Мера хаоса

Дмитрий Казаков, 2005

Это мир давней и безнадежной войны с Хаосом, мир, где маги играют бесконечные игры чужими жизнями, кровь льется потоками, а выжить еще труднее, чем сохранить в себе доброту и благородство. Хорст Вихор, бродячий мастеровой, попав в безвыходную ситуацию, становится фигурой в руках могущественного колдуна. Безжалостный хозяин ведет игру, не обращая внимания на то, что его фишка может испытывать боль, страх и отвращение к тому, что ей приходится делать. В беспрерывных странствиях Хорст попадает туда, где до него не был никто из людей, оказывается в странных и опасных ситуациях, он вынужден научиться сражаться и убивать. Пытаясь освободиться от зависимости, он ищет помощи у других магов и даже у Хаоса. Но при этом не подозревает, куда именно заведет его стремление к свободе и кем именно он станет, обретя ее.

Глава 3. Дорога.

Проснулся Хорст от холода. Между стволов плыла сырая дымка, на востоке едва занимался рассвет. Потихоньку начинали щебетать птицы, неподалеку храпел Авти.

Но стоило бывшему сапожнику пошевелиться, чтобы размять затекшие конечности, как шут открыл глаза.

— Ага, уже не спишь, — сказал он хрипло, — а я думал, что пинками будить придется…

— Не придется, — мрачно отозвался Хорст. После суматошной ночной пробежки болели все мышцы, ныл ушибленный локоть, в носу хлюпало.

— Ну, сейчас перекусим, чем Владыка-Порядок послал, и в путь отправимся, — сообщил Авти, залезая в мешок, из которого рогом торчала дудка. — Так, что тут у меня есть…

— Как в путь? — опешил Хорст. — Мы не вернемся на постоялый двор? Там же моя лошадь!

— Забудь о ней! — посоветовал шут, вытаскивая слегка помятый каравай и окорок, явно тоже “позаимствованный”. — Ты что, не догадался? Доблестные редары из Чистой Лиги прибрали ее к рукам.

— Э… а хозяин? Он же…

— Что хозяин? — Вслед за снедью появилась знакомая Хорсту бутылка, в которой плескалась мутная жидкость. — Что он сделает против них? Это же благороднейшие люди округи! А откуда они узнали, в какой именно комнате ты ночуешь? От этого вертлявого типа с лисьей мордой…

Хорст сник. Как ни странно, за последнее время он привык путешествовать верхом, и пешее странствие казалось ему теперь очень неприятным.

— Не печалься. — Авти встряхнул бутылку, та забулькала. — Съешь чего-нибудь, выпей, а там решим, чего делать…

Только первый кусок Хорст проглотил безо всякой охоты. Дальше проснулся здоровый голод, и вскоре от шутовских припасов остались только крошки и воспоминания.

— Уф, — сказал Авти и сыто рыгнул, — жизнь стала лучше, жизнь стала веселее… Ну что, Хорст Вихор, жить хочешь?

— Хочу.

— Тогда придется тебе на время превратиться в моего ученика, — сказано это было совершенно серьезно, но Хорст поначалу решил, что собеседник шутит.

— Ученика? — переспросил он. — Зачем?

— Чтобы живым добраться до Вестарона, — Авти улыбнулся. — Там, как я понимаю, обитает твой маг?

— Там. — Хорст вообразил, как он кривляется на потеху толпе, и его передернуло. — И что, других вариантов нет?

— Ты можешь отправиться в путь один, — шут глубокомысленно оттопырил нижнюю губу и выпучил глаза, — но в одиночку тебе будет сложнее уйти от Лиги. А я знаю дороги, постоялые дворы и таверны до самого Вестарона, и все равно направляюсь в ту сторону.

— Ясно… — Хорст ощутил, как где-то в недрах души ожила подозрительность. — А почему ты мне помогаешь?

— Что-то мне подсказывает, что ты достоин лучшей участи, чем сдохнуть под мечами тупоголовых болванов из Лиги, — Авти легко, одним движением поднялся на ноги, — собирайся, пойдем… До ночи нам нужно оторваться от них как можно дальше!

— А ты что, сегодня не будешь работать?

— Нет, — шут воззрился на спутника с легким снисхождением, — сегодня же Великое Творение! Или забыл?

Хорст стыдливо потупился. После безумной ночи все вылетело из головы, в том числе и то, что на сегодня, шестнадцатый день Цветущего месяца, приходится восемнадцатое творенье года. Завершающий неделю день сам по себе праздник, а уж каждое шестое творенье — праздник особый…

В честь шести граней Святого Куба, символа Порядка.

— Запамятовал, — признался Хорст.

