Цеховик. Книга 1. Отрицание

Дмитрий Ромов, 2023

Я всю жизнь был ментом, и чего я добился? Да ничего, а начинать заново уже поздно. Да? Кажется, я получил шанс всё изменить. Меня сбила маршрутка, но я не умер, а перенёсся в СССР в тело старшеклассника. И вот она новая жизнь, юность, девчонки и… возможность накрыть шайку расхитителей социалистической собственности. Инстинкты ведут меня по следу, да вот только я больше не мент и удивительно хорошо отношусь к тем, кого нужно наказать. Так стоит ли снова превращаться в сыщика? Не уверен. Но это мы ещё посмотрим. Там разберёмся!В общем, добро пожаловать в СССР 1980! Новая жизнь, новое тело и новое дело.ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: герой совсем не идеальный и совершает не только хорошие поступки. И возможно, он даже не образец для подражания

6. Праздник к нам приходит

Я смотрю на неё, внимательно так смотрю. Молодая, симпатичная. Брюнетка. Лет двадцать шесть — двадцать семь. Девчонка ещё. Я так скажу, по большей части молодая — это уже значит симпатичная. Но это только с высоты зрелости понять можно. Нет, вот правда. Юность этого не замечает и не ценит.

Нос тонкий прямой, глаза горят, как угольки, щёки румяные от морозца, на левой скуле небольшая родинка, фигурка ладненькая, насколько пальто позволяет рассмотреть. Красотка да и только.

Я встретил девушку:

Полумесяцем бровь,

На щёчке родинка,

А в глазах любовь.

Ах, эта девушка

Меня с ума свела,

Разбила сердце мне,

Покой взяла!

Вот спасибо, товарищи неизвестные мне авторы*, хорошую песню написали.

— У бабули взял, — говорю я с широкой улыбкой.

— У какой бабули? — удивляется девица.

— Да у своей. Она в этом доме живёт. Ходит в магазин по десять раз в день. А там перед праздниками чего-нибудь да выбросят, вот она и подкупает.

— Что значит, подкупает? — настораживается милиционерша.

— Да не в том смысле, что на подкуп идёт, — смеюсь я, — а в смысле, как увидит, так купит. Видите, целый мешок нам с мамой набрала.

— То есть она здесь, в «Русском поле» горошек купила? — уточняет она.

Интересно, чего она от меня хочет. Пацан несёт продукты. Ну, допустим, дефицитные, ну, допустим, купленные по блату. Ну и что? Преступление невелико. Собирает инфу, каждую даже незначительную мелочь? Копает под Гусынину? Возможно. Молодой сотрудник. Лейтенант, наверное. Может быть, первое дело…

— Наверное. Поручиться не могу, она за чем-то хорошим и в центр может смотаться. Вы бабулю мою не знаете.

Она пристально смотрит на меня, но прицепиться действительно не к чему.

— А вас как зовут? — улыбаюсь я. — Я Егор. А вы?

Она хмыкает и не отвечает.

— Ну, не хотите, не говорите. Буду вас товарищем лейтенантом называть.

— Чего? — вскидывает она брови.

— Вы банку эту забирайте, товарищ лейтенант. У меня ещё есть.

— Вот ещё, — возмущённо фыркает она и пытается положить банку мне в мешок.

Но там так много всего, что банка никак не желает возвращаться к остальным продуктам.

— Видите, она с вами хочет остаться. Вы куда, в центр?

— На кудыкину гору, — сердится моя коллега. — Забери горошек свой буржуйский.

— Чего это он буржуйский? Из братской Венгрии. Вот вы удивитесь, но именно эта страна из всего соцлагеря окажется самым добрым нашим другом и противником западных санкций. Вообще нет, Югославия ещё ближе будет. Но не вся, только Сербия. Вот на югославов-то никогда бы не подумали, да? А это из-за того, что у нас вера общая. Ну… то есть в исторической ретроспективе. Была.

— Держи горох, — злится девушка, — политинформатор.

Мне смешно. Она с этой банкой не знает, что делать. Растерялась совсем.

