Зараза 3: Королева

Евгений Александрович Гарцевич, 2022

Эпидемия в Сьерра-Леоне не утихает, количество зараженных растет с каждым днем. Спасти город уже нельзя, но есть шанс остановить заразу и уничтожить первоисточник. Если, конечно, уже не слишком поздно…

Глава 4

Кто бы мне сказал, что на легкую поездку в триста километров, у меня уйдет почти неделя, я бы рассмеялся. Да еще демонстративно покрутил бы пальцем у виска и сморщил лоб. Ку-ку, чудила? Тут ехать-то всего ничего. Это лишь чуть больше, чем от Москвы до Ярославля и чуть меньше, чем оттуда же до нижнего Новгорода. С ветерком, без стоячих и бесячих пробок, без ремонтов дорог и отбитых обочечников. Пять часов со свистом! И это с заездом в какой-нибудь «макдак» по дороге.

Но в Сьерра-Леоне после введения карантина оказались другие правила дорожного движения. Другой ремонт и другие обочечники.

Мы встали сразу же, как только пересекли границу между провинциями. Не доехали до Масокари метров пятьсот, как за поворотом дороги появился блокпост. Бетонные блоки, раскрашенные в красные полоски, закрывали обочины, между ними такой же красно полосатый шлагбаум и почти впритык две полицейские машины внахлест параллельно шлагбауму.

И все бы ничего, уж две машины как-нибудь да растащим, но за ними начиналась автомобильная свалка. Первые несколько машин уже покрылись ржавчиной, полностью выгорев. Дальше, как яйца на пасху, одно билось о другое, ломалось, глохло и застревало. И утрамбовывалось следующей машиной. Как далеко тянулась пробка, я не увидел, но судя по разноцветным крышам, там штук тридцать, не меньше. При этом ни живых, ни мертвых людей по округе не бродило.

— Надо разведать, — я обернулся к Дедушке Лу. — Схожу. А вы сидите пока тихо.

— Может, лучше я? — Али кулаком стукнул себя в грудь.

— Справлюсь, деда охраняй. Возможно, придется новую машину искать.

Возражений не последовало, и я заглушил машину, но оставил ключи в замке зажигания. Взял в руки «мосинку» и не спеша, оглядываясь по сторонам, пошел к шлагбауму.

Я подкрался к одному из блоков, спрятался за ним и прислушался. Предчувствие молчало. Ни зова, ни шепота, только урчание в животе от подступающего голода. Из живых звуков только легкий шум ветра в кронах деревьев, легкий скрип, будто какая-то деталь качается и плотное сводящие зубы жужжание мух.

Я вытянул шею и разглядел первые трупы. Сгоревшие водитель с пассажиром в первой машине. Я пролез под шлагбаумом, обойдя знак STOP, и спрятался за полицейской машиной. Под ногами звякнули гильзы. Вся дорога перед машинами была усеяна гильзами вперемежку с битым стеклом и пустыми магазинами от АК.

Заслон был здесь. Те, кто охранял проезд, прятались за машинами и лупили по тем, кто пытался проехать. А пятен крови почти не было, с краю только темное давно засохшее пятно, а бетонные блоки за спиной без единого скола. В ответ им не стреляли.

А вот они, судя и по первым сгоревшим автомобилям и тем, что как решето стояли дальше, и даже по сбитым веткам и сорванной коре — лупили, как истеричные. Так что непонятно, кто больше был напуган. Гражданские, что перли на пули, или копы, убивающие все живое, что на них перло.

Легковушки и пикапы, заваленные баулами с вещами, все в хлам — либо сцепились с соседями от удара, либо пробито все — от радиаторов до крыш. Здесь, похоже, еще и гранат не жалели.

Я нашел еще тела в машинах. Все окончательно мертвые. Победители не стеснялись, добивали уцелевших и растаскивали пожитки. Я прошел мимо первого десятка машин в несколько рядов как жавшихся на узкой дороге, так и слетевшие на обочину и зажатые между деревьями. Везде картина была одинаковая, кто смог выбраться из машины, тот далеко не убежал.

Мужчины, женщины, дети — над телами поработали и позже. Рваные раны, оторванные части тела со следами клыков. Может звери, а может зомбаки. Останки здесь вялятся уже недели две, запаха практически нет, а над некоторыми не только мухи вьются, но и внутри что-то мелкое белое копошится.

Дальше машины были брошены посвободней, но впечатление свалки все равно не исчезало. Видавшие виды пикапы язык не поворачивался назвать старыми. Древний хлам — и то, это будет комплимент. Как они досюда доехали, непонятно.

