Бесконечная шутка

Дэвид Фостер Уоллес, 1996

В недалеком будущем пациенты реабилитационной клиники Эннет-Хаус и студенты Энфилдской теннисной академии, а также правительственные агенты и члены террористической ячейки ищут мастер-копию «Бесконечной шутки», фильма, который, по слухам, настолько опасен, что любой, кто его посмотрит, умирает от блаженства. Одна из величайших книг XX века, стоящая наравне с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Радугой тяготения» Томаса Пинчона, «Бесконечная шутка» – это одновременно черная комедия и философский роман идей, текст, который обновляет само представление о том, на что способен жанр романа. Впервые на русском языке.

3 ноября ГВБВД

Хэл услышал, как звонит телефонная консоль, когда бросил сумку на пол и снимал с шеи ключ от комнаты. Сам телефон когда-то принадлежал Орину, и сквозь его футляр из прозрачного пластика было видно все телефонные внутренности.

— М-мяулло.

— Почему у меня всегда такое чувство, что я своим звонком отрываю тебя от процесса самоудовлетворения? — это был голос Орина. — Всегда так много гудков. К тому же ты всегда после этого какой-то запыхавшийся.

— После чего.

— В твоем голосе есть какая-то потная торопливость. Ты что же, один из 99 % подростков мужского пола, Хэлли?

Хэл не любил разговаривать по телефону после того, как тайком накурится в насосной. Даже если под рукой была вода или другая жидкость, чтобы смочить горло. Он не знал, почему. Просто ему было не по себе.

— Что-то ты больно бодрый, О.

— Мне ты можешь признаться. В этом нет стыда. Позволь сказать тебе, мальчик, я сам многие годы качал руку на этом холме.

Хэл подсчитал: более 60 % того, что он говорил Орину по телефону с тех пор, как брат с этой весны внезапно снова начал звонить, было ложью. Он не знал, почему ему так нравилось врать Орину по телефону. Он посмотрел на часы.

— Ты где?

— Дома. Прожаренный до хрустящей корочки. За окном +90.

— Речь идет о Фаренгейте, я полагаю.

— Этот город сделан из стекла и света. Окна — всегда как фары дальнего света, которые летят на тебя. В воздухе марево, словно бензин разлили.

— Итак, чем обязан?

— Иногда я ношу темные очки даже в помещении. Иногда на стадионе поднимаю руку, смотрю на нее, и, клянусь тебе, сквозь нее просвечивает. Как этот прикол, знаешь, когда светишь фонариком в ладонь.

— Руки, как я посмотрю, сквозная тема нашего сегодняшнего разговора.

— По дороге с парковки на улице я видел, как пешеход в пробковом шлеме споткнулся, как бы схватился за воздух, а потом рухнул ничком. Еще одного финикийца срубила жара, подумал я.

Хэлу вдруг пришло в голову, что, хотя он врал о незначительных деталях в телефонных разговорах с Орином, ему никогда не приходило в голову, что брат мог поступать так же. Это спровоцировало припадок зацикленного мариахуанового мышления, который — опять — быстро привел Хэла к сомнению в том, действительно ли он такой уж умный.

— До SAT^[46] осталось шесть недель, и Пемулис как репетитор по математике все сильнее меня разочаровывает. Это к вопросу о том, чем я тут занимаюсь целыми днями.

— Когда он упал на тротуар, лицо у него зашипело. Как бекон на сковородке. Он там так и лежит, я из окна вижу. Он больше не двигается. Все его избегают, обходят. Кажется, даже если к нему прикоснуться — обожжешься. Мальчишка-латинос удрал с его шлемом. У вас там снег еще не пошел? Умоляю, опиши еще разок снег, Хэлли, для меня.

— Значит, ты проводишь дни, представляя, как я весь день мастурбирую. Ты это хочешь сказать?

— Вообще-то я даже подумываю открыть в ЭТА целый ларек с «Клинексами».

— Это, конечно же, значит, что тебе придется общаться с Ч. Т. и Маман.

— Я и еще один дальновидный запасной квотербек наводили справки. Прощупывали почву. Оптовые скидки, статус предпочтительного поставщика. Можно заодно создать линию лубрикантов без запаха. Что думаешь?

— О.?

— Я сижу и даже скучаю по Новому Орлеану, малой. Скоро рождественский пост, там в это время лучше всего. Французский квартал в пост такой старомодный и мирный. И еще в пост там почему-то почти никогда не идет дождь. И все обязательно это прокомментируют, этот феномен.

— У тебя какой-то странный голос, О.

— Жара сводит с ума. Может, еще и обезвоживание. Я правильно сказал? И все вокруг бежевое и пыльное. В помойках раздуваются и спонтанно взрываются мешки с мусором. Такие внезапные дожди из кофейного и апельсинового жмыха. Мусорщикам на баржах приходится носить асбестовые перчатки. Еще я кое с кем познакомился. Возможно, с кем-то очень особенным, Хэлли.

— Ой-ой. Ужин. В Западном крыле звонит треугольник.

— Эй, но Хэлли? Погоди. Повиси еще. Шутки в сторону. Что вы все знаете о сепаратизме?

Хэл на секунду замер.

— В смысле, в Канаде?

— А есть еще какой-то?

Реабилитационный пансионат пансионатного типа[49] для алкоголиков и наркоманов «Эннет-Хаус» был основан в Год Воппера суровым — настоящим материалом для гвоздей — хроническим наркоманом и алкоголиком, который провел большую часть сознательной жизни под надзором Массачусетского департамента исправительных учреждений, пока не открыл для себя общество Анонимных Алкоголиков в ИУМ-Уолпол и не пережил в тюремном душе на четвертый месяц трезвости неожиданный опыт полного смирения и духовного пробуждения. Этот реабилитировавшийся наркоман/алкоголик — в своей новообретенной скромности так дорожившей традицией анонимности АА, что отказывался пользоваться даже именем и был известен среди бостонских АА просто как Мужик, Который Не Пользуется Даже Именем, — в первый же год условно-досрочного открыл Эннет-Хаус, преисполнившись решимости передать другим хроническим наркоманам и алкоголикам то, что сам так легко обрел в общем душе.

Эннет-Хаус арендует бывшее врачебное общежитие в Энфилдском военно-морском больничном комплексе Управления по делам ветеранов Соединенных Штатов. В Эннет-Хаусе могут разместиться на девятимесячный период проживания и лечения 22 пациента мужского и женского пола.

Эннет-Хаус не только был основан, но и отремонтирован, обставлен и декорирован все тем же безымянным местным экс-мошенником из АА, который — т. к. трезвость автоматически не влечет немедленную святость — возглавлял отборные команды из торчков на ранней стадии реабилитации в полуночных налетах на местные склады мебели и товаров для дома.

Легендарный анонимный основатель был чрезвычайно суровым старым хрычом из бостонских АА, который страстно верил, что любой человек — и неважно, насколько широкий след слизи он за собой оставляет, — заслуживает того же шанса на трезвость через полное смирение, что выпал ему. Эта излишне суровая любовь^[47] почти эксклюзивно присуща суровым старым бостонским хрычам[50]. Иногда он — основатель — в годы становления Хауса даже требовал от новоприбывших жильцов есть камни — т. е. буквально камни с земли, — чтобы продемонстрировать готовность пойти на что угодно ради дара трезвости. В конце концов Управление службы лечения наркотической зависимости Массачусетского департамента общественного здравоохранения потребовало искоренить эту практику.

«Эннет», кстати говоря, не было именем или какой-то его частью безымянного основателя Эннет-Хауса.