— Бывает. Ну-ка, примерь это, — Авти вынул из мешка оранжевую рубаху, выглядящую так, словно об нее точили когти сразу несколько кошек. — Ты теперь ученик шута, так что должен выглядеть соответственно… То есть по-дурацки!

Грязь на рубахе намекала, что дикого цвета одеяние использовали в качестве половой тряпки. Преодолевая брезгливость, Хорст натянул ее поверх кафтана. Рукава оказались коротки, а подол болтался где-то на уровне коленей.

— Красавец, — одобрил шут, — вот тебе еще алый кушак подпоясаться… Колпака не дам, он положен только настоящим паяцам! Так, меч сунь в мешок, он короткий, должен убраться. Амулет спрячь поглубже, под одежду, чтобы видно не было… Не вздумай снимать!

Похоже было на то, что Авти догадывался о свойствах магического знака. Вообще он знал слишком много для бродячего фигляра. Хорста во второй раз за утро одолели подозрения.

Они отправились в путь, когда солнце поднялось над горизонтом и зеленую плоть леса прорезали сотни золотых стрел-лучей.

— Вот и пришли, — сказал Авти, останавливаясь, — отличная полянка, вон там ручей. Переночуем с удобствами!

Хорст со стоном повалился на землю. Ноги гудели и отказывались держать тело. Никогда в жизни он не ходил столько и так быстро. Выглядящий дряхлым старикашкой шут целый день топал со скоростью двужильного коня, не выказывая признаков усталости.

Пробирались окольными, заброшенными дорогами. Передохнуть удалось один раз, вскоре после полудня, когда Авти завернул в попавшуюся по дороге деревню, чтобы купить еды, а Хорст, дожидаясь спутника, прятался в лесу.

Сидел в малиннике, сжимая в потной ладони рукоять меча и дрожа от страха. Боялся, что шут бросит его здесь, что настигнут идущие по следу редары из Чистой Лиги.

— Устал? — Авти преувеличенно высоко изогнул брови. — А кто хвороста нарубит? Или без костра обойдемся?

Ругаясь про себя, что связался с бессердечным насмешником в цветастом одеянии, Хорст поднялся на ноги и поплелся в заросли. Пока искал сушняк, солнце закатилось, и вечер плавно обратился в ночь.

— Уф, хорошо, — выдохнул шут, когда пламя с треском взвилось к небесам и во все стороны прянуло тепло. — Сейчас поедим и за дело!

— Как-кое дел-ло? — дрожащим голосом осведомился Хорст. Он мечтал только об одном — поскорее завалиться спать.

— Раз ты мой ученик, значит, я должен тебя учить, — сообщил Авти, — вот после ужина и приступим…

Хорст застонал. Он успел понять, что, когда его спутник говорит таким тоном, спорить и сопротивляться бесполезно. Жалости в крошечном лысом человечке было меньше, чем тепла — в куске льда.

— Ничего, — похоже, шут уловил недовольство ученика, но оно его нисколько не смутило, — потом благодарен будешь за науку… И не забудь вытащить меч, он нам пригодится!

Все время ужина Хорст размышлял, зачем в фиглярском ремесле нужно оружие, и никак не мог найти ответа.

— Ну, вставай, — проговорил Авти, когда они покончили с трапезой, и в руке шута непонятно откуда появился длинный и очень узкий кинжал с искусно украшенной рукоятью, — будем учить тебя тому, что в жизни всегда пригодится…

В последующий час Хорст осознал, что либо ничего не понимает в шутовском деле, либо паяцы в свободное время подрабатывают убийцами.

Постоялый двор выглядел бы совершенно обычно, если бы не огромная, с необычайным искусством нарисованная вывеска над дверью. Где хозяин нашел умелого художника и хорошие краски, оставалось только гадать.

Толстый красный бык умильно вытягивал губы к исполинской, с ведро, кружке, из которой лезла белая пена. На морде животного красовалось почти человеческое предвкушение блаженства.

— «Кружка и Бык», — сказал Авти, — сегодня мы будем работать тут…

— Зачем? У нас же еще остались деньги! — возразил Хорст. — Вдруг тут тоже имеются редары, принадлежащие к Лиге?

— За пять дней мы прошли больше тридцати ходов, — махнул рукой шут, — если в этой местности и есть благородные из «чистых», то о тебе они вряд ли знают. И, кроме того… мне нельзя слишком долго жить без выступлений. Я должен промышлять своим ремеслом, иначе возникнут большие проблемы…

— Да? — опешил Хорст, но уточнять не стал. Он привык к тому, что его спутник — человек со странностями, причем с такими, которых хватило бы на дюжину нормальных людей.

