Прекрасные

Дониэль Клейтон, 2018

В Орлеане все люди рождаются Серыми: их тела несовершенны, черты лица невыразительны. Но Прекрасные – девушки, в чьей крови течет магия, могут преобразить любого. Камелия – Прекрасная. Больше всего на свете она мечтает стать фавориткой Ее Величества, но однажды узнает, что стены королевского дворца хранят темные тайны, а ее магия может не только делать людей красивыми, но и… убивать. Камелии предстоит сделать тяжелый выбор: спасти себя от жестокой принцессы, цель которой – использовать кровь Прекрасных во имя зла, или, рискнув собственной жизнью, навсегда изменить мир Орлеана…

9

Пока я завтракала и купалась в онсене, слова Дюбарри, не затихая, зудели у меня в голове. Я будто плыла надо всем, что меня окружало, не в силах бросить якорь. После обеда я стояла в Королевском Ателье на постаменте, одетая в скользкий кринолин. Слуги измеряли лентами наши талии, руки и ноги и записывали мерки на пергаментной бумаге.

Элизабет наблюдала за нами. Я вновь прокрутила в голове утренний разговор.

— Что произошло у Дюбарри? — спросила меня Падма. — Ты в порядке?

— Все нормально. — Я постаралась улыбнуться. Все будет хорошо.

— А по виду и не скажешь. — Хана протянула руку и потрепала меня по плечу.

— Она мне угрожала, — сказала Эдель с гордостью.

Элизабет прокашлялась, и Эдель заговорила еще громче.

— Она так взбесилась, что я думала, у нее вена на шее лопнет.

— Ты принимаешь все это всерьез? — спросила Амбер.

— Твоей серьезности и так на всех хватает, — ответила Эдель. — Дюбарри сказала мне, что отправит меня на разговор к Министру Красоты. Как будто я должна испугаться или что-то в этом роде. — Она рассмеялась, но мне по-прежнему было страшно. Я не хочу всего лишиться.

— Сложно сказать, добрая Министр Красоты или злая, — проговорила Хана. — Я так и не решила, что о ней думать.

— Да кому какое дело, добрая она или нет? — Эдель разозлилась на служанку, пытающуюся измерить длину ее рук. — Я не собираюсь говорить с ней о моем поведении.

— Ее уже дважды избирали, — сказала Валерия и положила ладонь на живот. — Почему одна из вас не может сделать мою талию тоньше? У меня самый большой размер.

— Мы от этого можем заболеть, Валерия, — огрызнулась Амбер.

— Знаю, я просто… — коричневая кожа Валерии порозовела, и она нахмурилась.

— Амбер, ты все еще расстроена? — Эдель приподняла бледные брови. — Потому что нет другого оправдания твоему занудству после такого вкусного обеда.

Падма цыкнула, копируя Дюбарри.

Хана покачала головой.

— Я просто говорю правду, — сказала Амбер.

— Тогда твое тело похоже на шест, — ответила Эдель. — Никто никогда тебя не захочет, даже если тебе самой вздумается попробовать.

— Не надо грубить. Клянусь, ты самая невоспитанная из нас, — сказала Амбер. — Я не хотела тебя обидеть, Валерия. Ты такая, какой Богиня Красоты захотела тебя сделать. У тебя хотя бы есть грудь.

— Да, Амбер, а ты плоская, как блин. — Эдель соскочила со своего постамента, отпихивая очередную служанку. — Фигуры в форме песочных часов и красивые округлые тела всегда будут в почете, пока я буду фавориткой. — Она схватила Валерию за руку, потянула ее вниз и, обняв за талию, уткнулась носом в шею. — Я бы все отдала за такую фигуру, как у тебя.

Валерия захихикала. Эдель дотянулась до меня, и мы втроем закружились по комнате. Мы смеялись, визжали и уворачивались от служанок.

— Не грусти и не давай Дюбарри взять над тобой верх, лисенок, — прошептала Эдель. — Кому какое дело, что она говорит.

Элизабет одернула нас:

— Возвращайтесь на места.

— Нет. — Эдель послала ей воздушный поцелуй.