Каменная диета — ныне мрачная байка из местного мифотворчества, долженствующая иллюстрировать, как легко все достается нынешним жильцам Эннета, — возможно, была не такой уж долбанутой, как посчитали в Управлении СЛНЗ, т. к. многое из того, что деды из АА требуют от новичков терпеть и во что верить, кажется не менее долбанутым, чем лопать полевой шпат. Например, мучиться в трезвости так, что чувствуешь в глазных яблоках пульс; терпеть ломки такие, что пишешь на обоях шедевры в технике разбрызгивания каждый раз, когда берешь в руки чашку кофе; привыкнуть к тому, что отныне только формы жизни в уголках глаз будут отвлекать от голосов в голове, лопочущих со скоростью бензопилы; сидеть молча, пока какая-нибудь старушка в чулках, облепленных кошачьей шерстью, обрушивается на тебя с объятиями и велит составить список вещей, за которые ты сегодня благодарен: тут уж и гальку попросишь, что уж там.

Смерть безымянного основателя от кровоизлияния в мозг в возрасте шестидесяти восьми лет в год Простого-для-установки-Апгрейда для материнской-карты-с-миметичным-качеством-изображения-ТП-систем-«Инфернатрон»/«ИнтерЛейс» для дома, офиса, или мобильного варианта от ЮСИТЮ2007[51] осталась незамеченной за пределами сообщества бостонских АА.

Из внутреннего имейл-меморандума САН-ННА22-3575634-22 через систему Интерлейс, штаб оценщиков ущерба, «Страховые компании «Стейт Фарм Инк.», 26 июня Года Молочных Продуктов из Сердца Америки

ОТ: мюррейф@clmshqnne22.626INTC0M

КОМУ: пауэллдж/санчесм/пэррик@ clmhqnne.626INTCOM

СООБЩЕНИЕ: чуваки, зацените. вот это я понимаю неудачный день ок. бостонский регион 22, эта весна, заявка на компенсацию, свидетели от нашего бостонского отдела заявляют, что заявитель был в состоянии алкогольного, а по отчету больнички промиллей в крови на 0.3+, так что выдохните — по 357-5 у нас все норм, но свидетели и представители CYD подтверждают основные факты ниже, вот только первая страница, зацените:

Дуэйн Р. Глинн

176N б-р Фанел

Стоунхем, Масс. 021808754/4

21 июня ГМПИСА

Отдел регистрации несчастных случаев на рабочем месте

State Farm Insurance

1 Стейт-фарм плаза

Нормал, Илл., 617062262/6

Добрый день,

Отвечаю на ваш запрос о дополнительной информации. В графе № 3 формы как причину несчастного случая я указал «пытался работать в одиночку». Вы в своем письме написали, чтобы я более подробно изложил происшедшее, и я полагаю, что нижеследующие детали будут исчерпывающими.

Я по профессии каменщик. В день несчастного случая, 27 марта, я работал в одиночку на крыше нового шестиэтажного здания. По завершению работы мною было обнаружено, что у меня осталось порядка 900 кг кирпича. Вместо того чтобы с трудом нести кирпич вниз вручную, я решил спустить его в бочке с помощью блока, который как нельзя кстати был приделан к стене здания на шестом этаже. Закрепив веревку на уровне земли, я поднялся на крышу и загрузил в бочку кирпич. Затем спустился и развязал веревку, держа ее крепко, чтобы обеспечить медленный спуск 900 кг кирпича. В графе № 11 формы отчета о несчастном случае указано, что сам я вешу 75 кг.

Из-за резкого рывка, заставшего меня врасплох и внезапно взнесшего меня в воздух, на меня нашло затмение и я забыл отпустить веревку. Само собой разумеется, меня на большой скорости понесло наверх. Поблизости от третьего этажа я встретился с опускающейся бочкой. Отсюда трещина в черепе и сломанная ключица.

Только слегка замедлившись, я продолжил быстрое вознесение, не останавливаясь, пока пальцы правой руки не попали по вторую фалангу в шкив. К счастью, к этому времени я избавился от затмения и сумел удержаться за веревку, несмотря на нестерпимую боль. Однако приблизительно в это же время бочка с кирпичом ударилась о землю, и от силы удара о землю у нее вылетело дно.

Лишившись веса кирпича, теперь бочка весила приблизительно 30 кг. Я еще раз ссылаюсь на графу № 11, где указан мой вес в 75 кг. Как вы можете себе представить, не выпуская веревки, я начал довольно быстрый спуск вниз. Поблизости от третьего этажа я встретился с поднимающейся бочкой. Так объясняются переломы лодыжек, порезы ног и нижней части тела.

Встреча с бочкой достаточно заметно замедлила мое падение, чтобы смягчить столкновение с землей, усеянной кирпичом. Однако, как ни жаль сообщать, когда я лежал на кирпиче в нестерпимой боли, не в силах подняться или пошевелиться и глядя на пустую бочку в шести этажах надо мной, на меня снова нашло затмение и я, к сожалению, выпустил веревку, вследствие чего бочка

Самый ранний сохранившийся письменный комментарий Хэла Инканденцы на какую-либо хотя бы отдаленно кинематографическую тему, написанный в седьмом классе на курсе мистера Огилви «Введение в исследования интертейнмента» (2 семестра, обязательный), Энфилдская теннисная академия, 21 февраля Года Чудесной Курочки «Пердю», четыре года спустя после заката эфирного телевещания, год спустя после ухода из жизни д-ра Джеймса О. Инканденцы, полученная оценка — всего лишь 4/4+, несмотря на в целом положительный отзыв, — в основном в силу того, что заключительный ¶ сочинения, как указал Огилви, не согласовывался с предваряющим его текстом и не подкреплялся ничем, кроме субъективной интуиции и риторических приукрашиваний

Инспектор Стив Макгаррет из «Гавайи Пять-О» и капитан Фрэнк Фурилло из «Блюза Хилл-стрит» демонстрируют, как изменилось наше североамериканское представление о герое с «Гавайи Пять-О» 1970-х до э. с. до «Блюза Хилл-стрит» 1980-х до э. с.

Инспектор Стив Макгаррет — классический модернистский герой действия. Он действует. Такой он персонаж. Камера всегда следует за ним. Он редко оказывается вне кадра. У него одно дело в неделю. Зрители знают, в чем состоит дело, а также к концу первого акта — кто виновен. Поскольку зрители знают истину раньше Стива Макгаррета, в сериале нет интриги, есть только Стив Макгаррет. Драма «Гавайи Пять-0» — видеть героя в действии, видеть, как Стив Макгаррет расхаживает и расследует, уверенно приближаясь к истине. Уверенное приближение — суть того, что делает модернистский герой современного экшена.

Стива Макгаррета не тяготят административные хлопоты инспектора полиции штата, или женщины, или друзья, или эмоции, или любого рода конфликтующие задачи. На его арене деятельности нет отвлекающего мусора. Таким образом, инспектор Стив Макгаррет целеустремленно действует, чтобы сделать истину, которую зрители уже знают, предметом закона, правосудия, современного героизма.

