А чего же не поставить, поставлю! — Семенов улыбнулся, — когда отработаете все пропущенные темы до единой! — добавил он после облегченного вздоха.

— Как, но Виктор Георгиевич…

— Виктор Георгиевич! — Семенов повысил голос, — заместитель декана, а еще он преподает ТГП! Процессуальное право веду у вас я, так какое Виктор Георгиевич имеет к этому предмету отношение?!

Семенов замолчал, сердито глядя на них. Студенты тоже испуганно молчали. Он уже прекрасно все понял. Репутация Фокина была хорошо известна на факультете. Неясно только с чего тот решил, что Семенов поставит зачет прогульщикам, возможно, надеялся на привилегии, которые давала новая должность.

— Так нам что делать, — пролепетал студент. Его товарищ молчал так же, как и в начале беседы, только опасливо косился на Антона Алексеевича.

— Как всегда, целых два выхода! — насмешливо заявил Семенов, — приходить на отработки тогда, когда я их провожу, либо идти отдавать долг Родине! И, если это все, то мне давно пора вести занятие!

— Но…

— До свидания, ребята! — не вступая больше в бесполезные разговоры, Семенов резко развернулся и вошел в аудиторию, с силой захлопнув за собой дверь, — извините! — обратился он уже к студентам, сидевшим за столами, — в мире хватает идиотизма. Но мы продолжим, хоть нас и отвлекли, постараюсь все же закончить до звонка…

***

Петровский настойчиво звонил дверь, пока Марина не открыла. Когда дверь, наконец, отворилась, он толкнув ее от себя, быстро вошел внутрь и, схватив ее за плечи, прижал к стене, впившись в губы.

— Костя…

Петровский, не слушая, с силой захлопнул дверь и обхватил Марину за талию, с каждой секундой прижимая к стене все больше. Она начала сопротивляться и пытаться оттолкнуть его от себя, но он держал крепко.

— Костя… Костя, пусти! — она на секунду оторвала от него свое лицо. Петровский чуть ослабил хватку, — может, хотя бы, «привет» скажешь? — Марина сердито посмотрела на него.

— Привет… — процедил Петровский, вновь впиваясь в ее губы.

— Костя… Костя, нет! — она с силой оттолкнула его, наконец, сумев высвободиться. Петровский, не ожидавший такого сопротивления, пошатнулся и врезался спиной в стену.

— Ты что творишь? — прошипел он через секунду, коршуном уставившись на Марину.

— Я? — прошептала она, — это ты что творишь?

С этими словами Марина развернулась и быстрым шагом ушла в гостиную. Петровский, даже не разуваясь, последовал за ней.

— Я не понял! — начал он, постепенно заводясь, — я перед тобой в чем-то провинился или у тебя дни?!

— Во-первых, не смей хамить! — Марина резко обернулась и уставилась на него своими большими глазами, в которых явственно читались гнев и обида, — во-вторых, Костя, тебе не кажется, что это уже ненормально? Последнее время ты почти ничего не говоришь, мы вообще почти не разговариваем. Прости за прямоту, ты приходишь сюда, либо зовешь меня, затем мы тупо трахаемся, а потом ты просто сваливаешь, ничего не объясняя! Костя, это уже перестает быть нормой, я тебе кто, индивидуалка?!

Выпалив это, Марина села на диван и положила голову на руки.

— Марина… — процедил Петровский, стиснув зубы, — у меня сложный период…

— Сложный период, так давай поговорим! — Марина резко подняла голову, — я — твоя девушка и могу тебя выслушать, поддержать, понять, в конце концов…

— Нет, — отрезал Петровский, глядя в стену дикими глазами, — не сможешь…

— Да куда уж мне, я же тупая, да?! — она моментально взорвалась, — так найди себе умную, что ж ты со мной такой непутевой водишься?! — из ее глаза выкатилась слеза.

— Я этого не говорил, — Петровский сглотнул подступивший к горлу ком, — перестань плакать…

— А кто… кто довел? — Марина всхлипнула и снова попыталась вытереть слезы, — Костя, зачем ты…

— Понятно, — прошипел Петровский, — я плохой… я у всех у вас плохой. Как вы все уже меня достали!!! — он со всей силы ударил кулаком в стену. Посыпалась штукатурка. Петровский повернулся к заплаканной Марине и несколько секунд яростно смотрел на нее. А затем, ничего больше не говоря, быстрым шагом покинул квартиру, вновь хлопнув дверью так, что в прихожей упала со стены фотография.

Марина еще несколько раз всхлипнула. Затем встала и, стараясь успокоиться, направилась в прихожую. Упавшая со стены фотография в рамке, на которой она была запечатлена совсем еще маленькой с давно покойными родителями, смотрела на нее треснувшим стеклом. Вытирая слезы, Марина осторожно собрала осколки и унесла фото в разбитой рамке в комнату.

***

Макаров вышел из здания спорткомплекса и с наслаждением вдохнул свежий весенний воздух. Снег почти повсеместно растаял, температура давно и прочно установилась плюсовая, на Сергее была распахнута до середины кожаная куртка и привычная спортивная сумка через плечо.

Он спустился по ступенькам и неторопливо двинулся в сторону ближайшего пешеходного перехода. Он не любил ездить на такси, хотя теперь, наверное, уже мог себе позволить, работа «в фирме у Кости» приносила стабильный и немаленький доход. Но Сергей предпочитал пешие прогулки, особенно после тренировок.

Он пропустил каких=то женщин с колясками и двинулся к проезжей части. Светофора на этом участке не было, просто «зебра», по которой уже начала переходить какая-то молоденькая девушка, убедившись, что водитель с правой полосы ее пропускает. Сергей немного замедлил шаг, решив не задерживать порядочного водителя и перейти дорогу чуть позже.

В этот момент на улице появился типичный заниженный «таз», которые с недавних пор стали входить в моду. Из дешевой, явно не раз «рукотворно» модифицированной машины долбила музыка, а на стеклах красовалась запрещенная «глухая» тонировка. Автомобиль нетерпеливо погудел, после чего резко обогнул водителя справа и влетел на пешеходный переход прямо наперерез девушке.

— Осторожно! — закричал Макаров.

Среагировать девушка не успела. «Таз» вновь неистово загудел и, подрезав ее, задел углом, по инерции проехав дальше. Девушка вскрикнула и упала на проезжую часть. Водитель справа, видимо испугавшись, моментально вдавил газ и покинул место происшествия.

Не раздумывая, Сергей сбросил с плеча сумку прямо на землю и бросился к ней. Та, морщась от боли и держась за ногу, пыталась подняться с земли. Машина виновника тем временем резко сдала назад и встала, как вкопанная.