— Вперед, — Авти решительно затопал к дверям, — сегодня предтеча, народу должно быть много.

— А что делать мне? — за шесть дней в дороге Хорст немного научился тому, как держать меч, но ничего не узнал о ремесле фигляра.

— Будешь следить за моим мешком, — отозвался шут, берясь за ручку двери.

Авти не ошибся. Просторный зал оказался полон народа, а на небольшой площадке около очага надрывался бродячий сказитель, исполняя одну из песен «Сказания об Исходе».

Слушатели рассеянно внимали рассказу о том, как бежавшие от Хаоса люди пришли на Полуостров.

— А, очень, очень кстати… — Подскочивший хозяин, толстый, как копна сена, поглядел на Авти со странной смесью брезгливости и радушия, Хорсту же достался несколько удивленный взгляд. — Лорант давно устал, пора его сменить…

— Вот мы и сменим, — Авти нагло улыбнулся. Сказитель с облегчением замолк и, вытерев потное лицо, удалился. Появление на его месте шута встретили дружным ревом и гоготом. Судя по блестящим глазам и раскрасневшимся рожам, собравшиеся были готовы для увеселений.

— Приступим, — шепнул Авти. Шут встряхнул колпаком, на кончике которого чуть слышно звякнул бубенец, и в его руках появились кинжалы.

Они порхали из ладони в ладонь, крутились и вертелись, точно живые, вспыхивали на мгновение, отражая пламя очага, танцевали на предплечьях, и только Хорст видел, как на коже Авти возникают новые и новые порезы, как багровый потек расползается по одному из рукавов.

Чем хорош яркий наряд шута — на нем не видно крови.

После кинжалов настал черед непристойных песен, хождения на руках и коронного номера с кувшином. Принимая от хозяина наполненную до верха посудину, шут зло прошипел:

— Тяжелый, Хаос его задери!..

И когда кувшин, вмещающий не меньше двух мер, с грохотом разбился о его макушку, Авти не позволял себе даже поморщиться, хотя струйки воды, сбегающие по волосам, порозовели.

— Гоп! Гоп! Гоп-ля-ля! — заорал он истошно, как петух на рассвете. — Умереть бы, веселя! Кто же денег пожалеет, тот себе беду нагреет!

И Хорст, приняв от «учителя» колпак, отправился в обход толпы. В шапку сыпались в основном мелкие монеты, хотя изредка попадались и золотые фарии, а один раз проскользнула здоровенная шестиугольная сотня имперской чеканки. Хорст изумленно вскинул глаза. Чернобородый купчина залихватски подмигнул ему и улыбнулся.

— Заработали честно, — сказал он. — Гуляйте!

На сотню можно было гулять не один день, а целую неделю!

— Отлично, — прохрипел Авти. когда «ученик» притащил добычу, — самое время подкрепиться…

На лысине фигляра после выступления осталась кровоточащая ссадина, руки покрывали свежие порезы, а сам он выглядел так, словно целый день таскал тяжеленные бревна — под глазами набрякли мешки, лицо заострилось.

Довольный выручкой хозяин усадил их за маленький столик в углу. Шут плотоядно улыбнулся подошедшей служанке, низкий вырез ее платья не скрывал тугих, сочных грудей.

— Где тебя можно встретить, милая?

— На кухне, — отозвалась служанка, споро выставляя на стол миски и кружки.

— А после работы?

— Там же! — И девица, блеснув зелеными глазищами, удалилась.

— Ух ты, строптивая! — усмехнулся шут. — Ну я еще доберусь до ее титек…

— Ты всегда так работаешь? — спросил Хорст. — Себя не щадишь?

— Всегда, — Авти устало улыбнулся, — иначе нельзя… для других это потеха, а для меня — дело жизни и смерти, даже больше, чем просто жизни и смерти.

— И мне так придется, если я останусь у тебя в учениках? — Хорст думал пошутить, но собеседник не принял веселого тона.

— У тех, кто состоит в нашем братстве, не бывает учеников, — ответил Авти предельно серьезно, — и ты никогда не сможешь стать настоящим шутом…

— Почему?

— Долго объяснять, — Авти отмахнулся, — но дело тут не в том, что ты плох. Давай лучше есть, а то остынет…

Обгладывая бараньи ребрышки, Хорст задумался над словами спутника. На самом деле, он ни разу не видел молодого паяца. Все они были старыми, если не сказать дряхлыми. Но откуда тогда берутся новые?

Одного кувшина пива Авти показалось мало, и он потребовал второй. Когда его принесли, то шут попытался ущипнуть служанку. Девушка ловко шлепнула его по руке.

