Пять с половиной подвигов

Дмитрий Золов, 2020

Кто в доспехах – тот и рыцарь. В этом убеждается сапожник-неумеха Вегрик по прозвищу Два Гвоздя, случайно примерив необычный шлем. Отныне ему предстоит распрощаться с размеренной жизнью и вступить в борьбу с порождениями зла. Сможет ли неудачник оправдать гордое звание рыцаря, или же никакие блестящие латы не способны сделать из простофили героя? Это станет известно в конце пути, полного забавных и волнующих приключений.

Глава 4. Котовник

Остановились они лишь под утро. Корпус поставил на землю мальчика и Уховёрта. Старик долго кряхтел, тёр помятые бока.

— Чего ты так нёсся?! — ворчал он. — Мог и помедленнее — всё равно б нас не догнали. И зачем ты развалил эту несчастную башню? Ведь люди старались, строили!

— Почему это я её развалил?! — возмутился Вегрик. — Она сама рухнула!

— Сама или не сама, а только в город теперь нам путь заказан.

— Больно он нужен, этот город!

— Город, может быть, и не нужен. А вот деньги, которые остались в гостинице, — очень бы не помешали. Да и тачка хорошая была, почти новая. Я ведь её у булочника одолжил под залог своего честного слова. А как теперь отдавать?

— Ты что, старый пень, бросил все деньги в номере?! — опешил Вегрик.

— Во-первых, не все. У меня есть десять пфеннигов госпожи Афафаль, чтоб этой сквалыге уши заложило! Во-вторых, не бросил, а оставил на сохранение. А в-третьих, кто ж берёт с собой золото, когда отправляется ночью башни разламывать!

— И что нам делать с твоими десятью пфеннигами! Ведь раз в жизни такая удача привалила, такое богатство, и всё коту под хвост!

— Ничего страшного, — спокойно сказал Утопий. — Доберёмся до какого-нибудь города, и я напишу хозяину гостиницы, чтобы он нам выслал деньги.

— Ага! Вышлют тебе! Как же! — горько засмеялся Вегрик. — Держи карман шире! Он сейчас, небось, на это золото участок под новую гостиницу покупает! Ладно. Не жили богато, так и начинать не будем. Куда мы забрались-то, можешь сказать?

Уховёрт задумался.

— Значит, так, — рассуждал старик. — Бежали мы на север — это я по звёздам заметил. Выходит, вон там вдалеке — Орские горы. А восточнее — река Пина. Получается, мы во владениях герцога Пшильского, где-то на самой границе.

— И откуда ж ты всё это знаешь? — ехидно спросил сапожник.

— В юности мне пришлось постранствовать. Я и в Пшиле был, и за Орскими горами, и много где ещё. Если на месте сидишь, по-настоящему мастерству чистильщика ушей не выучишься.

— Я есть хочу, — сказал мальчик.

— Тебя ещё тут не хватало! — разозлился Вегрик. — Ну-ка, иди домой!

— Куда ж он пойдёт? — с укоризной покачал головой Утопий. — Мы от Вилира миль сто, наверное, отмахали. Да и нет у него теперь дома. Мать-то мальчика продала.

Вегрик умолк. Вспомнилось, как и его таким вот сопляком отдали в подмастерья к сапожнику, и с тех пор родных он не видел. А в подмастерьях житьё не сахар. И розгами там попадало, и палкой, да и просто ногой или кулаком. От таких воспоминаний подступила слеза. Вегрик отвернулся, чтобы никто её не заметил.

— Так что же, будем теперь его за собой таскать?

— Не обязательно, — ответил Уховёрт. — Мир не без добрых людей. Может быть, и пристроим куда сироту.

— Есть хочу, — повторил мальчик.

— Тебя звать-то как? — спросил Вегрик.

— Пуп, — сказал паренёк.

— Что ж это за имя такое?

— Вот такое. Пуп — и всё тут. Только я есть хочу.

— Да я и сам бы пожрал с удовольствием, — заметил сапожник. — Но еды нет. Вот солнце поднимется, найдём деревню, может, и разживёмся чем-нибудь. А пока вздремнуть бы часок-другой.

Вегрик, не снимая доспехов, улёгся на землю. Уховёрт и Пуп последовали его примеру. Мальчик при этом шептал что-то.