— Вы в порядке? Целы? — Сергей присел рядом и взял ее за плечи.

— Нога… — выдохнула девушка, вновь поморщившись.

— Осторожно… сейчас я вам помогу…

— Ты куда прешь, овца?!

Из машины тем временем выскочили двое «ребят с района», вполне типичных для такого агрегата и бежали к ним. Водитель агрессивно размахивал руками и выкрикивал непечатные выражения.

— Ты сам куда прешь, здесь пешеходный переход! — Сергей поднялся на ноги и, убедившись, что девушка может худо-бедно стоять сама, развернулся к виновникам аварии.

— Слышишь, тебя спрашивали, надо больше всех, иди на х…р отсюда! — рявкнул водитель уже на него.

— Ты больной или как, ты соображаешь, что делаешь?! Это лишение прав! — Сергей, окончательно разозлившись, сделал резкий шаг вперед.

— Умный, б…ь?! Иди отсюда! — опять заорал водитель, подойдя вплотную. Приятель встал чуть сбоку, сверля Сергея недружелюбным взглядом. Девушка наблюдала за этой перепалкой со смесью страха и пусть небольшой, но радости, что хоть кто-то вмешался.

— Я тебе сейчас так пойду… — Сергей сделал последний шаг навстречу и сказал уже тихо и очень зло, — мне запрещают применять на улице то, чему учат там, — он указал глазами на здание спорткомплекса, — но для тебя сделаю исключение, так что не зли меня, понял, ошибка природы?! — Сергей чувствовал, что опять свирепеет и употребляет выражения, ранее несвойственные для него, но остановиться уже не мог, как и в той ситуации с мужиком на рынке, — и сломанный нос будет меньшей из твоих проблем, потому что прав ты теперь лишишься надолго, я лично в ГАИ все засвидетельствую…

— Антох, ну его на х…р, валим отсюда! — приятель дернул «Антоху» за рукав.

Водитель с ненавистью посмотрел на Макарова, после чего вместе с приятелем ринулся к своей машине, высказывая себе под нос все, что думает о Сергее и что с ним следовало бы сделать.

— Эй, куда… — выкрикнул вслед Макаров, но «таз», взревев двигателем, уже тронулся с места. Напоследок пассажир высунулся из окна и, показав соответствующий жест, пожелал Сергею «всего наилучшего». Наплевав на них, Макаров вновь подбежал к девушке.

— Вы можете идти?

— Я… попробую… ой! — она наступила на больную ногу и вновь скривилась от боли. Вместо того, чтобы вступать в дальнейшие переговоры, Сергей просто поднял удивившуюся до глубины души пострадавшую и под гудки других машин оттащил с проезжей части и усадил на ближайшую лавку, после чего осторожно взял за больную ногу.

— Вы не бойтесь, я разбираюсь! — сообщил он, посмотрев в ее удивленные и все еще испуганные глаза. Только сейчас Макаров разглядел, что девушка была весьма и весьма привлекательной. Правильные черты лица, собранные в хвост светлые волосы, карие глаза, что вообще было редкостью для блондинок. Хотя, она могла быть и крашеной. Или в линзах. Или и то и другое сразу. С фигурой у пострадавшей тоже было все в порядке. На ногах красовались обтягивающие леггинсы, сверху ее прикрывал фиолетовый пуховичок, впрочем, не скрывавший достоинств, которыми природа ее совсем не обделила.

— Вы врач? — зачем-то уточнила она.

— Нет, — Сергей улыбнулся девушке, — я не врач, я юрист. Я спортом занимаюсь, там у нас травмы — частое явление. Вот так больно?

— Нет, — она лишь покачала головой.

— А так? — снова отрицательный кивок, — вот здесь давлю, больно?

— Ой!

— Понятно, — Сергей кивнул, — ушиб приличный, но это только ушиб, переживать не стоит, вам повезло, это пройдет. Уроды, конечно, оттаяли по весне! — он сердито посмотрел в сторону дороги, — я номер и марку машины запомнил, надо будет, наверное, в ГАИ сообщить, он за такое без прав останется…

— Да нет, не надо… — девушка устало отмахнулась, — жива и слава богу. Спасибо вам большое.

— Было бы за что! — Макаров снова улыбнулся, — любой бы…

— Ага, как же, любой! — она скривилась, — видели, как тот водитель улепетывал, когда они из машины повыскакивали? И так все: будут в сторону смотреть, хоть бы и убили меня тут. А вы не побоялись, заступились, так что спасибо вам огромное!

— Я — Сергей! — выпалил Макаров неожиданно даже для самого себя. Пострадавшая ему очень понравилась, хотя с девушками общение у него строилось в основном туговато. Да нет, сейчас пошлет подальше…

— Даша! — она улыбнулась и попыталась встать с лавки, но больная нога вновь дала о себе знать и Дарья, сморщившись от боли, вновь резко села.

— Сидите-сидите, я сейчас такси вызову! — засуетился Сергей, — вы где живете, я вас отвезу! Нет, Даша, вы не подумайте, что я там пристаю или что…

— А я ничего не думала, отвезите, если вам некуда спешить! — Дарья улыбнулась, — вы мне тоже очень понравились, Сергей, вы хороший человек! И давай на «ты», я вроде не такая старая!

— Я… а, ну да! — не ожидавший такого успеха Макаров немного растерялся.

— Ты там, кажется, сумку оставил? — Даша показала глазами, — сопрут ведь!

— Ах, да! — опомнился Макаров. Он на секунду вернулся к краю тротуара и забрал спортивную сумку, после чего вернулся к сидевшей на скамейке Даше. Она рассмеялась, но не зло, не издеваясь над Сергеем, а наоборот с позитивом и расположением. Макаров, набравшись смелости, сел рядом с ней.

— Ты, вроде, такси вызвать хотел? — с улыбкой уточнила она.

— А, да! — Сергей кивнул и достал из кармана куртки сотовый телефон. Вызов машины занял пару минут.

— Еще раз спасибо! — с улыбкой поблагодарила Даша, глядя на него.

— Слушай… — Сергей на секунду замялся, но все же решился спросить, — а у тебя… ну, есть кто-нибудь? — он опасливо посмотрел на нее, ожидая какой угодно реакции.

— Ну, да, есть! — ответила Даша, очень серьезно посмотрев на него.

— Понятно, — Сергей мрачно кивнул и посмотрел в сторону. Вот и закончилась вся романтика.