Я попробовал несколько машин. С виду целых было немного. Либо шины пробиты, либо бензобак прострелен с разводами бензина под колесами, либо ключей не было.

В итоге выбрал более-менее чистенький хэтчбек «тойоту короллу» бледно-желтого цвета, которая успела развернуться, но проехала совсем ничего в сторону леса, куда, скорее всего, пытался сбежать водитель. Нашел ключи внутри и попробовал ее завести. Тишина, просто ноль реакции. Пригляделся и увидел открытый бензобак — что могли слили, остальное испарилось.

В просвете деревьев сбоку от дороги я увидел поляну, на которой расположился полевой медицинский лагерь. Стояли машины скорой помощи с распахнутыми дверьми, на земле валялись какие-то приборы красного и оранжевого цвета, коробки от лекарств, перевернутая каталка и прочий мусор. Трупы тоже присутствовали и здесь я уже разглядел несколько человек в полицейской форме — одного с мачете в затылке и двоих с проломленными головами и неестественно вывернутыми конечностями.

Впритык к лесу стоял каменный сарай и три длинных, высоких палатки с массивным каркасом, накачанным воздухом. Из ближайшей палатки с большим красным крестом на крыше слышалась возня с хрипами.

Прицепив штык на «мосинку» и постоянно оглядываясь на лес, где в лучшем случае метров на пять вглубь хоть что-то просматривалось, а дальше кусты и плотные заросли, я пошел к палаткам.

Тихонько открыл надувную дверь и заглянул внутрь. Чем-то напомнило медблок в лагере миротворцев. Вдоль стен с полупрозрачными полиэтиленовыми окнами стояли койки. Пыльные в коричнево-красных разводах простыни, под койками чемоданы. А на койках пациенты, трое. На одном смирительная рубашка, а двое просто пристегнуты ремнями за ноги и руки к основанию коек. В дальнем конце палатки пластиковый стол с трупами врача и медсестры, на стене ручной самодельный умывальник из перевернутой пятилитровой баклажки с позеленевшей водой на донышке, а в углу еще одна дверь с закрытым пологом.

— Здорово, мужики, — я подскочил к ближайшему, тому, что в рубашке, и воткнул штык ему в висок, — А я вам мандаринчиков принес, а то вы голодные поди. Воу, воу, полегче!

Я отскочил, не ожидав, что остальные связанные так резко на меня среагируют. Чуть не взвыли от радости, стали шатать койки и пытаться вырваться. Дошло до того, что худой фермер так сильно дернул рукой, что она с хрустом отломилась в районе предплечья. Без рычага зомби уже не мог дергать койку, потянулся в мою сторону, щелкая зубами, но сразу же получил штыком в лоб. Даже не хрустнуло, будто гнилую деревяшку проткнул, а не толстую кость. А вот второй умудрился-таки перевернуть кровать и теперь только злобно зыркал на меня, лежа на боку.

— Давай, мужик, на выписку пора, — штык оказался удобным и действенным инструментом, добивать и ставить окончательный диагноз.

Что-то послышалось за стенкой палатки. Шорох листьев, но, возможно, просто ветер. Я активировал внутренний локатор зова, почувствовал что-то злое, но неразборчивое. Детский смех? Хохот на грани визга. Нетерпеливое голодное рычание?

Не понял что. Даже не понял, в реальности все это слышу или на грани подсознания. Звуки были повсюду, окружали палатку и приближались. Я ущипнул себя за руку, пытаясь полностью вернуться в реальный мир и сосредоточится.

Услышал легкие шаги, будто ребенок крадется босиком. Хруст битых бутыльков из-под лекарств, недовольное ворчание, быстро сменившееся на странный вой. Так пьяный визгливый ребенок мог бы передразнивать собаку или волка. Я попробовал разглядеть, что там за чудо, через пластиковое окошко заметил низкий размытый силуэт и пробежавшую тень.

Шорох переместился к главному входу. Дыхание тяжелое, может, и, правда, собаки. Сидят там, языки высунули, от жары маются, я себе придумываю всякое. Но сигнал тревоги нарастал, стучался в виски, и вместе с адреналином заставлял сердце биться чаще. И лишний раз прокручивать в голове, как максимально быстро работать затвором.

Я замер в паре метрах от входа, чувствуя, что с той стороны тоже готовятся. Между нами пара стоек надувного каркаса вокруг входа и прорезиненый тент — так себе преграда на самом деле.