В отличие от него капитан Фрэнк Фурилло — герой, которого было принято называть «пост»-модернистским. Другими словами, героем, чьи ценности отвечают более сложной и корпоративной эре Америки. Иначе говоря, герой реакции. Капитан Фрэнк Фурилло не расследует дела и не приближается целеустремленно к истине. Он управляет участком. Он бюрократ, и его героизм — бюрократический, с гениальным умением лавировать на замусоренных аренах. В каждой серии «Блюза Хилл-стрит» на капитана Фрэнка Фурилло с самого начала первого акта со всех сторон наваливаются мелкие неурядицы. Не одно, а целых одиннадцать сложных дел, каждое с подозреваемыми, стукачами, следователями, разъяренными лидерами общественных групп и семьями жертв, и все требуют удовлетворения их требований. Нужно поручить сотни задач, умаслить сотни эго, дать сотни обещаний, сдержать сотни обещаний из прошлых серий. Бытовые проблемы двух-трех офицеров. Выплата заработной платы. Журналы дежурств. Коррупция, которая искушает и терзает. Начальник полиции — политическая пародия, гиперактивный сын, бывшая жена, которая осаждает кабинку за матовым стеклом, где находится кабинет Фрэнка Фурилло (тогда как кабинет Стива Макгаррета из 1970-х до э. с. больше напоминает библиотеки поместного дворянства, за двумя тяжелыми дверями и отделанные роскошным тропическим дубом), плюс холодно привлекательная государственная защитница, которая хочет поговорить, зачитали ли Миранду такому-то задержанному на испанском и может ли Фрэнк не кончать так быстро, вчера ночью он опять кончил быстро, может, ему стоит обратиться к специалисту по стрессам. Плюс все еженедельные моральные дилеммы и выборы, которые ставит перед капитаном Фрэнком Фурилло его беспристрастный бюрократический героизм.

Капитан Фрэнк Фурилло из «Блюза Хилл-стрит» — «пост»-модернистский герой, виртуоз приоритезации, компромисса и управления. Фрэнк Фурилло сохраняет здравомыслие, самообладание и превосходный внешний вид перед лицом отвлекающих, негероических задач, от которых бы инспектор Стив Макгаррет обмяк, спал с лица и жевал бы кулак в административном смятении.

Еще более от инспектора Стива Макгаррета капитан Фрэнк Фурилло отличается тем, что его редко снимают в центре мизансцены или с передних ракурсов. Обычно он только часть исступленного панорамирования камеры сериала. Напротив, операторы «Гавайи Пять-0» даже не пользовались тележкой, предпочитая твердые крупные планы лица Макгаррета со штатива, которые в наши дни больше напоминают романтический портрет, чем кинодраму.

Какой герой приходит на смену ирландизированному современному ковбою Макгаррету, одиночке действия, ведущему одинокое стадо в закат? Фурилло представляет совсем другой вид одиночества. «Пост»-модернистский герой был героическим членом стада, ответственным за все, в чем участвует, ответственным перед всеми, и его одинокое лицо безмятежно вопреки давлению, как коровья морда. Герой действия с прищуром («Гавайи Пять-0») становится героем реакции с кротким взглядом («Блюз Хилл-стрит», спустя десятилетие).

И, как мы до сих пор наблюдали на уроках, мы как североамериканский зритель с тех пор отдавали предпочтение стоическому, корпоративному герою реакционной честности — как некоторые утверждают, «запутавшемуся» в реакционной моральной неоднозначности «пост-» и «пост-пост»-модернистской культуры.

Но что нас ждет дальше? Какой североамериканский герой может надеяться превзойти безмятежного Фрэнка? Нас ждет, предсказываю я, герой не-действия, кататонический герой, более чем спокойный, далекий от любых раздражителей, которого таскает туда-сюда мускулистая массовка, чья кровь которой звенит от аминов ретроградства.

Единственная мнимая статья гигантской «журналистки» «Елены» Стипли с сыпью после электролиза, опубликованная до начала мягкого профилирования пантера «Кардиналов» Феникса Орина Дж. Инканденцы, и ее единственная мнимая статья, имеющая хоть какое-то отношение к старой доброй метрополии Бостона, 10 августа Года Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд», четыре года спустя после того, как теоретик от оптики, предприниматель, академик тенниса и авангардный режиссер Джеймс О. Инканденца покончил с собой, засунув голову в микроволновую печь

Журналу «Момент» стало известно, что, увы, от взора североамериканской публики скрывали трагическую кончину второго североамериканского гражданина, ставшего обладателем внешнего искусственного сердца «Джарвик IX». Замена дефектного сердца на внешнее искусственное сердце «Джарвик IX» стала столь чудесным спасением для 46-летней бухгалтерши из Бостона с необратимым рестенозом сердца, что спустя уже несколько недель она была в состоянии вернуться к активному образу жизни, который вела до болезни, и следовать столь активному распорядку дня благодаря удивительному переносному протезу, установленному в стильную сумочку «Этьен Энье». Желудочковые вены вели к шунтам на ее руках и несли воды драгоценной крови между живым и активным телом и удивительным сердцем в сумочке.

Однако ее трагическая, безвременная и, как скажут некоторые, столь насмешливо-жестокая кончина стала жертвой столь знакомого нам заговора молчания, который замалчивает ненужные трагедии, если те проливают страшный свет общественного мнения на толстокожее равнодушие представителей власти. Лишь неустанный поиск и бесстрашное журналистское упорство, за которые читатели уважают «Момент», и вывели трагические страшные обстоятельства ее кончины на чистую воду.

46-летняя реципиентка внешнего искусственного сердца «Джарвик IX» активно занималась шоппингом в Кембридже на фешенебельной Гарвардской площади Массачусетса, когда вор-трансвестит, наркоман с криминальным прошлым, столь хорошо известным представителям власти, причудливо облаченный в коктейльное платье без бретелек, шпильки, драненькое боа из перьев и рыжий парик, варварски вырвал жизненно необходимую сумочку из рук ничего не подозревающей женщины.

Активная умная женщина, не растерявшись, пустилась в погоню за «женщиной»-похитительницей, слезно умоляя прохожих словами: «Остановите ее! Она украла мое сердце!» — по фешенебельному тротуару, переполненному прохожими, по сообщениям свидетелей, без остановки крича: «Она украла мое сердце, остановите ее!» В ответ на ее слезные мольбы, как это ни трагично, столь неверно истолковавшие ситуацию прохожие отвечали лишь тем, что качали друг другу головой с понимающими улыбками, решив по неведению, что стали свидетелями краха очередных «альтернативных» отношений. Двое патрульных из Кембриджа, Массачусетс, имена которых скрыли от упорных поисков редакции «Момента», как сообщают свидетели, лишь пассивно отшутились: «Обычное дело», — когда жертва, спотыкаясь, бежала за ускользающим трансвеститом с украденным сердцем, тщетно взывая о помощи.

«Жертва преступления без протеза четыре квартала бежала за вором, пока не упала на пустую грудь, — это ли не доказательство тех уникальных возможностей, которые дарует процедура „Джарвик IX”», — прокомментировал анонимный источник в государственной медицинской сфере, к которому обратился за комментарием «Момент».

Даже черствая совесть одурманенного наркотиком похитителя сумочек, пассивно рассуждали осведомленные представители власти, не может не почувствовать укол совести, когда он обнаружит в сумочке «Энье» больной женщины жизнеспасительный протез, который работает на тех же перезаряжаемых батарейках, что и мужская электрическая бритва, и наверняка продолжал биться и истекать кровью еще немалое время после грубого срывания сумочки с шунтов. Однако ответом похитителя сумочек на угрызения совести стало варварское уничтожение внешнего искусственного сердца «Джарвик IX» камнем или тупым предметом вроде молотка, когда его останки были обнаружены спустя несколько часов за исторической Бостонской общественной библиотекой на фешенебельной площади Копли.

Неужели поразительные открытия медицинской науки всегда обречены сопровождаться подобными трагическим инцидентами невежества и толстокожей реакции? Похоже, именно так судят североамериканские представители власти по своему образу и подобию. Если так и есть, кончина жертв будет часто скрываться от света публичного знания.

