Жить, чтобы вспомнить

Доминика Коллосски, 2021

Как исправить ошибку, совершенную за тысячу лет до нашей эры? Сколько бед может повлечь за собой одна встреча и сколько жизней потребуется, чтобы все исправить? Аннетт живет обычной, скучной жизнью и только благодаря таблеткам может прожить насыщенную жизнь ее героини дерзкой Кошки, принцессы, которую выдают замуж насильно и которую спасает бандит, решающий сыграть с ней злую шутку… Мужчина, прожигающий жизнь, ради развлечения собирается ограбить квартиру, но, увидев там умирающую девочку решает рискнуть всем и отнести ее в больницу. Тогда он еще не знал сколько проблем принесёт ему этот отчаянный шаг. Она становится его искуплением, но сможет ли он воспользоваться шансом изменить свою жизнь… Из века в век все повторяется, а что если последняя жизнь была дана им, чтобы все вспомнить и изменить свою судьбу? А быть может это всего лишь сон?

© Доминика Коллосски, 2021

* * *

Крик. Треск. Боль.

Снова крик. Звон. Страх.

Снова крик. Кайф. Пустота.

Кто-то. Что-то. Тишина.

Свет. Боль. Крик.

Стыд. Смерть. Тишина.

Так прошла чья-то жизнь. Не моя, но я был наблюдателем и, с полной уверенностью, я могу сказать, что Кошка и Аннетт два разных, неотделимых друг от друга человека. Ни один нормальный человек не может даже допустить мысль, что в одном человеке может быть несколько абсолютно разных миров.

За свои сорок с лишним лет я пробовал многое на что не пойдут обычные люди даже под сильным алкогольным опьянением. Я же шел на это в двух состояниях, доступных «простым смертным»: трезвый и под зеленым змеем. Но я никогда не разделял в себе эти состояния. Я ехал на мотоцикле в другую страну и это был я; я спал одновременно с несколькими женщинами и снимался в порно и это был я; я напивался до беспамятства и, хотя и не помнил себя, но это был я. Какие бы поступки я не совершал, я никогда не отрицал, что это был я. Я мог забыть свои действия, но это был я.

Есть люди, которые страдают биполярным расстройством, шизофренией, раздвоением личности, которые просто пытаются привлечь к себе внимание. Я не знаю к какому типу относились Кошка и Аннетт, но они явно не страдали. Ей просто было не от чего страдать, ибо ее никогда не волновали вопросы спокойной жизни и семейного уюта. Возможно это происходило как раз из-за того, что ее семью просто переполняло умиротворение. Эта была бы семья из банальной рекламы про майонез (или что там рекламируют счастливые семьи), если бы не она. Однако, если в душе Кошка и Аннетт жили в мире до ее смерти, ее телесная оболочка страдала похлеще, чем у конченного бомжа, который каждый день хлещет самую дешевую водку.

Когда, на ее похоронах, я смотрел как ее измученное тело, лежащее в черном гробу, зарывали в землю, я четко видел на ее месте себя. Только тогда я осознал, ЧТО я делаю и что дальше так продолжаться точно не может. Возможно, именно для этого она и была послана мне. Это знак, где все закончится, если я срочно не изменю ход событий. Я смог попрощаться с ней только после погребения, ибо на похоронах присутствовал только один человек: ее отец, и я решил не светить перед ним своей спившейся, престарелой физиономией. Вы можете представить себе, чтобы у восемнадцатилетней девочки не было ни одного друга, ни одной любви, ни одного родственника, который не отвернулся бы от нее? Нет. Но я облегчу вам задачу, когда скажу, что восемнадцатилетняя Аннетт была заядлой наркоманкой, которая умерла от передоза. Теперь в вашей голове все сложилось, но остался один вопрос: кто я?

Мы не были любовниками, мы не были родственниками, мы не были друзьями или приятелями. Она Аннетт и Кошка, а я человек, который опишет их историю на бумаге, которая будет пылиться в столе, пока не наступит ее время.

