Ремесленники душ. Исповедники

Дмитрий Распопов, 2018

Успехи в Ремесле привели Рэджинальда в круг избранных, на которых держится мощь империи. Лишь Исповедники в силах делать неживые вещи живыми, переселяя в них души. Инспектор Дрейк вновь просит помощи в расследовании, и Рэдж не откажет другу. Император ждет завершения грандиозного военного проекта, а Рэджинальд надеется на обещанную свободу. Но идет война, и чем совершеннее его смертоносное мастерство, тем призрачнее шансы, что империя отпустит столь ценный кадр. Стены золотой клетки сужаются, но юный Исповедник готов разрушить их ради спасения дорогой ему девушки…

Глава 2

Второй этап

Выгуляв утром Айду и позавтракав, я направился в комнаты сэра Энтони. За прошедшую неделю ненависть к нему и его методам воспитания немного угасла, поэтому я смог сдержать себя в руках при виде его довольного лица. Он выглядел так, словно и не было изматывающих недель, когда я в прямом смысле слова боролся за свою жизнь, — он же всегда выглядел довольным и счастливым.

— Проходи, Рэджинальд, присаживайся. — Он кивнул мне на стул за столом, на котором было по‑прежнему все навалено. Пришлось переложить часть железок и камней на другой стол. Только после того, как я протер освободившееся место и стол, я смог наконец устроиться.

— Как я и обещал, начинаем второй этап обучения. Удержание и сохранение в себе энергии. — Он кивнул на книги, которые я принес с собой: — Ты ведь все прочитал?

— Да, но мало что понял, нужны конкретные примеры, — сухо ответил я.

— Отлично, тогда начнем с примеров. — Он позвонил в колокольчик, и в помещение вошли две служанки. Сэр Энтони кивнул на них и сказал: — С каждой по трети.

Девушки недоуменно переглянулись, ведь его понял только я.

Как с Элизой, у меня пока не сильно получалось поглощать совсем без направляющих, так что пришлось вытянуть руку и ощутить знакомое чувство, когда тебя наполняет чужая энергия. Поскольку очков с паинитом у меня не было, пришлось контролировать поглощение, прикладывая камень к глазам, что, конечно же, выдало мои действия, к тому же девушки ощутили упадок сил и заволновались, жалостливо смотря то на сэра Энтони, то на меня.

Сэр Энтони ни взглядом, ни действием не выдал, что его хоть чуточку волнуют эти жалобные взгляды, он лишь внимательно наблюдал за мной через свой монокль. Вытянув ровно треть из каждой служанки, я посмотрел на него.

— Отлично, теперь читай вот эти книги, завтра утром продолжим, — сказал он, протягивая мне новые дневники, набранные печатным текстом.

— Это все? — удивился я. — В чем же тут подвох?

— Поймешь через два‑три дня, — отрезал он. — Займись своими делами или лучше прочитай еще что‑нибудь.

— Может быть, вы просто дадите мне допуск в свою библиотеку, чем кидать по зернышку каждый раз, когда заходите меня прикончить? — сыронизировал я.

— А ты что, готов читать не только то, что я даю? — удивился он.

— Вообще‑то я для этого здесь нахожусь, — заметил я, — так что это сильно ускорит нам время, особенно если напишете, что мне лучше прочитать в первую очередь.

— Хорошо. — Он несколько раз кивнул. — Завтра все подготовлю, а пока — свободен.

На следующий день он и правда дал мне ключ от своей комнаты и список того, что мне нужно прочитать. Затем вызвал других служанок и заставил меня вытянуть у них еще по трети души. Так повторялось еще два дня, хотя уже на третий раз я понял, что меня вскоре ждет, потому что я уже испытывал на себе такое и нисколько не хотел повторения, поэтому усердно читал не только те книги, которые дал сэр Энтони, но и все время, что его не было в комнате, тратил на поиски полезных знаний. Нужно отметить, что рукописных тетрадей на полках его комнаты было большинство, причем там соседствовали как записи основателя ремесла, так и его учеников и последователей. Я чувствовал себя пчелой, залетевшей в цветочную оранжерею. Настолько обширных и разнообразных знаний я нигде и никогда не видел. В них описывались как собственные изыскания ремесленников, так и их научные гипотезы и предположения. В принципе я нашел ответы на многие свои вопросы к сэру Энтони, а ведь я только начал читать! Как жаль, что никто не систематизировал эти разрозненные и обширные труды и не изложил их в виде доступной книги я каждый раз жалел об этом, продираясь через рукописный текст очередной тетради.