А чем же окончилось дело? Некогда активный, умный мозг 46-летней скончавшейся женщины был извлечен и вскрыт спустя шесть недель студентом-медиком Женской городской бостонской больницы Бригхэма, которого, по сообщениям, так тронуло сухое сообщение о бессердечной кончине на ярлычке, висящем на пальце ноги жертвы, что он признался «Моменту» во временной потере способности физически работать пилой в ходе операции.

Алфавитный перечень организаций separatisteur'ского/антионановского толка, чья деятельность против Взаимозависимости/Реконфигурации классифицирована КККП и ДНССША как террористическая/вымогательская по своему характеру

(К = квебекская, Э = экологическая, С = сепаратистская, Ж = жестокая, ЖЖ = крайне жестокая)

• Les Assassins des Fauteuils Rollents (К, С, ЖЖ)

• Le Bloc Quebecois (К, С, Э)

• Калгарийская проканадская фаланга (Э, Ж)

• Les Fils de Montcalm (К, Э)

• Les Fils de Papineau (К, С, Ж)

• Le Front de la Liberation de la Quebec (К, С, ЖЖ)

• Le Parti Quebecois (К, С, Э)

Почему — несмотря на то, что в первые годы существования подключенных к единой сети «ИнтерЛейс» телепьютеров, работавших на той же волоконно-цифровой системе, что и телефонные компании, нововведение видеозвонков (или «видеофонии») пользовалось высокой популярностью — пользователи были в восторге от идеи общаться при помощи и аудио, и видео (маленькие видеофонные камеры первого поколения были слишком примитивные и с узкой апертурой, чтобы годиться для чего-то, кроме крупных планов лица) по телепьютерам первого поколения, которые в то время были практически обычными телевизорами, хотя, разумеется, с этой обязательной иконкой крошечного человечка «Искусственного интеллекта», который появлялся в нижнем правом углу во время эфирной/кабельной передачи и сообщал время и температуру на улице, или напоминал, что пора принять таблетки от давления, или предупреждал, что на каком-нибудь там канале, типа 491-го, скоро начнется исключительно интересное развлечение, или, понятно, сообщал о входящем видеозвонке, а затем плясал чечетку с символическими канотье и тросточкой под меню вариантов, — как же пользователи обожали эти иконки человечков, — но так да, почему в течение где-то 16 месяцев, или пяти финкварталов, взлетевший спрос на видеофонию внезапно рухнул, как карточный домик, да так, что к Году Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд» какие-либо видеоволоконные передатчики данных или сопутствующие продукты и услуги использовались при менее 10 % всех частных телефонных коммуникаций, и среднестатистический американский пользователь телефона все-таки предпочел ретроградный старый нетехнологичный голосовой телефонный разговор, как в эпоху Белла, — смена предпочтений, которая стоила немалому числу видеотелефонных предпринимателей последней рубашки, плюс дестабилизировала два крайне уважаемых паевых фонда, опиравшихся на видеофонную технологию, а также едва не стерла с лица земли пенсионный фонд «Фредди Мак» бюджетников Мэриленда — фонд, брат любовницы управляющего которого был предпринимателем, чуть ли не маниакально одержимым видеофонной технологией… И но, в общем, почему же потребители так резко оттекли к старой доброй голосовой телефонии?

Ответ, трехвалетно говоря, таков:

1. эмоциональный стресс,

2. переживания из-за внешнего вида,

3. некая странная саморазрушительная логика микроэкономики бытового хайтека.

1) Оказалось, что визуальные телефонные разговоры отчего-то вызывали ужасный стресс, которого не наблюдалось в голосовых разговорах. Пользователи видеофонии вдруг словно осознавали, что при конвенциональной голосовой телефонии они жили в обманчивой, но в целом чудесной иллюзии. Раньше они ее никогда и не замечали, иллюзию — она была как бы такая эмоционально сложная, что разглядеть ее стало возможно только в контексте утраты. Старые добрые традиционные аудиотелефоны оставляли место для предположений, что человек на другом конце провода слушает тебя с безраздельным вниманием, при этом позволяя не обращать вообще никакого, и тем более предельного, внимания на него. Традиционное акустическое общение — через трубку телефона, в наушнике которой было только б маленьких дырочек, а вот в микрофоне (неспроста, как выяснилось позднее) — 6², или 36 маленьких дырочек, — позволяет войти в некую автострадно-гипнотическую фугу полувнимания: во время беседы можно оглядывать комнату, рисовать, прихорашиваться, ковырять заусенцы, сочинять хокку в телефонной книжке, помешивать в кастрюлях на плите; можно даже отдельно общаться с присутствующими в комнате на языке жестов и гримас и при этом якобы внимательно слушать голос в трубке. И все же — и это, ретроспективно, самый чудесный нюанс — хотя сам ты уделял внимание и телефонному звонку, и всяческим праздным фуговым пустякам, тебя никогда не угнетало подозрение, что собеседник на другом конце провода точно так же не уделяет все внимание только тебе. Например, во время традиционного звонка, пока, скажем, ты выполняешь близкий тактильный осмотр кожи подбородка на предмет дефектов, тебя ни разу не посещает мысль, что собеседник, возможно, также уделяет немалый процент внимания тактильному осмотру кожи на подбородке на предмет дефектов. Это была иллюзия, и иллюзия акустическая, и поддерживалась она акустически: голос с другого конца провода был компактным, сжатым и направленным прямо тебе в ухо, и оставлял место для заблуждения, что и внимание владельца голоса схожим образом сжато и сфокусировано… хотя твое-то внимание — нет, вот в чем дело. Эта двусторонняя иллюзия одностороннего внимания с эмоциональной точки зрения вызывала почти детскую радость: человек верил, что завладел чьим-то безраздельным вниманием без необходимости отвечать на него взаимностью. Если взглянуть в прошлое объективно, иллюзия кажется арациональной, почти буквально фантастической: это же как одновременно врать и доверять другим.

Видеотелефония рушила подобную фантазию. Теперь звонящие обнаружили, что им приходится изображать то же искреннее, слегка наигранное выражение внимания к слушателю, что и в личном общении. Те абоненты, кто поддавался бессознательной привычке фугоподобно рисовать или разглаживать складки на штанах, теперь выглядели невежливыми, рассеянными или по-детски зацикленными на себе. Абоненты же, в еще большей бессознательности осматривавшие кожу на подбородке на предмет дефектов или исследовавшие носовые полости, видели ужас на видеолицах на другом конце провода. Все это и приводило к видеофонному стрессу.

Еще хуже, понятно, была травма сродни изгнанию из рая, когда очерчиваешь большой палец на странице в ежедневнике или лезешь рукой в штаны, поправляя положение своего старого доброго Блока, а потом поднимаешь взгляд и видишь, как твой видеофонный собеседник с интересом выковыривает шнурок из эглета, и вдруг осознаешь, что вся инфантильная фантазия, будто ты владеешь вниманием партнера, пока сам в состоянии фуги рисуешь и вносишь исправления в положения гениталий, была необоснованной иллюзией, и что ты владеешь чужим вниманием не больше, чем сам его обращаешь. В общем, все эти проблемы со вниманием — сплошной стресс, решили пользователи.

2) И видеофонный стресс был даже сильнее, если речь шла о хоть сколько-нибудь тщеславных людях. Т. е. о тех, кого волнует, как они выглядят. В глазах других. А если серьезно, то кого не волнует? Старые добрые акустические телефонные звонки можно было совершать без всякого макияжа, парика, хирургических протезов и т. д. Да даже вообще без одежды, если уж у вас такие тараканы. Но те, кто заботится о внешнем виде, понятно, могли забыть о неформальном «отвечай-в-чем-есть» в случае визуальных видеовызовов, которые стали казаться абонентам похожими уже не на старый добрый телефонный звонок, а на звонок в дверь, когда, прежде чем открыть, приходится что-то набросить на себя, нацепить протезы и пригладить волосы перед зеркалом в прихожей.