— Знаете, как сербы раньше говорили? На небе Бог, а на земле Россия.

Не знаю, честно говоря, как раньше, но теперь-то они точно так говорят. После бомбёжек, после всего того ужаса, что им устроили в моём мире… Ну, то есть там, в будущем…

— Скажите, как зовут, тогда заберу, — куражусь я и замечаю подъезжающий автобус. — Автобус! Побежали, а то ещё полчаса куковать потом.

Мы несёмся к остановке. Я с мешком, а она с банкой горошка в руке. Грязно-жёлтый «Икарус»-гармошка выдаёт облачко чёрного, воняющего соляркой дыма, проседая под натиском пассажиров.

— И дым Отечества нам сладок и приятен, — мечтательно тяну я, вдыхая эту гарь полной грудью.

До сих пор не верю, что всё это со мной наяву происходит.

— Проездной, — громко говорит моя спутница, когда нас заносят в автобус.

Мы оказываемся тесно прижатыми друг к другу. Но между нами мешок с дефицитными деликатесами.

— Вот вам и правда жизни, — усмехаюсь я, — горячие молодые сердца оказываются разделёнными пошлыми импортными консервами и колбасой. Вам, товарищ лейтенант, куда ехать?

Она недовольно озирается:

— Называй меня Лидией Фёдоровной.

— Лидия? — переспрашиваю я. — Лида… Красивое какое имя у тебя, тысячу лет такого не слышал. Если бы не мешок этот, расцеловал бы тебя сейчас.

— Мальчик, — изумлённо отвечает она, — ты с печки не падал?

— Нет, кирпичом по голове прилетело неделю назад, — сознаюсь я.

— Тогда ясно всё с тобой.

— Лид, а ты докуда едешь?

— Какая я тебе Лида? — злится она.

Переговариваясь таким образом ты доезжаем до «Швейки». Мне до дома отсюда минут пять пешком.

— Лид, ты меня в разработку взяла или тоже живёшь здесь поблизости?

— Не лидкай. Как узнал, что я лейтенант?

Банку с горошком она всё ещё в руке держит.

— Догадался, — пожимаю я плечами.

— А Гусынина знает?

— Чего знает-то, что ты пасёшь её?

— Ёлки-палки, — качает она головой и закусывает нижнюю губу.

— Да не бойся, может и не знает. Я не в курсе.

— А как же бабушка? Наврал, паразит? Я тебе и не поверила, между прочим.

Она прищуривается, а я пожимаю плечами и спрашиваю:

— Тебе в какую сторону?

— Не твоё щенячье дело, — отвечает она. — И вот что, горох твой я реквизирую.

— Ну и молодец. Грабь награбленное, как отцы революции поучали. Ты меня на допрос когда вызовешь?

— Какой допрос? Ты ж несовершеннолетний поди?

— Дай мне телефон, — требую я, — иначе я за тобой пойду до самого дома.

— Ты откуда такой наглый, а? Сынок чей-нибудь? По одёжке не скажешь…

— Все мы чьи-то дети, Лидия Фёдоровна. Говори телефон, я ж тебя всё равно выслежу.

Она на пару секунд задумывается и вдруг называет пять заветных цифр. Хорошо иметь молодые мозги. Уверен, этот номер я точно не забуду.

— Это рабочий. Дома телефона нет. В новом году поставят. Возможно.

— Возьми колбасы палочку, — предлагаю я. — Венгерская. К новому году.

Она снова прищуривается, а потом протягивает руку и вытаскивает из моего свёртка палку колбасы. Ни слова ни говоря, поворачивается и уходит в снежную даль. Хороша Лидка. Я до тебя ещё доберусь. Но попозже. После праздников.

Я тоже поворачиваюсь и иду в свою сторону. Впереди замечаю булочную и пацана, прижавшегося к витрине. Он стоит так какое-то время, а потом, отлипнув от стекла понуро бредёт по направлению к торговым рядам. Здесь на «Швейке» располагается небольшой рыночек.

Конец ознакомительного фрагмента.