— Чего ты там бормочешь? — спросил сапожник.

— Молитву. Если еды нет, надо у Боженьки попросить, и он пришлёт. Так мамка говорила.

— Ну, помолись, помолись, — ласково сказал Утопий.

***

Поспав немного, они тронулись в путь.

— Есть хочу, есть хочу, — гнусил Пуп, чем очень раздражал Вегрика.

— Да заткнись ты уже! — прикрикнул сапожник, но потом смягчился. Больно уж жалким и тощим выглядел мальчишка. — Немного потерпеть ты можешь?

— Могу, — кивнул Пуп и умолк.

Они добрались до реки. Утопий решил вымыть мальчика. Очень уж скверно от того пахло. Пуп нипочём не хотел идти в воду, выворачивался и яростно брыкался. Чтобы его помыть, пришлось применить силу Корпуса.

На берегу показалось небольшое селение, обнесённое каменной стеной. Было решено, что туда Уховёрт отправится один, а Вегрик пока подождёт у ближайшего леска. Вид человека в доспехах обычно пугал крестьян.

— И Пупа с собой прихвати! — сказал сапожник, располагаясь в теньке. — Может там его заодно и пристроишь.

Вскоре старик и мальчик вернулись. Пуп крепко держал половину ржаной ковриги и жадно откусывал от неё. При этом всё лицо у него было испачкано слюнявыми крошками. Этот мальчишка ухитрялся перемазаться даже хлебом.

Уховёрт протянул Вегрику краюху и пару луковиц. Сапожник тут же принялся за еду.

— Это не деревня, — доложил старик, — а монастырь.

— Здорово! — кивнул Вегрик. — Там и оставим парня! Он как раз любит молиться.

— Не выйдет. Монастырь женский. Монашки сказали, что в двадцати милях отсюда есть и мужской, да только туда Пупа тоже не примут, потому что он не зарегистрированный. Полгода назад у герцога сын пропал примерно такого же возраста. После этого издали указ, чтобы всех мальчиков доставлять в Пшиль для осмотра и регистрации — вдруг найдётся наследник. А тем, кто ослушается, — большой штраф.

— Что же, из-за этого проглота до самого Пшиля тащиться?!

— Почему бы и нет? Пшиль как раз на севере. Туда тебе знахарка велела идти. Да и не далеко до него. Миль сорок — не больше.

— На север! — фыркнул Вегрик. — Может, мы и прошли уже того врачевателя. Никто ж не знает, как далеко он живёт. Надо было людей спрашивать по дороге.

— Сначала-то некогда было спрашивать, — резонно заметил Утопий, — а тут, в монастыре, я спросил. У них хорошая травница. Все лекарства знает наперечёт. Но средство от укуса оборотня ей не известно.

— Надеюсь, ты не сказал, что лекарство для меня нужно! — заволновался Вегрик. — А то сейчас весь монастырь с кольями сбежится оборотня бить.

— Нет, конечно, — успокоил его старик. — Я будто бы просто из любопытства спросил. В общем, надо дальше идти. Вот только на десяти пфеннигах мы весь путь не протянем. Хорошо бы на работу какую-нибудь подрядиться. В женском монастыре для мужчин, конечно, не найдётся дела. Но тут неподалеку есть деревня. Может, там чего раздобудем.

— Ладно. Пошли уже! — скомандовал Вегрик и с хрустом укусил луковицу. — На север — так на север.

***

Деревню они отыскали быстро. Утопий отправился на разведку, вскоре вернулся и сообщил, что нашёл отличный подряд на чистку свинарника за пять пфеннигов.

— Тебе в волшебных латах это раз плюнуть! — уверил старик.

— Не рыцарское дело — чистить свинарники! — заявил Вегрик.

— Ох ты, Боже мой! Давно ль ты рыцарем стал?!

— Кто в доспехах — тот и рыцарь!

После непродолжительного спора сапожнику удалось-таки убедить Утопия, что латник, убирающий за свиньями, вызвал бы подозрение.

— Раз ты насчёт работы договорился, так поди и сделай её! — сказал Вегрик.

Пуп в это время бегал по травке, ловил кузнечиков.