— Папа, мама… подруга хорошая… ну, кот еще есть и рыбка, если считается! — Даша рассмеялась и хлопнула его по плечу, — да расслабься ты, напрягся так! Когда от этих отморозков меня защищал, смелее был!

— Ну, это знаешь ли, как раз не так страшно! — Макаров рассеянно улыбнулся. Даша тоже засмеялась в ответ.

— Да поняла я твой вопрос, нет у меня парня! — сказала она, — так что не грузись так! Слушай, а ты сказал, что спортсмен, да? Ну, про шахматы я точно не спрашиваю, а чем? — Даша с интересом посмотрела на него.

— Смешанные единоборства, — ответил Сергей.

— Ну, тогда понятно, почему тебе с гопниками проще, чем с девушками! — Даша посмотрела на него, — да не обижайся ты, я пошутила! Ты, кстати, очень вежливый для «смешанника».

— А ты думала, мы все с отбитыми головами и двух слов связать не можем?! — теперь расхохотался уже Сергей, — я, между прочим, стихи пишу! — он подмигнул Даше.

— Обязательно как-нибудь послушаю! — пообещала она, — смотри, а вон, не такси ли подъехало? — она указала на остановившуюся в «кармашке» машину.

— Да, она! — Сергей решительно встал, положил сумку на скамейку и, не вступая в переговоры, опять поднял Дашу на руки и понес в сторону машины.

— Только в багажник меня не клади, ладно? — смеясь, попросила она. Улыбался и Сергей. Похоже, день сегодня складывался удачно.

***

— Антон Алексеевич, привет тебе, позволишь? — Фокин убедился, что в кабинете, кроме Семенова никого нет, и осторожно вошел.

— Добрый день, Виктор Георгиевич, заходите, — Семенов приподнял взгляд от журнала, — чем обязан?

Фокин, подобострастно улыбаясь, проследовал вглубь кабинета и уселся на стул напротив Семенова, глядя на него горящими глазами.

— Как трудовой день, Антон Алексеевич? — хитро спросил он.

— Нормально, в штатном режиме, — спокойно ответил Семенов, — занятия, нагрузка… ну, вы, как замдекана и сами все должны знать, правда, Виктор Георгиевич? — он посмотрел на Фокина, слегка прищурившись. Тот кашлянул в кулак и тоже взглянул на Семенова.

— Антон Алексеевич, я чего зашел, — начал Фокин, — слушай, к тебе тут два студента должны были подойти… как же их? — он поднял глаза к потолку, — Федосеев и Королев, вот… Антон Алексеевич, у них там какие-то проблемы возникли с твоим предметом…

Фокин замолчал и выжидающе уставился на Семенова, надеясь встретить «понимание».

— Ну, если мы говорим об одних и тех же Федосееве и Королеве, то «проблемы» — это мягко сказано, — начал Антон Алексеевич, твердо глядя на Фокина, — а если своими именами: полное бойкотирование дисциплины, хамское отношение к преподавателю и своим сокурсникам! Это, если напрямую, — добавил он уже мягче.

— Ну, ладно тебе, хамское! — заговорил Фокин заискивающим тоном, — так уж и хамское? Нагрубили они тебе что ли? — он на секунду напрягся. Семенов внутренне рассмеялся над этим.

— А что, забивать на предмет — это не хамство и наглость по отношению к преподавателю и сокурсникам, которые в течение семестра добросовестно учились? — осведомился он, глядя на Фокина с легкой иронией.

— Антон Алексеевич, — начал тот, глубоко вдохнув, — ну, да, переборщили ребята, согласен. Но ошибки надо тоже иногда прощать. Ну, ты чего, сам что ли студентом не был, не прогуливал никогда? — он опять хитро подмигнул, надеясь сыграть хотя бы на этом.

— Всю дисциплину целиком — никогда! — отрезал Семенов, захлопывая журнал, — Виктор Георгиевич, чего вы хотите? — он в упор посмотрел на хитро щурившегося Фокина. Тот посерьезнел и наклонился вперед.

— Антон, да поставь ты им этот зачет, сложно тебе что ли? — горячо заговорил он, — охота на этих отработках сидеть? Ну нарисуешь две оценки в ведомости, от тебя убудет или что? — он с надеждой взглянул на Семенова.

— А с чего бы вдруг, — очень тихо начал Антон Алексеевич, — я вообще должен им рисовать? Они на особом положении или что? Может, я чего-то не знаю, что знаете вы, Виктор Георгиевич? Может, у ребят серьезные трудности или произошла трагедия в жизни? Может, они защитили честь ВУЗа на международном уровне, именно поэтому не смогли чисто физически посещать мои занятия?! — он с неподдельным гневом посмотрел на Фокина. Тот скривился, как от зубной боли.

— Антон Алексеевич, ну что ты вечно, как… — он пожевал губу, подбирая слова, — ну что ты упираешься, что это даст? Напрямую: ты же все понимаешь, зачем тебе усложнять, все равно ничего не добьешься! Так зачем все это? — Фокин покачал головой, изображая крайнее недоумение.

— Напрямую, — зрачки Семенова сузились, а голос стал тихим и очень злым, — мое отношение к торговле образованием известно очень давно. И, напрямую, по-мужски: Витя, а ты не ох… л? — Семенов замолчал, очень зло уставившись на Фокина.

— Чего?! — тот побагровел, — Семенов, а ты не забыл, с кем разговариваешь?! — он стукнул кулаком по столу.

— Не шуми, не в твоих интересах! — Антон Алексеевич, подался вперед, не пасуя перед замдекана, — ты хоть понял, что именно происходит? Сам-то понял? Ты получил взятку от студентов за то, что обещал поставить предмет, который даже не ведешь! Мой предмет! Витя, тебе неизвестна моя репутация? Ты подставил не только себя, но еще и меня вместе с моим добрым именем! Ты на что вообще рассчитывал?! Что я им нарисую потому, что ты недавно стал заместителем декана? Ты что, первый день со мной работаешь?

— Семенов… — Фокин со злостью сжал кулаки, окончательно растеряв остатки вежливости, — ты хорошо понимаешь, во что ввязываешься?!

— А ты понимаешь? — отбрил Антон Алексеевич.

— Да я замдекана! — Фокин оскалил зубы, приводя последний аргумент.

— Тогда добивайся моего увольнения, может, у тебя получится! — рявкнул Семенов, — заставят увольняться — уволюсь! Но продавать свою дисциплину не буду! И идти на поводу тоже! — с этими словами он резко поднялся со своего места, — мы закончили, Виктор Георгиевич? Если да, то мне нужно закрывать этот кабинет!