Но последним гвоздем в гроб видеофонии стало то, как выглядели лица звонящих на ТП-экране во время звонков. Не лица звонящих им, а их собственные, стоило увидеть их на видео. В конце концов, включить функцию видеозаписи ТП, записать оба сигнала в двустороннем видеозвонке, проиграть звонок еще раз и посмотреть, как на самом деле выглядело твое лицо в глазах собеседника — дело трех кнопок. А удержаться от подобной проверки так же трудно, как от того, чтобы заглянуть в случайное зеркало. Но результат был практически универсально ужасающим. Людей ужасало, как выглядят их лица на ТП-экране. И дело не в одном только «ожирении диктора» — известном эффекте лишнего веса у лица на видео. Нет, еще хуже. Даже в передовых экранах ТП высокой четкости абоненты видели свои телефонные лица какими-то размытыми и влажными, видели какую-то блестяще-бледную неопределенность, которая казалась им не просто неприглядной, но и вороватой, коварной, ненадежной, неприятной. В раннем и зловещем опросе фокус-группы от «ИнтерЛейс»/G.Т.Е., на результаты которого в припадке предпринимательского НФ-технического ажиотажа все закрыли глаза, почти 60 % респондентов, получивших визуальный доступ к собственным лицам во время видеофонных звонков, особенно часто для описания своей внешности использовали слова «ненадежный», «неприятный» или «на любителя», а феноменально зловещие 71 % пожилых граждан конкретно сравнивали свои видеолица с лицом Ричарда Никсона во время дебатов Никсона и Кеннеди в 1960-м до э. с.

Вариантом решения проблемы, которую психологические консультанты телекоммуникационной индустрии нарекли видеофизиогномической дисфорией (или ВФД), стал, понятно, расцвет Масок высокого разрешения; и, что интересно, именно те предприниматели, которые тяготели к видеофонной обработке изображения в HD, а потом откровенно перешли к производству масок, вышли из кратковременной видеофонной эры и с рубашками, и вдобавок с солидной дополнительной прибылью.

Если говорить о масках, первоначальную опцию Фотографической Обработки Изображения в HD — т. е. взять наиболее льстящие элементы из множества льстящих фотографий данного телефонного абонента с разных ракурсов и — благодаря существовавшим в те времена программам работы с изображениями, уже опробованным первооткрывателями из косметической и правоохранительной областей, — совместить их в крайне привлекательный вещабельный лицевой коллаж высокой четкости с искренним, чуть наигранным выражением безраздельного внимания, — быстро вытеснила менее дорогая и экономящая байты опция (на основе все того же косметического и фбровского ПО) отливать улучшенное изображение лица на облегающей полибутиленовой маске, и скоро потребители обнаружили, что высокая цена перманентной маски для ношения благодаря чудодейственному эффекту на стресс и ВФД окупалась более чем, ну а удобные липучки для того, чтобы закреплять маску на затылке, и вовсе стоили копейки; и пару фискальных кварталов телефонные/кабельные компании укрепляли подточенную ВФД уверенность клиентов в себе, договорившись на сделку в формате горизонтальной интеграции, благодаря которой бесплатные услуги коллажа и маски шли в одном пакете с видеофонией. HD-маски обычно висели на маленьком крючке сбоку на телефонной консоли ТП, по общему признанию, с некоторым сюрреалистическим и нервирующим видом: отделенные от тела, пустые и сморщенные, — а в местах коллективного доступа, то есть в больших семьях или компаниях, имели место и потенциально неловкие конфузы из-за путаницы личностей при поспешном выборе не той пустой висящей маски из длинного ряда, — в целом маски поначалу казались жизнеспособным ответом индустрии на проблему внешнего вида, стресса и никсоновского эффекта.

(2 и, наверное, еще 3) Но теперь сложите естественный предпринимательский инстинкт всецело удовлетворять завышенные требования клиента с одной стороны с почти равно естественным искажением, с которым обычно себя видят люди, и тогда объяснится скорость полного выхода из-под контроля бума видеофонных HD-масок. Дело не только в том, что необычно трудно самостоятельно оценить, как ты выглядишь, хорошо или не ахти, — например, посмотри в зеркало и попробуй определить, где находишься в иерархии привлекательности, хотя бы приблизительно с той же объективной легкостью, с какой распределяешь практически всех остальных, хорошо они выглядят или не ахти, — но вдобавок оказалось, что инстинктивно искаженное самовосприятие потребителей плюс связанный с внешним видом стресс привели к тому, что потребители начали предпочитать, а затем уже открыто требовать видеофонные маски, которые реально выглядели куда лучше, чем они сами лично. Производители HD-масок, с радостью готовые предоставить не только правдоподобие, но и эстетические улучшения — волевые подбородки, мешки под глазами поменьше, замазанные шрамы и морщины, — скоро выбили из ниши рынка производителей изначальных миметичных масок. Во все более откровенной прогрессии всего за пару финкварталов большинство потребителей теперь пользовалось с видеофоном масками, настолько эстетически превосходящими их реальные лица в физическом разговоре, транслировали друг другу настолько ужасающе искаженные и улучшенные изображения себя, что наконец начал сказываться гигантский психосоциальный стресс и огромное количество абонентов вдруг вообще перестали покидать дома и общаться лично с людьми, ведь те, как они боялись, уже привыкли видеть по телефону их куда более красивые версии и при личной встрече испытают (как диктовала их фобия) то же эстетическое разочарование и крушение иллюзий, какое, например, могут вызвать женщины, которые всегда носят макияж, у людей, которые вдруг увидят их без макияжа.

Социальные страхи, сопровождающие феномен, нареченный психоконсультантами оптимистически нерепрезентативной маскировкой (или OHM), верно прогрессировали на фоне того, как крошечные грубые видеофон-камеры первого поколения усовершенствовались и обзавелись апертурой пошире, и теперь крошечные передовые камеры могли отразить и транслировать изображения более-менее в полный рост. Некоторые психологически неразборчивые предприниматели вывели на рынок ростовые полибутиленовые и полиуритановые 20-тантамарески — примерно как безголовые «силач» или «красотка в душе» для дешевых фоток на пляже, за которыми встаешь и кладешь подбородок на картонную подставку, только эти ростовые видеофонные маски были гораздо более продвинутые и достоверные. А стоило добавить различные 20-гардеробы, опции для глаз и волос, различные эстетические добавки, сокращения и т. д., как цены уперлись в потолок рыночных возможностей, хотя именно тогда социальное давление вынуждало покупать лучшие из возможных 20-ростовых образов, чтобы не чувствовать себя по телефону сравнительно уродливым. Тут уж любой скажет, как мало времени пройдет до того, как неугомонный предпринимательский драйв к идеальной мышеловке воплотится в виде Транслируемой Заставки (она же ТЗ), которая, ретроспективно, кажется уже реально острым концом гвоздя в гроб видеофонии. С ТЗ в лицевых и ростовых масках отпала необходимость — их заменило видеотранслируемое изображение, по сути, отретушированной до упора фотографии, с невероятно подтянутым, привлекательным, со вкусом одетым человеком, напоминавшим звонящего только в таких ограниченных отношениях, как, например, раса или количество конечностей, а лицо на фотографии было со вниманием сосредоточено на видеофонной камере из глубины пышно — но не нарочито — обставленной комнаты, которая лучше всего отражавший образ, который тебе хотелось транслировать, и т. д.