— Хорошо, — поморщившись, согласился Утопий. — Тогда ты займёшься мальчиком. Поблизости живёт сердобольная женщина — она принимает сироток. Вот и отведи к ней Пупа!

Вегрик взглянул на мальчишку. Тот доставал из кулака кузнечиков, клал их в рот и жевал вместе с брюшком и крыльями. Пуп улыбнулся, заметив его взгляд:

— Мне в той каменной дырке вкусные пироги давали! И кузнечики тоже вкусные!

Сапожник помотал головой. Сам-то он в детстве с голодухи тоже кузнечиков ел, но только ножки, и обжаривал их сперва. А этот малец определённо вызывал у него отвращение пополам с жалостью.

— Ладно, — кивнул Вегрик. — Отведу. Что мне, трудно, что ли?! Куда вести-то?

Утопий указал на восток от деревни:

— По той дороге через лес.

***

— Когда придём, ты первым делом поздоровайся с доброй тётей и поклонись, — учил Вегрик Пупа. — Если будешь вести себя хорошо, она станет тебе мамой.

— А мамка кем тогда станет? — спросил мальчик.

— Никем не станет.

— А сестрёнка?

— Сестрёнка так и будет сестрёнкой. Когда подрастёшь, отыщешь её.

— А братишки?

— И братишки тоже останутся. Тебе только надо будет их потом разыскать.

— А дядя Какан?

— Чёрт его знает, кем станет твой дядя Какан!

— А угольщик Руй? Кем он станет?

— Бургомистром!

— А я? Кем стану я?

— Свиньёй шелудивой! — вскипел Вегрик, которому порядком надоели эти дурацкие вопросы. — Иди-ка ты молча! И помни, что я сказал: первым делом поздоровайся и поклонись!

— Есть хочу, — вздохнул Пуп.

Эти слова до того надоели сапожнику, что он хотел уже дать парню подзатыльник, но Корпус остановил его руку.

«Что же ты делаешь, брат?! — проговорил шлем. — Разве можно обижать сироту?!»

Вегрик вспомнил, сколько затрещин самому доставалось в детстве, и ему стало стыдно. И правда, сирот обижать нельзя. Он поглядел на мальчишку с сочувствием. «До чего ж тощий! — подумал сапожник. — Такого-то и не возьмут, пожалуй, в приёмыши. Хорошо, хоть отмыли его».

***

Дом стоял на поляне посреди леса. Странное место для жилья. Ни полей рядом, ни огорода, ни хлева для скотины. И чем тут люди кормятся?

На крыльце лежал здоровенный рыжий кот размером чуть ли не с собаку. Увидав гостей, он поднялся, повёл прижатыми к голове ушами, проворно открыл дверь и скрылся в доме.

Вегрик замешкался. Рядом не было ни души. Вроде, дверь открыта, но разве прилично вот так в чужой дом входить?

— Эй, хозяева! Есть кто живой? — крикнул сапожник.

Тут же из дома вышла низенькая полная женщина в переднике.

— Господин рыцарь! Господин рыцарь! — заулыбалась она. — Чем обязана? Чем обязана?

Пуп согнулся пополам, будто его переломили, и пробормотал:

— Здрасьте, тётя.

— Ах, какой вежливый! — умилилась женщина. — И как же тебя зовут?

Мальчик выпрямился и вопросительно посмотрел на Вегрика.

— Пуп, — ответил за него сапожник. — Его зовут Пуп. Такое вот странное имя.

— Пупушка! — всплеснула руками хозяйка. — Какой же ты худенький! Какой бледненький!

Из лесу появилась пегая кошка с мышью в зубах. Она с подозрением покосилась на пришельцев, обошла их боком и шмыгнула в дом.

— Милостивая госпожа, — начал Вегрик. — Я, в общем-то, и хотел… то есть, пришёл. Ну, к вам. Чтобы спросить. То есть, попросить. Видите ли, этот мальчик. В общем, я тут совершаю всякие подвиги как странствующий рыцарь. И вот, я его, получается, спас. А в походе — там всякая эта рыцарская жизнь. Ну, вы понимаете. То есть, мне сопляка девать некуда. Люди говорят, вы берёте таких. Может, и этого приютите?