К сожалению, мое новое увлечение прерывалось учебой, и приходилось отвлекаться от книг и заниматься тем, что нужно было для повышения своей силы. В первую очередь мне нужно было найти решение задачи сэра Энтони, чтобы не умереть от смешения и хранения различных душ внутри себя. Уже на третий день я почувствовал лихорадку, меня бросало в пот, дыхание стало прерывистым. Из прочитанных книг я знал, что очень опытные антианиманты могли не хуже любого прибора перемешать чужие души со своей аурой так, что на выходе может получиться чистая нейтральная эссенция, не приносящая вреда ремесленнику. Увы, с распространением аниматронов такие умения были практически утеряны и не практиковались, так как значительно быстрее, качественнее и безопаснее было использовать прибор, чем подвергать свою жизнь опасности с непонятным результатом на выходе.

Мне же приходилось учить методики борьбы с чужими душами. Я раскачивал собственную ауру, словно большой маятник, чтобы приводить чужие маятники душ, колеблющиеся с разными частотами, в одну слитную большую систему.

Сэр Энтони не собирался вмешиваться в этот процесс, пока у меня не получится привести свою непрерывно колышущуюся, дерганую ауру в одну слитно «дышащую» систему. Он сказал, что мы будем повторять этот этап обучения столько раз, сколько будет нужно, даже если для этого я каждый раз буду сходить с ума от боли и раздирающего желания избавиться от наполнявшей меня энергии чужих душ.

Странно, но с этим уроком мне помогла справиться моя собака. Я привык к тому, что она постоянно со мной и всегда ластится, когда я бываю свободным. К тому же я честно выполнял все обязанности ее хозяина, хотя и не очень был этому рад. Кроме всего прочего, после той памятной ночи Элиза больше не приходила ко мне по ночам, днем же старательно делала вид, что ничего между нами не происходило. Приказывать ей мне не хотелось, так как я помнил, что в прошлый раз, раздавив и унизив ее, я просто не смог к ней потом прикоснуться. Повторять еще раз подобное меня не тянуло, так что собакой занимался я сам. И так случилось, что во время вечерней прогулки, когда Айда поела и нагулялась, стала ластиться ко мне, чтобы я ее почесал, я буквально физически почувствовал волны любви и обожания, которые она испускала. Именно это всепоглощающее чувство направило мои мысли о решении проблемы по новому руслу.

«А что, если не бороться с чужими душами, а полностью слиться с ними? Не давить, а дать им волю делать все, что они хотят, подстраивая не их под себя, а себя под них?»

Поскольку других вариантов решения у меня не было, я решил попробовать. Каждая душа имела свою частоту колебания и резонировала с моей, поэтому то, что моя душа перестала давить на частицу чужой одухотворенной энергии, сразу не решило проблемы. Позже я уже смог подстроиться сначала под одну частицу, затем под другую и так далее, и колебания слитых частиц стали задаваться моей душой как преобладающей силой. В конце концов все частицы внутри меня стали колебаться единообразно.

Когда я смог этого добиться, я почувствовал себя по‑настоящему счастливым. Наконец‑то обучение стало приносить мне удовольствие, а не только одну боль. Даже сэр Энтони удостоил меня скупой похвалой, когда я продемонстрировал ему свои результаты, слив получившуюся единую энергию души напрямую в аниматрон, газ в котором едва‑едва подкрасился в зеленый, выдав на выходе эссенцию на бар больше, чем если бы я просто пропустил через него то, что поглотил сразу. Я теперь даже знал, почему мы это делаем. В прочитанных тетрадях были указаны все способы тренировки исповедников, и этот был нужен для того, чтобы при поглощении и трансформации великой души исповедники не вносили в нее искажений, ведь даже малейшее несоответствие наших аур и их частоты колебаний на выходе может дать искаженную душу, не способную вспомнить себя или управлять механизмами. Так что именно потому, что я знал, что и для чего делает со мной сэр Энтони, злости и ненависти на него больше не было. Как ученый‑практик он добивался максимально быстрым путем того, для чего обычно требовались месяцы и годы.