— Ничего, я доберусь до тебя… — повторил Авти, и улыбка его показалась Хорсту зловещей.

— Ну что, пора бы озаботиться ночлегом, — сказал бывший сапожник, следивший за тем, как местные гуляки, раскачиваясь и гогоча, покидают помещение, а гости пробираются к лестнице, ведущей наверх, к комнатам.

— Не уверен, что мы останемся тут, — загадочно ухмыльнулся Авти. Глаза его не отрывались от служанки, которая убирала со столов, и в каждом зрачке полыхал крохотный багровый огонечек.

Это мало походило на отражение догорающих в очаге поленьев.

Хорст ощутил, как по спине расползается холодок.

— Что ты задумал?

— Потискать эту девицу и перепихнуться с ней, — отозвался Авти, облизывая губы, — уж больно она мне глянулась…

— Ты спятил? Нас поколотят!

— Она и не пикнет! — Шут оскалил в усмешке немногие уцелевшие зубы, гнилые, как старые доски. — А мы сделаем дело и уйдем. А завтра на ее жалобы никто не обратит внимания — наверняка эту шлюшку время от времени подкладывают в койку богатым постояльцам.

Хорст с ужасом уставился на того, с кем путешествовал не первый день. Авти спас ему жизнь, помогал и учил, но что он за человек, бывший сапожник так и не смог разобраться. Временами Болван выказывал странную для бродячего фигляра осведомленность и казался чуть ли не мудрецом, а иногда превращался в гнусное порочное чудовище…

Как сейчас.

С постоялого двора они ушли последними. Хозяин приветливо улыбнулся и закрыл дверь. Хорст услышал, как за спиной прогрохотал запираемый засов.

— Иди за мной, — шепнул Авти, воровато оглядевшись, после чего шмыгнул за угол. Хорст, чувствуя, как колотится сердце, последовал за ним.

Тут имелась дверь, ведущая, скорее всего, на кухню, а к забору лепились сараи. Между ними и помойной ямой, откуда несло вонью, густо разрослись кусты.

— Вот тут мы и засядем, — кровожадно облизнувшись, заявил шут. — Рано или поздно она выйдет, и тогда…

— А может, ну ее? Пойдем! — сказал Хорст. — Ты уж старый, зачем тебе эта девка?

— Старый, да удалый! — Глаза Авти сверкнули в полутьме. — Хоть и в годах, а почесать конец охота…

Отговорить приятеля не удалось, и Хорст, дергаясь при каждом шорохе, сидел рядом с ним. Постепенно темнело, сквозь несущиеся по небу облака проглянули звезды, взбирался на косогор неба месяц.

Служанка появилась, когда Хорст уже задремал. Авти рядом с ним вдруг дернулся, зашуршали раздвигаемые кусты. Шут нагнал девицу одним длинным кошачьим прыжком, ухватил рукой за талию, другой зажал рот.

— Молчи, сука! — Свистящий шепот прорезал ночную мглу. — Заорешь — убыо!

Девушка вздрогнула, судя по сдавленным хрипам, попыталась вырваться, но Авти держал ее крепко. Сил у него, несмотря на малый рост и видимую дряхлость, хватило бы на пятерых.

— Сторожи, — велел шут, уволакивая трепыхающуюся жертву за кусты, — кто пойдет — свистнешь…

Раздался треск разрываемой одежды, а потом утробное сладострастное сопение.

Хорст сидел ни жив ни мертв, его все сильнее охватывало чувство гадливости, словно он измазался в навозе или проглотил какую-то пакость. Хотелось сбежать куда-нибудь подальше, чтобы не слышать доносящихся от самого забора ритмичных звуков.

На ночь остановились на берегу неширокой речушки. Вода в ней была удивительно прозрачной. В последних лучах заходящего светила Хорст разглядел ленты водорослей, мечущихся среди них рыбок, похожих на ожившие капли серебра.

Потом стало не до любования красотами. Авти затеял то, что скромно называл «уроком». Хорст битый час скакал с мечом в руке, уклоняясь и атакуя, а наставник в костюме паяца знай себе покрикивал на ученика, не забывая больно его наказывать за каждый промах.

Судя по умению владеть оружием, Болван не всегда был шутом.

К окончанию урока Хорст дышал как загнанный конь, а рубаху и штаны можно было выжимать.

— Сегодня двигался ничего, — сказал Авти, убирая кинжал. — От пары безруких инвалидов ты бы отбился…

— Вот всегда ты язвишь, — Хорст со стоном размял уставшее запястье, — нет бы ободрить…

— Не мое это дело — ободрять, — шут зевнул, потянулся так, что захрустели суставы, — спать пора!

