На волнах Приморья

Дмитрий Коровин, 2019

Они студенты параллельных групп: он – скромный парень и бывший спортсмен, она – надменная красотка с подозрительным прошлым. И вроде бы молодых людей ничего не должно связывать, но однажды их взгляды пересеклись…В самобытном антураже Владивостока он будет неотступно искать с ней встречи, пытаясь вывести из мира темного и порочного, а возможно, что ради любви, пожертвует своим собственным.

Глава 3

Просторная, наскоро обставленная гостиная отнюдь не радовала глаз. На любого, впервые здесь очутившегося, она оказывала двойственные впечатления, сперва восхищая офисным конструктивизмом, а после начиная раздражать депрессирующим минимализмом. Квадратная мягкая мебель из искусственной бежевой кожи в окружении белых стен; стеклянные столы, черные подставки и тумбы на строгом сером ламинате. Функциональный черно-белый стиль с множеством острых углов, простой и открытый, слившийся в общую ахроматическую палитру. Казалось, что с минуты на минуту в комнату должен войти хирург или какой-нибудь супервайзер, и в данный момент, в этом неуютном пространстве, его появления ожидала молодая двадцатиоднолетняя особа, внешность которой визуально едва ли добирала до семнадцати.

Бледное спокойное лицо, истомленное скукой, было направлено в огромный телевизор, прикрепленный к противоположной стене. Ножка, лежавшая на колене своей парной близняшки, устало покачивалась в такт льющейся из динамиков музыки, но телевизор молчал, уступив звуковое сопровождение музыкальной стереосистеме, притаившейся где-то в углу. Белый тапок с головою пушистого зайчика давно уже свалился с носка, и черный педикюр, как пиратские метки, оттенял бледноту пальцев. Нога качнулась еще несколько раз и пять застывших капелек переместились на бежевую кожу дивана — девушка подобрала ногу, уткнувшись мордочкой в колено. Краски мерцающего экрана не могли поднять ей настроение, она зевнула и с выдохом откинулась глубже в диван, уставившись на часы, медлительно идущие на одной из матовых тумб.

Девушка, конечно же, ждала, но не появления какого-то надуманного супервайзера, а временного хозяина этого арендованного жилища, где она жила весь последний год, выбираясь на учебу и в клубы, занимаясь непонятными делами иногда по желанию, но чаще супротив воли, потому что так было нужно, потому что так было устроено, потому что ей — бывшей воспитаннице детского дома — необходимо было как-то выживать. Лишенная родни и настоящего детства, подверженная многолетним унижениям, побоям и даже голоду, она теперь хотела всего и сразу, до поры, до времени считая свое нынешнее положение посланным судьбой подарком. Ее жалели, ее ненавидели, и на всех ей было наплевать, ведь ее никто никогда не понимал и мало кто о чем-нибудь спрашивал. В душе она презирала людей, но агрессивной не была; таила в себе известные только ей обиды, но оскорблений не сносила, стараясь не копить, чтобы мстить впоследствии, а разбираться на месте, давая зеркальные ответы и добавляя немного сверх, чтобы сразу пресечь и обрезать, ровно так, как ее выучили суровые будни юности.

Что же было теперь? Теперь она хотела вырваться и из этого подозрительного, во всех отношениях, пристанища, считая его опасным. Она копила деньги, готовилась получить образование и стать, наконец, хозяйкой самой себе.

Дверь стукнула. Музыка играла тихо и девушка без труда услышала этот звук, замирая в ожидании хлопков падающих туфлей. Она знала это. У пришедшего мужчины была дурацкая привычка снимать обувь, не нагибаясь, а поочередно поднимая ноги. Конечно, обувь падала с пяток вниз, не раз заставляя девушку вздрагивать. Вот и первый хлопок… вот и второй… еще секунда и в гостиную войдет спортивного вида высокий мужчина с рябым, а точнее щербатым, вытянутым лицом — хмурый, холодный, эгоистичный и требовательный. Правда все его требования всегда были в приделах выполнимого и, как правило, вознаграждались щедро.

Дотянувшись до столика перед диваном, девушка схватила журнал и закрылась им, а в комнату, в темной рубашке и брюках, с широкой грудью и расправленными плечами тихо прокрался хозяин, останавливая пытливый взгляд на женской фигуре. Журнал слегка опустился вниз, и строгие, выразительные глаза, поверх нечитанных страниц, были представлены вошедшему человеку. Молодые люди посмотрели друг на друга и отвернулись — она в телевизор, он в окно — и еще какое-то мгновение оставались безмолвны — он, замерев у окна, она, продолжая сидеть на диване. Лишь музыка, мерцание экрана, а теперь еще и цветная обложка журнала привносили хоть какой-то живой колорит в этот унылый черно-белый склеп.

