Пять с половиной подвигов

Дмитрий Золов, 2020

Кто в доспехах – тот и рыцарь. В этом убеждается сапожник-неумеха Вегрик по прозвищу Два Гвоздя, случайно примерив необычный шлем. Отныне ему предстоит распрощаться с размеренной жизнью и вступить в борьбу с порождениями зла. Сможет ли неудачник оправдать гордое звание рыцаря, или же никакие блестящие латы не способны сделать из простофили героя? Это станет известно в конце пути, полного забавных и волнующих приключений.

Глава 3. Живой камень

В тюрьме Вегрику, в общем-то, понравилось. Его как рыцаря содержали в светлом помещении с кроватью, два раза в день выносили ведро из отхожего места и неплохо кормили. Если бы грустный усатый охранник не считал своим долгом постоянно напоминать, что скоро состоится казнь, сапожник чувствовал бы себя превосходно.

Сначала предполагалось, что Вегрика как благородного рыцаря просто обезглавят безо всяких затей и даже не будут после этого насаживать его голову на кол у городских ворот. Однако на второй день охранник сообщил, что обстоятельства несколько изменились:

— В тачке нашли волчью голову, вот магистрат и решил, что вы — колдуны. А раз так, то вас, конечно, следует сжечь.

— Что за чушь! — воскликнул Вегрик. — Это голова оборотня. Я победил чудовище! В нормальных городах за это, наоборот, награду дают! За что же меня жечь?!

— Я тоже считаю, что жечь людей — неправильно, — согласился охранник. — И добро бы это делалось за городом, где-нибудь в поле. Так нет же. Костёр непременно надо устроить на главной площади. А стража должна следить, чтобы от искр где-нибудь пожар не начался. Как будто у нас другой работы нет. А знаете, как трудно потом чистить брусчатку от пепла? Но раз так заведено, то ничего здесь не попишешь. Да и приговор уже составлен. Вот вернётся господин барон из поездки, поставит на него печать — и дело с концом.

— Как это, приговор составлен?! — возмутился сапожник. — Ведь меня даже ни разу не допросили! Что это за суд такой?!

— В Вилире очень человечный суд. Это в других городах преступника допрашивают, пытают, чтобы он сознался. А у нас всё мягче. Понятно, что злодей не захочет про себя правду говорить. Так чего ж его зря мучить? В магистрате люди умные заседают — они и безо всяких допросов разберутся, кого вешать надо, а кого — жечь.

Из уважения к рыцарскому достоинству, доспехи у Вегрика отбирать не стали. Каждую ночь сапожник пытался уговорить Корпус на побег. Что может быть легче: выдернуть решётку из окна и дать дёру?! Но шлем оставался непреклонен. Неповиновение законной власти, видите ли, — поведение, не достойное рыцаря. А по сему, Вегрик должен с честью принять любой вынесенный ему приговор.

Сапожник требовал, просил, умолял, но всё без толку. В общем, когда на пятый день заключения в камеру вошёл служитель магистрата, Вегрик уже вполне отчаялся и был готов к казни.

«Вот посмотрим, что ты без меня делать будешь! — злобно подумал сапожник, обращаясь к шлему. — Чтоб тебя в костре покорёжило!»

Корпус промолчал.

Вслед за служителем Вегрик покорно вышел на улицу и побрёл в сторону главной площади. К его удивлению, костёр там даже не начинали складывать.

— Да что же это такое?! — не выдержал сапожник. — Сколько я, по-вашему, должен ждать, пока тут за дровами ходят?! И почему у меня только один конвоир?! И где трубачи с барабанщиками?! Я, всё-таки, рыцарь, а не какой-нибудь бродяга, и требую, чтобы меня сожгли в приличной обстановке!

— Что вы, господин странствующий рыцарь! Никто не собирается вас жечь! — уверил его служитель. — Расследование окончено, и все обвинения сняты. Сейчас мы идём к господину барону. Он пожелал вас видеть.

Такой поворот Вегрика обескуражил.

— Ну, что ж, — пробормотал он. — Тогда — другое дело. А моего слугу, его тоже освободили?

— Да. Но он отказался покидать тюрьму, пока не принесут обед.

***

По пути Вегрик раздумывал, как следует приветствовать барона. В придворном этикете он ничего не понимал, а потому опасался, как бы не наломать дров. В итоге сапожник решил воспользоваться советом Утопия и вообще рта не раскрывать, ссылаясь на рыцарский обет.