Как бы мне хотелось стать похожей на Эдель и не так страстно желать всей этой жизни!

— Вернитесь на постаменты, — попросила служанка.

Мы продолжали крутиться.

— Девочки! — закричала Элизабет.

Поворот, а за ним еще один. Мы не останавливались. К нам присоединилась Хана. Амбер лишь тяжело вздыхала, а Падма заливалась истерическим хохотом.

— Я наведу здесь порядок, — завопила Элизабет.

— Я наведу здесь порядок, — передразнила Эдель, и мы все захихикали.

— Леди, пожалуйста. Нам надо работать, — сказала одна из портних.

Внезапно открылась дверь.

Мы с Эдель, Ханой и Валерией замерли. Амбер и Падма завизжали, пытаясь прикрыться.

— Королевский Министр Моды Гюстав Дю Полиньяк, — объявил сопровождающий.

— Ну здравствуйте! — Мужчина в пурпурном костюме вальяжно зашел в окружении напудренных и чопорных спутников с записными книжками в руках и целой толпы портных и швей, которые вкатили внутрь огромные прядильные станки. — Я смотрю, у нас тут веселье идет полным ходом. Не волнуйтесь, девочки, чего я только не видел.

Его темно-коричневое лицо с красивыми чертами было усыпано веснушками, как печенье — шоколадной крошкой. Он положил руку на грудь, постукивая ногтями, украшенными драгоценными камнями.

За ним вошла Министр Красоты. Ее темные волосы были уложены в подобие птичьего гнезда, внутри которого сидели две настоящие голубые сойки. При виде нас они расчирикались. Министр Красоты улыбнулась мне, обнажив белые, как клавиши пианино, зубы.

— Какие энергичные девушки, — сказал Министр Моды и осторожно расцеловал свою коллегу в обе щеки, чтобы не оставить следов ярко-фиолетовой помады, покрывающей его губы.

Дюбарри вошла последней и начала хлопать. Остальные присоединились к аплодисментам.

Министр Моды поклонился и улыбнулся нам. Я видела его в газетах, где он демонстрировал правильный способ носить корсет по императорским законам красоты. Шнуровать надо было достаточно плотно, чтобы соответствовать желаемым параметрам, приличествующим гражданину Орлеана, но и с уважением к моде, чтобы создать идеальную форму, к примеру, песочных часов. Он был эталоном вкуса в нашем королевстве и отвечал за производство одежды.

— К вашим услугам.

— Он пришел творить магию, — сказала Министр Красоты. — Он и его команда, разумеется.

Прочие хорошо одетые мужчины улыбнулись ей, некоторые покраснели.

— Да, мы с моими модниками спешим на помощь. Прекрасной необходим элегантный гардероб, как художнику нужны чернила и краски. — Министр Моды помахал в воздухе тростью с золотым набалдашником. Стуча каблуками, он кружился по комнате, изучая нас всевидящим, как луч прожектора, взглядом. Наклонившись, он прошептал: — Добро пожаловать ко двору.

Мы подпрыгнули от неожиданности и рассмеялись.

— Прекрати их пугать, Гюстав. Ты же знаешь, что они не привыкли к рыскающим вокруг мужчинам, — упрекнула его Министр Красоты.

— Не бойтесь меня, куколки. Я совсем не заинтересован в женской компании, если вы понимаете, о чем я. Я пришел убедиться, что у вас на каждый случай найдется подходящее платье. Позвольте сказать и убейте меня, если я не прав, что мода — самый важный элемент красоты.

Министр Красоты легонько его толкнула, и они снова расцеловались.

— Вы восхитительно выглядите, — промурлыкал он.

Один из сопровождающих Министра Моды плавным движением снял с себя мантию из горностая, обнажив золотой медальон королевского министерства, другой поправил прическу гребнем с широкими зубцами. Министр помахал блестящей запасной рукой, украшенной бриллиантами, и поблагодарил свою команду, и обратил взор к Элизабет.

— А не юная ли это Дюбарри, приехавшая приобщиться к дворцовым делам?

Та присела в реверансе.