— Ты как Наполеон, Кристина, делаешь несколько дел, — не оборачиваясь в комнату, наконец, произнес молодой человек. — Слушаешь, смотришь, читаешь.

— Цезарь, — поправила девушка, отбрасывая журнал, — Цезарь одновременно мог делать до семи дел.

— Университет тебе явно на пользу, — саркастически пролепетал собеседник. — Пересдача на следующей неделе или до осени оставишь?

— Я все сдала, — лаконично выплюнула девушка и только теперь уставилась на спину собеседника, будто ожидая одобрения.

— Сдала — хорошо, значит надо отметить… — рассудил молодой человек, разворачиваясь и цепляя женский взгляд. — Мы ведь больше не в ссоре?

— А мы разве… гм, ну да… — Кристина запнулась, но продолжила, силясь не заканчивать собственное возражение: — Все равно сегодня встреча в клубе, там и отметим.

— Не получится.

— Почему же?

— Я поеду с Михой.

— Как это? Сегодня вечер, посвященный памяти Цоя³. Туда и Вета собиралась.

— Она тоже не поедет.

— И что я буду делать?

— Что хочешь. Но когда я вернусь, ты будешь дома, и не будешь спать. Сегодня пятый день, как ты морозишься. Или мы живем вместе или иди к черту.

— Четвертый день, Герман.

— Тебя там еще и считать научили, — Молодой человек глухо засмеялся, будто смех его не собирался выходить наружу, а застрял вместе с воздухом в горле.

Девушка надулась, вновь отворачиваясь к телевизору.

— Не выпячивай губы, как маленькая, обо всем можно договориться! Сегодня нельзя, завтра у меня дела, значит, отметим в воскресенье.

— В воскресенье я буду отмечать с группой.

— Со своими всезнайками? С чего вдруг? — удивился Герман. — Никогда раньше ты с ними не тусила…

— Раньше ты не был таким козлом!!! — неожиданно выкрикнула Кристина, вспыхивая лицом и, опустив ногу, сложила на груди руки.

На лице собеседника проступила улыбка, едкая и противная до тошноты.

— Ты какая-то нервная стала в последние дни, — спокойно констатировал он. — У тебя месячные что ли?

— Да пошел ты, — тихо проворчала девушка.

— Пойду на кухню. Есть хочется. Ты будешь?

— Нет.

Засвистев какую-то апокалиптическую мелодию, молодой человек исчез, и девушка тут же потянулась за пультом, чтобы прибавить звук телевизора. Музыка к этому моменту смолкла, а уставшая стереосистема остановила диск.

«Четыре дня, но лишь сегодня я услышала претензии, — думала Кристина. — С тобою спишь — ты изменяешь, проклятый, а здесь такой удачный повод! И обвинить не смогу, мол, сама виновата… Сволочь! Надоел до чертиков, а деться некуда, остается терпеть. Так и терпи, несчастная, и занимайся делами! Пусть их больше станет, но и денег больше. Еще один год! Сбегу, уеду в Петербург или Сочи, куплю себе квартирку, устроюсь работать и здравствуй честный путь, здравствуй уважение и признание! Я быстро очищусь от грязи, даже вспоминать не буду».

Пока девушка рассуждала, большой палец руки, лежавший на дистанционном пульте, все время перебирал каналы, не на чем не останавливаясь. Да и не хотелось ничего смотреть, ни фильмов, ни передач, ни шоу; не мог телевизор отвлечь от терзающих мыслей, а лишь усиливал злобу и нервы дергал, подливая масла в огонь. Чужая жизнь и выдуманные истории, зачем ей на это смотреть?

Вдруг с кухни донесся звон разбитого стекла. Кристина торопливо поднялась с дивана, пошла на звук и увидела Германа, жарящего что-то сразу на двух сковородах. Под ногами лежали осколки и яичная скорлупа.

— Сегодня скверный день, — произнес молодой человек, — так все и валится из рук.

— Я заметила, — ввернула Кристина, останавливаясь в дверях. — Перемена погоды.

— Во-во, — согласился Герман, одарив девушку покровительственным взглядом, в тот же миг сменившимся надменным. — Чего уставилась? Они сами по углам не разбегутся. Возьми и подмети!

Кристина молча выполнила команду, вооружившись совком и веником, и жестом попросила отойти от плиты. Герман с грохотом выдвинул табурет из-под тяжелого железного стола, сел и, опершись локтями в колени, положил голову на кулаки, принявшись наблюдать за мельтешащими перед носом джинсовыми шортами.

— Ну, хватит, чисто, отваливай, — бросил молодой человек, грубо шлепая ладонью по женской ягодице.