Крик

1

Аннетт громко выдохнула и, накинув капюшон, направилась в свою комнату но, открыв дверь, остановилась и почесала ухо. Ужасный, оглушающий звон снова и снова давил на перепонки. Было ощущение, что этот звон исходит из спинного мозга, пробираясь ветвями по позвоночнику и, в то же время, поражая головной мозг, а за ним и все органы чувств.

— Быстро подошла сюда и показала руки! — приказала мать — Я с тобой разговариваю!

Мать схватила ее за руку и с силой развернула к себе.

— И сними капюшон, ты в квартире находишься. — она сдернула капюшон и Аннетт поморщилась он яркого света. На секунду ей показалось, что этот мерзкий звон перебросился на глаза. Что значит звон в глазах? Это отвратительное чувство, когда кажется, что мозг через уши нашпиговали ватой, а рядом с глазом держат горящую спичку, при этом закрепив веки специальным железным приспособлением, которым пользуются окулисты во время операций, чтобы человек не смог моргнуть. Из глаз рекой потекли слезы и все из-за этой ваты, которая уже начала разбухать под корой головного мозга. По крайней мере прохладные слезы могут хоть не на долго охладить горящие щеки (Аннетт не знала была ли это температура или же психосоматика, но чувствовала она себя отвратительно и уже предчувствовала, что через несколько минут ее начнет знобить).

— На, смотри сколько хочешь. — она протянула маме руки, но та даже не посмотрела на них.

— Не надо. Я и так вижу, что ты конченная. Что ты опять сожрала? Думаешь это так просто тебе сойдет? Через пару лет у тебя начнут отказывать органы, если еще не начали! Как ты вообще можешь приходить домой в таком состоянии?.. — Мать уже перешла на крик, но чем громче она говорила, тем меньше Аннетт ее слышала не потому что не хотела, а потому что из-за громких звуков, звон в ушах, будто пытающийся перекричать их, все усиливался и усиливался.

Аннетт смотрела на мать туманными глазами, пытаясь сфокусироваться и, если не услышать, то хотя бы прочитать по губам что же она говорит. Нет, с этим шумом нужно как-то бороться, она средними пальцами заткнула уши и на секунду звон прошел и, как будто под толщей воды, она услышала крик: — Ты посмотри, она еще уши закрывает! — мать схватила ее за волосы и, потрепав, толкнула в комнату. Мать продолжала что-то слезно орать. Щеки ее покраснели и на лбу выступили вены. «Видимо сильно кричит. Почему я ничего не слышу? Раньше такого не было.» — подумала Аннетт.

Когда мать закончила кричать, она дернула дочку за кофту и вывернула карманы джинс. Ничего не найдя, она начала шарить по полкам в комнате и выкидывать вещи из полок куда попало. Было понятно, что она ищет, но вряд ли найдет (вернее, точно не найдет). Тогда Аннетт попыталась встать, но почти сразу потеряла равновесие и уселась на прежнее место, опираясь на кровать. Сдавшись, мать крикнула что-то в проходе (Аннетт могла предположить, что это было что-то вроде: «Ты наказана! Не смей выходить из комнаты!» или «Теперь ты под домашним арестом!» По сути не важно, что она сказала, главное, что девочка уловила смысл.) и хлопнула дверью.