Хорст не успел умыться, как Авти растянулся около прогоревшего костра и принялся негромко похрапывать. Бывший сапожник помолился и лег с другой стороны от огня. Но сон не шел, будто его отпугивала ломота в мышцах.

Хорст бездумно смотрел вверх, глядя, как ползет по небосклону луна. Когда прозвучал первый крик, он испуганно подскочил и ухватился за рукоять лежащего рядом клинка.

— Что? Где?

— Ааааа! — Истошный, хриплый вопль раздался от того места, где расположился Авти. — Ааааааа!

— Что такое, во имя Владыки-Порядка? — Хорст спешно бросил в костер охапку хвороста и обомлел. Пламя с треском поднялось, осветив лежащего на спине шута. Глаза у него были закрыты, а на коже, кажущейся желтой, выступили крупные капли пота.

Внешне Авти не изменился. Но не успел Хорст опомниться, как тело шута скрутила жестокая судорога, бородатое лицо задергалось, а изо рта вырвался полный боли крик.

— Ааааа!

Так мог орать истязаемый, но никак не мирно спящий!

Хорст спешно подскочил к Авти, схватил за плечи и встряхнул. Голова шута мотнулась, но глаза на искаженном лице так и не открылись.

— Проснись! Проснись! — Удары по щекам тоже не подействовали. Авти, судя по всему, пребывал во власти кошмара, что-то неведомое, незримое не желало отпускать жертву. — Что делать, помилуй меня Владыка-Порядок?

Хорст беспомощно огляделся. Взгляд упал на флягу, в которой они таскали воду. Подхватив ее, бывший сапожник метнулся к журчащей во мраке реке. Спешно наполнил посудину и побежал назад к Авти, который принялся ритмично стонать.

От выплеснутой в лицо холодной воды шут вздрогнул, рывком отшвырнул одеяло и сел. Широко распахнувшиеся глаза фигляра казались окошками, за которыми зияла бездна ужаса.

— Что? — дребезжащий голос звучал непривычно низко, почти басом. — Где я? Что происходит?

— Ты кричал, — сказал Хорст, откладывая флягу. — Орал, как будто тебя режут…

— Правда? — Авти с трудом, кряхтя, кое-как встал. Руки его тряслись, точно с похмелья, а ноги подгибались.

— Страшный сон приснился? — предположил Хорст.

— Сон? — Шут на мгновение задумался. — Да, трахнутый Хаосом сон… да, да…

Он добрался до реки и некоторое время шумно плескался, будто медведь, ловящий рыбу. Когда шут вернулся, то выглядел почти обычно, только глаза у него были непривычно потухшие, мрачные.

— Со мной такое бывает, — сказал Авти, усаживаясь, — в следующий раз не обращай внимания. ЭТО должно пройти само. Вот ты сегодня прервал… сон, и, когда я усну, он вернется вновь. Понял?

— Да, — Хорст кивнул. — Может быть, тебе нужен лекарь? Или служитель Порядка?

— Ты еще предложи к магу обратиться, — невесело усмехнулся Авти, — нет, с ЭТИМ мне никто не поможет… так надо… Вот завтра поработаем, и все будет в порядке…

Два дня, прошедших после того, как Авти изнасиловал служанку, они только убегали. Слух о случившемся непостижимо быстро разнесся по окрестностям, и, сунувшись в следующую по дороге деревню, шут с «учеником» едва унесли ноги от разъяренных мужиков.

После этого старались держаться подальше от людей и дорог, пробирались по глухим тропам. Авти весело насвистывал и не казался обеспокоенным.

— Да будет с нами сила Владыки-Порядка, — пробормотал Хорст, вновь укладываясь спать, и осенил себя знаком Куба.

Пробудившись вскоре от диких воплей, он лежал не шевелясь и думал о том, что приступы Авти так же мало похожи на обычный кошмар, как и на угрызения внезапно проснувшейся совести.

— Хоп! Хоп! Получишь в лоб! — Дребезжащий голос Авти звучал, по мнению Хорста, так же весело, как карканье ворона, усевшегося на трупе, но зрители просто разрывались от хохота.

Шут ходил колесом, кувыркался, а потом засунул в рот горящий факел, а когда вытащил, тот запылал пуще прежнего. От «ученика», как обычно, требовалось немногое — быть на подхвате, а после завершения представления с колпаком в руке обойти зрителей.

Хорст собственные обязанности изучил хорошо и сейчас просто ждал.

Надув щеки и выпучив глаза, Авти изобразил жадного теарха, вымогающего у прихожан деньги. Смех стал несколько напряженным, и немало взглядов было брошено на расположившегося в углу пожилого служителя. Но тот оставался спокоен, и только слабая улыбка блуждала по его губам.

