Драконов много не бывает

Ева Ночь, 2019

Он соврал отцу, чтобы вырваться на волю и жить так, как ему хочется. Она – скромная студентка, в голове которой лишь учёба. Никакой личной жизни! Что получится, когда они столкнутся? Искры полетят? Контакты закоротит? Одна маленькая встреча и… очень большая ответственность! Но унывать не стоит, потому что драконов много не бывает!

Глава 7

Аркадий

У девушки на входе безучастное лицо. Деловое и благожелательное. Она улыбается, будто механическая кукла, — заученно, излучая сплошной кусок вежливости. Как у неё щёки не болят скалиться подобным образом с вечера до утра?

Её слова бьют под дых. Бывшая уборщица… Внутри когтями царапается совесть. Точно я накосячил.

— Да, ищу, — отвечаю ей в тон, еле разжимая губы, и по паузе понимаю, что даром здесь не подают. Надо бы хорошую ручку позолотить. Купюра из моей ладони перекочёвывает в её.

— Уволили её вчера из-за тебя и твоего дружка, — продолжает она скалиться на публику и ловко надевать браслеты на руки входящих.

Я не закидал её вопросами лишь потому, что слишком её слова меня впечатлили.

— Ничего не помню, — то ли хотел честность свою показать, то ли оправдаться.

— Немудрено, — фыркает дева и трясёт хорошо уложенными локонами. У неё глаза, как у кошки: зелёные и немного томные. — Ты своего друга расспроси. Он вчера здесь впечатление произвёл. Цитатами сыпал и отстаивал твою честь с яростью бульдога. А у нас строго. Аллу уволили. Так что можешь её здесь не искать.

Алла, значит. Имя хоть узнал — и то хлеб.

— Фамилии я не знаю, мы не общались почти, — тарахтит девушка скороговоркой, — знаю лишь, что она студентка и где-то учится. С книгами не расставалась.

Это и я знаю. Но якорь мой обрёл имя, а я духом воспрянул. Имя, институт — плёвое дело. Найду!

— Наши её любили очень. Хорошая. Положительная. Добросовестная. Попробуй такую ещё найти. Но правила есть правила. Тем более, твой мачо чуть ли не судом грозил.

Ну, Пашка, ну, змей! Ну, погоди!

— Спасибо! — благодарю и спешу на выход, а то охранник уже поглядывает на меня недобро. Видимо, вчерашний выход в свет произвёл фурор, оставил неизгладимое впечатление, что навсегда застыло на лицах членов трудового коллектива этого священного места.

Пока я возвращаюсь домой, а точнее, в квартиру Пашки, внутри меня взрываются петарды. Мне его поведение вообще не понятно, и я, чёрт побери, хотел бы услышать, что двигало им, когда он на девчонку наезжал.

Но я, что называется, целую замок: Пашки дома нет и, судя по всему, ночевать он не явится. Ну, я терпеливый. А ещё — неотходчивый временами никак. И если он удрал, подозревая, что ему достанется за вчерашний фортель, и надеялся, что я до утра остыну, то глупый он и наивный. Я такие вещи на тормозах не спускаю и прощать не собираюсь.

Алла

Понедельник — день тяжёлый. В клуб за расчётом я попала ближе к вечеру.

— Как ты? — спрашивает Котя. Взгляд у него участливый, повадки мягкие. Того, глядишь, по головке погладит и даст выплакаться на своём мужественном плече.

— Нормально, — пытаюсь улыбнуться, но получается вымученно. — День тяжёлый. Устала.

— А тобой тут интересовались, — сжимает он губы, и глаза его сверкают опасно, как оголённые лезвия бритвы. В такие моменты он больше на тигра похож, чем на кота.

— Кто? — спрашиваю невольно, и злюсь, потому что сердце предательски частит в груди.

— Да этот… невинная жертва аборта. Рыскал тут вчера, приставал ко всем с вопросами. Но ты не переживай, никто тебя не сдал. Припёрся он, герой. Алкаш. Пить не умеет от слова «совсем». И опять бухло заказывал, правда, дружка его не было, поэтому грустил и вздыхал весь вечер.

Драконов меня искал? Вот новость. Я думала, он наутро и не вспомнит, что здесь вчера было. Интересно, зачем я ему понадобилась? Может, наплёл что-нибудь ненужное журавль его длинноклювый.

Становится ещё грустнее, чем было. Я бы, наверное, хотела его ещё раз увидеть. А может, и не раз… Но зачем тешить себя иллюзиями? Где я и где он. Кто он и кто я. Небо и земля и то ближе друг к другу. Такие, как Драконов, проходят мимо. Будь он трезвый, сомневаюсь, что вообще бы на меня внимание обратил. Он же до вчерашнего вечера не замечал меня, хотя и захаживал в «Лагуну».

— Вдруг тебе что понадобится — звони, — помедлив, выдаёт Котя и, отобрав телефон, вбивает свой номер. И от его действий, и от серьёзности, я в ступор впадаю. Здесь как-то не принято дружить. Мы друг друга по именам не всегда знаем. И этот его жест и не понятен, и слишком щедр. Может, он и впрямь подкатывал, а я не заметила?

— У хорошей девочки должна быть семья, — брякает Костя, и я чувствую себя членом мафиозной группировки — так это звучит… нелепо, наверное, и трогательно.

— Спасибо, Костик, я справлюсь, — вздыхаю, отгоняя непрошенные слёзы. Вот ещё. Я рыдать не собираюсь, но прощание явно подзатянулось. Машу ему рукой и растворяюсь в сумерках.