Сейчас мать начнет жаловаться отцу по обычному сценарию: «Ей же всего 17! Как она может? Мне страшно, что такими темпами она не доживет даже до своего совершеннолетия! У нее нет никого кроме нас! Она не ходит в группу поддержки! Даже в диспансере она нашла, что принять! Она ребенок, но абсолютно не управляемая! Да она просто демоненок! Я больше не могу смотреть как она убивает себя и нас!..» Сейчас психанет, начнет одеваться и уйдет «подышать воздухом», успокоить нервы, но нервы не успокоятся. Тем более на улице жуткая жара и духота от только что прошедшего мелкого дождика. От такой духоты станет только хуже, а ей бы сейчас чего-нибудь прохладительного… Нет, этот жуткий свет просто убивает. Аннетт быстро отбросила попытки подняться на ноги и, перевернувшись на живот, приподнялась на руках и поползла к выключателю. Ей показалось, что она умирающий боец, который ползет в окопах, а над головой шумят пули и разрываются гранаты, которые почему-то не задевают ее, даже они не могут избавить от боли, которая разрывает ее изнутри. Этот путь казался бесконечным, но она была уже близка. Опираясь на столик с зеркалом, она приподнялась и ударила по выключателю и, выдохнув, бессильно упала на пол. Сейчас станет намного лучше и боль пройдет. Звон постепенно начал затихать и слезы текли уже не ручьем, а редкими каплями. Да, она не ошиблась, хлопнула входная дверь, это мама пошла проветриться. Через несколько минут папа подошел к комнате Аннетт и тихо приоткрыл дверь. Окинув взглядом темную комнату в поисках дочери, он нашел ее на полу, державшуюся за стол и вжавшись в стену. Отец не решился включить свет. Главное она жива и дышит. Возможно она и доживет до совершеннолетия и еще переживет его. Может все-таки что-то в ее жизни изменится. Она найдет друзей или парня и образумиться. Ведь такое тоже бывает? А здоровье всегда можно поправить, врачи и более безнадежных пациентов спасали. Главное, чтобы одумалась. Он начал одеваться и через пару минут в квартире уже не осталось никого, кроме Аннетт. Ей стало получше. Она облизнула сухие губы и потянулась к рюкзаку. Вытащив полупустую бутылку воды, она начала делать большие глотки, но увидев, что воды осталось на один глоток, остановилась. Еще нужно чем-то запить таблетки. Аннетт подползла к кровати, уже более резво, и, развалившись на мягком, но маленьком коврике, просунула руку в узенькую щель между полом и кроватью. Спустя минуту она нащупала приклеенный на скотч маленький пакетик с двумя таблетками. Она сорвала его и, усевшись на ковер, вывалила содержимое пакетика себе на руку. Два белых кругляшка, словно два неоновых глаза смотрели на нее, через ее глаза, проникая в душу. Но ее душа и так принадлежала им и прочим веществам. И все-таки большая часть ее души была отдана именно этим кругляшкам. Много будет две после такого жесткого отходника или достаточно, чтобы перебить оставшиеся неприятные чувства? Да, две в самый раз, ведь минус на минус всегда дает плюс… Или отказаться? Нет, слишком плохо. Это последний раз, а дальше она начнет снижать дозу пока не бросит совсем. Ведь это как бежать и резко остановиться? (Аннетт вычитала такое сравнение в каком-то журнале или услышала в передаче, не важно, но сравнение действительно самое, что ни на есть подходящее.)

Она закинула две таблетки в рот, допила воду, засунула пакетик в бутылку и откинулась на край кровати. Вот сейчас по телу разольется приятное тепло, которое заглушит всю боль, потом тело ее обмякнет, и она почувствует себя в самом центре мирового океана, максимально расслабленная и спокойная. Подводные волны будут укачивать Аннетт все больше погружая в другое измерение, а потом она снова увидит другую Аннетт, ту, которой она вполне могла бы стать, если бы три года назад что-то не толкнуло бы ее принять первую дозу в своей жизни. Она до сих пор не понимает, как такое могло произойти. Она даже не помнит того (или ту), который поделился с ней этим странным, но приятным кисло-горьким кругляшком. Возможно, если бы она тогда не приняла бы это, сейчас была бы той самой, другой, хорошей…

