13 участок – 2. Ренегат

Дмитрий Манасыпов, 2020

Пентаграммы из убитых людей и жителей Ночного Города, снег, обагренный кровью, непонятная тьма, растерянность Ковена и молчание Старых… Кроу и Роецки снова в деле. …Я Алекс Кроу, детектив 13 участка Ночного Города. Никогда не спящего NY, давшего пристанище Другим расам, ведьмам и колдунам Нового и Старого Света, чудовищам в человеческом облике и людям, прячущим внутри демонов. Я почти всегда один, а мои напарники молчаливы и не имеют души, ведь это Кольт 1911 и испанский Маузер, 45 калибр кольта и 9 миллиметров Астры – это моя гарантия. Гарантия выживания, а не просто выполнения задания. Я живу в мире технической революции и магии альвов, дирижаблей у Крайслер-Билдинга и гоблинов-слесарей, хрома автомобильных дисков и кукол Вуду негритянского квартала. Я… Лёха Воронин, попавший в другой мир, время с местом, и просто пытающийся здесь жить. И, дьявол, мне здесь нравится. Содержит нецензурную брань.

Глава вторая: интересные дела, новый виток и Агнешка

Людей всегда привлекают тайны, особенно грязные, вонючие и кровавые. Человеческая природа, мать её, вся в этом — интриги, скандалы, расследования. Кэпу доводиться общаться с журналистами из двух газетенок Ночного города и, думаю, ему порой очень хочется взять кого-то из этих ребятишек и…

И, крепко сжав шею своей клешней, потыкать носом в свежатинку, обнаруженную патрульными:

— Вот, познакомьтесь, мистер золотое перо, это выпущенные кишки, уважаемые выпущенные кишки — это сам мистер золотое перо…

Старые и люди, мы и Другие, кое в чем совершенно не отличаемся друг от друга. К сожалению.

Июнь.

Красное: 4

Черное: 5

Белое: 8

Точно?

— Господь всемогущий, Кроу! — фыркнула Роецки. — Забери у меня ствол, как сказала твоя хозяйка, дай мне войти и умойся хотя бы. Ты тут что, пьешь как конюх?!

— Как сапожник.

— Да ну к черту ваш клятый русский! — возмутилась Роецки. — Все не как у людей!

Я постарался махнуть рукой как можно гостеприимнее, приглашая её войти. Но чуть не упал и пришлось ухватиться за косяк. Как это вышло так набраться, вот что интересно…

— О, — сказал я. — А тебе что надо?

Вопрос относился к брауни, домовому, жившему у пани Ковальски, отвратной пакости, любившей устраивать всякую дрянь жильцам. Это чудо, едва достававшее мне до пупка, стояло в коридоре прямо за Роецки и обозревало ее прекрасную пятую точку. Роецки, к слову, была уже без пальто, оставив то внизу.

Интересный момент, слово чести, доблестная агент СиКей вызвала у ясной пани Ядвиги приятные положительные эмоции? Интересно, вследствие фамилии или чего иного?

— Кроу, куда ты пялишься?

Агнесса Роецки, лучшая и прекрасная из женщин, смотрела мрачнее тучи.

— Я смотрю на некоего, эм, типа, а вот он как раз пялится. Знаешь куда?

— На задницу? — абсолютно холодно протянула Роецки и повернулась к брауни. — А все ли документы у тебя в порядке, коротышка?

— Коротышка у него в штанах, — хрипнул домовой, — а я из благород…

— Благородному семейству английских домовых разрешено рассматривать женские задницы? — голос Агнешки умел превращать в лёд одним тембром и брауни стоило задуматься, прежде чем дерзить дальше. — Э?

— Был неправ, мисс.

— Откуда знаешь, что мисс, карикатура на человека?

— Порядочные миссис по чужим мужикам, тем более пьющим, по вечерам не шастают.

Чу! Показалось ли мне, либо Роецки уже потянулась внутрь пиджака своей неизменно стильной тройки за чем-то убийственным? Этого мне еще не хватало.

— Ты чего пришел то?

Чем любой Старый отличается от нас с вами? Врожденными фокусами, такими, что закачаешься. Этот вот, к примеру, спокойно и почти из воздуха, извлек поднос с кофейником, молочником, сахарницей и чашечками. Покрутил, мать его, на пальце, как хороший пиццьяла пиццу и гордо прошествовал внутрь.

