Глава 2
Жизнь продолжается
Я с катушек слетаю от его близости, запаха туалетной воды — лёд с ментолом: резкий, свежий, одуряюще подходящий ему запах. Под стать его целеустремлённости.
Мы таращимся друг на друга слишком долго. Есть отчего, конечно. И будто не было пяти лет «разлуки». За это время Северин почти не изменился. Всё такой же. Может, плечи стали шире, а подбородок жёстче.
Красивый сукин сын. Загляденье. Недаром кадровичка с задорным курносым носиком говорила о нём с придыханием.
И тут меня накрывает волной. Некстати. Но у меня всё происходит именно так. Я вдруг вспоминаю, как собиралась ему лысину полировать бархоткой. У Гены-Крокодила настолько густые волосы, что в них пальцы с трудом просунуть можно. Мех. Шуба, а не волосы. Я это помню, чёрт побери!
Подавляю накативший хохот, но смешок всё же вырывается — клокочущий, громкий, дурацкий.
— Какая же ты неловкая, Лилия! — Гепардовна, кажется, разгепардена не на шутку: хватает меня за руку и силой пытается оттянуть в сторону. Северин добычу отпускать не желает — впивается пальцами в плечи так, что у меня в глазах темнеет.
Они что, меня разорвать на части решили? Больно же!
— Ай! — вырывается из глубины души вопль, и эти двое, испугавшись, резко бросают меня на произвол судьбы. Судьба, как всегда, не подкачала: по её величайшему соизволению я падаю — теперь не вперёд, а назад, и если бы не Крокодил, последние б мозги на здешнем импортном кафеле растеряла.
Он ловит меня, как бейсбольный мяч — в красивом полёте. Прижимает к себе на миг, как ценный приз, а затем, зачем-то поправив кудряшки, что упали мне на глаза, осторожно убирает руки, с опаской поглядывая, как я покачиваюсь на не очень устойчивых каблуках. Да, я их надела — туфли на каблуке! Хотела казаться красивой и подчеркнуть стройность и элегантность своей фигуры. Я же шла сюда всех покорять, чтобы меня на работу взяли!
— Ты что здесь делаешь? — спрашивает он не очень вежливо.
За тобой гоняюсь, блин. «За тобою бегала, Дед Мороз, пролила немало я горьких слёз!».
— Работаю я здесь, — бурчу отчаянно под нос.
— Это наша новенькая, — заискивающе стелется Ева Брауновна Гитлер. — Неопытная ещё, вы уж простите, Геннадий Романович!
Фу. Фу-у-у и всё! Я ей королевича желала? Так вот: беру свои слова обратно. Фигу ей с маком, а не рыцаря на белом «Мерседесе»! Разочаровала буквально за секунду.
Северин смотрит на меня долгим взглядом, а затем уходит. Уже не так стремительно и не так уверенно, как летел до этого. Мне всё чудится: он обернуться хочет, чтобы убедиться, что это точно я, не мираж и не привидение.
Нет, красавчик, зрение тебя не подвело: это я собственной персоной. И если ты будешь так любезен, то я всё же здесь пока поработаю, потому что мне очень нужны деньги, а ты хоть и гад, но платишь своим сотрудникам неплохо. Даже техработникам.
— Что на тебя нашло? — ворчит недовольно Гепардовна, а я потираю запястье, где эта милая девушка, которую я весьма опрометчиво чуть ли не полюбила всем сердцем, оставила следы своих цепких пальчиков. — Это весьма плохо, если ты будешь неосторожно налетать на всех, кто надумает пройтись коридорами офиса. К нам, знаешь ли, важные персоны нередко захаживают.
— Я буду предельно осторожна, — склоняю голову, изображая смирение, хотя внутри вулкан клокочет и пытается изрыгнуть магму.
— Откуда ты его знаешь? — Гепардовна могла бы и не столь внимательной быть, но везение — это не про меня.
— Кого? — строю из себя дурочку, лихорадочно думая, как выкрутиться.
— Геннадия Романовича, естественно, — проявляет чудеса терпения Мегера Бертовна. — Ты назвала его по имени. Хм, впрочем, и он тебя тоже.
Взгляд у неё инквизиторско-задумчивый. Я для неё кукла Вуду, а она — огромная игла, что сейчас пронзит насквозь.
— Виделись пару раз, — я почти не солгала. — Так, шапочное знакомство. Я понятия не имела, что он Очень Большой Начальник.
— Теперь имеешь, — Гепардовна, растеряв всё своё благодушие и радушие, разговаривала со мной сухо и официально. — У нас не принято обращаться по имени, особенно к Очень Большому Начальству.
Подчёркнуто, напоказ. Ну, да. Это только к таким, как я, можно по имени и на «ты». Но мы птицы не гордые, перетопчемся.
С этого момента Ева Бертовна утратила всяческий интерес к нашей экскурсии, выполняла свои обязанности — не более. С прохладцей представила меня коллегам — таким же техработникам, как и я. По классовой принадлежности, так сказать. Показала, где в этой обители находится столовая, и мягко закруглилась.
Она выдала орудия труда и моющие средства, дала адрес ателье, где мне помогут униформу подогнать и, брезгливо указав пальчиком на мои кудряшки, что задорно торчали во все стороны, заявила:
— И вот это. У нас не принято, — демонстративно пощупала она узел на затылке. — Спрятать, причесаться, выглядеть прилично. Советую посетить парикмахерскую, сделать стрижку и выпрямить безобразие.
Ага, разбежалась. Может, мне налысо постричься? Думаю, последний вариант её бы устроил на все сто.
Короче, настроение у меня упало, эйфория облиняла до уныло-серого цвета, но работу у меня никто не отнял — и то хорошо.
Я вернулась в квартиру, которую мы снимали вместе с Юлькой.
— Мау-у-у, — встретил меня на пороге Мистер Рыж.
— Вот тебе и мяу, — передразнила я эту наглую рыжую морду и показала коту язык.
Он здесь нелегал. Тайный узник замка Иф. Мы его прячем, когда приходит хозяйка квартиры. Но, к счастью, это откормленное и лоснящееся от хорошей жизни и ухода животное невероятно изворотливо и хитро. А ещё я нередко подозреваю, что он умнее некоторых людей.
В квартире тишина. И пока никого нет, я сажусь подгонять униформу. Ни в какую мастерскую по пошиву одежды я, конечно же, не пошла. Не то время, чтобы тратить деньги, которых почти нет.
Тут работы — на час от силы: длину до колена подогнать, в талии немного убрать. Ну, и белые кружева, как надумала.
С годами я научилась ловко управляться и с иглой, и со многими другими домашними делами. Мама бы мной гордилась.
Я делаю намётку, руки движутся машинально, а перед глазами — Гена Крокодил. Господин генеральный директор Северин.
Я малодушно поглядываю на старенький, видавший виды ноутбук. Может, ну эту работу? Поискать другую?..
Но, скорее всего, мы столкнулись и разбежались. И всё будет как прежде. Он сам по себе, а я сама как-нибудь дальше. Ведь жила же я пять лет почти спокойно? Проживу и дальше.
Я успокаивала себя внутренними благостными монологами, игла сновала туда-сюда споро, а память выворачивала наизнанку события пятилетней давности.
Пять лет прошло. Целая вечность. А кажется, что всё случилось только вчера.
