Драконов много не бывает

Ева Ночь, 2019

Он соврал отцу, чтобы вырваться на волю и жить так, как ему хочется. Она – скромная студентка, в голове которой лишь учёба. Никакой личной жизни! Что получится, когда они столкнутся? Искры полетят? Контакты закоротит? Одна маленькая встреча и… очень большая ответственность! Но унывать не стоит, потому что драконов много не бывает!

Глава 14

Алла

— Вой дите! — получилось по-дурацки пафосно, словно в каком-то третьесортном водевильчике. К тому же таким голосом только сущностей из ада призывать, но Драконов как раз что-то такое и есть, так что в самый раз для него.

Но на пороге не Аркадий, а Кирилл Семакин из семьсот двенадцатой комнаты — сонный и взлохмаченный. Хорошо хоть голым торсом не светит — не май месяц.

— О! А! — восклицает он. Явно не меня увидеть хотел. Морщит лоб, пытаясь, видимо, имя моё вспомнить. Тщетно. — Жалейкина, у тебя пожрать есть что?

— Ну, в общем, сложно. Разве что стандартный набор студента: хлеб, яйца, колбаса.

— А давай! — покладисто соглашается Кирюха.

Он заинтересованно тянется к нашему холодильнику. Мы сталкиваемся плечами, пытаясь заглянуть в недра белого шкафа, ржём от неловкости. Кирилл пытается выпрямиться и бьётся головой о морозилку.

— Чёрт! — воет он, потирая ушибленное место. — Травма на производстве! Я требую сатисфакцию… компенсацию… или как там правильно?

— Кастрацию, если будешь слишком громко орать. И еды не дам! — пытаюсь я его всё же отодвинуть: Семакин большой и мешает.

Картина маслом: две головы в холодильнике, две откляченные задницы — и дверь без стука открывается.

— Жалейкина? — у Драконова такой голос, словно он не верит собственным глазам.

— У-у-у, — наконец-то освобождает пространство и выпрямляется Кирилл, — а ты, я смотрю, нарасхват!

Я кожей чувствую, как два заинтересованных взгляда пялятся на мою пятую точку. Но когда нас это останавливало? Достаю масло, колбасу, яйца и по очереди складываю «добычу» в большие соседские ладони.

— Надеюсь, этого хватит.

— А хлеб? — наглеет Семакин. Драконов так и стоит у порога. Лицо у него нехорошее.

— Вали давай. Видишь: девушка болеет, — подаёт он голос и делает шаг вперёд.

— А ты доктор Айболит, пришёл лечить, — догадливо ржёт Кирюха. — Жалейкина, тебя хоть зовут как? А то спали вместе, а имени я твоего так и не спросил.

Вот гад. Издевается. У Аркадия каменеет челюсть. Мне только скандальчика здесь не хватает для полного счастья.

— Семакин, — впечатываю ему в грудь остаток буханки, — иди уже. Хлеб и зрелища ты уже получил.

— Не бить! — отскакивает козлом Кирюха от Драконова, который делает ещё один шаг вперёд. — У меня яйца!

В общем, у Арка руки пакетами заняты, а то, боюсь, яйца бы от пола отскребали. Семакин выскакивает из комнаты в коридор. Оттуда несётся придушенное ржание. Затем он снова засовывает лохматую голову и даёт ценные советы:

— Вы когда лечиться будете, хоть дверь закройте, а то желающие на процедуры в очередь выстроятся. И потише, потише! Я после завтрака поспать люблю!

— Шут гороховый! — беззлобно обзываю я Кирюху и наблюдаю, как Драконов, нацепив на лицо полное безразличие, к столу подходит. Пакеты ставит. Куртку снимает, а затем — ботинки. Всё это — основательно, без спешки, будто он здесь сто лет живёт.

— Сосед, — зачем-то поясняю я драконовской спине. — Голодный.

М-да. Как-то двусмысленно получилось.

— Я это заметил, — кидает на меня взгляд Арк, и сердце моё, подпрыгивая, выплясывает нечто первобытно-дикое. Если бы у сердца были ноги, то оно бы их подкидывало высоко-высоко.

Ресницы у него — ух-х-х… Да и вообще. Он не женственный, на мой взгляд. В нём ничего нет мягкого, нежного и утончённого. Но есть правильные черты, губы красивые. Тёмные волосы и серые глаза — отличное сочетание, чтобы сердечный ритм сбивался с такта.

И тело, тело… Плечи широкие, руки мускулистые, талия тонкая, бёдра узкие. Совсем некстати я вспоминаю, что он этими бёдрами выделывал несколько дней назад. Стоп, лучше не разглядывать его и не думать ни о чём.