Ригудий Маленький, барон Вилира, и правда, оказался небольшого роста. Он едва доходил Вегрику до плеча и, судя по задорному блеску в глазах, был человеком деятельным.

— Рад видеть вас в своём замке, господин странствующий рыцарь! — приветствовал барон сапожника.

Вегрик в ответ улыбнулся и помахал рукой.

— Прошу прощение за нерасторопность городского магистрата! — продолжал Ригудий. — Сейчас хороший служащий — большая редкость. А наши чиновники не могут разобраться в самом простом деле. Им бы только кого-нибудь повесить или сжечь! Но, хвала Господу, теперь всё разрешилось благополучно. Бывшая при вас голова на самом деле принадлежит оборотню — такое заключение дали три специалиста. После этого я распорядился тщательно исследовать тело молодого Афафаля. И, представьте себе, вместо сердца у него обнаружен головастик величиной с кулак! Так что в вашей невиновности нет никаких сомнений! Я распоряжусь сделать чучела из этих тварей и поместить их на всеобщее обозрение, чтобы народ видел, какая мерзость водится на белом свете. Выставку мы назовём в вашу честь!

Вегрик скромно пожал плечами, давая понять, что можно обойтись и без таких широких жестов.

Барон подозрительно сощурился, обернулся к служителю и тихо спросил:

— Он что, немой?

— Кто его знает. В тюрьме, вроде бы, разговаривал. Этих странствующих рыцарей не поймёшь.

Ригудий согласно кивнул и снова заговорил с Вегриком:

— И поскольку вы избавили наши земли от двух дьявольских чудовищ, магистрат постановил выплатить вам награду в пятьсот гульденов. Конечно, обеты странствующего рыцаря вряд ли позволят принять эти деньги, но мы можем раздать их нищим…

— Нет! — завопил Вегрик. — Не надо нищим! С обетами всё в порядке. Мне как раз надо лошадь купить и всякое снаряжение для подвигов. И с госпожи Афафаль нам причитается пятьдесят гульденов за спасение её сынка. И ещё один гульден — за чистку ушей.

— Хорошо, — с улыбкой кивнул барон. — Я распоряжусь отправить к ней посыльного. И пока вы не покинули Вилир, будьте почётным гостем города! Вас разместят в самой лучшей гостинице. А вечером мы организуем пир в вашу честь.

Против пира Вегрик ничего не имел.

***

Утопий тюрьмой остался недоволен. То и дело он начинал чесаться и ворчать, что, должно быть, подхватил лишай в этих проклятых казематах. Впрочем, увидав, сколько золота им отсыпал барон, старик пришёл в восторг. Теперь денег хватит и на фургон с товарами, и на трактир, и на что угодно. Осталось только вылечить Вегрика от укуса оборотня и жить в своё удовольствие. Уховёрт пожелал немедленно отправиться на поиски врачевателя, чтобы поскорее покончить с этим делом и возвращаться в Арентен. Однако сапожник сообщил, что приглашён на пир к барону, а потому визит к лекарю придётся отложить до завтра.

— Что? — переспросил Утопий.

— На пир, говорю, надо идти, — громче повторил Вегрик.

— А! Понятно! Ты мне в это ухо говори, а то правым я не слышу, потому что воду через него выпускал. Теперь целый месяц перепонка зарастать будет. И я тебя прошу, веди себя на пиру прилично! А то как бы нас из города не выставили.

Как только товарищи устроились в гостинице, прибыл посыльный от госпожи Афафаль. Он доставил письмо, в котором говорилось, что, поскольку господин Апапис в действительности спасён не был, ни о какой награде не может быть и речи. Вместе с тем, госпожа Афафаль готова полностью рассчитаться за оказанные ей услуги по чистке ушей. К письму прилагалась монета в десять пфеннигов.

— Вот сквалыга! — выругался Вегрик. — Она что думает, легко мне было в реку прыгать?! Чтобы ей удавиться на своей пеньке!

— Да. Жадная дамочка. Десять пфеннигов прислала, а ведь обещала гульден! Да я меньше пятнадцати не брал никогда за свою работу! — согласился Утопий и спрятал монету в карман.

***

На пир Вегрик заявился в полном доспехе. Мало ли чего ждать от этих господ. Вдруг надо будет драться. Во всяком случае, те пирушки, в которых сапожник участвовал раньше, часто заканчивались мордобоем.