Кристина, давно привыкшая к такому обращению, не возмутилась, а лишь поменялась с ним местами, да спросила:

— Зачем ты жаришь мясо, у нас ведь есть котлеты?

— Думал, ты их стрескала в обед.

— Мне супа хватило.

— Это было часов пять назад, а сейчас время ужинать.

— Не хочется, — со вздохом ответила девушка, почесывая колено.

— Тогда это все мне, — объявил молодой человек, переворачивая кусок бифштекса другим боком и занявшись яичницей, ранее приготовленной на соседней сковороде.

— Пять яиц? А не лопнешь?

— Хотел с тобою поделиться, но теперь специально ничего не оставлю.

— У меня есть котлеты.

Герман закивал, с похожим скрежетом выдвинул еще один табурет, грузно опустился и принялся есть, предупреждая, чтобы Кристина не смотрела, а то от ее недоброжелательного взгляда у него кусок в горло не лезет. Девушка демонстративно отвернулась к окну, вновь надулась и принялась рассматривать собственные руки, ухоженные, но не изнеженные, как могло бы показаться на первый взгляд.

— Ты бы хоть готовить научилась что ли, — бросил молодой человек.

— Зачем? У тебя неплохо получается.

— Чтобы я плевался от твоей стряпни и ругался.

— Чтоб ты подавился от этих слов!

Герман ухмыльнулся, дотянулся до хромированной дверцы холодильника и вынул початую бутылку водки, нерешительно взвешивая в руке — пить или не пить?

— Оставь, — велела девушка, приподнимаясь за рюмкой. — Ты испугался гибддунов или встреча действительно очень серьезная?

— Второе. Потому вам с Виолеттой и не стоит рисоваться перед этими людьми.

— И избрали для встречи клуб?

— Мы ничего не избирали, я хотел идти туда с тобой, но в последнюю минуту переиграли. Пусть шумно и людей много, зато мало ненужных глаз и подслушивающих ушей. Я сделал депозит на штабную зону — зачем место менять — нам там никто не помешает пошептаться.

— Конспиратор хренов… — пробормотала Кристина, наполняя рюмку. — А я ведь своим сболтнула, что отправляюсь в «БиЭсБи».

— Зря, теперь я их убью, — лаконично ответил Герман, поглядывая на сковороду со скворчавшим бифштексом, который к этому моменту еще недостаточно прожарился. — Сейчас возьму твой телефон, выпишу номера студентов, пробью прописки и всех вырежу. И детей, и родителей, и даже собак и кошек, а если у кого найду аквариум, засыплю хлором.

— Это не смешно, идиот!!! — выкрикнула девушка.

— Твои подколки — не смешно, а я шутить никогда мастером не был. Говорю правду или лгу, но всегда серьезно.

Собеседник замолчал, опустил вилку и нож, и поднял голову. Его сумасшедшие глаза как будто просверлили женский профиль. Кристина дважды за сегодня ощутила на себе подобный взгляд. Первый принадлежал какому-то парню на экзамене. Она вдруг вспомнила об этом и мысленно попыталась воспроизвести картину его, в общих чертах, вполне приятного лица со странным выражением на нем, словно бы парень впервые ее увидел, словно был поражен, удивлен, восхищен и не смог с собою совладать, чтобы заставить отвернуться. Девушка посмотрела на Германа. Нет, его взгляд совершенно другой, он смотрит на нее как на вещь. И Кристина нахмурилась.

— Я тут подумал, Крис, — медленно проговорил молодой человек. — Может тебе ребенка заделать?

— Что!? — чуть опять не вскрикнула девушка, подскакивая на месте.

— При моих делишках, не сегодня — завтра, можно оказаться в переплете, из которого не выпутаться. Не хотелось бы исчезнуть, не оставив никакого продолжения, а с кем еще, как ни с тобой?

Опрокинув в рот рюмку, Кристина справилась с подступившими: жжением и эмоциями, и упавшим голосом ответила:

— Да ты детей терпеть не можешь, какое тебе продолжение…

— Чужих, не своего! Так что, Крис, завязывай с противозачаточными, да и с водочкой тоже. Я дам ему фамилию, а ты его воспитаешь. Хотя… — задумчиво протянул собеседник, будто делая паузу в попытке обдумать мысль, — …зря я поднял эту тему. Из тебя мать никудышная получится. Да и вообще без меня, годам к тридцати, ты сопьешься или станешь по рукам ходить, как дешевая потаскуха. Это сейчас ты молода, красива, относительно независима, во всяком случае, от мира; можешь позволить себе некоторые прихоти и проказы, и за деньги, и по настроению; знаешь, что за мной ты как за каменной стеной, что разведу любые проблемы. Но молодость, как известно, состояние временное, в особенности у женщин, и глупо завышать себе цену, в ожидании подходящего покупателя, пришедшего не за тобой. Надо ценить, что имеешь, а ты не ценишь. И кроме косого взгляда, да пустой спальни ничего не даешь взамен. Ты гадкая, скрытная дрянь, согласись, и даже бес получит вывих мозга в попытке разобраться, что происходит у тебя в башке.