— Иди собирай деньги. — Тяжело дышащий Авти появился рядом с «учеником».

Хорст отправился в обход. В шапку сыпали охотно, служитель кинул гость серебра и благосклонно улыбнулся, а сидящие за большим столом купцы встретили бывшего сапожника дружным ревом:

— Молодцы!..

— Где твой старший?.. Тащи сюда!..

— Напоим и накормим!..

Упускать такой случай было бы глупо, и вскоре Хорст и Авти сидели на длинной лавке, зажатые между могучими купеческими тушами, а воздух дрожал от громогласных тостов.

— Чтоб нам всегда было весело так же, как сегодня!..

— Пусть нам улыбается удача!..

— Да сгинут разбойники!..

Пиво обильно лилось на пол, столешницу и одежду гуляк, глаза у всех были осоловелые, дикие.

— Куда идете, ребята? — Сосед Авти, толстый, как откормленный боров, был не прочь пообщаться.

— В Вестарон, — ответил шут.

— Ага, — купец глубокомысленно огладил бороду, — почему бы вам не поехать с нами? Место на телегах найдем. Чего ноги портить?

— Соглашайся, во имя Владыки-Порядка, — шепнул «учителю» Хорст.

— Не нравится мне это, — неожиданно угрюмо пробормотал Авти, но к купцу повернулся с любезной улыбкой: — Благодарю за предложение. Рады будем путешествовать вместе с вами!

— Вот и отлично! — Толстый купец осклабился и с такой силой хлопнул шута по плечу, что едва не сбросил того с лавки. — Вряд ли мы завтра выедем рано, но к полудню, думаю, соберемся…

Гулянка продолжалась. Кое-кто успел свалиться под стол, другие на заплетающихся ногах уползли наверх, в комнаты, но самые стойкие пока держались. Орали песни, клялись друг другу в вечной любви, колотили по столу тяжелыми кулаками. Доски жалобно трещали.

— Надо сматываться, — проворчал Авти, когда между двумя купцами возник жаркий, но совершенно невнятный спор, — а то они сейчас драться начнут…

Никто не заметил, как они ушли. Поднимаясь по лестнице, Хорст слышал за спиной надсадные вопли и глухие удары, словно кто-то избивал ком теста.

— А этот толстый не забудет, что обещал нас с собой взять? — поинтересовался Хорст, открывая дверь отведенной для них комнаты.

— Не забудет, — Авти загадочно ухмыльнулся и, вытащив из кармана плотно набитый кошелек, подбросил его в ладони, — а если чего, то мы с помощью этой штучки ему напомним…

— Ты что, украл? — Хорст удивленно заморгал.

— Нет, он мне сам отдал! — Шут растянул рот от уха до уха и высунул длинный язык. — На время!

— Ты рехнулся! Да если это вскроется, нам не поздоровится! Ведь могут не только поколотить, но и прикончить!

— Тише, не ори, — Авти поморщился, — еще не хватало, чтобы в соседних комнатах узнали о моих «подвигах». Завтра я верну кошель этому растеряхе и скажу, что он его выронил. Устраивает тебя такой трахнутый Хаосом вариант?

— Да. Но тогда непонятно, зачем ты крал?

— Потому что так надо, — фигляр посерьезнел. — Думаешь, мне доставляет удовольствие напиваться, лгать, воровать, насиловать?

— Ну, когда ты волок ту девицу в кусты, я не видел на твоем лице отвращения, — откровенно заметил Хорст, — да и пиво с медовухой в тебя словно сами затекают.

— На самом деле я сам себе противен. — Авти сгорбился, возраст, который до сих пор было трудно заметить за бодростью и показной бравадой, проявил себя во всей «красе». Хорсту вдруг почудилось, что рядом с ним сидит труп — высохшая кожа, бесцветные волосы, темные провалы на месте глаз, — но я должен время от времени совершать эти… поступки, так же как и работать. Иначе все будет очень скверно…

— Для кого?

— И для меня, и окружающих… — Шут встряхнулся, как вышедшая из воды собака, голос его вновь стал жизнерадостным и ехидным. — Наболтал я тут тебе всякой ерунды! Спать пора!

Поняв, что Авти ничего больше не скажет, Хорст помолился и лег. Фигляр долго что-то бормотал себе под нос, ворочался, но потом угомонился. В наступившей тишине стало слышно, что пьянка внизу еще не закончилась. Судя по воплям, там пересчитывали друг другу зубы.

Путешествие с купеческим обозом оказалось еще более медленным, чем пешее, но зато куда менее утомительным. Телеги, запряженные могучими тяжеловозами, неторопливо катили по дороге. Из-под колес взвивалась пыль, солнце палило с неба, а из травы доносилось яростное стрекотание кузнечиков.