Сапожник подумал, что речь у него вышла не очень хорошо.

— Конечно-конечно! — ответила женщина, обнимая Пупа за плечи. — Ты ведь сиротка, да? Конечно, я тебя приючу! Как же иначе?! Ты голодный? Пойдём со мной — я тебя покормлю! — хозяйка обернулась к Вегрику. — Не беспокойтесь, господин рыцарь! Я постараюсь стать второй матерью для вашего малыша.

— Но это не мой малыш, — возразил сапожник. — Я просто спас его.

— Это не имеет значения, — с достоинством кивнула женщина и повела Пупа в дом.

Мальчик, услыхав про еду, с охотой пошёл за ней.

— Только он у нас не зарегистрированный, — сообщил Вегрик.

— Ничего. Я это улажу, — сказала женщина, закрывая за собой дверь.

«Ну вот, вроде бы, и сладилось всё, — подумал сапожник. — Хорошая дамочка. Добрая. Детишек любит. Может быть, она и меня накормила бы?» Однако Вегрик решил, что напрашиваться на обед было бы совсем уж нескромно. Он развернулся и зашагал обратно.

Проходя лесом, Вегрик почувствовал, что кто-то смотрит ему в затылок. Сталь шлема потеплела. Сапожник обернулся и увидел трёх котов, которые шли вслед за ним на некотором отдалении. Поймав его взгляд, коты отвели глаза, уселись и начали вылизываться, будто бы случайно оказались здесь по своим делам.

«Странные какие-то кошки», — подумал Вегрик и отправился дальше. То и дело он оборачивался и замечал, что коты не отстают. Исчезли они, лишь когда сапожник вышел из леса.

***

В условленном месте Вегрик долго ждал Утопия. Старик появился затемно. Весь измазанный в навозе, он с трудом переставлял ноги от усталости.

— Ну, и свинарник, скажу я тебе! — выдохнул Уховёрт, усаживаясь на землю. — Я таких свинарников давно не видел. Чуть ли не по колено дерьма! Еле-еле за сегодня половину вычистил. Как там мальчик?

— Пристроил! — улыбнулся Вегрик. — Хорошая тётка попалась. Даже такого паршивца приняла. Ну и воняет от тебя! Ты чего ж не вымылся?!

— Сил нет, — вздохнул Утопий. — А завтра надо ещё вторую половину вычищать. Может, подсобишь?

— Кажется, мы этот вопрос уже обсудили, — строго сказал Вегрик.

— Да уж, да уж, — закряхтел Уховёрт, укладываясь. — Знал я, что золото портит людей, так оказывается, железо портит их не хуже. Стоит только какому-то оборванцу нацепить доспехи, так он уж мнит себя бароном, а то и графом.

Брюзжание Утопия сапожника не задевало. Разве не он, Вегрик, рискуя жизнью, заработал целых пятьсот гульденов? Так надо ж было этому простофиле оставить их в гостинице! Вот пусть теперь и чистит свинарник, раз не смог деньги сберечь!

— А пожрать у нас нет ничего? — спросил Вегрик.

— Вон там, в мешке возьми, — показал Уховёрт. — Если ты, конечно, заслужил сегодня ужин.

«Вот козёл плюгавый! — подумал сапожник. — Заслужил? Я давно все свои ужины до самой смерти заслужил!» Однако ругаться со стариком он не стал. Не до того было. Вегрик покопался в мешке, отыскал помятую пареную репу, пару кусков хлеба и принялся с удовольствием их уплетать.

Утопий разлёгся на земле, подложил руки под голову и, кажется, собирался спать.

— А что там, много детишек живёт у этой женщины? — спросил он, позёвывая.

— Детишек? — прочавкал Вегрик. — Я ни одного не видел.

— Да ну?! — удивился Уховёрт. — В деревне говорили, она уже много ребят к себе забрала. И ты ни одного не видел?!

— Нет. Ни одного. Там вообще тихо. Кошки только бродят.

— Странно. Где дети — там, обычно, шум. Надо бы пойти да посмотреть, что это за женщина такая.

— Хочешь, так и посмотри, — сказал сапожник, облизывая пальцы. — Только на работу не опоздай.

— Вместе сходим, — решил Уховёрт.