В этот раз волны сменились на подводное цунами. Что-то дернуло Аннетт на дно. Она даже не успела увидеть ту Аннетт, к которой так стремилась. Тепло сменилось на жгучий жар. Неужели две таблетки было все-таки много? Возникло ощущение будто огромная горящая рука разорвала ее живот и то медленно, то ускоряясь перемешивает ее органы, меняя местами сердце с желудком, печень с мочевым пузырем, а кишки ставит на место почек. Аннетт схватилась за живот и закричала. Больше всего на свете она боялась потерять эту жизнь. Она понимала, что наркотики — это дорога к смерти, но как же она боялась потерять эту жизнь! «Клянусь, если сейчас не умру я изменюсь! Просто уменьшу дозу! Спущу до нуля! Клянусь, больше ни грамма! Теперь точно!..»

Желудок будто вывернуло наружу. Огонь подошел к горлу и вырвался наружу. Нет, так плохо ей точно не было никогда.

2

Мужчина в черной толстовке, кожаной куртке и черной шапке проследил чтобы пара отошла как можно дальше от подъезда и быстрым шагом прошел за дом.

— Ты уверен, что там никого нет? — спросил высокий голос из-под капюшона. — Если будут проблемы, я зароюсь. Сам отвечать за невнимательность будешь.

— Я уверен. Подставляй лестницу, сейчас проверю окна.

Высокий голос подставил деревянную самую дешевую лестницу, которую только смог найти.

— А чего канатку не принес? Ты что сам ее делал? — возмутился мужчина в кожанке.

— Эй, мужик, я просто дал наводку Все остальное делаешь сам. Скажи спасибо, что я вообще помогаю тебе.

— Помогаешь за сорок процентов? Я бы сам себе больше помог.

— Значит не веди со мной дел! Что ж ты по два раза в неделю бегаешь ко мне за новой наводкой?

Мужчина в кожанке вздохнул и поднялся к окну.

— Света нет. Никого не видно. — прокомментировал он. — Думаю можно. Уверен, что на сигналку не поставили?

— Уверен. Можешь выбивать.

Высокий голос передал лом мужчине в кожанке. Тот принял лом, натянул самодельную маску из черной, рыночной шапки с прорезями для глаз, и ударил ломом по стеклу, пытаясь заглушить шум от удара. Стекло разлетелось на мелкие осколки и осыпалось на землю.

— Сделай все быстро. Жду здесь. — сказал высокий голос и передал спортивную сумку, чтобы сложить туда деньги и украшения.

* * *

Когда я лез в окно этой квартиры, я не мог предположить, что столкнусь с умирающей девушкой. Конечно, какой домушник может такое предположить? Ведь судя по тому что мне рассказывал про эту квартиру наводчик, здесь живет только семейная пара: мужчина и женщина. Про девочку он ничего не сказал. Как он вообще мог не заметить ее? Сотку даю, он знал про нее, но я до сих пор не понимаю какой смысл был ему молчать. Ладно, это уже не важно.

Тогда я разбил окно и быстро запрыгнул в квартиру как это делал обычно, а дальше все привычные действия: в квартире было темно (естественно, ведь хозяева отсутствовали), поэтому я включил карманный фонарик и начал осматривать территорию. В первой комнате я предположил, что ничего интересного не найду Хотя можно вынести телевизор, вроде новая модель. Тогда я быстро, но аккуратно отсоединил кабеля и отправил подельнику.

— Хорошо, — сказал он, принимая телевизор. — тяжелые вещи больше не бери. Быстро собери украшения и деньги и сваливаем. Я жду в машине.