Хорст лежал на мешках с чем-то мягким и вслушивался в ленивую перебранку Авти с возницей. Спорили они без души, больше для развлечения, и предмет для разногласий выбрали исключительно важный — женщин.

— Все они, бабы, только и ждут, когда ты к ним под юбку полезешь! — доказывал шут. — Спят и видят!

— Как же! — не соглашался возница, дородный мужик с хитрым взглядом. — Попробуй-ка залезь под юбку к ясене нашего хозяина, а я посмотрю, как она тебя скалкой отделает!

Старший обоза, тот самый толстый купец, ехал на лошади впереди телег. Свершившееся утром возвращение кошелька он воспринял с нескрываемой радостью, а подозрения одного из подручных, что фигляр сам и стащил деньги, отверг сразу.

— Хоть бы облаков нагнало, что ли, — пробормотал Хорст, созерцая пышущее жаром небо.

Чем ближе был Вестарон, тем сильнее бывшего сапожника терзало беспокойство. В столице княжества его ждал маг, грозный и непредсказуемый господин.

Явление посыльного, не выполнившего поручение, да еще и потерявшего лошадь, вряд ли обрадует чародея. Хорст не без оснований полагал, что Витальф Вестаронский разгневается и уж точно не отпустит его на свободу. Скорее, накажет каким-нибудь жутким образом…

В голове вертелось одно: пора уносить ноги. Амулет не защитил хозяина от нападения благородных из Чистой Лиги и, судя по этому, растерял силу. Хорст не пробовал его снять из боязни да еще из-за того, что привык к болтающейся на шее побрякушке и большую часть времени не замечал ее.

Окончательно решился к вечеру. Ночь — лучшее время, чтобы улизнуть. Никто не станет задавать вопросов, куда отправляется ученик шута. И с самим Авти не придется прощаться. Тот сделал для Хорста много, но одновременно с благодарностью и даже восхищением вызывал ужас и омерзение.

Раньше Хорст не думал, что можно испытывать столь противоречивые чувства к одному человеку.

— Становись!

Зычный голос толстого купца донесся от головы обоза, когда солнце коснулось боком верхушек деревьев, а небо приобрело желтоватый вечерний оттенок. На юге, окутывая вершины гор, клубились темные облака, доносилось приглушенное громыхание.

— Эх, дождя бы, — пробормотал Хорст, сползая с телеги. За день отлежал все бока, а задница ныла не хуже, чем после скачки верхом.

На ночлег в этот раз встали прямо в лесу, на вытоптанной прогалине у реки. Купцы уселись в кружок на берегу, с хлопком вышибли донышко у бочонка с пивом. Авти отправился их развлекать, а Хорст вместе с возницами натаскал хвороста, помог развести костер и принялся ждать ужина.

Он хорошо помнил, что ходом ранее обоз миновал развилку. Менее торная дорога вела на север. Если дойти туда и свернуть, то недели через три, если Владыка-Порядок сохранит от разбойников и наемников, можно добраться до родного Линорана.

Или, может, снова отправиться бродяжничать в поисках пристанища, где удастся благополучно перезимовать? В мешке дожидались своего времени инструменты, а руки Хорста давно соскучились по любимой работе. После ужина и вечерней молитвы он лег на самом краю походного лагеря, вокруг которого возницы расставили телеги. Ближние подступы охраняли дозорные, но Хорст надеялся проскользнуть мимо них незамеченным.

Он дождался момента, когда лагерь затих, и только негромкое клокотание воды и свист ветра в вышине нарушали тишину. По небу ползли тучи, которые скрыли звезды и погрузили землю во мрак.

Тускло светились багровые угли в прогоревшем костре.

Хорст поднялся и осторожно, крадучись, двинулся к ближайшему проходу между телегами. Проскользнул наружу и замер, стараясь на слух определить, где расположился ближайший дозорный.

Сделать это оказалось несложно — из тьмы донеслось бульканье, сменившееся довольным кряхтением. Бравый воин делал все, чтобы не заскучать во время ночной стражи.

Хорст опустился на четвереньки и пополз в противоположную сторону. Рискнул распрямиться, только когда над головой зашелестели листья, и едва не вытер лицо о шершавый ствол.

В лесу его окутал кромешный мрак, идти приходилось медленно, нащупывая путь. Хорст обошел лагерь по дуге и выбрался на дорогу. Оглянулся последний раз, вздохнул с облегчением и зашагал на восток.

Прочь от Вестарона и тамошнего мага. К свободе..