У меня есть деньги, сбережения — протяну. А позже всё равно найду работу.

Аркадий

Утро началось с нашествия. Нет, не инопланетян или тараканов, но лучше бы что-то другое приключилось, чем моя мать.

Она возникла на пороге Пашиной квартиры в понедельник с утра — бледная, как привидение, полинявшая, как дешёвое постельное бельё из Китая. Что понедельник — тяжёлый день, придумали не зря.

— Как ты меня нашла? — включил я злюку. Мать неопределённо махнула рукой. Всё понятно. Слежку никто не отменял. — Ну, входи.

Мать переступала порог, словно боялась вступить в коричневую субстанцию, именуемую дерьмом. Или на мине подорваться. И вообще кидала взгляды во все стороны. Наверное, думала, что сейчас на неё кто-нибудь свалится. Но в квартире царила тишина, и она немного успокоилась.

Паши дома не было. Видимо, ещё не вернулся из загула. Ну, ничего. Тем острее будет допрос по всем правилам позже. Я не собирался делать вид, что ничего не произошло.

— Сынок, умоляю, — маман бабахнулась на колени так быстро, что я и среагировать не успел, и растерялся. — Вернись домой, скажи отцу, что всё это — дурацкая шутка!

Она снова за старую пластинку. Колени только лишние. Ну зачем?..

— Мам, встань, — поднимаю её почти насильно. Она сопротивляется. Ужас какой. Кажется, я их всех и довёл, и достал. Убеждённость моя не поколебалась, но чувство, что я скотина, всё же голову подняло.

— Он с ним встречался, — плачет мать тихо, — условие поставил. Это только начало, а затем всё уйдёт в чужие руки.

Я сажусь с ней рядом на диван.

— Ну, во-первых, Сергей не чужой, а его сын. Во-вторых, он давно с ним встречался, задолго до того, как он меня из дома вытурил. Так что процесс запущен не день назад, если на то пошло. Отец давно угрозами сыпал. Всё пытался меня в чувство привести.

— Зачем, ну зачем ты это делаешь? — в голосе матери столько муки, неподдельного горя. — Он же для тебя старается, живёт только тобой.

— А я не оправдал надежд, — скотина во мне медленно умирает и спокойно ложится на отдых. — Не надо жить мной. Живите собой, мам. Живите своей жизнью и не пытайтесь прожить чужую жизнь или сломать её в угоду своим прихотям и амбициям.

Я смотрю ей в глаза и, наверное, впервые в жизни твёрд, как алмаз.

— Мне не нужны его деньги, наследство, та жизнь, которую он мне уготовил. Есть дела поважнее, чем быть проституткой собственного отца. Я больше не лягу под него. Может, Серёге нужнее нажитое непосильным трудом. Три магнитофона там, патефона, куртки кожаные тоже три. А мне не надо, поверь.

— Как долго ты протянешь, избалованное дитя? — гладит она меня по голове, как маленького. — Ты все выходные в клубе торчал, деньгами налево-направо сорил.

— Может, вы ещё за мной с диктофоном ходить будете, записывать каждый вздох?

Почему-то в уме резко всплывают поцелуи с Аллой и снова — полутёмная комната. Чёрт.

— Не бойся. Это был мой человек. Он всего лишь… приглядывал за тобой.

— Вынюхивал, где я живу и с кем, — киваю понимающе.

— Это ложь, — мать встаёт с дивана и, цокая каблуками, меряет твёрдыми шагами комнату, — это всё ложь! Это папу ты мог в дураках оставить, но не меня! Я все твои похождения — по пальцам… И вообще…

Она лукавит. Ни в чём не убеждена, но я не мешаю ей фантазировать.

— Мам, я не вернусь. И вообще я бросаю ненавистный экономический и возвращаюсь в медицинский.

— А бросай, бросай, — живо оборачивается она и улыбается. Улыбка вкупе с холодом в её глазах смотрится жутко. — Как раз успеешь остаться без защиты военной кафедры, и тебя упекут в армию!

Она торжествует. Думает, что меня этим можно напугать. Ну, в семнадцать такой номер мог пройти, а сейчас я как-то перестал бояться каждого шороха и всяких страшилок, которыми пугают детей и слабаков. У меня физическая подготовка замечательная. Надо — и пойду в армию. Но мать лучше сейчас не добивать.

— Мам, возвращайся домой. Считай, что воспитательная работа проведена, я тебя услышал. Мне нужно подумать, взвесить все аргументы, просчитать все варианты, а там оно рано или поздно куда-то да выведет кривая.

— Пока ты будешь взвешивать, всё отойдёт незаконнорожденному! — лицо у матери становится жёстким.

— Его Сергей зовут, — говорю я. — За столько лет можно было бы научиться произносить имя старшего сына собственного мужа.

Но эти слова — в пустоту. Там непробиваемо, я зря сотрясаю воздух, поэтому выдвигаю весомые аргументы.

— Не перестанешь за мной следить, исчезну. Уеду без координат. Ни одна твоя ищейка меня не найдёт, если захочу. Подумай сто раз, зачем тебе подробности моей интимной или ещё какой жизни.

Её напугать легко. Вот уже смотрит с тревогой. Сработало.

— Так похож на отца, — произносит она с грустью после очень длинной паузы. Вот вряд ли это комплимент, но пока я обдумываю, что ответить, мать уходит. Я слышу очень аккуратный щелчок замка.

Она сбила мой курс. В институт я уже опоздал. Но это роли не играет: ходить на лекции и протирать бездарно штаны я больше не собираюсь. Есть дела поинтереснее.