Заставки представляли из себя просто готовые к трансляции фотографии с высоким разрешением примерно диарамных пропорций, расположенные на пластмассовом кронштейне над зрачком видеофонной камеры, примерно как крышка для объектива. Чрезвычайно красивые, но не страшно успешные знаменитости из интертейнмента — те, которые в былые годы пополнили бы каст-листы на социальную рекламу — нашли себя на поприще моделирования для различных передовых Заставок видеофонов.

Поскольку Заставки были обычной и всегда готовой к трансляции фотографией вместо компьютерных обработок и улучшений, их можно было массово производить и назначать соразмерную цену, и, хотя недолго, Заставки помогали снизить напряжение между высокой стоимостью улучшенной ростовой маски и чудовищным эстетическим давлением видеофонии на абонентов, не говоря уже о создании множества рабочих мест для дизайнеров интерьеров, фотографов, ретушеров и знаменитостей уровня социалок, напуганных упадком эфирной телерекламы.

3) Но из графика более чем краткосрочной жизнеспособности инноваций в бытовых технологиях можно извлечь какой-то урок. Путь видеофонии идеально вписывается в классическую кольцевую форму этого графика: сперва в бытовых технологиях возникает великолепная, научно-фантастическая инновация — вроде перехода звонков из аудио в видео, — которая всегда, к сожалению, влечет для потребителя непредвиденные недостатки; и но потом ниши рынка, созданные этими недостатками, — вроде стрессового отторжения людей, переживающих из-за внешнего вида, из-за собственного видеофонного изображения, — гениально заполняют предприниматели с живым воображением; и все же именно преимущества этих гениальных компенсаций недостатков, кажется, слишком часто и подрывают изначальную высокотехнологическую инновацию, чем приводят к оттоку потребителей, замыканию графика и массовой потере рубашек опрометчивых инвесторов. В данном случае эволюция компенсаций стресса и проблем с внешним видом вызвала сперва отказ видеозвонящих от собственных лиц, затем от замаскированных и улучшенных до упора физических подобий, а в итоге вообще закрытие видеокамер и передачу с одного ТП на другое привлекательно стилизованной статической Заставки. А за этими диорамными крышками объектива и транслируемыми Заставками абоненты, понятно, обнаружили, что они вновь бесстрессово невидимы, беспроблемно ненакрашены, без париков и с мешками под глазами, за своими диорамами со знаменитостями как за каменной стеной, и снова свободны — т. к. снова незримы — рисовать, осматриваться на предмет дефектов кожи, делать маникюр, разглаживать штаны — пока привлекательное, наигранно внимательное лицо подходящей знаменитости с Заставки на другом конце провода убеждало с экрана, что они объекты концентрированного внимания, которое, в свою очередь, от них самих не требуется.

И но, понятно, все эти преимущества — не что иное, как некогда утраченные и вновь обретенные преимущества старой доброй слепой акустической телефонии эпохи Белла, с ее 6 и 6² дырочками. Разница была лишь в том, что еще по дорогим видеоволоконным линиям между ТП передавалась дурацкая нереальная стилизованная Заставка, влетающая в копеечку. После того как это осознание просочилось в умы потребителей и распространилось повсеместно (самое интересное, что в основном через телефон), тут уж любой микроэнометрист сказал бы, как мало времени пройдет до неминуемого забвения передовой визуальной видеофонии, после чего возвращение к старой доброй телефонии последовало не только по указке здравого потребительского смысла, но и даже культурного одобрения в виде какой-то модной принципиальности: не луддизм, а некая ретроградная победа над НФ-хай-теком ради чистоты души, победа над рабством перед внешним видом и перед модой на хай-тек — рабством, которое люди находят друг в друге таким непривлекательным. Другими словами, возвращение к акустической телефонии стало в конце замкнувшейся кривой графика неким статусным символом антитщеславия, так что только абоненты с недостатком самоосознания продолжали пользоваться видеофонией и Заставками, не говоря уже о масках, и эти безвкусные любители факсимиле стали ироническими символами безвкусного тщеславного рабства перед пиаром корпораций и передовыми новинками — стали для эры спонсирования безвкусными эквивалентами людей в ярких костюмах, с картинами на черном бархате, свитерками для пуделей, электрическими циркониевыми браслетами, ЛингваСкребками «НоуКоут» и проч. Большинство же абонентов коммуникаций закинули Заставки-диорамы на антресоли и закрыли камеры стандартными черными крышечками для объектива, а на вешалки для масок на телефонных консолях вешали новые модные адресные и телефонные блокнотики со специальными колечками на переплетах для удобного вешания на бывших вешалках для масок. Но даже тогда, разумеется, масса американских потребителей неохотно покидала дом и телепьютер, чтобы общаться лично, — впрочем, стойкость этого феномена нельзя приписывать видеофонному бзику per se, да и все равно эта панагорафобия раскрыла предпринимателям новые огромные телепьютерные рынки для домашнего шоппинга и доставки, так что сильно индустрию не озаботила.

* * *

В наши химически смутные времена ведомство юниорского спорта Теннисной Ассоциации Организации Независимых Американских Наций четыре раза в год отправляет молодого токсиколога с пшеничными волосами, носом картошкой и синим блейзером ОНАНТА собирать образцы мочи у всех студентов всех аккредитованных теннисных академий с континентальным рейтингом выше 64 в его или ее возрастной категории. Юниорский теннис — это безобидное и безопасное развлечение, а не что-нибудь. Стоит октябрь Года Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд». Впечатляющий процент ребят из ЭТА — в топ-64 своих категорий. В день сдачи образца мочи юниоры выстраиваются в две длинные очереди, мужскую и женскую, что тянутся из раздевалки вверх по лестнице и раскидываются в вестибюле Админки ЭТА с пушистым ковром королевского синего цвета, деревянными панелями и рядами стеклянных витрин с призами и почетными табличками. Путь из середины очереди до туалета раздевалки нужного пола занимает где-то с час, а там молодой блондин-токсиколог или — на женской территории — медсестра, у которой квадратное лицо с каким-то раздвоенным лбом венчает резкий мысок челки, раздают пластиковые стаканчики с салатовой крышечкой и наклеенной полоской белой медицинской ленты с именем, месячным рейтингом, «15.10.ГВБВД» и «Энф. ТА», аккуратно напечатанными шрифтом в шесть пунктов.

В Энфилдской теннисной академии примерно четверть рейтинговых игроков старше, скажем, пятнадцати не могут пройти стандартное североамериканское сканирование мочи GC/MS[52]. Они, ночные клиенты семнадцатилетнего Майкла Пемулиса, четыре раза в год также становятся клиентами дневными. Чистая моча — десять долларов за куб. см с учетом инфляции, возможен торг.

— Покупайте мочу только у нас! — Пемулис и Тревор Аксфорд ежеквартально становятся монопольными поставщиками мочи; цепляют бумажные овальные пилотки, в каких ходят разносчики еды на стадионах; за три месяца до приезда токсиколога собирают и складируют мочу игроков младше десяти лет — бледную теплую мочу невинных детишек, которая производится тонкими струечками и может завалить сканирование G/M только там на какое-нибудь шоколадное молоко «Овалтин»; затем каждый третий месяц Пемулис и Аксфорд обрабатывают мужскую безнадзорную очередь, которая змеится по синему ковру вестибюля, продавая визиновые пузырьки мочи из старинного лотка для стадионных сосисок, купленного за бесценок у сосисочника из Фенуэй Парка, как-то раз вне сезона оказавшегося на мели: это старая коробка из мятой жести с ремнем цветов «Соке», который накидывается на шею, чтобы руки продавца оставались свободны для мелочи.