Исповедник был так мной доволен, что дал мне выходной в конце месяца с правом выхода в город, правда в сопровождении охраны. Но я был рад и этому, поскольку нужно было закончить пару дел, которые я не успел сделать до своего задержания в школе, когда меня практически силком увезли оттуда.

Где‑то на Холброн‑стрит. Две недели спустя

Накрытый белоснежной скатертью стол, уставленный тончайшим фарфором, ярко освещался газовыми лампами. Дерганый отсвет пламени отбрасывал тени от всех предметов в комнате, иногда словно наполняя зал страшными монстрами, но на все это не обращали внимания два человека, которые сидели друг напротив друга и тихо разговаривали, иногда прерываясь, чтобы выпить из фарфоровых чашек по глотку чая.

— Значит, говорите, мальчишка талантлив, сэр Энтони? — Хозяин дома ничуть не изменился за прошедшие месяцы — все тот же немигающий и холодный взгляд, подчеркнуто скромная одежда.

— Уникум, сэр Артур! Настоящий уникум, не зря вы потратили на него столько сил и времени! — Старик хоть и говорил восторженно, но его поза и тело оставались спокойными. Такой сильный контраст между речью и телом был непривычен для любого собеседника, кроме того, который уже много лет знал своего визави.

— Я по вашей рекомендации начал сразу с тяжелых тренировок без раскачки, так как вы сказали, что под давлением он будет учиться быстрее и лучше. Так и получилось: за два месяца он смог то, чего моя последняя ученица достигала год! Я лично думаю, что еще полгода — и он обгонит ее в навыках, не говоря уже про знания. Представляете, чем он занялся в свободное время?

— Удивите меня, сэр Энтони, — уголком рта улыбнулся глава тайной полиции.

— Забрал у меня мою комнату и систематизирует все знания, которые там есть! Как вам?! Все то, что я хотел сделать сам, он взялся сделать только потому, что ему неудобно читать чужие каракули! Представляете?! Он труды ван Червиваля, Дермарка, дер Хольца называет каракулями!!!

— Но согласитесь, сэр Энтони, вы сами неоднократно жаловались мне, что было бы значительно проще обучать новых исповедников по более систематизированной программе.

— Да, просто вы не так часто их находите. Поэтому смысла в этом особо и не было. Возможно, с вводом нового закона об образовании все изменится? У вас есть новые кандидатуры?

— Есть пара перспективных, но это пока очень сырой материал, — нехотя признался сэр Артур. — К сожалению, на шлифовку алмаза нужно время, которого у нас сейчас очень мало.

— Надеюсь, мальчик сможет нас удивить, — задумчиво произнес исповедник, наклоняясь и гладя ноющее колено. — Думаю, завтра пойдет снег — мое колено особенно гудит сегодня.

— Возможно, — в тон ему ответил глава тайной полиции, и за столом воцарилось молчание.

— Кстати, он мне тут намекнул недавно… — вскинулся исповедник, вспомнив последний свой разговор с беспокойным учеником. — Поскольку он не все понимает в написанном, ему пригодились бы лаборатория и подопытные для проверки теорий, изложенных в чужих дневниках.

— Даже так? А вы что?

— Еще не решил. С одной стороны, меня радует его усердие в изучении трудов своих предшественников, с другой — ему нужно сначала выучиться тому, ради чего его, собственно говоря, и вырвали из привычной жизни. Нам с коллегами очень бы пригодилась его энергия в подготовке последнего проекта.

Глава тайной полиции посерьезнел:

— Проект «Аргус» должен быть закончен в срок. Вы лично обещали императору!

— Я помню, — тут же быстро ответил исповедник, — но, сэр Артур, вы должны понимать — это очень амбициозный и сложный проект, с кучей стыковок и проблем. Не хотелось бы получить в итоге просто смешение различных душ в одном корабле.