— Я Элизабет Эми Лонж Дюбарри, дочь Хранительницы Розы, и я неплохо разбираюсь в придворной жизни.

— Но разбираешься ли ты в красоте? — спросил он. — По виду не скажешь.

Эдель рассмеялась, но была вынуждена замолчать под тяжелым взглядом Дюбарри.

— Разумеется, разбирается, Гюстав. Она же моя дочь, — сказала Дюбарри с гордостью.

Он обошел вокруг Элизабет и повернулся к Мадам.

— Предстоит еще много работы, Ана, чтобы она доросла до твоего уровня. — Он поцеловал Дюбарри в неохотно подставленную щеку. — А сейчас пришло время наряжать Прекрасных, а после этого всему миру предстоит узнать, кто же из них избранная.

Слуги установили ширмы и открыли чехлы с тканями. Шелк и шерсть, кринолин и хлопок, атлас и тафта, тюль и бархат были разложены по длинным столам. На многоярусных поддонах лежали пуговицы, тесьма, ленты, всевозможные драгоценные камни и сотни прочих мелочей. Служанка поторопила меня зайти за ширму и помогла взобраться на постамент. Она развязала пояс, обернутый вокруг моих бедер, расплела шнуровку нижней юбки и сняла кринолин. К нам присоединилась портниха с набором необходимых швейных принадлежностей.

— Какое платье вы сошьете? — спросила я.

— То, которое приказал сшить Министр Моды. Он выбрал гамму, исходя из цвета твоей кожи. — Она села за громоздкую машину с тремя прядильными валами и двумя ткацкими станами. Ее толстые руки протянули нить сквозь последовательность петель и штырьков. Нога нажала на педаль. Машина с рыком пробудилась, скрипя, как старая карета на булыжной мостовой. Красные, черные и белые нитки оказались вплетены внутрь через цепочку направляющих.

Несмотря на то что меня столько раз наряжали и измеряли, я никак не могла привыкнуть к ощущению, что в эти моменты мое тело мне не принадлежит. Я превращалась в куклу, объект для украшения. Интересно, то ли это чувство, которое испытывают женщины на наших процедурных столах? Вот бы я могла сама выбирать себе платья. Я предпочла бы что-нибудь простое: красное платье с завышенной талией такого же цвета, как волосы моей мамы, с кремовым поясом и широкой юбкой, струящейся шелковой рекой.

Служанка помогла мне надеть халат и отвела в купальни принимать вторую ванну за этот день. Теплый свет фонариков отражался от розовой плитки и позолоченных зеркал. Вдоль стены тянулся ряд ванн на изогнутых ножках.

Амбер сидела перед зеркалом, разложив на туалетном столике свой бьютикейс. Валерию и Хану уговаривали поспешить с купанием. Трое слуг сушили волосы Эдель.

Мои ступни погрузились в пушистый ковер. Купание было окончено, — я залезла в воду и вылезла быстрее, чем она успела смягчить мою кожу. Банная служанка подвела меня к туалетному столику. Плавными движениями она вытерла мои руки, ноги и лицо влажным полотенцем, отполировала ногти, покрыла лаком и просушила. Она обула меня в красные туфли. Другая женщина дотронулась до моих век, заставив меня закрыть глаза. Я слышала, как они открывают отделения моего бьютикейса. В этот раз красивой будут делать меня: они припудривают мое лицо и наносят бальзам на губы.

Я слышала, как постукивают где-то рядом угольные карандаши. Служанка нарисовала стрелки двумя подводками разных цветов. На мое лицо слой за слоем наносят пудру и румяна. Затем растирают мои запястья и кожу за ушами похожими на воск твердыми духами. Мягкая пудра, карандаши и теплый крем заставляют меня расслабиться. Было бы проще, если бы я могла применить магию к себе самой, хотя Дюбарри утверждает, что это невозможно. Магия предназначена, чтобы служить другим.

Я представляла себе жизнь, которую могу получить: меня выберут фавориткой, я буду жить во дворце, наслаждаться всеми возможностями, которые дарит придворная жизнь, и делать людей красивыми. Несколько раз я глубоко вздохнула. Слова Дюбарри никак не шли из головы и высвечивали мое положение с беспощадностью косметических фонарей.