Я кивнул и начал быстро осматривать полки. В одних мелочевка и канцелярия, в других книги и журналы. Только на одной полке я нашел пару шкатулок и то с дешевыми безделушками. В одной из них лежал жемчуг, можно взять, не помешает. Я кинул его в сумку и уже направился осматривать другие комнаты, но споткнулся обо что-то мягкое и упал на пол. Тогда я осветил это нечто и на тот момент мне показалось, что из меня в ту же секунду выйдет душа. Я чертыхнулся от неожиданности и поднял «маску», чтобы разглядеть ее. Это была молодая девушка, но наводчик говорил, что здесь живет только два человека, которых я видел своими глазами, как они уходили. Откуда она вообще взялась? Я задержал свет фонаря на ее лице, но она не двинулась. Неужели без сознания? Тогда я придвинулся ближе и увидел, что весь ковер в рвоте. Меня самого чуть не стошнило, но все-таки ее нельзя было оставить в таком состоянии. Вдруг это аппендицит или еще чего похуже? Я отодвинул мокрые волосы с ее лица и осветил его фонариком: лицо было бледное, а губы начинали синеть или мне так показалось из-за темноты? Раскрыв пальцами ее веки, я посветил сначала на один глаз, потом на другой. Никакой реакции.

Я встал и сделал пару кругов по комнате. Нельзя ее так оставить, однозначно нельзя. Но подельник не возьмет ее в машину, сто процентов. Ладно, решим на месте. Тем более, когда мы сюда ехали, я заметил одну больницу (я всегда обращаю внимание на такие вещи, никогда не знаешь, что ждет тебя на очередном деле). Тяжело вздохнув, я принял решение как минимум вытащить ее на воздух. Может быть на улице ей станет легче, и она очнется. Кого я обманываю, она же почти труп! Я взял ее на руки, она была почти невесомая, хотя вовсе не выглядела как анорексичка. Теперь нужно подумать, как спустить ее вниз (уж точно не через дверь). Я положил ее на подоконник и перелез, встав на стремянку. Тогда я поднял ее и, с трудом балансируя на хлипких ступеньках, аккуратно спустился на землю. Только отойдя на пару метров, я вспомнил, что забыл сумку. Уже неважно, все равно на ней нет отпечатков. А что подумают хозяева квартиры? Кем она приходится им? Дочка или сестра? Выглядит она очень молодо, даже немного по-детски. Наверное, все-таки дочка. Что с ней могло такое случится в ее возрасте? Чем она болеет?

* * *

Мужчина в кожанке подбежал к машине и открыл заднюю дверь. Высокий голос увидел, что он несет на руках девушку, когда тот был в пару метрах.

— Чувак, какого хрена? — возмутился высокий голос, но тот уже начал укладывать девушку на заднее сиденье, кладя ноги под украденный телевизор. — Нет, нет, нет, даже не вздумай! Ты что, блин творишь?! Это кто? Мы не устраняем свидетелей! Если попался, мог бы просто дать деру!

— Нет времени объяснять. — сказал мужчина в кожанке, захлопнув дверь. — Поехали. — он попытался открыть переднюю дверь, но она была заблокирована. Тогда опустилось окно.

— Мужик, я с ней не поеду! Я не знаю, кто это такая и чем болеет! От нее рвотой несет! Ты мне оплатишь полную дезинфекцию машины? — начал возмущаться высокий голос.

— Быстро открыл эту гребанную дверь! У тебя человек на заднем сиденье умирает! Мы довезем ее до ближайшего госпиталя и уедем!

— Ни хрена подобного! Я с места не сдвинусь! Забирай свое тело и иди до госпиталя ножками раз такой смелый! Если ты не забыл, мы не просто мимо проходили! Мы только что квартиру, мать твою, вынесли!.. Кстати, а где сумка?

— Это сейчас важнее человеческой жизни? — вздохнул мужчина в кожанке.

— Ты что, оставил ее в квартире?! — закричал высокий голос. — Ты совсем больной?! Мало того, что ты притащил в мою машину какую-то больную бабенцию, еще и сумку с баблом в квартире оставил! — высокий голос еще несколько раз выругался и ударил по рулю. — Все, чувак, прости, я больше с тобой не работаю. Забирай тело и вали на все четыре стороны.

— Прошу… — снова начал уговаривать мужчина в кожанке, но высокий голос сразу же прервал его.