— Вы хотите, чтобы мальчик взглянул на проект свежим взглядом? — догадался глава тайной полиции.

— Вы, как всегда, правы, сэр Артур, — хитро улыбнулся исповедник. — Я вижу его отношения с собакой, так что теоретически он готов попробовать свое первое переселение.

— Вы не торопите события, сэр Энтони? Прошло всего несколько месяцев!

— Я понял с ним одно: если не загружать его тяжелой работой, чтобы у него не оставалось времени думать, он сам начинает придумывать себе занятия, и они бывают не столь мирные, как мои.

— Мне доложили, что Элиза ван Ленд не исполняет взятые на себя обязанности. Может, стоит ее заменить? — переключился на другую тему глава тайной полиции. — Мы столько преференцией дали ее отцу и всему их семейству, что и за половину от этого можем найти двух других красоток.

— Они вначале неплохо ладили, — задумчиво почесал подбородок исповедник, — но вы правы. Я поговорю с девушкой для начала, объясню ей ситуацию, а также то, что нехорошо нарушать данные государству обещания.

— Хорошо, недели будет достаточно? — поинтересовался сэр Артур. — Служанки сказали, что мальчик заигрывает с ними, а это может привести сами знаете к чему.

— Опять же согласен. Его голова и то, что ниже, должны думать только в одном направлении — как стать исповедником.

— Есть еще что‑то, что мне стоит знать, сэр Энтони? — Глава тайной полиции встал, показывая, что их встреча подошла к концу. — Мне нужно во дворец, доложить об обучении нового исповедника.

— Это контролируется на столь высоком уровне?

— Да, республиканцы давят нас на фронте. «Аргус» сейчас единственный реальный проект, который может дать нам преимущество. Его императорское величество лично запрашивает у меня сроки по нему, так что, сэр Энтони, не подведите меня.

— Я сам в этом заинтересован не меньше вас, сэр Артур, — склонил голову в понимании исповедник, — и о последствиях я знаю.

— Тогда приезжайте ко мне чаще, хочу знать подробности, в том числе те, о которых вы умалчиваете в моем кабинете на Сохо.

— Договорились.

* * *

— Фенчурч‑стрит, сто двадцать. — Я сел на заднее сиденье парокара и назвал адрес. Кроме шофера, впереди сидел охранник, здоровый детина в клетчатом пальто не по сезону и со сплюснутым котелком, который смотрелся на его бритой голове словно прибитый гвоздями. Два охранника только у меня в машине, и это не считая еще одного парокара, набитого охраной, который двигался за нами следом! Только на таких условиях меня выпустили из поместья, хотя я был согласен на все, лишь бы вырваться из надоевших мне стен и сменить обстановку. Обещанный сэром Энтони выходной я заслужил, сделав все, что он мне задал. Он не нашел к чему придраться, поэтому, когда я напомнил ему о нашем двухнедельной давности разговоре, он нехотя признал, что обещал подобное. Правда, согласовывать мой выход пришлось с тайной полицией (куда уж тут без нее), но в конце концов все получилось, и вот я, подхватив свои вещи и чековую книжку, быстро устремился к выходу из поместья, пока никто не передумал.

— Ист‑Энд, сэр? Вы уверены? — недоверчиво спросил бугай, поворачиваясь ко мне. Перебитый нос кривил его лицо, но глаза были настороженными, и в них светился ум.

— Как вас звать?

— Фрэнк, сэр.

— Фрэнк, я всегда знаю, чего хочу, кроме тех моментов, когда этого не знаю. В данном случае я назвал точный адрес, дальше продолжать?

— Нет, сэр, — почти хрюкнул тот, переглянувшись с водителем и оценив мой нехитрый юмор. — Вилли, Фенчурч‑стрит, сто двадцать.

Водитель промолчал, а парокар, издав тоненький свист, тронулся с места и, набирая скорость, покатил обратно по широкой дороге, по которой меня сюда везли: сначала по Стрэнд, потом по Флитт‑стрит и Ломбард‑стрит. В этот раз меня не подпирали с боков два дюжих охранника, поэтому я смог осмотреться. Первое, что бросилось в глаза, — то, что война сильно отразилась на городе. Даже центральные улицы стали менее нарядными и праздничными, люди больше не прогуливались неспешно, а шли быстро и явно по делам. Не стало девушек, что обычно стайками гуляли по осенним улицам, зато появилось множество полицейских, которые останавливали тех, кто выглядел бедно, и о чем‑то с ними разговаривали. Обычно оживленный и бурлящий город сейчас напомнил мне кошку, прижавшую уши, — он словно затаился и ждал чего‑то плохого.