Он в два быстрых шага пересек помещение и схватил с соседнего стола ключи.

— Зря ты так, Семенов, ой, зря! — прошипел Фокин, с ненавистью глядя на Антона Алексеевича.

***

Селиверстов забрал дипломат с пассажирского сиденья и закрыл машину. На улице уже окончательно стемнело, сегодня проректор задержался в ресторане с дамой, правда первое свидание прошло не столь успешно, как он рассчитывал. Из-за того, что весь двор был заставлен, автомобиль пришлось оставить через несколько подъездов от своего, у самой арки. Селиверстов убедился, что машина надежно закрыта и неторопливо направился к своему крыльцу в угловой части многоэтажки.

— Слышишь, дядя, закурить дай! — путь ему преградил парень в бейсболке и капюшоне. В темноте его лицо было вообще невозможно разглядеть, чего, наверное, тот и добивался.

— Закрылся ларек, домой иди, мальчик! — насмешливо посоветовал уверенный в своих деньгах и связях проректор. Да и потом, парень был явно моложе, что он вообще мог ему сделать? Олег Васильевич полагал, что уверенное поведение отпугнет хулигана. Но он ошибся…

— Че сказал, какой я тебе мальчик, Вася?! — парень угрожающе шагнул вперед, — тебе в падлу нормальному пацану сигу дать, ты, цесарка надутая!

— Сказал, нет сигарет, не курю, пройти дай! — потребовал Селиверстов.

— Слышишь, я не понял, что происходит, э, ты! — в этот момент из темноты арки показался еще один, — ты дерзкий самый, алло?! — этот приблизился к Селиверстову со спины. Вот теперь ему стало по-настоящему страшно. Кричать было бесполезно, район был новым, по ночам безлюдным, а среди ночи никто не выглянет из окна посмотреть, что происходит и уж тем более не придет на помощь.

— Ребят, отстаньте по-хорошему! — дрожащим голосом начал Селиверстов, — проблем же потом будут, я проректор…

— Да хоть премьер-министр, ты кому проблем создать решил, ты?! — тот, что стоял перед ним, резко толкнул в грудь. Селиверстов инстинктивно шагнул назад, второй хулиган в тот же момент пихнул его в плечо. Первый прыгнул вперед и схватил за руку, в которой проректор сжимал дипломат.

— Чемодан гони, что там у тебя? Давай сюда, сказал, слышишь! Э!

— Да пошел ты на хрен, урод!!!

Селиверстов взорвался. Он никогда в жизни по-настоящему не дрался. Никогда этого не умел. Но факт того, что на него сейчас наезжали два подростка, да еще пытались нагло отнять чемодан, вывел проректора из себя. Он, как умел, толкнул хулигана в грудь, морально уже готовясь к тому, что сейчас его начнут избивать. Неожиданно это возымело эффект. Парень полетел назад и, споткнувшись, упал на асфальт.

— Ах ты тварь! — второй хулиган попытался ударить Селиверстова в лицо. Тот неуклюже уклонился. И вновь повезло! Кулак хулигана пролетел в нескольких сантиметрах от челюсти проректора, а сам нападавший потерял равновесие и тоже едва не упал, но удержался на ногах.

— Да отвалите вы, выродки! Чего ты хотел, сопляк?! На! — ярость уже закипела в душе Селиверстова. Он несколько раз ударил хулигана по спине. Тот развернулся и попытался ответить, но Селиверстов опять махнул кулаком (бить по-настоящему его никто не учил), метя куда-то в центр капюшона. Попал он во что-то твердое, костяшки пальцев отозвались резкой болью, но проректор, не обратив внимания, прыгнул вперед и, поверив в свои силы, сбил хулигана с ног.

Второй, похоже, оправившись от падения, набросился сзади и обхватил Селиверстова за плечи.

— А ну отвали, мразь! — проректор освободился от захвата и принялся теснить нападавшего, осыпая ударами, маша руками, куда придется…

— Сиплый, валим! — выкрикнул второй. Оба хулигана, пригибаясь, ринулись куда-то в переулок, подальше от разъяренного проректора.

— Вот так вам, салабоны, валите к гребаной матери! — завопил им вслед Олег Васильевич. От осознания того, что он, человек, который никогда в своей жизни не дрался, только что одолел двух хулиганов, мозг пьянел, а самого проректора тянуло на подвиги, — еще раз увижу — ноги оторву! Сопляки…

Селиверстов наклонился и поднял оброненный во время схватки дипломат. А затем огляделся и, крайне довольный собой, с улыбкой и напевая себе что-то под нос зашагал к своему подъезду.

***

— Да! Я все понял! — Петровский кивнул и убрал мобильный в карман. Затем посмотрел в зеркало заднего вида. Машина Фролова как раз въезжала на территорию гаражного массива, слепя ксеноновыми фарами.

Петровский вышел из своего автомобиля и сделал несколько шагов навстречу. Фролов припарковался и тоже вышел, вопросительно глядя на приятеля.

— Здорово, Костян! — сказал он немного напряженным голосом.

— Здорово! — Петровский коротко пожал ему руку.

— А что встречаемся-то так далеко? — Дмитрий опасливо огляделся по сторонам, словно боялся чего-то. Хотя, кроме самого приятеля и однокашника, вряд ли что-то могло вызвать у него больший страх. Да и взгляд у Петровского был каким-то нехорошим, с недобрым блеском. Или это просто была игра света и его, Фролова, воображения…

— Ушей много лишних. И глаз, — опять лаконично пояснил Петровский, — ну что, Димас, все сделал?

— Да, все, — Фролов кивнул и извлек из кармана сотовый.

— Точно не сдрейфил? — уточнил Петровский, — смотри, я не заставляю. Он намеренно поставил вопрос именно так, чтобы гордость Фролова уж точно не позволила отказаться.

— Я же здесь, — Дмитрий пожал плечами, — не знаю, зачем тебе это и что ты планируешь делать дальше, но слушай…

С этими словами он включил запись и, скрестив руки на груди, встал к приятелю вполоборота. Петровский покосился на него и стал слушать второй разговор с проректором Селиверстовым.

— Олег Васильевич, я хорошо подумал. И я не хочу отказываться от выборов в президенты профсоюза…

— Да? А по-моему, ты плохо подумал. Может, пойдешь и подумаешь еще?

— Нет… нет, я подумал хорошо. Я буду участвовать, это мое окончательное решение…

— Смотри-ка, какой уверенный в себе молодой человек. И что, не боишься трудностей, а? — в голосе послышалась плохо скрытая угроза. Затем последовала небольшая пауза и снова ответ Фролова.