С той стороны терпение закончилось раньше. Мягкие тихие шаги и полотно, заменявшее дверь, стало выгибаться в мою сторону примерно на уровне пояса. Будто кто-то тянет руку, прощупывая тент.

Я выстрелил чуть выше бугра и ногой толкнул ближайшую койку, прибалдев от силы удара, с которой это сделал. Металлическая кровать крутанулась в воздухе, впечаталась в каркас так, что вся палатка затряслась, отбросила того, кто был за дверью и рухнула на пол ножками вверх.

На улице взвыли, один обиженный голос и два с нотками злорадства и угрозы. Я попятился ко второму входу.

И когда я был уже почти посередине палатки, тент взметнулся вверх, и в помещение прыгнул сгусток ржавого цвета.

Гиена.

Пятнистая, почти мне по пояс и, скорее всего, такого же веса, как я. На грязной, вымазанной в засохшей крови, шерсти невозможно было разобрать: черные пятна — это окрас или подгнившие рваные раны.

Псина была мертва и довольно давно. В голове пронеслись обрывки воспоминаний из школьной программы, но, кроме того, что она фактически не псина, а кошка и челюсти достигают пяти тысяч атмосфер, которыми она, как семечки, крошит черепа бегемотов, ничего полезного не вспомнилось.

Гиена споткнулась о перевернутую кровать, потеряла скорость, но быстро выпрямилась, встряхнулась и уставилась на меня. Одно ухо разорвано, вместо носа, гнойная впадина, а на массивном плече в ране белеет кусочек кости, едва прикрытый лоскутами кожи.

— Зубы, я надеюсь, у тебя тоже выпали? — я замер, стараясь, не делая резких движений, перезарядить винтовку, — Мы ведь с тобой теперь одной крови. Меня покусали, тебя покусали, если, конечно, сама какую-нибудь гадость не съела.

Гиена не ответила, чуть припала к земле и показала, что с зубами у нее все в порядке. С языком проблемы, это да — розово-зеленый обрубок в глубине пасти трепыхается. А пасть впечатляла. Не у всякой акулы такая есть — кривые острые зубы, слишком большие для этой головы природа создала лишь для одной цели — крошить кости и черепа бегемотам, буйволам и таким неудачникам, как я с незаряженным оружием.

Я зарычал в ответ. Тоже стал скалиться. Вдруг и правда последствия укуса убедят ее в том, что человек вершина пищевой цепи? Гиена перестала рычать, только скалилась. Морщила морду и вертела головой, то ли прицеливаясь, то ли, действительно, углядев во мне не жертву, а собрата или конкурента.

Нет, сука просто ждала вторую.

Они прыгнули одновременно. Та, что обошла меня и бесшумно подкралась сзади, была поменьше. Она взметнулась в воздух с нескольких метров и летела мне в спину. А передняя бросилась в ноги, намереваясь цапнуть меня за бедро.

Тело само среагировало. Я отшатнулся вбок, ударил прикладом по зубам первой и сразу же принял на штык летящую сверху. Попал ей куда-то под ребра, пробив тухлую шкуру и вывалив на пол черные потроха, сбил ей полет так, что она рухнула на край койки и свалилась на пол.

Теперь обе оказались передо мной. Та, что получила по зубам, опять скалилась — удар она, похоже, вообще не почувствовала, хотя я отбросил ее примерно на метр, а дерево все пошло трещинами. Опять ждала, пока поднимется ее подружка. Я стал пятиться, спиной, все время держа их в поле зрения, перелезая через кровати и пиная их в сторону гиен. Один раз всего попал, отбросив поднявшегося и скользившего на собственных внутренностях монстра. Но хоть поляну нагромоздил, чтобы разбега не было.

Наконец перезарядился. Уже подошел к выходу и прицелился в ту, что крупнее, но услышал за спиной лающий вопль.

И опять они сделали это вместе. Тент забугрился, а первые две дуры рванули на меня, путаясь в перевернутых кроватях. Я выстрелил в тент, всего на пару сантиметров выше центра бугра, теперь точно понимая, что не лапой она дверь открывает.

Тент расправился, покачиваясь, и я выпрыгнул наружу. Запнулся о тело гиены с простреленным глазом, развернулся и принялся встречать остальных. Слышал возню и рычание, толкотню и стук о мебель. Успел перезарядиться и прежде чем отойти в сторону, несколько раз пырнул пневмокаркас, из которого с шипением стал выходить воздух.