— Как дела на фронте, не знаете? — спросил я у охранников. — Меня полностью изолировали, так что я даже не знаю, выигрываем мы или проигрываем.

— Мы несем потери, как, впрочем, и респы, сэр, — ответил водитель прокуренным и сиплым голосом. — Так по крайней мере говорят новости.

— А что говорят на улицах?

— Этого мы не можем с вами обсуждать, — перебил Фрэнк водителя, который начал говорить.

— Ну хотя бы то, что можно?!

— Фронт прорван, и с каждой неделей мы отступаем, — буркнул Вилли, несмотря на показанный кулак соседа.

«Ужас! Надо будет заехать на телеграф и запросить, как дела у Анны и сэра Немальда».

— Спасибо, — буркнул я, видя, что они больше не настроены это обсуждать, и вернулся к осмотру дорог и зданий, которые мы проезжали.

— Могу я поинтересоваться, куда мы едем, сэр? — вежливо спросил охранник, словно хотел разрушить угрожающе повисшую тишину внутри салона.

— Мы ищем человека, точнее — девушку. Марту Уоткинс, жену полисмена Вилли Уоткинса, которого убили прислужники Кукольника, — обстоятельно ответил я. — Он был моим другом.

— Хорошо. Как приедем, оставайтесь, пожалуйста, в машине. Сначала к ней зайду я.

— Как скажешь, Фрэнк. — Я не собирался спорить с сотрудником тайной полиции по таким мелочам, он тоже делает свою работу.

Хоть широкие улицы с частыми газовыми фонарями и стали лишь немного сужаться, едва мы покинули центральную часть Миддл‑Тауна, но все же Ист‑Энд уже показывал свое лицо в виде куч навоза и грязи, которые лежали здесь повсеместно.

Наконец мы подъехали к знакомому мне двухэтажному дому, и, спугнув беспризорников, которые при виде двух парокаров прыснули прочь от дома, охранник, качнув машину, выбрался наружу. Отсутствовал он долго, а когда вернулся — был мрачен и почесывал рассеченный кулак.

— Бурр‑стрит, — скомандовал он, — дом где‑то рядом с булочной.

–!!! — Мой безмолвный вопрос повис в воздухе.

— Она съехала почти сразу, как похоронила мужа. Человек, живущий сейчас в этой квартире, был так любезен, что подсказал, в каком примерно направлении она ушла.

Наши поиски затянулись, так как на Бурр‑стрит нам сказали, что Марта Уоткинс давно съехала, и отправили нас еще дальше, в глубь Ист‑Энда, что, конечно же, не могло меня радовать. Одинокая симпатичная девушка с деньгами на руках — всякое могло случиться.

Фрэнк не зря работал в тайной полиции, поскольку после пяти часов усиленных поисков с подкупами и угрозами мы наконец нашли девушку с похожими приметами в глубине доков на Куин‑стрит. Правда, нам сказали, что она с маленьким ребенком на руках. Хоть я и сомневался, что это она, но по всем описаниям было очень похоже, поэтому мы решили проверить, по пути заехав на телеграф и отправив таки весточку на Восточный фронт моим друзьям. Я попросил водителя отправить ее от своего имени и получить ответ здесь же. Меня навряд ли выпустят из поместья в ближайшее время, а так он сможет передать мне ответ.

— Это она. — Дверь приоткрылась, впустив ветер, и заглянувший внутрь Фрэнк поманил меня рукой. — Что‑то она не похожа на обеспеченную вдову, как ты говорил нам.

— Фрэнк, — нахмурился я, — я практически лично передал ей деньги, думаешь, я вру?

— Нет, конечно, — сразу попятился он. — В общем, я поднимусь с тобой, но подожду за дверью.