— Олег Васильевич, я… я вас прекрасно понял. И… вы меня не запугаете. Я буду участвовать, я знаю свои права… я знаю, кто вы, но больше не потерплю угроз…

— Что ты сказал?!

— Я… я сказал, что не боюсь ваших угроз. Если будете дальше на меня давить, я буду жаловаться…

— Послушай меня, сопляк, ты, видно, не понял, с кем разговариваешь?! Может, тебе объяснить по-другому?!..

Петровский выключил запись и аккуратно убрал телефон Фролова в свой карман.

— Хорошо, — негромко сказал он, — этого достаточно…

Петровский посмотрел на начавшего поворачиваться к нему Дмитрия. А затем без предупреждения со всей силы ударил его в нос. Не ожидавший такого от приятеля Фролов вскрикнул и пошатнулся, одновременно сглотнув собственную кровь. Петровский сделал резкий шаг вперед и добавил коленом в пах, отчего Дмитрий инстинктивно согнулся. А затем нанес новый сильный удар сбоку в голову…

Фролов окончательно потерял равновесие и, упав, ударился о борт собственной машины. Такой агрессии от друга он не ожидал и потому не мог ни защищаться, ни адекватно среагировать, лишь скуля, прижался к машине, закрывая разбитое лицо руками. Петровский опять шагнул вперед и, воспользовавшись тем, что Фролов приподнял голову, зарядил в глаз.

— Костян… Костян, ты чего?! — всхлипнул Фролов, держась за разбитое лицо красными от крови руками. Нос был разбит, под глазом образовался приличный синяк, из рассеченной брови тоже текла кровь…

— Тихо, тихо, тихо, тихо… — Петровский опустился рядом с ним на корточки и попытался взять за руки.

— Костян… Костя, зачем?! — Фролов заплакал, дрожа всем своим крупным телам, — Костя, что я тебе сделал, за что ты со мной так?! — он зашелся истеричными рыданиями.

— Все, все, все… — Петровский насильно убрал его руки от лица и осторожно взял за голову, — все, все, все… все. Больше не буду. Давай, успокаивайся…

Фролов еще некоторое время продолжал всхлипывать. Он не был трусом или слабым человеком, но этот поступок Петровского выбил его из колеи. Он не ожидал такого, не понимал, за что его так избили и от этого никак не мог вернуться к реальности.

— Все, все… — Петровский провел рукой по его голове, — прости. Прости меня. По-другому было нельзя. Давай, Димас, успокаивайся. На, закури…

Петровский вставил в рот приятеля сигарету и поджег ее. Фролов несколько раз лихорадочно затянулся. Затем, наконец немного придя в себя, сделал уже более размеренную тягу. Он тяжело дышал и с дикой обидой и непониманием смотрел на Петровского.

— Ладно, хорош на асфальте сидеть, простатит ждать! — Петровский похлопал его по спине, — пойдем ко мне в машину, обсудим!

Фролов медленно поднялся на ноги и проследовал за Петровским к его автомобилю. Сев на пассажирское сиденье, он стал обиженным взглядом смотреть куда-то в сторону.

— На салфетку, а то кровь идет! Вискарь сзади есть, смочи! — посоветовал Петровский, — ты прости меня, Диман, что вот так. Но по-другому было нельзя… сам же хотел до конца.

— Я внимательно тебя слушаю, — процедил Фролов, повернувшись к приятелю, — рассказывай, какого лешего только что чуть не убил меня. Придурок конченый…

— По поводу конченого придурка пропущу мимо ушей! — Петровский улыбнулся, — ладно, Димас, слушай, как все теперь нужно обставить…

***

— Вот такие вот дела, Слав, — Макаров доел и вытер губы салфеткой, — слушай, сколько там накапало? Давай в этот раз хоть заплачу, ну что я повадился на халяву есть?

— Не надо! — Логинов опять улыбнулся, — до свидания, приходите еще! — бросил он вслед удалявшимся гостям.

— Не представляешь, как неудобно, — Макаров покачал головой.

— Я тебе сказал: проехали, — повторил Славик, — значит, Серега, ты с красивой классной девчонкой познакомился? Ну что, рад за тебя, рад, поздравляю! — он показал сжатый кулак, — а этих что, руки чешутся наказать? — Славик хитро подмигнул.

— Да не о мести речь, Слав, понимаешь, — Макаров откинулся на спинку дивана, — но просто они ведь могут опять начудить. Сбить кого-нибудь, и все уже не закончится так же благополучно. Понимаешь меня? — Сергей выразительно посмотрел на Логинова.

— Прекрасно понимаю, — кивнул тот, — мир спасти хочешь. Не напрягайся, я шучу! Ну, и что думаешь предпринять? — он слегка приподнял брови.

— Ну, я номер машины запомнил, — неуверенно начал Сергей, догадываясь, что Логинов опять станет шутить, — надо, наверное, в ГАИ ехать, показания дать. А там полный набор: наезд на пешеходном переходе, уход с места ДТП. Лишение — это сто процентов…

— А оно надо? — Славик цокнул языком, — представляешь, какая это тяжба? Потом вызовы, допросы, показания, суды… Дашу эту твою затаскают. А у вас, как я понял, все начало складываться, — Логинов улыбнулся, — и ты хочешь втянуть ее в разборки с этими гопниками?

— Слав, а как? — осведомился Макаров, — как еще быть уверенным, что эти клоуны еще кого-нибудь не собьют?

— Не должен это говорить, конечно… — Славик сложил руки за головой и потянулся, — но проще всего взять Джамала и съездить настучать им по голове. Он, уверен, от внеплановой тренировки не откажется. А найти их по номерам через одну Костиковскую ниточку тоже можно, было бы желание…

— Что? — Сергей опешил, — поехать и избить их? Но это же противозаконно! Нет, я понимаю твою иронию, но они даже элементарно могут в полицию…

— Да ничего они не могут! — Славик с улыбкой перебил, — судя по твоему описанию — типичная гопота. А у них там свои правила, пацанские понятия и все такое. И вот по их понятиям писать заявление в полицию, как они это называют: «пойти по красной теме» — грубое нарушение кодекса, ты автоматически становишься опущенным. А попытаться отомстить так — они тебя даже не знают, найти не смогут. А даже если смогут, тебя все прикроют и я, и Костик и остальные…

Макаров удивленно смотрел на Логинова.

— Славик, ты на полном серьезе предлагаешь мне пойти и избить этих парней? — проговорил он.