Высшее общество Вилира, увидав за столом рыцаря в броне, пришло в недоумение и начало перешёптываться: как же он в латных перчатках будет есть паштет. Сначала все чувствовали себя неловко. Однако Вегрик запросто и в перчатках справлялся с самыми изысканными кушаньями. А когда по просьбе барона он рассказал о битве с оборотнем и для наглядности ударом кулака разнёс в щепки дубовый стол, все пришли в восторг и принялись восхвалять доблесть странствующего рыцаря.

Дамы собрались вокруг сапожника и начали наперебой предлагать ему завязать узлом кочергу или же запустить в окно салатницу так, чтобы она долетела до самого собора. Поддавшись уговорам, Вегрик расколошматил еще несколько столов и пробил дырку в стене.

Корпус не возражал против такой демонстрации своей силы, поскольку, по его собственным словам, угодить даме — доблесть для рыцаря.

Под конец сапожник так разошёлся, что даже подбил всех танцевать фарандолу и спел какую-то песню про гусей. Вегрик охотно развлекался бы на пиру всю ночь, если бы у него не начало крутить живот.

***

До самого утра сапожник не сомкнул глаз, опасаясь надолго покидать отхожее место. Когда его живот немного успокоился, появился Утопий. Старик сообщил, что отыскал самую лучшую врачевательницу в городе, но она принимает только на восходе, а потому надо спешить. Вегрик пробовал было что-то возразить, ссылаясь на проклятый вчерашний паштет, но Уховёрт чуть ли не за руку вытащил его из дома.

На самом краю города они остановились возле покосившейся хижины, перед которой во множестве расхаживали гуси.

— Что-то я не вижу здесь очереди из посетителей, — с сомнением заметил Вегрик. — Видать, не очень-то местные доверяют самой лучшей врачевательнице.

— Она всех подряд не принимает, — пояснил Утопий. — Берётся только за самые сложные болезни. Такие, как у тебя. Иди теперь один. К ней по одному ходят.

— Ну-ну, — кивнул сапожник, ощущая бурление в животе. — Ладно. Пойду. Нужник-то, надеюсь, есть в этой хибаре.

Он взялся было за дверную ручку, но вдруг замер и обернулся к Утопию.

— Постой-ка! А лекарке можно рассказать, что меня оборотень укусил? Что если она народ позовёт, и со мной разделаются, как с Ларадом?

— Можно, — кивнул Уховёрт. — Врачам обо всём можно рассказывать.

В хижине пахло сухо и горько. Лучи восходящего солнца били в окошко, затянутое бычьим пузырём. В зареве красного золота была едва различима расплывчатая фигура, будто парившая в воздухе. Вегрик зажмурился, потёр глаза, открыл их и разглядел старуху. Ту самую, что переправлялась с ним на пароме. Только теперь в корзине у неё вместо яиц копошились маленькие гусята.

— Вот и ты заявился! — улыбнулась старуха. — Живой всё ещё. Но это до поры. До поры. Вижу болезнь твою. Вижу. Вот это возьми!

Она достала откуда-то грязный комочек размером с горошину и протянула его Вегрику. Сапожник с сомнением посмотрел на катышек.

— Вы его откуда вытащили-то? Из носа, что ли? Ну, ладно. Если это поможет…

Вегрик забросил комочек в рот и, сморщившись, проглотил.

— Вот дурной! — покачала головой старуха. — Ты зачем снадобье от бородавок съел? Его на кожу надо мазать.

— Какие ещё бородавки?! — вспылил сапожник. — Я не за этим сюда пришёл! Мне нужно от укуса оборотня вылечиться!

— А нужно ли? Ты вон теперь в железном теле. Оно тебя и защитит.

— Да пусть к чёрту катится эта железяка! Я не хочу её таскать! — злился Вегрик, не задумываясь, откуда бы лекарке знать о волшебстве его доспехов. — Я теперь богат. Так почему же мне нельзя пожить в своё удовольствие без проклятого шлема?! Как только вылечусь, обратно в озеро его выкину!

— Эк разорался-то! — засмеялась старуха. — Вот и гусенят всех перепугал! Что ж, от волчьего яда я тебя вылечить не могу. Но могу показать, где живёт тот, кто на это способен.

— Покажи! Я золотом заплачу!

— Мне от тебя денег не надо, — сурово сказала старуха и взяла из корзины одного гусёнка.

Она ласково погладила пищащего птенца, потом вдруг сжала кулак и оторвала ему голову.

— Полетай, маленький! Полетай! Посмотри, куда глупому Вегрику идти! — зашептала лекарка, опуская обезглавленное тельце на пол.