Та выгребная яма, где мы остановились, наверно, никогда не видела на своих дорогах парокаров, а уж два сразу тем более. А поскольку на таких черных хромированных монстрах передвигалась в основном тайная полиция, было неудивительно, что кругом стояла почти полная тишина, прерываемая завываниями собак да свистом ветра с Темзы.

Переступая через испражнения, я поднялся и постучал в дверь с номером «21».

— Открыто, входите, — раздался слабый голос изнутри. Я открыл дверь и замер на пороге. Это определенно была Марта, но вот только где та радостная фея, которую я запомнил при нашей последней встрече, когда Вилли был еще жив? На меня смотрела не молодая счастливая девушка, а уставшая, грязная женщина с ребенком.

Увидев, кто вошел, она вскрикнула и, положив ребенка на топчан, бросилась ко мне. В нос мне ударил запах давно не мытого тела, хотя я прекрасно помнил ту чистоту, которую она когда‑то излучала. Марта повисла на мне, и слезы промочили мою рубашку. Она плакала и плакала, а остановить я ее не мог. Марта оторвалась от меня только тогда, когда проснулся ребенок и подал голос. Она, вытирая слезы и пряча от меня красные глаза, побежала проверить его.

— Что случилось? Дрейк не отдал тебе деньги? — требовательно спросил я, пока она сюсюкала с ребенком, успокаивая его.

— Отдал, но кто‑то из соседей прознал про это, и их украли почти сразу, — говорила она едва слышно, поворачиваясь ко мне.

— Ты ходила к нему? Рассказала?

— Да, он дал мне сто гиней и попросил спрятать их в этот раз надежней. На них мы и живем до сих пор. Да и подрабатываю тут и там… — Ребенок заснул, и она повернулась ко мне: — Прости, Рэджинальд, не могу тебе предложить ничего. Вилли болеет, я не ходила никуда за продуктами.

— Дрейк не нашел воров? — удивился я. — Чтобы Дрейк и не нашел?

— Вора он нашел, только его успели убить подельники. И концы в воду с его смертью, вместе с моими деньгами.

Марта замолчала, молчал и я. Нужно было сейчас или поворачиваться и уходить, или что‑то предпринимать. Я выбрал второе.

— Собирайся, вы уезжаете, — приказал я.

Она удивленно на меня посмотрела и открыла рот.

— Марта, я не хочу спорить и рассуждать. Либо ты собираешься и едешь со мной, либо я прошу того здоровяка, что заходил сюда ранее, силой запихать тебя в парокар.

Она благоразумно закрыла рот и замотала ребенка в тряпье. Взяв небольшую котомку с вещами, Марта пошла за мной.

«Недолгие же сборы у нее оказались».

Охранники удивились, когда я посадил ее в парокар рядом с собой, но вида не подали.

— Квартал ремесленников, дальше дорогу покажу.

К моему дому мы подъехали затемно. День, который я собирался потратить на себя, чтобы купить себе новую одежду и обувь, пропал, но нужно было доводить начатое до конца.

С забитыми ставнями, отсутствием света и неухоженным садом дом смотрелся мрачно. Я сначала даже не узнал его, а ведь отсутствовал тут всего несколько месяцев. Я вышел из кара и приказал выйти Марте, затем достал ключ, чековую книжку и выписал чек на тысячу гиней.

— Ты теперь работаешь на меня. — Я протянул ей ключ и чек. — К моему следующему визиту, надеюсь, дом будет более гостеприимным и обжитым, чем сейчас, так что постарайся, Марта, чтобы он выглядел так же, как ваша комната, когда я пришел к вам с Вилли впервые.

Девушка открыла рот от изумления и недоверчиво смотрела то на ключ, то на чек в моей руке.

— Ну же!

— Рэджинальд. Мистер ван Дир! — Она прижала ребенка к груди, и на глазах снова показались слезы.

— Марта — это не подачка. — Я спокойно, но твердо посмотрел на нее. — Это мой дом, ко мне могут приехать друзья, и я хочу, чтобы он выглядел гостеприимно, чтобы в нем всегда была готова горячая еда и теплая постель, тебе понятно?