***

У дома было безлюдно, а на крыльце лежал всё тот же рыжий кот. Завидев Вегрика и Утопия, он, как и вчера, быстро шмыгнул за дверь.

— Непохоже, чтобы здесь дети жили, — озабоченно проговорил Уховёрт. — Слишком уж тихо да аккуратно. А что, если эта женщина ими торгует?

— Глупости! Кто за них заплатит? — усмехнулся Вегрик.

— Чего? Ты мне в другое ухо говори! Этим я не слышу.

Сапожник обошёл старика слева и громко повторил свои слова.

— Мало ли кто. Люди всякие бывают, — серьёзно ответил Утопий. — Пойдём-ка в дом да посмотрим, как там наш Пуп поживает.

Не успели они подняться на крыльцо, как навстречу им вышла женщина в фартуке. На этот раз она не улыбалась и выглядела сердито.

— Здравствуйте, господа! Зачем пожаловали?

— Нам бы хотелось повидаться с мальчиком, которого привели вчера, — пояснил Уховёрт. — У нас для него гостинец.

— Мальчик спит, — ответила женщина. — Не стоит его будить. Давайте свой гостинец — я передам.

— Но нам хотелось бы взглянуть на него, — настаивал Утопий.

— Зачем же?

— Видите ли, мы отбываем в дальнее путешествие и, скорее всего, больше не увидим мальчика. Так позвольте посмотреть на него в последний раз! Пусть даже на спящего.

— В последний раз? — женщина задумалась, сложив руки на животе. — Что ж, если в последний раз, то можно. Пойдёмте за мной.

В доме едко пахло кошками. Женщина провела гостей коридором, открыла дверь. В маленькой комнатке Пуп сидел на кровати и с хлюпаньем ел из миски какую-то тюрю.

— Пупушка! Проснулся уже! Вот молодец! — ласкового заговорила женщина, потрепав мальчика по голове. — А вот дяди пришли в гости. Ну-ка, скажи им, что у тебя всё хорошо!

Мальчик на секунду оторвался от тарелки, обвёл Вегрика и Утопия безразличным взглядом и снова принялся за тюрю.

— Вот вы и посмотрели на него, — кивнула женщина. — А теперь давайте свой гостинец и ступайте.

Вегрик подумал, что дело как-то неловко обернулось. С пацаном вроде бы всё в порядке, а гостинца-то у них никакого нет. Уховёрт повёл носом, поморщился. Он подошёл к Пупу и выхватил у того плошку.

— Отдай! Отдай! — заверещал мальчик и бросился отнимать еду.

Утопий оттолкнул его, поднёс посудину к самому носу, принюхался, потом отхлебнул немного и тут же выплюнул.

— Это что же такое? — сурово спросил он. — Для чего ты мальца горечавкой кормишь?

— От глистов, — поспешила заявить женщина. — Если у него глисты, так чтоб других не заразил.

— От глистов можно было и чеснока дать, — сказал Утопий. — А что тут за молоко?

— Молоко — как молоко. Обычное.

— Не совсем обычное. По вкусу, вроде как, пёсье оно. Или кошачье, — наступал Утопий. — Да и с горечавкой ещё. Чем ты тут занимаешься?

— Твоё какое дело?! — взвилась женщина. — Шёл своей дорогой — вот и иди себе!

— Есть дело, раз спрашиваю.

— Отдай еду! Отдай! Её Боженька послал! — вопил Пуп.

Женщина вдруг ударила по дну плошки, которую держал Утопий. Тюря выплеснулась старику в лицо.

— Я тебе покажу — вдову обижать! Я тебе покажу! Ну-ка, кто здесь есть, быстрее ко мне! — закричала она.

Вегрик почувствовал, как латы его нагреваются. Он обернулся и увидел на пороге комнаты четырёх больших котов. Они крутили хвостами из стороны в сторону и смотрели недобро. Кошачьи морды появлялись в оконном проёме. Семь, двенадцать, тридцать. Считать их замучаешься! Кошки всё прибывали, забирались в комнату, зыркали злобно и подходили к Вегрику и Утопию.

— Это чужие! Чужие! — вопила женщина, указывая пальцем на товарищей. — Убейте их!