— У тебя не хозяйка, а сокровище, — изволила улыбнуться лучшая из женщин, — взял бы да женился.

Прежде чем ей ответить, я захлопнул за брауни дверь. Пьяный или нет, но не стоит говорить некоторых вещей при чужих ушах, особенно таких, что любую женщину выведут из себя и обратят в фурию. А что из таких вещей точно произведут такой эффект? Верно! Именно эти:

— На ведьме возрастом в полтыщу лет? Жениться?

— Ну, наконец-то. — фыркнула Роецки и соизволила сесть на стул.

— Что наконец-то?

— Мобилизовался и включил голову. Вместо твоего «а-а-а-эмм-брр» и мата, явно для связи слов, услышала нормальную речь. Давай, ухаживая за несостоявшейся приличной миссис и налей мне кофе.

Вот так вот, не успев, прийти — сразу давай командовать. Не женщина, говорю же, богиня.

— Алекс, — Роецки удивительно мило дернула кончиком своего лисьего носика. — Я тебе все объясню, но потом. Приходи в себя, а простые механические движения и горячий сладкий кофе тебе помогут. Мне сахара один кусочек, мне еще талию блюсти, а себе…

Она порыскала глазами вокруг и, обнаружив мою кружку, взяла и понюхала, сморщившись:

— Ты тут стекломоем балуешься, что ли? Лей кофе сюда и сахару клади больше. Сахар диоксидирует алкоголь и поможет тебе вернуться в себя самого. Давай-давай, Алекс, ты мне нужен.

Самая прекрасная женщина всегда отличалась высоким интеллектом, но вот её-то «диоксидирует» убило напрочь. Я даже не стал спорить и интересоваться что-то и когда «потом», а просто сделал нам кофе. Пока возился с сахаром, из-за спины раздалось бульканье, явственно говорившее о резко закончившемся пиве, куда-то вылитом.

— Со свиданьицем, что ли? — спросила Агнешка, подняв чашечку для самого настоящего тоста.

Роецки явно темнила. Задевало ли такое меня после того случая пару месяцев назад? После ее «это была ошибка»? Хороший, черт, вопрос, с такой подковыркой, что сразу не ответишь.

Странно, но меня на самом деле зацепила та ситуация, зацепила крепко всей своей глупостью. Вроде и романтика — чушь полная, и адреналин хлестал тогда, чего уж, но…

Может, всплыла какая-то глупая обида, когда тебя взяли и отставили в сторону, а может что другое. О другом, учитывая прозрачный блеск глаз Роецки на расстоянии полутора футов, думать не желалось. Любовь штука глупая и непозволительная, а мисс агент, при всей её несравненной красоте и прочих дарованиях, остается собой. Агентом СиКей, умной, холодной и донельзя профессиональной.

— Эй, Алекс, ты со мной? — поинтересовалась Агнесс.

— Да.

— Хорошо, пей кофе и…

— Никак, нас неожиданно объединили? — Я достал «лаки» и закурил. — Так?

— Это точно просто кофе? — она покосилась на свою чашечку. — Ничего не подмешала твоя домохозяйка, по которой костер плачет? Ты, смотрю, не просто в себя пришел, а еще вдруг приобрел не всегда свойственную тебе проницательность.

— Так и ты мне не теорему Лобачевского с собой принесла.

— Не знаю, кто такой пан Лобачевский, хотя подозреваю, что математик, причем гениальный. Но это просто, он же поляк.

— Он русский.

— Лобачевский-то?! — фыркнула Роецки. — Ну-ну. Дай угадаю, Кроу. Наверное, что у тебя побывал кто-то из ваших. И не далее, как совсем недавно. Сейчас я удивлю тебя своей проницательностью и скажу — кто именно тут был. Поиграем в детективов?

Ага, я уже не Алекс, а Кроу, ну-ну. Хитрая лиса Роецки, как обычно, все сделала по плану, прибыла, проникла, сумела заинтересовать, взяла на слабо обычной манипуляцией с моим мужским эго и теперь хочет пободаться в дедукции. Все стандартно, а я-то, дурак, даже обрадовался.