— Я сказал забирай тело и вали на хрен отсюда! — крикнул он и разблокировал двери.

— Да подавись! — мужчина в кожанке снял «маску» и кинул в лицо наводчика.

Мужчина резко открыл заднюю дверь, снял кожанку и, накинув девушке на плечи, взял на руки и ногой захлопнул дверь.

— Ты что?.. Я пришлю тебе твои тридцать процентов на карту! — крикнул высокий голос и мерзко засмеялся в открытое окно, добавив какое-то ругательство, которое мужчина в кожанке не услышал, и, газанув, через несколько секунду исчез из виду.

Я знал, что потерял кучу денег этой выходкой, но мне кажется ни одни деньги не стоят человеческой жизни. Тем более это были не мои деньги. Я понес умирающую незнакомку к больнице, которую, как я уже сказал, видел неподалеку. На секунду, в тонированном окне проезжающей машины, идя по обочине, я увидел наше отражение: огромный, словно медведь, в толстовке с капюшоном, натянутым на лицо, заросшее щетиной, несет на руках бледную, напоминающую труп, молоденькую девушку, с чьих плеч спадает кожаная куртка на несколько размеров больше нее, а ее длинные, темные волосы водопадом стекают по его руке. Что бы вы подумали, если бы увидели такую картину на одной из темных улиц? Остановились бы вы, едя на машине? Ведь, быть может, это отчаявшийся убийца, который идет сдаваться в полицейский участок или же, потерявший всякую надежду на спасение дочери, отец. Все это больше напоминает какую-то банальную мыльную оперу или турецкий сериал, но на тот момент мне казалось, что я попал в самый что ни на есть настоящий триллер.

Не знаю, как я дошел до больницы и сколько времени заняла эта «прогулка», если так можно выразиться. Я шел в каком-то трансе или полусне. Скорее всего это действие адреналина, ударившего в сердце. (Именно этой фразой я бы и описал наше знакомство: «действие адреналина, ударившего в сердце»). Я поднес ее к стойке регистрации (или как это место называют в больницах? Тогда я думал уж точно не об этом.) и начал просить о помощи. Женщины тут же вскочили со своих рабочих мест и через пару минут уже пригнали каталку и начали реанимировать ее. По крайней мере я попытался спасти ее…

Через пару минут к мужчине подошла женщина со стойки регистрации.

— Простите, я понимаю, что у вас сейчас сложная ситуация, но не могли бы вы заполнить некоторые сведенья о вашей дочери. — последнее слово она сказала крайне неуверенно.

— Она не моя дочь. На самом деле, я даже не знаю кто это. Я нашел ее на улице. — сказал мужчина, почесав щетину. — И просто решил помочь.

— А у девушки были при себе какие-то документы? — не унималась женщина-регистратор.

— Не знаю, я ее не обыскивал. — покачал головой мужчина и направился к выходу.

— Вы сделали доброе дело! — крикнула ему в спину женщина. — Не хотите подождать и узнать, что с ней будет?

Мужчина остановился и, недолго думая, решил остаться.

* * *

Аннетт открыла глаза и сделала резкий глубокий вдох, когда ее легкие наконец-то снова решили поработать, но ужасные боли, теперь уже во всем теле, не прекращались. Все вокруг плыло и снова этот адски яркий свет. Она не могла пошевелиться. Вроде бы Аннетт вернулась в реальность, но продолжала чувствовать себя в океане, но уже в акваланге, ибо теперь на лице у нее была маска. Сквозь давящую водную гладь она слышала много голосов, но лишь один голос выделялся, будто мерцание маяка в тумане.

— Эй, держись давай! Как кошка цепляйся когтями, и ты выберешься! Я верю в тебя!

Эта фраза ударила ее как веслом, и она снова начала погружаться на дно. И снова темнота. Одно успокаивает, боль начала утихать так же быстро, как и меркнет свет маяка.