Кошки с шипением бросились в атаку. Корпус принял их когти на себя, расшвырял зверей по комнате, но они тут же напали снова.

— Держись! Я быстро! — крикнул Уховёрт и с разбега сиганул в окно.

Только его и видели.

«За что держаться? — подумал Вегрик, ошарашенно наблюдая, как кошки кидаются со всех сторон, а волшебные латы отбрасывают их прочь. — Надо бы пацана спасти».

Пуп тем временем встал на четвереньки и принялся вылизывать упавшую плошку.

Женщина в переднике вскочила на кровать, в исступлении подпрыгивала, размахивала руками и вопила:

— Так его! Так! Чужой! Чужой!

Позади Вегрик заметил сундук и поспешил затолкать туда Пупа. Так надёжнее будет. А то ещё заденут в драке. Захлопнув крышку, Вегрик вскочил на сундук и начал расшвыривать нападавших кошек ногами.

Но что-то странное было в этой драке. Сапожник знал, какова сила Корпуса. От его ударов крошились камни. Но кошек Корпус не бил по-настоящему, а только отбрасывал в сторону, будто боялся их покалечить.

«Ты чего халтуришь? — мысленно спросил Вегрик. — Давай уже разделаемся с тварями!»

«Это заблудшие души, которые ещё можно вернуть на истинный путь. Нельзя их губить», — ответил шлем.

«Какие, к чёрту, души?! Это же кошки бешенные! У них нет души!»

«Сущностные формы изменчивы, а видимая глазу материя — есть фикция».

«Я ничего не понял. Проще можешь сказать?».

«Можем, но не желаем. Не для того мы получали степень доктора философских наук».

«Чего ты получали?»

«Не важно».

Меж тем кошки вцепились в Вегрика со всех сторон. Когти скрежетали по доспехам, какая-то слюнявая морда лезла в прорезь забрала, пыталась ухватить сапожника за нос, Пуп визжал в сундуке, да вдобавок ко всему женщина взяла табурет и принялась колотить им по шлему, приговаривая: «Вот тебе! Вот тебе!» Не сказать, что это было больно, но мерный звон ударов действовал Вегрику на нервы.

«Давай хотя бы тётке врежем!» — попросил он.

«Убивать дам — это не по-рыцарски», — возразил шлем.

Сапожник перестал сопротивляться. Увешанный разъярёнными кошками, он уселся на сундук, втянул голову в плечи и обхватил колени руками.

Время шло. «Бом. Бом. Бом», — бил табурет. «И когда ж, наконец, они устанут?» — думал Вегрик.

Тут какой-то коготь попал-таки в щель между щитками доспехов, оцарапал бедро. Сапожник взвизгнул, дёрнулся, и кошки разлетелись по комнате, но другие сразу же заняли их место.

После очередного удара табурет сломался.

— Проклятый рыцарь! — воскликнула женщина. — Сейчас ты у меня получишь! Вот схожу за углями, да насыплю их тебе в рожу!

Она выбежала из комнаты.

«Ведь, и правда, насыпет! — забеспокоился Вегрик. — Может, пора уже ей врезать?»

Корпус не ответил.

Через некоторое время женщина вернулась с совком, в котором, действительно, лежали тлеющие угли.

— Расступитесь! Расступитесь! — скомандовала она. — Я задам ему жару!

«Бей её! Бей!» — мысленно просил Вегрик.

«Не мешай! Мы думаем», — ответил Корпус.

«О чём ты думаешь?! Она мне сейчас лицо опалит!»

Кошки, послушавшись приказа, освободили забрало. Женщина двинулась вперёд, держа совок на вытянутой руке.

«Итак, перед нами классический случай противостояния побуждений, — рассуждал Корпус. — С одной стороны кодекс чести рыцаря запрещает бить женщину. Но с другой — природный закон велит нам оберегать свою жизнь и здоровье. Согласия в решении этой проблемы между мыслителями древности нет. Лупарис Во Власянице, например, утверждает, что нужно быть верным принципам до конца, чем бы это ни грозило. В то же время Санипут Златоречивый говорит, что в крайних случаях принципами можно поступиться, смотря по тому, что принесёт большее благо. Оба достойны равного доверия. Так что же выбрать?»