— Алла? — я смаргиваю, прогоняя наваждение. — Лечиться будем?

Голос у него низкий, бархатом по коже растекается. Очень тяжело сосредоточиться. А ещё тяжелее с ним в комнате находиться один на один. Резко руки-ноги становятся неудобными, не знаю, куда их девать. Встать или сесть? Жутко хочется волосы поправить, губы пересохшие облизать.

— Да я как бы уже. Говорила же: не стоит. У меня всё есть.

— Я и вижу. Последнее отдала голодающему. Вот уж по-настоящему Жалейкина. Но я как бы предвидел.

Драконов начинает из пакетов выкладывать на стол продукты, апельсины, лимоны и даже конфеты.

— Не знаю, что ты любишь. Набрал вот…

Он снова смотрит на меня. Я сглатываю. В горле дерёт и сухо.

— У меня мёд есть. А лимоны — это хорошо.

— Витамины, — поддакивает, а затем смеётся, смущённо мотая головой. — Чёрт, такое впечатление, что мне лет пятнадцать, и я впервые пытаюсь закадрить девочку, которая мне нравится.

Я нравлюсь? В груди не хватает воздуха.

–Ты ложись, Алл, — такой заботливый и простой. Располагающий к себе. Хочется, как собачке, упасть лапками кверху и пузико подставить, чтобы почесал. Ужас. — У тебя температура, наверное. Трясёт всю.

Знал бы он, от чего меня трясёт. Хотя он прав, конечно. Это озноб, но я точно знаю: и не только. Это ещё и волнение. Он тут не единственный, кто чувствует себя мальчиком. Кое-кто себя чувствует девочкой на первом свидании. Если разобраться, у меня их и не было в подростковом возрасте. Прошло мимо.

— Ты прости, — кутаюсь я в одеяло.

— Нашла о чём беспокоиться, — мягко надавливает он на плечи, и я подчиняюсь.

Ладонь его ложится на лоб. Приятно. Я глаза прикрываю, чтобы не видеть драконовского сияния.

— В детстве я любил болеть, — неожиданно откровенничает Арк. Он легко встаёт и двигается по комнате, как барс: гибкий и ловкий. Вот уж кто никогда не беспокоится, где у него руки и ноги. Всё на месте, там, где надо. И он прекрасно ими владеет. — Где у тебя чай и мёд? А лучше не говори. Я похозяйничаю? Интересно.

— Похозяйничай, — разрешаю, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц. — Здесь всё просто.

Он включает чайник. Внимательно рассматривает чашки на сушке. Их там пять. И только одна — та самая.

— Интересно, угадаю? — хмыкает он, поглядывая на меня. Глаза у него теплеют, искрятся смехом. Его это забавляет.

— Попробуй, — соглашаюсь. — Но мысли вслух. Хочу слышать логическую цепочку.

— Ты вещь в себе, — уверенно заявляет этот драконий детектив, — поэтому стеклянные чашки не твои. Из трёх оставшихся я бы выбрал побольше. Таких две. Думаю, вот эта, с котом, — он безошибочно выбирает ту самую, родную. — Но если даже это не она, для тебя бы я выбрал именно её. Что-то у вас есть общее.

— Это она. Угадал, — голос у меня сел окончательно.

Он режет лимоны, мешает их с мёдом. Пробует и что-то бормочет. Поит меня чаем и смотрит пристально, но от взгляда его мне почему-то хорошо. Я даже неловкости больше не ощущаю.

— Почему же ты любил болеть в детстве? — мне и правда интересно.

— Потому что в такие дни мир становился другим. Добрее. А ещё наступало время господина Градусника и волшебных таблеток. Я играл с мамой в доктора и пациента, а отец наконец-то оставлял меня в покое.

Никогда не думала, что золотые мальчики убегали в болезнь, чтобы отдохнуть. Видимо, я чего-то не знаю в этой жизни. Да, собственно, я очень много чего не понимаю. Никогда не задавалась целью узнать. Не было причин. А теперь одна из них сидит передо мной и поит меня чаем. И мне почему-то хочется узнать о Драконове побольше.

Мы открываем рот одновременно, но ни он, ни я не успеваем сказать ни слова: у Арка звонит телефон.

— Да. Понял. Запомнил. Спасибо!

Кратко, деловито. И лицо у него сразу меняется — становится суше, жёстче и взрослее. За ним очень интересно наблюдать.

Конец ознакомительного фрагмента.