Король идёт на Вы. Кофейная гуща

Дмитрий Чулкин

Книга разработана на благо всех живых существ. Все рисунки изготовлены при помощи кофейной гущи, поэтому книга пригодна для гадания. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 6

Когда нам хорошо, мы хотим смеяться, потому что как-то скучновато. Когда нам плохо, мы хотим смеяться для того, чтобы забыть, что нам плохо. Когда мы забываем, что нам плохо, мы хотим смеяться, потому что думаем, что нам хорошо, но как-то скучновато. И так далее. В общем говоря, мы хотим смеяться.

Великий ученый Миша хочет сосредоточиться, но у него ничего не получается. Темная комната, только яркое пятно света настольной лампы лежит на книге.

Миша тщетно пытается разобрать хоть строчку. Тогда он с досадой плюет в книгу.

На кухне его мама готовит блины. Миша терпеть их не может, но он все равно съест их, потому что он любит свою маму. Она врач, потому кричит Мише из кухни:

— Миша, включи в комнате большой свет, не читай под настольной лампой, глаза испортишь!

— Мама, я только так могу сосредоточиться на том, что читаю! — кричит в ответ упрямый Миша.

Тихий стук в дверь. Миша удивленно смотрит на часы. Половина одиннадцатого ночи. Кто может прийти так поздно?

Миша бормочет ругательство на французском языке, надевает пушистые тапочки с кошачьими мордочками и хочет идти к двери. На душе у него тревожно.

Он слышит, как его мама звенит цепочкой от дверного замка.

— Мама! — кричит Миша. — Мама, не открывай, я…

Он не успевает договорить. Дверь срывается с цепочки, и квартира переполняется большими и страшными людьми в масках. Один из них хватает Мишину маму и делает ей какой-то укол.

— Так, — тихо и спокойно говорит другой верзила в маске.

Мы сидели с Мишей у него на кухне и пили кофе.

— Я надеюсь, ты меня извинишь за этот ужасный беспорядок, — сказал Миша.

— Да, не бери в голову, — ответил ему я, макая в кофе печенье. — Это все пустяки, давно хотел побывать у тебя в гостях. Надеюсь, с твоей мамой будет все в порядке.

Жалко, что обстоятельства такие печальные.

— Ты знаешь, мне совсем не понятно, что это такое было и зачем. Какие-то омоновцы… Ничего не понимаю.

— Тут и понимать нечего. Теперь нужны виноватые. А кто у нас в Византии виноватые? Ну ясно кто. Те, кто, работая по заданию американской разведки, саботировал важнейшие исследования. А может, ты еще и еврей? Пока, Миша. Езжай в свой Израиль, пока можешь.

Я поправил перо на шляпе и вышел во тьму и вонь московского вечернего подъезда.

Time to go

Мы с Аней сидели за столом и пытались приготовить на всех салат. За окном моросил мелкий майский дождик, в камине уютно потрескивал огонь.

Аня была одета в домашний халатик с зелеными розами на черном фоне. Она резала лук, и поэтому ей очень хотелось плакать.

Каждый раз, бросая взгляд на ее лицо, я испытывал странное чувство, какое бывает на закате. Это чувство говорит нам, что мы запомним происходящее на всю жизнь и будем потом горько сожалеть о том, что оно ушло. Горечь эта, впрочем, будет смягчаться тем фактом, что это все-таки когда-то было.

Я сказал Ане:

— У каждого из нас есть такие воспоминания, которые разрывают нам душу.

Она посмотрела на меня полными слез глазами и улыбнулась.

— Ты что, решил, что сейчас надо сказать какую-нибудь банальную фразу?

Я хотел ей ответить что-то, но в этот момент на кухню ворвалась Нина В. и сказала Ане:

— Не обращай внимания. Он вечно говорит всякие общеизвестные вещи с таким видом, будто открывает миру страшную тайну.

Сказав это, Нина щелкнула фотоаппаратом и вышла из кухни навсегда. «Интересно, — подумал я, — она что, стояла под дверью и подслушивала?»

— Так вот, — продолжил я торжественно. — Когда-то давно я был близко знаком с одной девушкой. Просыпаясь по утрам, она включала мне песню Гребенщикова «Ты нужна мне».

Уже прошло много лет с тех пор, как мы и слова друг другу не сказали, а песня все еще рвет мою душу на части.

Аня порезала палец, и мне пришлось заткнуться и целовать ее. «В чем-то, — подумал я, — Нина бывает права».