— Теперь займемся волосами. — Служанка разделяет мои волосы на пряди, тщательно прочесывая каждую гребнем. Пар от бигуди образует вокруг меня облако, а их тепло приятно греет кожу, пока она накручивает на них волосы. Кудри крупными волнами падают мне на плечи, чтобы тут же быть заколотыми в традиционный для Прекрасных пучок, украшенный лепестками розы, чтобы ни один волосок не выбился из прически.

Женщины поторапливают меня перейти из комнаты в примерочную, где уже ждет Бри. Она помогает мне облачиться в узорчатое черно-белое платье с длинными рукавами. Я никогда не носила других цветов, кроме темно-розового, который, по словам Дюбарри, придает медовый оттенок моей смуглой коже. Ловкие пальцы Бри застегивают ряд крючков на застежке платья. Кроваво-красный пояс на талии собирает юбку в идеальный колокольчик.

— Вы восхитительно выглядите, миледи, — сказала она.

— Спасибо, — ответила я.

— Вы, наверное, взволнованы перед посещением двора и встречей с королевской семьей? — спросила Бри.

— Да, очень. — Наши взгляды встречаются в зеркале. Я рада с кем-нибудь поговорить. — Что ты можешь сказать о королеве?

— Она милостива, миледи, — прошептала служанка.

— А о принцессе?

— Она милостива, миледи, — сказала она, но на этот раз ее голос задрожал. — Долгой жизни королеве и принцессе.

Я повторила за ней эти слова.

— Время пришло, куколки, — позвал нас Министр Моды.

Мы вышли из-за ширм. Министр Красоты заохала, захлопала и рассыпалась в комплиментах нам, нашим платьям и новому облику. Министр Моды засиял от гордости и прошелся по комнате с каждой из нас.

На Падме было ярко-фиолетовое платье с высоким поясом и юбкой, ниспадающей до пола прямой линией. Шелк струился волнами позади нее, а замысловатый рисунок из драгоценных камней змейками поднимался по рукавам. На платье Эдель рубины чередовались с эдельвейсами. Ее шаги гулко звучали в притихшей от восхищения комнате. Кремовое платье-бюстье облегало все изгибы тела Валерии, а подол, подобно рыбьему хвосту, расходился в стороны. На шелковом платье Ханы красовалось изображение нашего острова с кипарисами, а рукава спускались до самой земли. Мягкий шелк золотого цвета окутывал тонкий стан Амбер, а от ее пучка спускались бесчисленные желтые ленты, напоминающие лучи света. Я никогда еще не видела ее такой красивой.

Нам вынесли зеркало. Сердце гулко стучало в грудной клетке. Я с трудом узнала свое отражение. Я накрашена, как придворная дама на картинке в бьютископе: глаза подведены толстыми линиями с золотым акцентом, красные драгоценные камни украшают мои брови, лицо напудрено, губы ярко выделены. Пучок оплетен розами, платье обтягивает так сильно, что я вдруг обнаружила у себя невиданные ранее, но такие знакомые формы. Это фигура моей матери.

Вдоль нас прошла Дюбарри, поцеловав каждую в щеку. Когда пришла моя очередь, она прошептала:

— Тебе идет. Твоя мать бы одобрила. — Она прикоснулась к рельефному узору моего платья. Я представила себе мамино лицо, ее гордую и восхищенную улыбку.

— Ну, как вам? — спросил нас Министр Моды.

— Потрясающе, — прошептала я под визг сестер.

— Я решил отказаться от традиционных нарядов. По моему скромному мнению, пришла пора новых Прекрасных. Дюбарри такая ретроградка, когда дело касается подготовки, — пробурчал он себе под нос.

— Что, простите? — переспросила Дюбарри.

— Ах, ничего, пустяки. — Он подмигнул нам.

Министр Красоты постучала веером по плечу, а затем посмотрела на нас с сестрами.

— Пора узнать вашу судьбу.