Совок с углями меж тем приближался. Сапожник уже ощущал его жар.

«Сани… как там его? Второго, в общем, выбирай! И быстрее!» — умолял Вегрик.

«Однако же, Куль Изыскатель писал, что из комнаты с двумя дверями всегда должен быть и третий выход. Так мы и поступим».

Рука поднялась и ударила по совку. Угли разлетелись, попали на кошек. Подпалённые животные с визгом заметались по комнате. Завоняло жжёной шерстью.

«Это ты хорошо придумал! — заметил Вегрик. — Нам тут только пожара недоставало!»

— Ах ты, бесстыдник! — воскликнула женщина. — Ну да ничего! Я за новыми схожу!

Те кошки, которые избежали углей, продолжали висеть на сапожнике, вцепившись мёртвой хваткой.

«И долго это будет продолжаться?» — спросил Вегрик.

Корпус молчал.

От упавших углей начал тлеть матрас. Комната наполнялась чадом, но кошки не обращали на это внимание, изо всех сил старались укусить или оцарапать сапожника.

«Я так задохнусь скоро. Надо выбираться отсюда!»

Шлем не ответил.

В комнату зашла женщина с новым совком углей, а следом, сбив её с ног, ворвался запыхавшийся Утопий. В обеих руках у него было по большому венику из сухой травы. Уховёрт принялся размахивать ими. Кошки оставили Вегрика и устремились к старику.

«Разорвут деда!» — испугался сапожник.

Но звери и не думали нападать. Они уселись перед Утопием и зачарованно следили за пучками травы, пуская слюну.

— Так-то! — засмеялся Уховёрт и швырнул веники кошкам.

Животные подхватили их, разодрали на стебельки, принялись грызть траву и кататься по полу. О сапожнике они и думать забыли. Утопий свернул тлеющий матрас и выбросил его в окно.

— Что ты им подсунул? — спросил Вегрик, вставая с сундука.

— Это котовник, — пояснил Уховёрт. — Кошки от такой травы себя не помнят.

— Где ж ты её набрать успел?

— Сбегал до монастыря и взял у травницы. У неё много всяких запасов. Монахини, кстати, за мной следом пошли, чтобы разобраться, что тут происходит. Скоро прибудут.

— Пока ты бегал мне эта тётка голову табуретом чуть не проломила и хотела углей в морду насыпать.

— А ты напал на бедную вдову! — заявила женщина, поднимаясь и отряхиваясь. — Тоже мне — рыцарь!

— Да я тебя пальцем не тронул!

— Пойдёмте лучше не улицу, — предложил Утопий, — Тут дышать нечем.

Из сундука выбрался Пуп.

— Есть хочу! — первым делом заявил он, потом поглядел на кошек, катающихся по полу, растолкал их, подобрал веточку котовника и принялся грызть.

— А ну брось! — воскликнул Уховёрт, отобрал у мальчика траву, взял его за руку и потащил на улицу.

Следом Вегрик повел упиравшуюся женщину. «Помогите! — кричала она. — Чужие! Взять их!» Но кошкам ни до чего не было дела. Звери барахтались среди стеблей, тёрлись мордами о сухие листья и закатывали глаза.

***

Монахинь не пришлось долго ждать. Через полчаса большой толпой они появились на поляне перед домом. Похоже, здесь собрался весь монастырь. Увидав их, женщина попыталась было улизнуть, но Вегрик остановил её.

Вперёд выдвинулась высокая монахиня с большой родинкой на щеке.

— Постойте! Так это же Гузла! — воскликнула она. — Ступай-ка сюда!

Женщина в переднике склонила голову и покорно подошла.

— Да, матушка-настоятельница.

— Ну, точно! Гузла! — подтвердила монахиня. — Вот, сами посмотрите! — обратилась она к сёстрам. Те согласно закивали. — Однако ж, как располнела! И что ты тут делаешь?

— Живу, матушка-настоятельница.

— А где твой хахаль? Где тот купец-прощелыга? Бросил тебя, да?

— Бросил, — горестно кивнула Гузла. — Понесла от него, да только ребёночек мёртвым родился. А потом я вширь раздаваться начала. Тут он меня и бросил. Сказал, мол, не нужна ему жирная баба.