— Да, мистер ван Дир. — Она сглотнула слезы и стала быстро кивать, осторожно взяв обе протянутые вещи.

— Если я понадоблюсь, подойдешь к любому полицейскому и попросишь, чтобы он передал сообщение в тайную полицию.

— Хорошо.

— Все, иди. — Я качнул головой в сторону дома. — К сожалению, у меня осталось не так много времени, нужно еще успеть вернуться туда, где я сейчас живу.

Девушка несмело кивнула мне и пошла к калитке. Я проследил, как, натужно скрипнув, она отворилась, а вскоре в доме зажглось окно.

— Фрэнк, можно через тебя нанять привратника в дом, чтобы в этот раз ничего из него больше не пропало? Кого‑нибудь из отставных, за кого бы ты мог поручиться. Деньгами я не обижу.

Мы сели в машину и молча поехали обратно, за окном мелькали светлые витрины и окна домов квартала, а мне хотелось лишь одного — помыться, поесть и лечь спать.

— Конечно, сэр… — В его голосе я услышал странные интонации.

— Спрашивай, Фрэнк.

— Это ваш ребенок, сэр? — напряженно спросил он.

— Нет.

— Вы были дружны с ее мужем?

— Не особо.

— Тогда зачем вы все это делаете?

— Я погубил его, Фрэнк, и с этим мне теперь жить.

В салоне настала долгая тишина, никто не смел нарушить ее после такого признания. Только когда мы приехали на место и я открыл дверь, чтобы выйти, охранник наклонился ко мне и тихо сказал:

— Я найду человека, сэр, не волнуйтесь.

Я похлопал его по руке и улыбнулся:

— Спасибо, Фрэнк.

Не успел я зайти в дом, как возле меня тут же завертелась Элиза и, приветливо улыбаясь, помогла снять пальто. Пока я удивлялся таким внезапным переменам, она стала интересоваться моими делами и что я хочу на ужин. Пришлось поднять свою челюсть с пола и заказать отбивную из говядины с овощами, а также сделать вид, что ничего странного не происходит.

— Рэджинальд, прости меня. — Девушка провожала меня в комнату, держа под руку. — Я поняла, какой эгоистичной была, не замечая твоих проблем и волнений. Ведь очень важно для всех нас, чтобы ты стал исповедником. Ты ведь станешь им?

Пока мы шли, я смог преодолеть первое потрясение от перемены ее отношения ко мне, но сразу же понял, что это влияние извне, — так быстро люди сами по себе не меняются. Нужно будет об этом поинтересоваться у сэра Энтони.

— Конечно, Элиза, за этим я здесь и нахожусь.

— Жаль, у меня не хватило таланта стать исповедницей. — На миг она стала грустной. — А ведь я окончила школу с отличием! Как думаешь, ты мог бы меня подтянуть в ремесле?

— Не знаю, я и сам пока мало что могу, — попытался отмазаться я от нежданной ученицы. Времени и на себя‑то не оставалось, а ведь, кроме всего прочего, я еще занимался систематизацией книг и тетрадей в библиотеке сэра Энтони, решив взвалить на себя этот труд для ускорения собственного обучения.

— Хотя бы вечером, часок… — Она прижалась ко мне плотнее, и я почувствовал локтем ее упругую грудь.

— Я подумаю, — скрепя сердце пообещал я.

Ну не научился я еще отказывать красивым девушкам.

— Я приду! — Элиза многообещающе провела язычком по своим губам и, поднявшись на носочки туфель, поцеловала меня в щеку.

«Надо спросить сэра Энтони, что он ей наговорил, — решил я. — Прилежная и кроткая Элиза? Такого я еще не видел».

Обитал я теперь в комнате сэра Энтони, нахально переселив его в соседнюю, так как замучился бегать за новой порцией книг, поэтому поймал его сразу, едва зашел в нее.

— Сэр Энтони, что случилось с Элизой? — поинтересовался я, снимая пиджак и одновременно гладя вьющуюся у ног Айду. — Я не узнаю ее.

Старый исповедник презрительно хмыкнул:

— Напомнил сначала ее отцу, а затем и ей самой, благодаря кому они находятся на своих местах. Причем ее отец был более сговорчив. С ней пришлось поговорить дольше.