Мёртвый гусёнок, пошатываясь, начал описывать по хижине круги. Голова его с остекленевшими глазами лежала на ладони старухи. Вот он остановился, замахал тощими крыльями.

— Молодец, маленький! Увидал! — улыбнулась колдунья, подобрала птенца и одним движением вернула ему голову на место. — Туда тебе надо! — указала она Вегрику. — В той стороне найдёшь своего целителя.

— А далеко он живет? — спросил опешевший от таких фокусов сапожник.

— Мне откуда знать? Может, далеко, а может, и близко. Раньше тронешься — скорей доберёшься. А теперь иди отсюда! Больше мази от бородавок я тебе не дам! — отрезала старуха, возвращая гусёнка в корзину.

— Да не нужна мне ваша мазь! Нет у меня никаких бородавок! — пробурчал Вегрик и вышел из хижины.

— Ну как? Дала она лекарство? — спросил поджидавший его Утопий.

— Зря только время потратили на эту сумасшедшую старуху. Нет у неё никакого лекарства. Говорит, надо вон туда идти, — махнул рукой сапожник. — Мол, в той стороне живёт врачеватель, который может меня вылечить.

— На север, значит, — определил Уховёрт. — Что ж, можно и на север. Долго идти-то?

— Этого сам чёрт не знает. Да и наврала она всё.

— Перестань поминать нечистого! Скажи лучше, сколько денег взяла?

— Нисколько.

— Значит, правду сказала. Зачем ей бесплатно врать-то?

Вегрик призадумался. А вдруг старуха и на самом деле колдунья? Ведь как-то она узнала про волшебные доспехи. И по имени его назвала. Хотя это всё и на переправе можно было подслушать, пока они паром ждали.

«Следует доверять пожилой госпоже», — сообщил Корпус.

— Давай прямо завтра отправимся на север! — предложил Уховёрт. — В тех краях, говорят, за стекло хорошую цену дают. Деньги у нас теперь есть. Купим фургон, запасёмся товаром, да и покатим потихоньку. Глядишь, и отыщем твоего лекаря.

— Я, вообще-то, хотел трактир, — вздохнул Вегрик.

— Придёт время, и трактир купим. Поехали!

— Будь по-твоему, — согласился сапожник. — Только завтра не получится. Барон пригласил на церемонию по случаю строительства какой-то башни. Неудобно отказываться. Я, всё-таки, почётный гость города.

***

Северная башня была проклятьем властителей Вилира. Двенадцать раз возводили её, и двенадцать раз она рушилась, не простояв и месяца. Сказано же в пророчествах: «С севера придёт Божья кара, и не заслонишься от неё камнем». А раз так, то чего зря силы тратить? Можно и без башни обойтись. В последние полвека никому уже и мысли не приходило вновь взяться за строительство. О былых попытках напоминали только поросшие травой груды камня у крепостной стены.

Однако Ригудий Маленький, получив баронский титул, заявил: «Раз у замка должна быть Северная башня, у него будет Северная башня!» и с жаром взялся за дело.

Среди местных каменщиков желающих работать на строительстве не нашлось: вдруг ещё придавит очередным обвалом. Ригудий выписал мастеров из северных земель. Они пришли, хмурые, коренастые, с косматыми бородами по грудь, и принялись за работу. Вроде бы, северяне никуда не спешили, трудились размеренно, но башня росла быстро. Городские строители посматривали с усмешкой на кривые швы, выпирающие камни и приговаривали: «Ну-ну. Посмотрим-посмотрим. Раньше-то она хоть месяц стояла, а теперь, видать, рассыплется ещё до конца стройки!» Жители Вилира слушали их с уважением и обходили башню стороной. Меж тем и года не прошло, а северяне уже заканчивали верхние зубцы.

На церемонию завершения строительства Северной башни и был приглашён Вегрик Два Гвоздя.

***

Торжество проходило за городской стеной. Рядом с башней стояли только каменщики-северяне в кожаных фартуках и Ригудий Маленький в шляпе с зелёными перьями. Городская знать, музыканты и стражники старались держаться подальше от сомнительной постройки. Простая же публика и вовсе наблюдала за церемонией с соседнего холма.

Вегрик поздоровался с бароном и был встречен радостной улыбкой:

— Господин рыцарь! Я вас ждал. Сегодня большой день для города! То, что не удавалось веками, наконец-то, почти завершено. Это будет большой… толчок. Да, наверное, толчок. Для развития.

