Прекрасные

Дониэль Клейтон, 2018

В Орлеане все люди рождаются Серыми: их тела несовершенны, черты лица невыразительны. Но Прекрасные – девушки, в чьей крови течет магия, могут преобразить любого. Камелия – Прекрасная. Больше всего на свете она мечтает стать фавориткой Ее Величества, но однажды узнает, что стены королевского дворца хранят темные тайны, а ее магия может не только делать людей красивыми, но и… убивать. Камелии предстоит сделать тяжелый выбор: спасти себя от жестокой принцессы, цель которой – использовать кровь Прекрасных во имя зла, или, рискнув собственной жизнью, навсегда изменить мир Орлеана…

4

Когда-то я верила, что мы с сестрами — принцессы, живущие во дворце, в Красном Доме Красоты. Мне нравились четыре крыла здания, остроконечная крыша, бесконечные балконы с позолоченными перилами на посеребренных стойках, высокие потолки, увешанные домашними фонариками, кораллово-розовые гостиные, комнаты с винно-красными стенами, залы оттенка шампанского и легионы служанок и нянь.

Но все это не шло ни в какое сравнение с королевским дворцом Орлеана.

Кареты стояли перед южными воротами, как гранаты в меду, лежащие на подносе в ряд. Стеклянные кабины прятались под покрывалами из красного бархата. Медные ручки и блестящие колеса мерцали в свете ночных фонариков. Я прижала лицо к воротам. Вдалеке сияли величественные контуры дворца, простираясь во все стороны, словно у них нет ни начала, ни конца.

Я не спешила присоединяться к сестрам. Пока Дюбарри суетилась вокруг Эдель, я задержалась около своей кареты в конце процессии, чтобы хоть минутку побыть наедине с собой. Ощущение праздника обволакивало меня, как любовь. Мамина любовь.

Королевский стражник, патрулирующий всего в нескольких метрах от меня, марширует кругами, как заводной солдатик в нашей детской игровой комнате. У меня дрожат руки и трясутся ноги. Я слишком устала или возбуждена, но скорее всего, и то и другое.

Шум толпы на Королевской площади постепенно стих, как буря, уходящая в море, за горизонт. Аэростаты и праздничные фонари уплыли, оставив в небе яркие полосы, как будто обещая новое, еще более захватывающее представление.

Мы проведем ночь здесь. Королева объявит фаворитку завтра во второй половине дня, и тогда все изменится.

— Ты выступила лучше, чем ожидалось, — раздался вдруг голос.

Незнакомый юноша прислонился спиной к внешней стороне ворот. Пиджак и брюки на нем слились с ночью, и только галстук цвета сочной хурмы пылал в темноте. На его одежде я не увидела герба дома, по которому можно было бы определить его имя. Он почесал макушку, растрепав собранные в небольшой узел волосы. Улыбка — ярче лунного света, и мягкий свет ночных фонарей разглаживает его грубые черты лица.

Я оглянулась в поисках стражника, но его и след простыл.

— Не бойся, он вернется через пару минут. Я тебя не обижу.

— Это ты должен бояться, — ответила я.

Его могут арестовать и посадить в дворцовую тюрьму на годы за то, что он находится со мной наедине. Два месяца назад королева посадила мужчину в голодный ящик на Королевской площади за попытку поцеловать Дейзи, Прекрасную из Чайного Дома Огня. Его портреты были во всех газетах и новостных полосах в телетропах. После смерти стража не стала вытаскивать его труп, позволив морским канюкам попировать.

— Я ничего не боюсь, — ответил он.

Так странно слышать незнакомый голос, к тому же принадлежащий юноше. Под кожей покалывало от любопытства. Единственный мальчик, с которым я разговаривала вне процедурного салона, — сын Мадам Алейн из дома Гастон, которого я застукала в кладовой Прекрасных, когда он пудрил лицо и густо размазывал по губам румяна, ожидая маму с процедур. Он сам мечтал быть Прекрасным. Нам было одиннадцать, и мы чаще смеялись, чем разговаривали.