Он не успел пройти и хода, как от земли стал подниматься туман. Сначала Хорст не обратил на него внимания, но когда белая дымка достигла уровня головы и принялась густеть, забеспокоился.

Белесые клубы плыли совершенно бесшумно, в них чудилось какое-то движение, вдали мелькали голубоватые и зеленые огоньки. Туман взвивался все выше, звезды потихоньку гасли, заслоняемые струящейся белизной.

Исчез ветер, стихло гулкое совиное уханье. Хорст видел только дорогу и обочины, а слышал лишь судорожные удары собственного сердца.

— Это самый обычный туман, — пробормотал он, больше всего на свете боясь услышать зловещий шелест сыплющегося песка, — ничего страшного… такое бывает…

Шаги гулко отдавались в сгустившейся тишине, Хорст, сцепив зубы, упрямо двигался вперед, а когда туман начал потихоньку рассеиваться, облегченно вздохнул. Вытер пот с взмокшего лба и остановился, точно налетев на стену.

Не далее как в полусотне шагов виднелись стоящие кругом телеги, а чуть дальше журчала река.

— Как так? — растерянно спросил Хорст. — Это я что, заблудился?..

Сомнений не оставалось — он вернулся к лагерю, который покинул не так давно.

Вспомнилась кухня в доме на центральной площади Вестарона, коридор, из которого невозможно было выйти и который странным образом был закольцован.

— Нет! — Хорст осенил себя знаком Куба. — Я просто заблудился в этом проклятом тумане! Надо попробовать еще раз!

Он развернулся и вновь затопал туда, где через тучи, похожие на закинутые в небеса дырявые одеяла, пробивалось серебристое марево поднимающейся луны.

Туман, последние клочья которого вроде бы растворялись в прохладном воздухе, вновь заклубился вокруг. Неторопливо и бесшумно он окружил Хорста, словно заключил его в сферу из матовой белизны.

— Владыка-Порядок! — только и смог пробормотать Хорст, обнаружив, что вновь приближается к спящему обозу. — Не может быть!

Сомнений не оставалось — по дороге ему не уйти.

Страх заставлял сердце болезненно сжиматься и подсказывал легкий выход — вернуться в лагерь, отказаться от попытки бегства. Настойчиво намекал на то, что вслед за безобидной дымкой явятся настоящие ужасы. Но в этот раз Хорст решил не поддаваться собственной трусости.

Он пробормотал молитву Порядочному Хенфти, покровителю Линорана, свернул с дороги и затопал прочь от тракта, прямо на север.

Протиснулся через густые заросли орешника и зашагал между деревьев. Туман появился почти сразу.

— Врешь, не одолеешь! — прохрипел Хорст. Он отчаянно ломился сквозь лес, надеясь уйти подальше от повозок до того мгновения, когда туман начнет заворачивать его обратно.

Вытащил из-за ворота давно не появлявшийся на свет знак мага. Голова рыси была теплой, как полежавший на солнце камень, а глаза ее горели двумя крошечными огоньками…

Хорст рванул цепочку, надеясь сорвать проклятый амулет, но тот будто прирос к коже. Дернул еще раз и вскрикнул от боли, стегнувшей по спине. Ощущение было такое, словно пытался выдернуть наружу собственный хребет!

— Я не сдамся, во имя Владыки-Порядка! — пробормотал он. — Уйду, уйду…

Голова закружилась, по телу стремительно растекалась слабость. Чтобы не упасть, Хорст остановился и оперся руками о ближайшее дерево. Но внезапно ствол зашевелился, а под пальцами оказалась не кора, а покрытая слизью холодная чешуя. Бывшему сапожнику стоило невероятных усилий заглушить крик, рвавшийся из горла.

Хорст попытался отшатнуться, но превратившиеся в щупальца ветви ухватили его и потянули к открывшейся в «стволе» широкой пасти, из которой веяло зловонием выгребной ямы…

— Нет! Нет! — как он вытащил меч, сам не понял, но руки все сделали очень умело. Клинок вонзился в чешуйчатое тело, и по ушам ударило злобное шипение.

Стоящее перед ним дерево выглядело вполне обычно, а меч углубился в ствол на добрую ладонь. Хорст судорожно сглотнул и вытащил клинок.

Туман так же клубился вокруг, но ничего опасного в себе не таил. Неужели он сумел победить морок, одолел силу проклятого амулета?

Сделал шаг и ощутил, что проваливается…

Земля под ногами превратилась в нечто вязкое и непередаваемо вонючее. Хорст дернулся, пытаясь вырваться, ощутил, как погружается глубже, как по бедрам ползет вверх липкая грязь.

И в этот момент ему на плечо опустилась чья-то рука.