— Да я ничего не предлагаю, это тебе решать! — весело ответил тот, — как бы ни поступил, все равно будешь прав по-своему. Но точно тебе говорю: решать через ГАИ — мимо. Еще и имя свое в свидетельских показаниях светить, оно надо? Я не навязываю тебе и сам не люблю разговаривать на языке силы, но понимаешь, Сереж… есть, к сожалению, люди, которые только его и понимают…

Логинов выразительно посмотрел на Сергея. Тот невольно вспомнил инцидент на рынке. Что ж, действительно, бывают такие люди. И попадаться они на его пути стали что-то слишком часто…

— Ладно, Серег, ты поел? — Славик решительно встал, — ты прости, мне работать надо! А потом еще на пятую пару бежать! Давай, заходи почаще! — он пожал Макарову руку и удалился в служебное помещение. Сергей проводил его взглядом и, вздохнув, уставился в окно.

***

— Вы ко мне? — ректор окинул приемную слегка удивленным взглядом.

— Я да, к вам! — Фролов осторожно поднялся со стула и протиснулся к двери, — я… по очень важному вопросу.

— Ну, что ж, заходите, раз так, — ректор НГПУ Сергей Анатольевич пропустил Фролова в свой кабинет, — не могли залечить боевые ранения, а потом уже приходить…

— Я… я как раз по этому вопросу, — неуверенно проговорил Дмитрий, обернувшись.

— По этому вопросу ко мне? — ректор показал на лицо Фролова и удивленно поднял брови, — молодой человек, я вообще-то ректор ВУЗа, доктор наук… если на вас напали, это вам в полицию…

— Я… нет, я именно к вам, — пробормотал Фролов, — я в полицию идти боюсь. Я сейчас все объясню…

— Ну, что ж, присаживайтесь, попробую вам помочь, если это вообще в моей компетенции, — Сергей Анатольевич все еще был крайне удивлен. Он сел в свое кресло напротив Фролова и посмотрел на него, — я вас слушаю…

— Понимаете, меня зовут Дмитрий Фролов, я — студент вашего ВУЗа и кандидат в президенты профсоюзной организации, — начал Дмитрий, глядя куда-то в стол.

— Активист, это хорошо, — оценил ректор, — активисты ВУЗу нужны, особенно, если они настоящие, а не где-то там, за поблажки в учебе. Так я вас слушаю, в чем ваша проблема?

— Понимаете… — Фролов посмотрел на ректора исподлобья и, собравшись с силами, выдал, — мне угрожали. Требовали снять кандидатуру с предвыборной гонки. А когда я отказался…

— Так вот оно что! — Сергей Анатольевич перебил, — Дмитрий, я обещаю вам анонимность, если вы кого-то боитесь, только скажите, кто из студентов вам угрожал, и кто вас избил, и завтра же они не будут учиться в нашем университете! Нет, это же надо! Вы правильно сделали, что пришли ко мне, не думай, Дмитрий, что это стукачество или что-то подобное, беспредела в ВУЗе допускать нельзя. Ну, я им устрою! Так кто?

Ректор выжидающе смотрел на Фролова. Тот выдержал небольшую паузу, все-таки было очень страшно а затем, собрав остатки храбрости, выдал:

— Селиверстов Олег Васильевич. Это он сделал…

Дмитрий вновь опустил взгляд, ожидая уже чего угодно. Ректор изумленно округлил глаза и откинулся на спинку кресла. Некоторое время в кабинете висела гробовая тишина. Затем Сергей Анатольевич спросил:

— Селиверстов? Проректор по воспитательной работе и социальным вопросам? Ты хочешь сказать, что тебя избил проректор?! Это очень серьезное обвинение, Фролов! Ты уверен, что тебе не показалось? — он во все глаза смотрел на Дмитрия. Тот глубоко вдохнул и, не поворачиваясь к ректору, продолжил:

— Я и сам бы не поверил, я понимаю, что вы мне не верите. Но все произошло именно так, Сергей Анатольевич. Понимаете, он и раньше мне угрожал… он лоббирует на это место другого студента моего факультета. Стаса Удалова. Он вызывал меня к себе и требовал отказаться от выборов, вы можете проверить, секретарша видела, другие люди видели, как я к нему приходил… — на секунду Фролов замолчал и покосился на ректора. Тот сидел и напряженно слушал. Фролов продолжал: — понимаете, когда он начал угрожать, я очень испугался. Я знал, что мне никто не поверит и стал записывать разговоры с ним. Вот…

С этими словами Дмитрий выложил на стол телефон и включил ту самую запись, которую накануне ночью давал прослушать Петровскому. Сергей Анатольевич слушал, и с каждой секундой его глаза наливались кровью. Наконец, запись оборвалась.

— А дальше… — Фролов шумно сглотнул, — дальше он… он ударил меня. А потом еще раз. И еще… я не знал, что делать, он же проректор. Я не знаю, к кому мне обратиться, я боюсь идти в полицию, поэтому я пришел к вам. Не знаю даже, зачем я все это рассказываю, я просто боюсь…

Фролов опустил голову, изображая крайнее смирение и отчаяние. Ректор барабанил пальцами по столу. Через некоторое время он тяжело вздохнул и в упор посмотрел на Дмитрия.

— Родителям это рассказывал? — уточнил он.

— Нет… — прошептал Фролов, — побоялся…

— Понятно. Ты молодец, что пошел не в полицию, а ко мне, — Сергей Анатольевич наклонился к Дмитрию и понизил голос почти до шепота, — Дима, а что, если я попрошу тебя не давать этой истории ход и никому не рассказывать о том, что случилось на самом деле? И уж тем более не писать заявление в полицию? Нет, я понимаю, как для тебя это звучит, и каково тебе сейчас! — он поднял руку, — но Дима! Очень тебя прошу, войди и ты в мое положение! Если все, что ты говоришь — правда, ты представляешь, какой это удар по репутации ВУЗа? Прошу, просто пойми меня и не думай, что такой урод и просто своих защищаю! Скажи, если я пообещаю тебе, что во всем разберусь, а Селиверстов больше на пушечный выстрел к тебе не подойдет и, даю слово, если твои слова подтвердятся, будет наказан, мы сможем оставить этот разговор в этих стенах?

Сергей Анатольевич с надеждой смотрел на Фролова. Похоже, он поверил. Нужно было как можно скорее прекращать разговор и уходить. Только не слишком резко и не показывать радости, что удалось…

— Я… я просто хочу, чтобы мне перестали угрожать, — тихо произнес он, — вот и все…

— Я тебя понял, Дима, — решительно сказал Сергей Анатольевич, — я все понял. Обещаю тебе, что никто тебя не тронет. И… и на мою поддержку ты тоже всегда можешь рассчитывать. Об одном прошу, Фролов! Пожалуйста, никому не рассказывай, что произошло, хорошо?