Этот же больше похож на взрослого мужчину. Дюбарри учила нас быть начеку с такими за пределами наших процедурных комнат. Но я не испугалась.

— Кто ты такой? Я не вижу на тебе герба, — спросила я.

— Да никто. — Уголок его рта приподнялся в улыбке. Незнакомец подался вперед, сократив расстояние между нами. Он пах океаном и смотрел на меня с таким нескрываемым любопытством, будто хотел потрогать. — Но если тебе так приспичило узнать мое имя, то смотри, не стесняйся. Я даже рубашку расстегну, чтобы тебе было лучше видно чернила.

Мое лицо запылало от стыда. При рождении жителям Орлеана делают татуировку вечными идентификационными чернилами, стереть которые не под силу даже Прекрасным. Если порежешься, чернила вернутся на место из крови. Большинство носят гербы на одежде, рядом с меткой на теле.

С непривычным для себя любопытством я разглядывала веснушки у него на носу, наблюдая, как он поправляет выпавший из-за уха локон и одергивает пиджак.

— Откуда ты?

— Линкс.

— Я никогда не слышала о таком месте.

— Должно быть, тебя плохо учили.

Я усмехнулась.

— У меня превосходное образование. Это на юге?

— Это в порту, — ответил незнакомец с ухмылкой. — Мое судно.

Значит, он хочет, чтобы я почувствовала себя дурочкой.

— Ты грубиян.

Я развернулась, чтобы уйти. Вдали затихал спор между Эдель и Дюбарри.

— Погоди! Я просто хотел узнать, правду ли сказали репортеры.

Цвет его кедрово-карих глаз напомнил мне о деревьях, растущих дома в Розовой Заводи. Флотские эмблемы блестели на его пиджаке, словно новенькие монетки, только что выпущенные Имперским Банком.

— Правду о чем?

— Говорят, что ты можешь создать человека из глины при помощи магии, как волшебница.

Я засмеялась.

— Думаешь, я вроде придворного фокусника, которому платят за то, чтобы показывать королевским детишкам трюки и фейерверки?

Репортеры часто называют наше ремесло волшебством, но Матушка говорила, что природа магии куда сложнее.

— Так можешь или нет?

Юноша возился с галстуком, пока узел не поддался и струящийся шелк цвета апельсинового шампанского не упал на его грудь.

— Это не так работает.

— А как? — В его глазах горело любопытство, и он сделал еще один шаг в мою сторону.

Сердце в груди пропустило удар.

— Ближе не подходи.

— А то ты меня убьешь? — приподнял он бровь.

— Существуют законы, — напомнила я. — Может, и стоило бы.

— А ты все их соблюдаешь?

— Иногда. — Мои пальцы путаются в оборках платья. — Мужчинам запрещено оставаться наедине с Прекрасными за пределами процедурных залов и разговаривать с ними на любые темы, если они не касаются красоты.

— А женщинам? Они бывают еще опаснее мужчин.

— То же самое. Нам запрещено устанавливать отношения с не-Прекрасными.

— Почему? Глупое правило, если хочешь узнать мое мнение. — Он улыбнулся, как будто уже знал, что я отвечу.

— Раньше случались плохие вещи.

— Это не обязательно должно случаться каждый раз. — Незнакомец потер подбородок, изучая меня. — Ты не похожа на ту, кто слепо следует правилам.

— А у тебя острый глаз, — ответила я, чувствуя, как румянец расползается по моим щекам.

— Я же моряк. Я должен…

— Камелия! — позвала меня Дюбарри. — Что ты там делаешь?

Я вздрогнула и резко обернулась.

— Иду! — прокричала я.

Стражник вернулся. Я оглянулась.

— Так кто ты?

Юноша исчез. Стражник пристально посмотрел на меня, но я уже спешила к дворцовым воротам, крутя головой по сторонам.

— Камелия! — снова закричала Дюбарри.

Я заглянула за карету. Никого.

И вот уже воспоминание о юноше стало казаться сном. Нечетким, призрачным и таким далеким сном, который изо всех сил стараешься не забыть в первые секунды после пробуждения.