— Вы про башню? — уточнил сапожник.

— Башня — это всего лишь символ, — пояснил барон. — Она только начало славных свершений. Здесь дело не в башне. Просто двести лет никто не мог её построить, а я сумел! Понимаете, в чём дело?

Вегрик кивнул, хотя не понимал ничего.

Утопий, стоявший за спиной сапожника, проговорил тихонько:

— В Арентене коровники лучше кладут. Давай-ка подальше отойдём. Эта куча, и правда, того гляди развалится.

Вегрик не стал спорить. Они отступили шагов на пятьдесят — туда, где расположилась городская знать и стража. Многие дамы, увидав Вегрика, расплылись в улыбках.

Барон подал знак, забили барабаны. Трубы выдали несколько жалобных хрипов и смолкли. Появились два стражника. Одного из них Вегрик сразу узнал. Это был тот самый усач, что охранял его в тюрьме. Перед стражниками шагал мальчик лет десяти. Он улыбался и весело тряс непомерно большой головой под барабанную дробь. В каждой руке у него было по пирогу. Позади шла женщина в синем платье. То и дело она замирала, будто в сомнении — не повернуть ли назад, но потом продолжала путь. Казалось, стражники тяготились выпавшей им работой. Они не поднимали голов, разглядывая пыль под ногами, и всем своим видом старались показать, что ни к мальчишке, ни к женщине в синем платье не имеют никакого отношения.

Процессия добралась до башни. Барабаны смолкли. Барон подозвал мальчишку:

— Ну-ка, иди скорее сюда!

Стражники, посчитав, что их дело сделано, поспешили подальше, в толпу зрителей.

— Ну что, сорванец, — с улыбкой спросил барон, — готов ли ты помочь родному городу?

— Ага, — кивнул мальчик головой на тонкой шее. — А ещё пирогов мне дадут?

— Дадут, — пообещал барон. — Конечно, дадут. А теперь ступай с тем дядей!

Вперёд выдвинулся огромный северянин с кустистой бородой до пояса. Он подхватил мальчика под мышки и понёс к башне. Тот молчал, не трепыхался и лишь время от времени ухитрялся откусывать от пирога.

Только теперь Вегрик увидел небольшую нишу в основании башни. Туда-то и посадили мальчика.

Женщина в синем стояла чуть поодаль и, казалось, не замечала, как грызет рукав своего платья.

Каменщики принялись за работу. Двое размешивали грязь в корыте, двое подносили камни. Длиннобородый северянин, дождавшись материала, начал закладывать нишу.

— Мамка, я тебя вижу! — хохотал мальчик, уплетая пирог.

Камни поднимались выше, добрались до его колен. Женщина в синем платье бросила рукав и теперь кусала пальцы.

— Мамка, я всё ещё тебя вижу! — улыбался малыш ртом, измазанным черничной начинкой, а камни закрывали его по грудь.

Северяне работали неторопливо, но кладка быстро росла. Вот уже из-за стены виднелась только половина несуразно большой головы мальчика, а он говорил весело:

— Мамка! Теперь я тебя плохо вижу.

Ниша почти закрылась. Оставалось положить лишь несколько камней.

— Мамка! Я тебя не вижу! — засмеялся мальчуган.

Женщина в синем платье упала навзничь и принялась грызть землю. Городские стражники не решались подойти к ней. Тогда двое северян оставили работу, подхватили женщину под руки и отнесли прочь.

— Дайте ему ещё пирогов, — неуверенно сказал барон. — Я же обещал.

В небольшую дырку закинули какой-то снеди, после чего длиннобородый северянин заложил её камнями и замазал раствором.

— Это что тут произошло? — не понимал Вегрик.

— Понятно, что, — проворчал рядом усатый стражник. — Всё эти северные каменщики! Их тамошний мудрец сказал: чтобы башня стояла, в неё надо человека замуровать. Вот и купили у вдовы несчастной детёнка тугодумного. У неё их пять, а старший — головой тронутый. А за него десять гульденов предложили. На такие деньги можно две коровы купить. Вот и отдала. Других-то кормить надо.

— Вот дрянь-то! — воскликнул Вегрик.

— А куда деваться, — покачал головой Утопий.

***

Вечером через окно гостиничного номера Вегрик наблюдал, как процессия каменщиков с севера, получив вознаграждение за труды, покидает город.

— Молодцы! — возмущался сапожник. — Справились! Замуровали сопляка и идут как ни в чём не бывало!