— Обещаю, Сергей Анатольевич! — выдохнул Фролов, — спасибо вам. Спасибо большое. Я просто очень боюсь, я хочу здесь учиться и приносить пользу… — добавил он после секундной паузы.

— Будешь, я тебе слово даю! — заверил ректор, — ладно, Дима, мы друг друга услышали и поняли. Сейчас иди. Если будет нужно, я тебя вызову.

— Спасибо! — пробормотал Фролов и быстро исчез за дверью.

***

— Ну как? — спросил Петровский, чуть наклонив голову.

— Страшно, Костя… страшно до чертиков! — выдохнул Фролов, вжимаясь в спинку автомобильного кресла, — сидеть там, внаглую врать… я думал, сдохну!

— Я не об этом спросил! — Петровский криво ухмыльнулся, — ректор что тебе сказал?

— Обещал разобраться, — недовольно пробурчал Фролов, — Костян, ты вообще понимаешь, что когда он разберется и обман раскроется, мне конец?! Хана! — выкрикнул он срывающимся голосом.

— Ничего не будет! — с циничной усмешкой заверил Петровский, — ты, главное сам на какой-то период времени поверь, что это Селиверстов тебя отоварил! — он кивнул на лицо приятеля.

— Как у тебя все просто… — проговорил Фролов сквозь зубы, глядя на Петровского с дикой злобой.

— А в жизни вообще все просто, просто люди любят все усложнять! — тот не переставал ухмыляться, — говорю тебе, этого типа вызовут, у него кулаки в мясо разбиты, парни постарались… у тебя вся рожа разукрашена! Сидишь в кабинете у ректора, трясешься… какие еще нужны факты? Это если бы ты в ментовку пошел, разбирались бы досконально, а тут… — Петровский отмахнулся, — ректор — мужик принципиальный, но и бучу вокруг всего этого крутить не станет. Видел, кстати, на чем ездит? — Петровский прищурился.

— «Форд», вроде… — задумчиво ответил Фролов, — но реальный такой…

— Квартиру бы поставил, кредитный! — Петровский презрительно фыркнул, — а все остальные? «Мерины», «бимеры», «авдотьи»? Говорю, честный дядька, что-то сродни нашему Семенову! Но и репутацией ВУЗа дорожит, хотя и знает, в каком осином гнезде работает. Нет, полная проверка — большой риск утечки. Думаю, скорее всего, вышибет он этого Селиверстова по-тихому…

— А если не вышибет?! — Фролов агрессивно посмотрел на Петровского, — тогда что, решала?!

— Да нам даже этого, в принципе, не требуется, — спокойно ответил Петровский, немного покрутив руль, — факт в том, что он теперь никак не сможет усложнить тебе жизнь. За ним же теперь глаз да глаз. Он и на пушечный выстрел не приблизится! А если что… — Петровский сделал характерное движение рукой у горла.

— А Удалов?

— А что Удалов? — Петровский скривился, — без Селиверстова он — никто. И на выборах тебе не конкурент, так что можешь смело забыть о нем. Нет, ну если тебе факт его присутствия жить мешает, могу подумать, что с ним можно сделать… — он вновь нехорошо улыбнулся.

Фролов несколько секунд посмотрел на приятеля и покачал головой.

— Знаешь, мне кажется, я реально боюсь тебя, Костян, — произнес он, — ты меняешься с каждым годом. И по ходу реально становишься все опаснее и страшнее…

— Сочту за комплимент! — хмыкнул Петровский.

— Тебе весело, я смотрю, — проговорил Дмитрий, — а мне вот нет. Во что ты меня опять втягиваешь, Костя? Во что ты играешь? Мы вот-вот перейдем Рубикон. И пути назад не будет…

— А мы его уже перешли! — парировал Петровский, — и давно, Дима, очень давно. Нет, если струсил, путь назад есть, мостов мы не жгли. Только ты сам себя не поймешь, — Петровский пристально посмотрел Фролову в глаза, — ты популярен, богат и имеешь то, о чем большинство в твои годы не смеет и мечтать! Что тебе еще нужно от жизни, Дима? А в скором времени ты еще станешь фактически первым студентом ВУЗа! Ты бы, кстати, не забывал добро людей, которые тебе помогли…

Фролов внимательно посмотрел на Петровского. Глаза приятеля горели тем самым, уже знакомым в последнее время нехорошим огоньком.

***

Антон Алексеевич зашел на свою кафедру. Журнал, который он во время «окна» собирался заполнить, лежал на столе и сразу бросился в глаза. Поздоровавшись с собиравшимися на занятия коллегами, он уже собрался идти в кабинет, как вдруг что-то привлекло его внимание.

Он посмотрел в ту сторону, где находилось рабочее место его заведующего — Юрия Альбертовича. Рядом с его столом спиной к Семенову стояли два студента. Антон Алексеевич присмотрелся повнимательнее и узнал их: Федосеев и Королев! Те самые студенты-прогульщики, которые требовали зачет. Переведя взгляд чуть ниже, на стол заведующего, Семенов увидел две зачетные книжки, которые тот в данный момент подписывал…

— Антон Алексеевич, хотели что-то? — заметив его, Юрий Альбертович поднял глаза.

— Нет, — коротко ответил Семенов, сжав кулаки за спиной, — я ничего не хотел…

Не задерживаясь на кафедре больше ни секунды, Антон Алексеевич схватил со стола журнал и направился в свой кабинет. Закрыв дверь на ключ, Семенов швырнул журнал на стол и сел на свое место, уставившись в окно. Поставили. Его предмет. В обход него. Нашли все-таки способ. И Юрий Альбертович туда же. Хотя, словно он и раньше не знал… да нет, знал конечно, просто это уже было совсем оскорбительно…

Антон Алексеевич достал из шкафа бутылку конька, который подарили выпускники-дипломники. А затем откупорил ее и сделал большой глоток прямо из горла.

***

Антоха вышел из подъезда и, поигрывая ключами, направился к своей «ласточке». Под нос он напевал недавно услышанную приставучую песенку, в зубы только что сунул сигарету. Машина стояла прямо под окнами его квартиры, которую ему снимали родители, сами жившие в другом районе. Сынуля решил раньше времени заделаться самостоятельным. Он засунул ключи в замок…

— Ну привет! — кто-то сзади резко окликнул его.

— Ты?! — обернувшись, Антоха вытаращил глаза, — ты как… чего тебе здесь надо?!