А, я в этом признался? Надеюсь, хотя бы не вслух.

— С удовольствием, Роецки. Играть с тобой в детектива, надеюсь, также увлекательно, как в охотников за головами.

— Слабый ход, Кроу. Напоминать женщине о минуте слабости, знаешь ли, мужчину не красит.

Еще лучше, полагать, что «потом» развеет какие-то мои глупо-романтичные бредни, почему-то образовавшиеся по её поводу, не стоит и думать. Но зато честно.

— Ты уже начнешь доказывать все превосходство своего интеллекта?

Кофе, провалившись внутрь, неожиданно легко растекся и явно начал дио… диокси… в общем, приводил меня в норму с ужасающей скоростью.

— Всегда рада. — Агнесс снова дернула носиком, на этот раз в показушной гримаске из-за моей сигареты. — Все же проще, э-э-э, как у вас там, у москалей-большевиков говорят… пареной репы.

— Давай, Агнес, жги глаголом и проницай проницательностью, аки рентген.

— Кроу, не стоит считать, что такие вот слабенькие трюизмы делают тебя интеллектуальным покорителем женских сердец. Женщины любят приятный мед в ушки, а не этот вот сарказм с кислой мордой. Фу на тебя, Кроу, не разочаровывай меня сильнее, чем есть.

— Знаешь, — я налил еще адского черного варева от панны Ковальски. — Что мне всё это вот напоминает?

— М?

— Мы с тобой как двое учеников средней школы, искренне симпатизирующие друг другу, но совершенно не умеющие превратить это всё в правильно-взрослое состояние. Не хватает только постепенного сближения и неожиданного страстного поцелуя с продолжением.

— Да? — Агнесс явно призадумалась. — Ну, хорошо. Давай серьезно, если уж так. Тем более, что неожиданно-страстные лобзания с тобой в текущем виде… Грозит воспаленной кожей на половину лица. Ты чего не бреешься, Алекс?

И тут… и тут проснулся Вортигерн, все это время старательно изображавший из себя чучело, незаметно оказавшись на платяном шкафу:

— Прямых речей от женщин не жди

В её «уйди» звучит не уходи!..

Странно, но Роецки явно расслабилась и сейчас почти подпрыгнула, уставившись на ворона:

— Матка Боска Ченстоховска, Кроу, что это за… чтоб меня черти взяли!

— Вот уж кому-кому, Агнесс, но точно не нам поминать нечистых, зная про их существование, верно?

Она покосилась на меня, на Вортигерна, снова на меня. И ткнула в птицу пальцем:

— Это, мать его за ощипанную гузку, кто такой?!

Ворон перелетел на мое плечо и расселся как на любимой жердочке. Кракнул и:

— Как можешь ты судить о том,

Чего не знаешь…

И моргнул агатовым глазом.

— Это Вортигерн, ворон-гонец, — сказал я и, неожиданно, решил погладить птицу.

Та оказалась удивительно теплой, гладкой и приятной. Почти как кошка, разве что отличие небольшое — получить клювом даже больнее, чем практически мягкой лапкой.

— Сволочь, — констатировал я, — а ведь скормил тебе вчера половину своего сендвича.

— Откуда он? — Агнесс прищурилась. — Как давно с тобой, как появился, что делает, поч…

— Тихо-тихо, тихо-тихо, — сказал я по очереди, сперва возмущенно затрещавшей птице, потом яростно кося на мою гостью, — он тут лет триста, попав с первыми переселенцами, вернее, с тем самым домовым. Достался пани Ядвиге в наследство от прежних хозяев.

— Подожди.

Роецки опустила руку во внутренний карман и достала самый обычный очешник из плотной кожи.

— Я хорошо вижу, — предупреждающе сказала она и извлекла на свет Божий сложную конструкцию из нескольких разновеликих и разноцветных линз, удивительно невесомо закрепленных на оправе. — Птица, сиди спокойно и не притворяйся, что не понимаешь!

— Живи, пока ты жив, приятель

Вортигерн каркнул это все мрачно и совершенно не к месту, но, удивительное дело, замер на моем плече.

В мире Старых, мире Других, многое имеет значение. Я не особо знаток во всяких тонкостях, ибо неоткуда взяться знаниям всяких тонких материй. Но кое-что понятно даже такому дубу, как я.