— Моча!

— Клинически стерильная моча!

— С пылу с жару!

— Нашу мочу нестыдно познакомить с родителями!

Тревор Аксфор отвечает за денежный поток. Пемулис раздает пузырьки детской мочи из-под «Визина» с коническим наконечником, которые легко спрятать под мышкой, в носке или трусах.

— Проблемы с мочой? Вам повезло!

Квартальные анализы продаж показывают небольшой перевес мужчин на рынке мочи. Завтра утром уборщики ЭТА — Кенкль и Брандт, или Дэйв («Как Низко») Пал, всеми обожаемый старик-уборщик, уволенный из Бостонского колледжа из-за приступов нарколепсии, — или ирландки с толстыми лодыжками из полуспальных районов у подножия холма за Содружкой, или еще угрюмые вороватые жильцы Эннет-Хауса, «дома-на-полпути», в старом больничном комплексе Управления по делам ветеранов у подножия другой стороны холма, суровые и обычно угрюмые типы, отрабатывающие девять месяцев 32 часа в неделю разнорабочими по требованию их контракта на лечение, — вытряхнут несметные количества пустых пластмассовых визиновых пузырьков из мусорок общежитий в контейнеры за парковкой для сотрудников ЭТА, откуда Пемулис пошлет Марио Инканденцу или самых наивных из изначальных эфебов — доноров мочи их достать, стерилизовать и перепаковать под прикрытием веселой игры «Кто-сможет-найти-прокипятить-и-запаковать-больше-всего-пузырьков-из-под-Визина-за-три-часа-чтобы-ни-один-старший-не-узнал» — игры, которую Марио, когда Пемулис впервые объяснил правила три года назад, нашел положительно странной, но с тех пор подсел, т. к. обнаружил, что у него настоящее мистическое чутье на визиновые пузырьки в осадочных слоях забитых контейнеров и что он всегда опережает противников на несколько корпусов, а если ты бедный старый Марио Инканденца, то достижениям в зубы не смотришь. Т. Аксфорд затем нычет пузырьки, так что расходы на упаковку — нулевые. Сосисочный лоток они с Пемулисом прячут под старым парусом Ярмутского яхт-клуба в кузове подержанного тягача, на который скинулись с Хэлом, Джимом Сбитом и еще одним парнем, (тот уже выпустился из ЭТА и теперь играет за Пеппердайнский университет), оплатили ремонт и замену ржавой цепи с крюком, свисавших с наклонного крана, на новенькие блестящую цепь и толстый крюк — которыми на самом деле пользуются всего два раза в год, весной и под конец осени, для буксировки на короткие дистанции во время сборки и разборки всепогодного Легкого, плюс изредка чтобы подвезти во время действительно страшных буранов студенческую или преподавательскую машину с парализованным задним приводом вверх или вниз по долгой 70-градусной дороге, идущей по склону холма ЭТА, — и в целом отчистили от ржавчины и разукрасили в гордые красно-серые школьные цвета ЭТА, не забыв и про сложную геральдическую эмблему ОНАН — оскалившегося орла с метлой и банкой дезинфицирующего средства в одной лапе и кленовым листом в другой, с сомбреро на голове и как будто не доевшего усеянный звездами лоскут, — иронически нанеся ее на дверцу со стороны водителя, а старый добрый традиционный дотэвисовский девиз ЭТА «Те occidere possunt…» неиронически нанеся на пассажирскую, и в общем, тягач находится в их общем пользовании, хотя у Пемулиса и Аксфорда имеется небольшой приоритет, потому что регистрация и базовая автогражданка оплачивались из ежеквартальных прибылей с уринобизнеса.

Старший брат Хэла — который по распоряжению заведующего отделом студентов живет в комнате на двоих с Хэлом в общежитии А на третьем этаже Админки несмотря на то, что из-за физических ограничений не может играть даже в рекреационный теннис низкого уровня, зато чрезвычайно интересуется производством видео — и кинокартриджей и вносит посильный вклад в процветание ЭТА, записывал указанные моменты матчей, тренировки и сеансы последовательной отработки ударов для дальнейшего пересмотра и анализа Штиттом и тренерским составом, — в день сдачи мочи снимает собравшуюся в вестибюле очередь, социальные взаимодействия и торговые операции при помощи закрепленной ремнями на голове камеры, грудного полицейского замка и ножной педали — видимо, набирает материал для одного из своих странных короткометражных концептуальных картриджей с влиянием Самого, которыми администрация разрешает ему заниматься и развлекаться в помещениях для монтажа и спецэффектов покойного основателя в главном туннеле под Админкой; а Пемулис и Аксфорд не против съемок, и даже не прикрываются, поднося ладонь к виску, когда он поводит наголовным «Болексом» в их сторону, потому как знают, что материал не увидит никто и никогда, кроме самого Марио, и что по их просьбе он замажет или спрячет лица продавцов и покупателей под пестрящей системой квадратиков телесного цвета с помощью реконфигурирующей каше-панели в монтажной его покойного отца, т. к. замазка лиц все равно только усилит какой бы то ни было концептуальный эффект, которого обычно добивается Марио, хотя еще и потому, что Марио, как известно, обожает пестрящие квадраты кожного цвета и хватается за любую возможность примонтировать их на чьи-нибудь лица.

Между тем бизнесмены времени не теряют.

Майкл Пемулис, жилистый, весь острый, феноменально талантливый у сетки, но в игре против игрока со скоростью высокого уровня на два шага не успевающий до нее добежать, — зато в качестве компенсации настоящий мастер атакующих свечей, — стипендиат из Оллстона, что прямо неподалеку, мрачного края типовой застройки и пустых парковок, малоэтажных греческих и ирландских жилых комплексов, бессистемных гравийных сточных вод и нулевого коммунального хозяйства, разоряющейся легкой нефтехимической промышленности вдоль Отшиба, удаленной территории, районированной под расширение; как гласит старая энфилдско-брайтонская шутка: «Она сказала: „Поцелуй меня там, где пахнет”, вот я и повез ее в Оллстон», — где у него обнаружился талант к теннису во время игр в Клубе для мальчиков — в обрезанных шортах, без рубашки и с дешевой палкой с натянутыми в магазине струнами, на запущенных асфальтовых кортах, обдирающих желтые мячи, и с сетками из рабицы, оставшейся после ограждения Фини-парка, от которых мячи пружинили до самого шоссе. Теннисное юное дарование Внутренней городской программы развития в десять лет, принят на холм в одиннадцать, проживал с родителями, которые прежде всего желали знать, сколько ЭТА готова заплатить вперед за права на весь будущий потенциальный доход. Зубр в тренировках, но тугой клубок нервов на турнирах: о Пемулисе говорят, что он куда ниже в рейтинге, чем мог бы подняться, если б хоть чуточку постарался, ведь он не только лучший свечной снайпер в Эсхатоне[53] ЭТА, но и, по словам Штитта, «тот юнош, что действителен имеет бийт с лет». Пемулис, от домашней доэташной жизни которого кровь стынет в жилах, также торгует по мелочи наркотиками выдающегося действия по разумным ритейл-ценам, занимая большую часть общего рынка юниорского тура. Марио Инканденца — один из тех, кто не видел бы смысла в рекреационных наркотиках, даже если бы знал, что с ними делать. Просто не его это. Улыбка Марио под камерой «Болекс», притороченной к большой, но как будто какой-то усохшей голове, неизменно широка, пока он снимает змеистое движение очереди на фоне стеклянных витрин, полных трофеев.