— Надеюсь, это надолго, — хмыкнул я в ответ, закатывая рукава рубашки, чтобы не испачкать их в чернилах, и сел за работу. — Такой она мне больше нравится. Напросилась сегодня поучиться у меня искусству.

— Думаю, на ночь мне нужно будет найти другое место для ночевки, — язвительно прокомментировал он, — не готов слушать всю ночь ваши стоны.

— Сэр Энтони, — укоризненно на него посмотрел я, — теперь, когда она сама ко мне липнет, лучше будет держать ее на коротком поводке, и теперь мне строить из себя недотрогу, какой была все это время она. Мне интересно, насколько долго хватит ей вашего внушения?

Исповедник недоуменно на меня посмотрел, а потом залился скрипучим смехом. Отсмеявшись, он подошел ближе и заглянул мне через плечо:

— Молодец, Рэджинальд, я скоро начну гордиться тобой.

— Вы это об Элизе или о моей работе? — подколол его я.

— Обо всем. Зачем ты переписываешь одни записи в одну тетрадь, а другие — в другую?

— А тут все просто. — Я отложил перо и показал ему обе свои тетради. — В первую я записываю только факты и подтвержденные эксперименты. Во вторую — все, что мне нужно будет проверить, а также теории и гипотезы. Причем, поскольку многие из предположений повторяются, я решил их объединить по темам, видите?

Исповедник взял у меня вторую тетрадь и внимательно прочитал оглавление.

— Серьезно ты подошел к вопросу, — уважительно сказал он, вернув мне ее. — Пожалуй, выделю я тебе лабораторию для опытов, как ты и просил.

— А подопытных? Мне нужен будет материал.

— Материал… — Сэр Энтони задумчиво хмыкнул. — Как быстро ты стал называть людей всего лишь «материалом». Не боишься очерстветь настолько, что на всех вокруг будешь смотреть только как на своих подопытных?

— Я думал об этом, сэр Энтони. — Я посмотрел прямым взглядом ему в глаза. — Но пока у меня есть несколько людей, о ком я хочу и могу заботиться, то мне это не грозит.

— За одним из таких ты и ездил сегодня?

— Угу.

— Я переговорю с начальником тюрьмы. Сейчас военное время, и почти всех заключеных отправляют на фронт, но, думаю, нескольких преступников мы тебе отыщем. Только не убивай их сразу, я не смогу каждый день давать тебе по человеку.

— Жаль, я не могу попасть на фронт, — задумчиво почесал я нос пером, которое снова взял в руку. — Там с этим сейчас, думаю, проблем нет.

— Рэджинальд! — Голос учителя стал строгим. — Не забывай — все это побочное! Ты должен сначала выучиться. Если у тебя есть столько свободного времени, то, может быть, есть смысл ускорить наше обучение?

Я оглянулся на него.

«А ведь правда, если я быстрее выучусь, я ведь смогу дальше самостоятельно работать!»

— Сэр Энтони, почему бы нам не попробовать? — с достоинством ответил я, вызвав его очередную усмешку.

— Хорошо, тогда я подготовлю нижнюю лабораторию, а ты будь завтра готов. Начнем сразу с утра, так что выспись.

Я понял его намек.

— Никаких женщин в постели, я понял.

Он промолчал, уйдя к себе и оставив меня заниматься работой.

Через час подали ужин, и Элиза, как старательная жена, весь вечер ухаживала за мной, все время пытаясь прикоснуться ко мне то рукой, то грудью. Я понимал все эти ее нехитрые попытки возбудить меня и делал тупой, отрешенный вид, якобы не понимая эти очевидные намеки.

После ужина я, как и обещал, позанимался с ней вещами, которые мне показывал учитель, очередной раз поразившись, как мало практики имеют выпускники школы. После учебы я снова проигнорировал ее намеки о близости и просто пожелал спокойной ночи. Элиза вспыхнула, уши и шея покраснели, но она проглотила это и, через силу улыбнувшись, забрала столик с остатками ужина и гордо удалилась.

Я улыбнулся ей вслед и вернулся к работе. Нужно было закончить еще одну главу и ложиться спать. Завтра мне предстояло испытание.