Первой выскочил подранок. Я стоял сбоку от входа и, как только тварь пронеслась мимо меня, со всей дури пнул ее по задним лапам. Свалил на землю и несколько раз проткнул штыком. Сначала в шею, потом в оттопыренное ухо — вертлявая оказалась. И только с третьего раза пробил ровно посередине черепа.

Оглянулся на палатку, которая довольно быстро теряла форму, и заметил тень, мелькнувшую возле главного входа.

— Кис, кис, кис, — я посмотрел на сарай, выбирая, где лучше занять позицию, — Слышь, оборванка, так дело не пойдет. Нам дальше надо идти, не хочу тебя за спиной оставлять.

Я ее слышал. Точно знал, что в лес она не ушла. Чувствовал, что крадется где-то за машинами или другими палатками, не сдалась еще, а просто охотится. Я пошел на звук, подкрадываясь к углам, прислушиваясь и аккуратно выглядывая «мосинкой».

Сбоку за машиной пронеслась тень, я вскинулся и выстрелил. Даже попал куда-то в ляжку, но тварь скрылась. Тяжело с мертвыми подранками, по следу крови не выследишь. Я вскочил на какой-то ящик, перепрыгнул на капот машины и залез на крышу. Увидел короткий хвост за углом второй палатки и выстрелил, пробив тент насквозь.

Дозарядил четыре патрона и перебрался на соседнюю машину. Замер и стал ждать, потея под палящим солнцем. Вдруг резко стало дурно. Под видом теплового удара прилетела побочка. В глазах рябило от черных пятен, закружилась голова. Я зашатался, как пьяный, стараясь вернуть контроль над телом, но не смог и просто сел на горячую крышу. Щурился, вертел винтовкой, не понимая, где обман зрения, а где реально несется черная тень.

Все прошло так же неожиданно, как и началось. Еще секунду назад я был на крыше фургона, а теперь сидел на земле рядом с двумя трупами и опирался спиной на кабину машины. Винтовки рядом нет, зато со стороны капота ко мне приближается зубастая морда гиены.

Запах из пасти на меня сработал, как нашатырный спирт, вмиг приведя в чувство. Она прыгнула, а я только и успел, что ногой пнуть в ее сторону приоткрытую дверь. Столкнулись они громко, заскрежетал металл, следы от вмятины стали заметны даже с моей стороны, брызнуло стекло и что-то хрустнуло у гиены. Она рухнула на землю со свернутой в сторону шеей. Продолжала выть, рычать и щелкать зубами на меня, но лапы не шевелились.

Я подорвался и прямо по двери вскарабкался на крышу. Подобрал «мосинку», прицелился и выстрелил, упокаивая жуткую кошку.

— Ээх, если бы чукча дверцу не открыл, ушел бы бабка, — сам пошутил, сам посмеялся, вспоминая старый анекдот и успокаиваясь, — Есть хочу.

На всякий случай я еще немного посидел на крыше, затем перебрался к сараю. Осмотрелся и оттуда. Но опять стало тихо. Шипят остатки воздуха из палатки — она уже почти сдулась, горбатым мешком лежит поверх мебели внутри. Провел быстрый обыск, слопал помятый и почти растаявший шоколадный батончик из старых запасов и нашел бутылку воды. Ни оружия, ни медикаментов, ничего полезного — видать, блокпост в несколько этапов уже подчищали.

Сначала я нашел ключи, в кармане у одного из трупов. Потом подобрал к ним машину — маленький пузатый фургончик незнакомой мне фирмы, с логотипом в виде снежинки и космической мигалкой, похожей на сардельку, ободком положенную над лобовым стеклом. Она даже завелась, но практически сразу заглохла, показав нулевой уровень топлива. В ней же я нашел набор инструментов, откуда прихватил самый здоровый гаечный ключ, и изоленту, которой замотал треснувший приклад «мосинки».

Фургон на дизеле, в «дефендере» есть запасная канистра. Хоть и жалко его бросать, но придется. Эх, аж взгрустнулось, но я пошел назад. Забирать камаджоров и переносить все запасы и пожитки.

Я аккуратно, прицеливаясь по сторонам, прошел завал из автомобилей в обратную сторону. Миновал заслон из полицейских машин и уже схватился за шлагбаум, как почувствовал, что что-то не так. Выглянул из-за бетонного блока и увидел «дефендер» с распахнутыми дверьми и разбросанными вокруг вещами. На белом крыле отчетливо виднелось пятно крови, а вот ни Дедушки Лу, ни Али там не было.