У М. М. Пемулиса, второе имя которого Мэтью (sic), самый высокий показатель по Стенфорду-Бине из всех детей на академическом испытательном сроке за всю историю академии. Только самые доблестные усилия Хэла Инканденцы едва протолкнули Пемулиса через триаду обязательных грамматик[54] миссис И. и заумную «Литературу о дисциплине» Сомы Р. — Л. — О. Чаваф, и все потому, что у Пемулиса — сам он заявляет, что каждое третье слово видит вверх ногами, — обычная конгенитальная неусидчивость прирожденного технаря с сопутствующими загрязненностью и неэлегантностью вербальных систем. Его ранний теннисный дар перегорел и оказался довольно дилетантским, а настоящее призвание Пемулиса — математика и точные науки, и его стипендия — завидный грант по геометрической оптике Джеймса О. Инканденцы, который существует в единственном числе и который Пемулис умудряется каждый семестр каким-то кортексным по степени своей невероятности чудом не потерять, а потому имеет санкционированный доступ ко всем объективам и оборудованию покойного ректора, кое-что из них оказалось весьма полезным в его предприятиях. Единственный, кто делит с ним оптико-монтажные лаборатории в главном туннеле, — Марио, и между ними наладилась та особая межличностная связь, какую могут вдохновить только общие интересы и взаимная выгода: если не Марио помогает Пемулису фабриковать плоды независимых оптических исследований, к которым М. П. не очень-то тянет, — вы бы видели мальчика с выпуклыми линзами, любит говаривать Аврил в присутствии Марио; он с ними как рыба в воде, — то Пемулис протягивает Марио — тот синефил, но не великий технический ум, — руку помощи в кинемотографически-оптических экзерсисах, физике фокусного расстояния и отражающих соединениях — вы бы видели Пемулиса с кривой эмульсии, пресыщенно позевывающего в фуражке задом наперед и почесывающего подмышку, жонглирующего дифференциалами так, что ему бы впору пришлись протектор для кармана, укороченные вельветовые штаны-«потопы» и изоляция на дужках очков в роговой оправе, при этом успевающего походя спрашивать Марио, знает ли он, как назвать трех канадцев, которые сношаются на снегоходе. Марио и его брат Хэл считают Пемулиса добрым другом, хотя дружба в ЭТА не ходовая валюта.

Долгое время Хэл Инканденца позиционировал себя как лексическое дарование, а также — хотя Аврил устала объяснять всем трем детям, что ее нелицеприятные любовь и гордость нисколько не зависят от их достижений, поступков или потенциального таланта, — гордостью матери, плюс реально неплохим теннисистом. Теперь Хэлу Инканденце предлагается позиционировать себя как поздно раскрывшееся дарование и, возможно, гения тенниса, который на грани того, чтобы стать гордостью всех авторитетных фигур этого и прочих миров. На корте или в ежемесячной передовице ОНАНТА он великолепен как никогда. Кипуч. Он совершил, как говорит Штитт, «экспонентен скачок» в постпубертатном возрасте — когда радикальные, платосменные улучшения калибра Дж. — Уэйна-и-Шоу в теннисе необычайно редки. Свой стерильный образец мочи он получает безвозмездно, хотя легко может позволить себе заплатить: Пемулис полагается на него в вербально-академической плоскости и не любит долги, даже перед друзьями.

На 10.ГВБВД спортивно-организационные институты, облеченные властью распределять рейтинги, ex cathedra^[48] считают Хэла, в семнадцать лет, четвертым лучшим игроком младше восемнадцати в Соединенных Штатах Америки и шестым на континенте. Голова Хэла под неусыпным наблюдением Делинта и тренерского состава считается по-прежнему холодной, сосредоточенной и не ослепленной/вскруженной внезапными шумихой и взлетом общих ожиданий. Если его спросить, как он все это выдерживает, Хэл ответит: «Нормально, спасибо, что интересуетесь».

Если Хэл оправдает эти неожиданно возникшие ожидания и попадет в Шоу, Марио останется единственным из детей Инканденц, кто не добился бешеного успеха на спортивном поприще. Никто из знакомых Марио не представляет, замечает он это вообще или нет.

Покойного отца Орина, Марио и Хэла почитали за гения в его изначальной профессии, при этом никто не подозревал, в чем он на самом деле оказался гением, даже он сам, по крайней мере при жизни, что, наверное, поистине трагично, но в то же время, как сказал бы Марио, абсолютно нормально — как сложилось, так сложилось.

Некоторые находят таких, как Марио Инканденца, раздражающими, а иногда откровенно считают психами, в каком-то важном смысле мертвыми внутри.

Отношения с людьми Майкл Пемулис строил на постулате, который гласил: миссис Пемулис простофиль не растила. На корте он носит малярское кепи, а иногда фуражку, развернутую на 180°, из-за недостаточно высокого рейтинга Пемулис не заслужил бесплатных предложений от производителей одежды, а потому играет в футболках с надписями типа «ПАУКИ-ВОЛКИ ОЛСТОНСКАЯ ШК.», «ЗАБОТЛИВЫЕ МАМЫ ВЫБИРАЮТ», «ДЬЯВОЛЫ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ОБЛИЧЬЕ ТУР ГВБВД» или даже древней «ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ: ВЕРХОВНЫЙ СУД НАДРУГАЛСЯ НАД НАШИМ ФЛАГОМ!» Его лицо — такое колючее фенийское, с преобладающими бровями, какое встречается в ирландских Оллстоне и Брайтоне: подбородок и нос острые, а кожа — натального коричневого цвета зрелого ореха.

Майкл Пемулис — парень не дурак, и потому боится дилерского Брута — потенциального любителя сыра, крысы, прослушки, агента из Органов пубертатного вида, засланного выставить его дураком. Так что когда ему звонят на комнатный телефон, даже по видео, и хотят купить какое-либо вещество, от них требуется сразу выпалить: «Пожалуйста, соверши преступление», а Майкл Пемулис ответит с видом оскорбленной невинности: «Батюшки-светы и — святы, преступление?!», и покупателю надо уговаривать, прямо по телефону, и обещать, что он заплатит Майклу Пемулису, лишь бы тот совершил преступление, или, типа, что он каким-либо образом причинит вред Майклу Пемулису, если тот откажется совершить преступление, и Майкл Пемулис отчетливым, легко идентифицируемым голосом назначит встречу, чтобы встретиться со звонящим лицом к лицу и «вступиться за свою честь и личное благополучие», так что если кто потом вкусит сыру или втайне получит доступ к частоте телефона — Пемулиса, чур, заманили в ловушку[55].

Если в очереди спрятать пузырек из-под «Визина» с мочой под мышку, то это также повышает его температуру до достоверной. У входа в мужской туалет токсиколог ОНАНТА эфебного вида редко даже отрывается от своего планшета, но вот квадратноликая медсестра с женской стороны может представлять проблему, потому что время от времени просит во время процедуры оставлять дверь кабинки открытой. Благодаря Джиму Сбиту, разобравшемуся с плагиатом из открытых источников, сжатым пересказом и ксерографией, Пемулис также предлагает — по разумной цене — вадемекумообразный памфлет, расписывающий некоторые методы борьбы с подобными непредвиденными обстоятельствами.

Примечания

46

Scholastic Assessment Test, экзамен для выпускников школ, поступающих в вуз.

47

Термин в сфере лечения зависимостей, обозначающий строгие меры ради благой цели.

48

Букв, «с кафедры» (лат.) — официальные выступления Папы.