— Чтобы ты понял, что надо уважать других людей и смотреть вокруг, особенно, когда находишься за рулем! — ответил Макаров, в упор глядя на него.

— Чего?! — Антоха скривился, — ты больной, паря? Вали отсюда на хрен, ща пацанам отзвоню, рога сломают…

— Ну, понятно, — тихо сказал Макаров, кивнув, — значит, прав был Славик…

— Чего?!

Вместо ответа Сергей ударил его по лицу. От неожиданного и поставленного удара Антоха полетел вправо, в последний момент подставив руки, больно снеся ладони об асфальт.

— Ты, с…а…

Сергей схватил его за ворот и резко встряхнул.

— Я вижу, по-хорошему ты не понимаешь?! — выкрикнул он, — слушай сюда, если ты дальше будешь вытворять такое на дороге или еще где-нибудь, я тебе не только челюсть, я жизнь твою сломаю, понял меня?!

— Да маму я твою…

А вот была красная тряпка для быка. Сергей размахнулся и ударил под дых. Антоха закашлялся и обмяк. Макаров схватил его за волосы и, подняв, дважды ударил, разбив нос. Тот застонал, но Сергей не отпустил.

— Еще слово — добью! — прошипел он, чувствуя, как злость вновь туманит разум, — повторяю для ублюдков: еще раз за тобой будет замечен беспредел, тебе конец! Понял меня, конец! Ты кивни, если понял! Ау!!!

Макаров вновь сильно встряхнул едва живого Антоху.

— Понял, понял… — выдохнул тот.

Макаров швырнул его на землю. Затем вскочил на ноги и, подняв оброненный им ключ, со всей силы ткнул острым концом в шину. Послышался характерный свист.

— Уроком будет! — рявкнул Сергей. С этими словами он швырнул ключ на землю, после чего быстро удалился, оставив Антоху думать о своем поведении, лежа рядом с его машиной.

***

Апрель 2013

Народу в актовом зале собралось не очень много. В основном, официальные лица, да друзья. Был кое-кто из преподавателей, ну и конечно все сотрудники профкома. Петровский нашел глазами Макарова, который тоже решил прийти, и подсел к нему.

— Здорово, Серег! — они пожали руки, — ну что, Руслан тебе правильный адрес дал?

— Правильный, — негромко ответил Макаров, — спасибо…

— Не за что, — Петровский бросил взгляд на сцену, — ну, и что ты сделал?

— Избил его, — мрачно сказал Сергей, — и шину проколол.

— Ну и правильно! — хмыкнул Петровский.

— Знаешь, что меня пугает больше всего? — Макаров повернулся к нему, — что мне действительно казалось это правильным. Я был почти уверен, что я поступаю правильно, понимаешь?

— Понимаю, — Петровский усмехнулся, — вот ты и стал взрослым, Сережа! Сигареты вон там, на полке, рядом с деньгами на пиво и трудовой книжкой!

— Тебе весело, Петровский? — взвился Макаров, — а вот мне нет! Знаешь, общаясь с тобой, я сам становлюсь другим. Меняюсь. Я не хотел так его избивать. И уж тем более, не хотел прокалывать шину! Но сделал это! Понимаешь, Петровский, у меня такое чувство, что мои ориентиры начали сбиваться…

— А у них они давно сбились! — хмыкнул Петровский, — людей на дорогах сбивают и уезжают, как будто так и надо… так как с ними поступать после этого? — он вопросительно посмотрел на Сергея, — так что я горжусь тобой, Макаров. Может, вскоре поймешь, какие люди на самом деле по своей природе. Ладно, давай послушаем, вон они вылезли…

На сцене появился бывший президент союза студентов. Он подошел к микрофону и, прокашлявшись, начал свою речь:

— Добрый день! Как вы знаете, я возглавлял профессиональный союз студентов в течение трех лет, — сказал Костин, — сегодня я оставляю этот пост. Но, оставляя пост, я оставляю после себя надежного и ответственного человека, который не только не уронит наше доброе имя в грязь лицом, но и преумножит накопленное…

На этих словах Петровский двусмысленно ухмыльнулся.

— Позвольте представить человека, которого вы сами выбрали, новый президент союза студентов: Дмитрий Фролов!

Послышались громкие аплодисменты. Фролов, одетый сегодня в строгий костюм, вышел на сцену. Передававший пост экс-президент пожал ему руку и указал на микрофон. Фролов подошел к стойке и, окинув взглядом собравшихся в зале, начал свою приветственную речь:

— Здравствуйте! Сотрудники, преподаватели, коллеги, друзья… спасибо всем за вашу поддержку на выборах! Заступая сегодня на эту должность, я не буду давать громких обещаний. Скажу одно: я сделаю все, чтобы вы никогда не пожалели о своем выборе…

***

В тот день Фролов еще много говорил. А потом все двинулись в банкетный зал, чтобы отметить назначение. Точнее, почти все. У некоторых из собравшихся были другие дела…

— Алло, Дашут! Ну, я подъехал, ты готова? — улыбаясь во весь рот, спросил Макаров в трубку. В другой руке Сергей держал внушительный букет цветов…

Они прекрасно проводили тот день. Сходили в кино, потом посидели в ресторане с живой музыкой, просто гуляли… и Макаров был счастлив. Придя домой абсолютно счастливым, он поцеловал мать и стал взахлеб рассказывать ей про Дашу и про то, как провел день. И ничто тогда не напоминало о мрачных и не самых приятных подробностях его деятельности…

Славик Логинов отбросил бумаги и откинулся на спинку кресла.

— А, к черту их, потом! — весело сказал он и достал сотовый телефон, — алло, Фрол, банкет уже закончился? Почти? Ну, как развяжетесь там, подгребайте на неофициальную часть. Все, коллег тоже бери, если хочешь! Костяна? Нет, Костяна сегодня не будет…

Петровский поднялся по знакомой лестнице и позвонил в дверь. За спиной он держал букет, которым сейчас ему с ненулевой вероятностью прилетит по лицу. А, будь что будет!

Марина открыла дверь и остановилась на пороге, глядя на него. Она молчала…

— Если захочешь послать меня, будешь права, — начал Петровский, глядя ей в глаза, — я уйду сразу и без скандала, даю слово. Но знай: мне ничего от жизни не нужно, если в ней нет тебя… вот, — он достал из-за спины букет, — хочешь — избей меня им, я заслужил. Марин, прости меня за все… — Петровский замолчал.

Из ее глаза выкатилась слеза. Она сделала шаг вперед и, схватив его за рукав, втащила в квартиру.