— Вот! — назидательно подняла кверху палец мать-настоятельница. — Вот что бывает с сёстрами, которые бегут из монастыря! А кто-то шептался по кельям, будто Гузла катается как сыр в масле! Будто у неё шикарный дом в Пшиле и собственный экипаж с шестью лошадьми! Вот, посмотрите, как всё на самом деле!

Монахини сделали удивлённые глаза и начали пожимать плечами: мол, кто же это мог говорить такие глупости?

— Так чего ж ты, дура, в монастырь не вернулась?! — продолжала настоятельница.

— Побоялась, что вы меня не примете, — пролепетала Гузла.

— Ха! Вот ненормальная! — засмеялась настоятельница. — Разве ты не знаешь, что Господь велит принимать всякую заблудшую овцу?! Если на тебе нет других, неизвестных мне грехов, то…

— Есть, матушка! — прошептала Гузла, рухнула на колени и зарыдала. — Есть грехи! Я детей в кошек превращала!

После этих слов из толпы монахинь выскочила поджарая старуха и, подобрав рясу, с ходу дала Гузле пинка.

— Ах, ты дрянь! Разве для этого я тебя учила травничеству?!

Последовал второй удар и третий. Гузла размазывала слёзы по щекам и смиренно сносила побои.

— Погоди, сестра Кирикисья! — останавливала старуху настоятельница. — Тут разобраться надо!

— Пусти меня! — свирепствовала травница. — Я ей ноги повыдергаю! Я ей уши оборву! Это ж надо — детей зельем из горечавки поить!

— Постой, сестра! Она, наверное, не просто так это делала. Она, наверное, всё объяснить может.

Гузла разрыдалась в голос:

— Когда бросил меня этот подлец, осталась я в городе совсем одна. Денег он мне, правда, дал кое-каких. Откупился, то есть. Вот приобрела я домик на окраине и стала жить себе в горести, и не с кем было мне этой бедой поделиться. Как-то раз привязался ко мне на улице мальчишка брошенный. Тощий весь, оборванный. Сам-то уже большой, а говорить толком не умеет. Мычит только, и слюни у него текут. Или смеяться вдруг начнёт, или расплачется. Так жалко его стало! Что же это, думаю, сделал вот Бог человека, да без человеческого разума! Как же ему прожить среди людей? Тут мне пришло в голову, что, уж наверное, этому бедолаге лучше было бы котом родиться. Вот и вспомнила я про оборотное зелье. Привела к себе мальчишку, приютила, а потом потихоньку начала давать ему горечавку с кошачьим молоком. Время прошло — и такой хороший, довольный кот из него получился! Тогда я решила, что надо и другим горемыкам помочь. Начала сирот убогих искать и переделывать их в кошек, чтобы лучше им на свете жилось. А детишек увечных много. Одного за другим собирала их у себя. Да только в городе трудно таким делом заниматься. Там люди кругом, все глядят косо. Начала я замечать, что и ко мне с подозрением присматриваются. Будто бы даже из Тлира какой-то служитель приходил и у соседей обо мне выспрашивал. Тогда от греха и перебралась сюда, к родной обители поближе. Купила дом заброшенный и зажила. Тут хорошо, лес кругом, и котяткам моим — раздолье. Они так меня полюбили! И я их полюбила. Кошки ведь не обманут, не предадут. У них настоящая любовь — не такая, как у людей!

— Вот глупости! — фыркнула настоятельница. — Сколько раз я тебе говорила: настоящая любовь бывает только у Бога! А ты кошек развела! Чем ты кормила-то такую ораву? Деньги-то, небось, давно уже все вышли.

— Они сами себя кормили. И меня заодно. Поймают в лесу птичку — и принесут.

— Я видел, они и мышей таскали, — заметил Вегрик.

— Ну, и мышей, — стыдливо согласилась Гузла.

— Ах, ты бедная моя девочка! — запричитала вдруг худощавая травница. — Как же ты настрадалась тут! Как натерпелась!

— Хорошенькое дело! — возмутился Вегрик. — Эта ведьма, значит, детишек травила, потом меня хотела сжечь — и она же ещё настрадалась!

Конец ознакомительного фрагмента.