Выпученными из орбит глазами девушка уставилась на собеседника багровея от негодования, теряясь и не находя, чем парировать выданный бред.

— Даже не пытайся! — предупредил Герман, словно читая ее мысли, и для весомости собственных слов ударил по столу ладонью. — Вот и сейчас ты заранее все спланировала, и это не последняя рюмка, которую ты выпьешь, чтобы к моему возвращению превратиться в хлам. Ты думаешь, я побрезгую? Как бы ни так!

— Что ты городишь?.. — наконец выпалила Кристина, съеживаясь и пряча взгляд. — Надоела — прогони, а меня виноватой не делай.

— Прогони? — с удивлением повторил Герман. — Прогоню, а куда ты уйдешь? Куда тебе уходить? Что ты можешь вообще? Минеты делать по подъездам или травку в клубах продавать? Ах да! Ты же у нас без пяти минут бакалавр!

Бокал вина занюхал лавром —

Я стал, ребятки, бакалавром!

Честно признаюсь, Крис, я с ужасом жду окончания твоей учебы, и в то же время не сомневаюсь, что никуда ты не денешься ни от меня, ни от Степаныча. За деньги работать надо, ежедневно, от звонка до звонка, а такую ленивую как ты лишь тюрьма, наверное, перевоспитает. Но там тоже работают, чтобы с ума не сойти, а еще там вышибают спесь и меняют нрав. И сексом тоже занимаются кстати! С коблами, после пары фингалов. Впрочем, стать ковырялкой не твое, ты мужская подстилка.

— Мразь… — злобно прошипела девушка, а молодой человек посмотрел на часы.

— О-о-о, заболтался я с тобой… — протянул он, вставая и направляясь в прихожую, — Мясо выключишь, ждать некогда! Вернусь, сьем! — прокричал он оттуда.

Опустив вниз голову, Кристина таращилась в пол. Губы ее надулись, щеки сделались пунцовыми, а пальцы, как на экзамене, снова сплелись вовнутрь, отвлекая искусственной болью от нахлынувшего волнения. Она слушала шорохи, производимые Германом — он обулся, облачился в кожаный пиджак, но вдруг, будто вспомнив о чем-то важном, торопливо вернулся и навис над девушкой.

— Три года мы живем вместе, — произнес молодой человек мягким голосом. — Три года ты была лишь моим дополнением, и тебя все устраивало, а сейчас, непонятно зачем, вдруг вздумала кобениться? Крис, — тихо позвал он, — у тебя кто-то есть?

Девушка медленно покрутила головой.

— В чем тогда дело?

— Ты стал другим, — с горечью выдавила Кристина.

— Я все такой же, детка, каким и был, просто ты за это время только-только начала меня узнавать, — убедил Герман, довольный эффектом проведенной беседы. — Все бабы, до смешного, такие доверчивые дуры… и лишь мужские плевки могут смыть пелену с их наивных глаз. Я, за свои двадцать семь лет, так пока и не понял, почему бы вам не умываться заранее? Впрочем, Крис, тебя к ним отнести сложно. Тебе никто ничего никогда не подсказывал, до всего сама доходишь. Пусть ты делаешь ошибки, но это твои ошибки и тебе некого в них винить. — Взяв девушку за подбородок, молодой человек приподнял ей голову. — Сирота ты моя приморская, русалочка, выброшенная волной. Танцуешь, корчишься, терпишь, но уплыть не решаешься, жалея, что хвост обменяла на ноги. Выпей еще, только не увлекайся, и руки на себя не наложи с пьяну-то! С трупом заниматься любовью у меня сегодня точно не будет желания.

Я фанат, конечно, темных сил,

Но я, скорее гот⁴, чем некрофил.

Посмотрев еще секунд пять в водянистые женские глаза, хозяин круто развернулся и вышел, услышав звон разлетевшейся о стену бутылки, а кухонный пол, год снимаемой им квартиры, был тут же окроплен слезами.

Примечания

3

Виктор Робертович Цой (1962-1990) — советский рок-музыкант, автор песен. Основатель и лидер рок-группы «Кино».

4

Готы — субкультура, зародившаяся в конце 1970-х годах в Великобритании на базе панк-движения.