Роецки искала в вороне следы фамильяра. Самого настоящего фамильяра, и не демона и не беса, существо, пришедшее с Тонкой Границы, из мира, где людям места не имелось.

Сент-Клер, ненавидящий Старых всей душой, как-то рассказал о них. Обычно из него, кроме наших дел, слова не вытащишь, но тогда, в самый Самайн, мы все сидели в участке, пили понемногу, курили, травили байки. В такие дни, четыре раза в год, 13 всегда в полном сборе. В Городе редко что случается, никому не нужны проблемы, но традиция дело такое, сами знаете.

Фамильяры, слуги, есть лишь у сильных Других, людей со способностями, полученными с рождения или приобретенных в учёбе. Способностей, позволяющих им бороться со Старыми. Существа с Тонкой Границы, переходя в наш мир, делали это самостоятельно или насильно. Добротой и гуманизмом те никогда не отличались и, само собой, были сущими занозами в заднице, если срывались с цепи.

Мог у Ядвиги Ковальски, жившей, если не врала, очень давно, иметься собственный фамильяр? Вполне. Было ли это плохо? Я не знаю.

Линзы щелкали, сменяя друг друга, свет, переламываясь через них, окрашивал глаза Роецки в разные цвета. СиКей, и признаться в таком не стыдно, куда серьезнее нас, обычных копов с необычными делами и клиентами. Сент-Клер знал о таких вот очках, позволяющих рассмотреть скрытое от взгляда людей без магического таланта.

Думаете — не стало ли мне страшновато в этот самый момент? Конечно, ведь алкоголя-то, из-за советов этой самой красотки и сахара, густо растворенного в кофе и крови, во мне не осталось. А представить, что на плече сидит бес с Границы… легче лёгкого, когда Ночной Город давно стал своим.

— Успокойся, Алекс, — Агнешка сняла свою оптику и улыбнулась. Облегченно и с явной радостью.

— Это на самом деле не совсем обычный ворон, вот и все, — она протянула руку и погладила перья. — Извини, дружок, так было нужно. И вот что я тебе скажу, милая красивая птица — лучше бы тебе держать клюв закрытым, либо валить из комнаты Кроу. Потому что дальше будет настолько не для всех, что я даже опасаюсь твоих шекспировских цитат.

Ворон покосился на нее и, важно-неторопливо, спрыгнул на пол, проскрипев когтями к двери.

— Какой умный мальчик, — ласково пропела Роецки, — а я-то думала, что враки про таких…

Вортигерн, явно желая доказать, что про враки — сущая правда, проскрипел обратно, подобрав у двери незамеченный раньше кусочек бекона с вчерашнего сендвича. И взлетел на мое плечо, растопырил крылья и каркнул, глядя на Агнешку.

— Дела-а-а…

— У тебя паранойя, — сказал я, — это птица, шпарящая, по делу и нет, классической поэзией, не больше. Давай, выкладывай секреты и не требуй с меня подписку. Только сперва скажи — кто же у меня все же был вчера. Изнемогаю от нетерпения увидеть настоящую профессиональную дедукцию.

— Секреты тебе? — Роецки дернула кончиком носа. — Ну-ну…

— Она хитрей змеи, хотя скромней голубки

Чиста как херувим, как сатана лукава…

Заявил Вортигерн и сделал фокус — взял и спрятал голову под крыло, явственно желая свить гнездо на моем плече и заснуть. Ну, или как там отдыхают пернатые.

— Интересно… — протянула Роецки. — Ну, да ладно. А был у тебя Сент-Клер, Алекс. Все же просто: вашему кэпу не по чину кататься к опальному детективу, Макнамара на всех плюет с колокольни и жаждет места лейтенанта, Смит отстранен также, как ты сам, а все остальные со вчерашнего дня роют землю ровно как свиньи в поисках трюфелей. Остается лишь милашка лейтенант. Так что, думаю, в целом ты в курсе случившегося и вполне понимаешь, что я к тебе заехала не по старой дружбе.

Змеюка подколодная, права мудрая птица!