— Да. Паршивая история, — согласился Утопий. — Надо уходить из этого города. Разве можно спокойно жить, если рядом мальчишка так умирает? Он, наверное, орать начнёт. Как думаешь, будет его через стенку слышно? Ни есть, ни спать не смогу от этих мыслей. Давай-ка завтра в путь! Подходящий фургон я уже присмотрел, а товарами где-нибудь по дороге разживёмся.

— Нет! Я этого так не оставлю! — кипятился сапожник.

— А что тут сделаешь?

— Я им!.. Я… Пойду и раскурочу к чертям их кладку! Вот что я сделаю!

— Можно, — сказал Уховёрт. — Только лучше ночью потихоньку пару камней вытащить, мальчишку достать, а потом всё на место поставить, будто так и было. Никто ж не станет проверять, в стене ещё парень или нет. И не поминай больше нечистого!

— Это я и имел в виду! — заявил Вегрик. — Значит так: я сейчас ложусь спать, чтобы сил набраться, а ты меня разбуди после полуночи.

«Мы видим, ты растёшь, брат! — ласково произнёс Корпус. — Твои мысли тянутся к свету. Помогать несчастным — для этого живёт рыцарь».

— Да пошёл ты! — ругнулся сапожник и завалился на кровать.

***

— Можешь не греметь своими железками?! — шептал Утопий. — Нас весь город услышит!

— Это ты мослами скрипишь, а я тихо иду! — огрызался Вегрик. — Вроде здесь эта башня. Ничего не видно. Не мог ты попозже меня разбудить, когда посветлее будет?!

— Здесь. Вот она — кривая кладка. Давай-ка постучим — может, малец голос подаст.

— Давай, — согласился Вегрик и с размаху шандарахнул по стене.

— Тихо! Тихо! — зашипел Утопий и принялся осторожно простукивать кладку, приложив к ней ухо. — Вроде бы, здесь глуше звучит.

Сапожник легко выворотил из стены пару камней, однако ниши за ними не было. Он попробовал в другом месте, потом в третьем пока не обнаружил пустоту.

— Эй, малой! Ты здесь что ли? — позвал Вегрик, но ответа не было.

Тогда он расширил проём и заглянул внутрь. Пахнуло мочой. Сапожник пошарил в нише и наткнулся на тощее тельце. Мальчик, видимо, спал, скрючившись в тесной нише. Спросонья он заверещал во всю глотку:

— Дяденька, не надо! Дяденька, я больше не буду!

Вегрик ухватил ребёнка за шкирку, вытащил наружу и передал Утопию.

— Успокой его, а я пока камни на место поставлю.

— Тише ты, негодный! Хочешь, чтобы пришла стража и замуровала тебя обратно?! — уговаривал мальчика Уховёрт.

Но парень не унимался. Он голосил, будто его режут. Старик не придумал ничего лучше, как зажать ему рот ладонью, но тут же отдёрнул укушенную руку. Вегрик меж тем возился с камнями.

— Да как же тебя сюда запихать-то?! Слушай-ка, Утопий, а этот булыжник точно был здесь? Он не влезает.

Уховёрт поспешил на помощь сапожнику. Мальчик орал, не умолкая.

— Убирайся отсюда! — прикрикнул на него Утопий. — Марш домой!

Но мальчик не трогался с места и оглашал окрестности визгом, срывающимся на хрип.

Послышался топот. Из-за угла появились стражники с фонарями. Заметив Вегрика, они выставили вперёд алебарды и побежали к нему. Сапожник выронил камень.

«Ну что, с этими тоже драться нельзя?» — мысленно спросил он у Корпуса.

«Нет», — ответил шлем.

«Значит, мне опять в тюрьму отправляться?»

«Можно убежать».

«Вот так новости! А разве рыцарями пристало убегать?»

«Обычно нет, — смутился Корпус. — Но если это необходимо для спасения невинной души… В общем, если хочешь вернуться в тюрьму — мы не против».

«Нет уж! В тюрьму не хочу!»

«Тогда бери старика и ребёнка. Мы побежим быстро!»

Вегрик, не раздумывая, подхватил Утопия и орущего мальчика, и ноги понесли его прочь. Мгновенно он набрал такую скорость, что ветер засвистел в прорезях забрала. Парень перестал орать и принялся хихикать, а Уховёрт охал, проклиная тряску.

За спиной послышался треск и грохот. Это в тринадцатый раз рушилась Северная башня замка Вилира.