— Не прожги во мне дырку, Алекс, — мягко протянула змеюка. — Сказала, что все объясню, так объясню. Потерпи, имей милость, не нужно вот этого вашего мужского здесь и сейчас, прям немедленно. Кулаком по столу лупить не станешь, требуя вывернуть перед тобой мою черную подлую душонку?

— В русском языке много разных выражений. — дипломатично заявил я. — Ты же знаешь.

— Знаю, — согласилась Роецки, — и потому слушай, не перебивая и начиная строить рабочие версии, готовясь наконец-то, вернуться к тому, для чего ты, поганец такой, все же создан.

Признание заслуг или неприкрытая лесть? Наверное, что все же первое.

— Ты нос не задирай, — посоветовала Роецки. — Если бы не вчерашняя ситуация, не было бы меня тут. Во всяком случае, так рано.

Ага, вот это уже интересно. Значит, есть в ней все же что-то морально-правильное и принципиально-человечное. Посмотрим.

— Ковен занимается этой мясорубкой по своим каналам, но, думается мне, что-то идет не так. — Роецки зябко повела плечами. — И мне это совсе мне нравится. Уважаемые ведьмаки с ведьмами ходят с гордым видом, но за ним прямо физическая растерянность. Вчера Майан узнала о решении моего шефа не допускать 13 к расследованию и про ваши отпуска. Вызвали капитана, а ваш медведь явился с видом доброго сраного Винни-Пуха, обиженного в лучших чувствах, говорят, мило косолапил, немного расстрескал палисандрово-наборную столешницу и чуть-чуть бранился, делясь своей точкой зрения на СиКей в целом и мистера Каттинга в частности.

— После этой драмы Ковен выдал предписание объединить все имеющиеся силы? — Я чуть было не покачал головой, но сдержался, больно уж театрально смотрелось бы. — Нет бы сразу…

— Вы просто гляньте, как преобразился наш страдалец в своем алкогольном заточении с самобичеванием… — протянула Роецки и фыркнула. — Не человек, а профессиональный Кодак с фотографом из «Таймс», фиксирующий все абсолютно четко. Да, дорогой напарник все именно так. И потому я явилась к тебе, чтобы дать тебе возможность стать нормальным Кроу и завтра с утра прибыть в участок. Ну, если хочешь, могу сама за тобой заехать. Судя по внешнему виду твоего бедного авто… даже он сам не хочет, чтобы ты садился за руль. Заезжать?

— Да. — Я кивнул и, чего уж, немного обрадовался.

Мне не нужно закрывать глаза, вспоминая подмерзшие бело-красные колоды в Парке. Я их помню и так. Мое дело — свинец, сталь и серебро, и оно мне нравится. Судьба решила дать мне шанс сделать что-то хорошее, найти мразь, убивающую страшно и жутко? Я этого шанса не упущу, уж поверьте.

— Надеюсь, — Роецки покосилась на почти целую подушку перьев, дрыхнувшую на мне, — эта птица на самом деле станет держать клюв на замке и не сможет ляпнуть лишнего твоей домохозяйке. Секретом тут не пахнет, но лишний треп никому не нужен.

— Журналисты?

Роецки вздохнула. Да уж, кто-кто, а эта братия всегда ждет чего погорячее. Даже если речь о Ночном Городе… не думаете же вы, что у нас нет своих газетчиков, падких до сенсаций?!

Людей всегда привлекают тайны, даже если те совсем не красивые, а весьма грязные, воняющие и кровавые. Человеческая природа, мать её, вся в этом. Интриги, скандалы, расследования. Кэпу доводиться общаться с журналистами из двух газетенок Ночного города и, думаю, ему порой очень хочется взять кого-то из этих ребятишек и…

И, крепко сжав шею, потыкать носом в свежатинку, обнаруженную патрульными.

— Вот, познакомьтесь, мистер золотое перо, это выпущенные кишки, уважаемые выпущенные кишки, это сам мистер золотое перо…

Старые и люди, мы и Другие, кое в чем совершенно не отличаемся друг от друга. К сожалению.

— Пока держим в тайне, — Роецки прикусила губку, — но, сам понимаешь, знают двое, так…

Вортигерн вынырнул из-под крыла и уставился на неё, а Роецки уставилась в ответ.

— Тогда лишь двое тайну соблюдают

Когда один из них её не знает.

Поделился ворон и вернул голову обратно, явно досыпать.