Университетские будни

Дмитрий Емец, 2022

У литературы есть один закон: Надо увлечься самому и тогда ты увлечешь других. Если что-то очень хочется написать – надо взять и написать, и тогда и сам успокоишься, и материал будет хороший. Я до конца сам не понимаю, откуда взялись «Университетские будни». Когда-то я работал в университете на кафедре истории русской литературы лаборантом и писал краткие истории, частью злые, частью маразматические, частью абсурдные в духе Хармса. Со временем переработал их и возникли «Университетские истории» – первая часть «Университетских будней». Потом на ЛитРес вышли «Университетские истории» и надо бы остановиться, но материал горячий, интересный и истории все пишутся и пишутся. И еще я заметил, что сейчас в литературе самое важное ритм. Человек вечно читает на бегу и думает на бегу. И поэтому здорово, что истории тоже пишутся на бегу и возникают яркими вспышками.

Глава 9

ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ

Профессор Щукин сказал:

— Читаю библиографический словарь XIX века в двух томах. Там огромное количество писателей. Наверное, больше 500. Количество демократических писателей по отношению к консервативным — 9 к 1. Т. е. почти все были демократы. Но реально остались в истории литературы только консерваторы.

Лесков, Толстой, Достоевский, Пушкин, Гоголь — консерваторы, империалисты, государственники, монархисты… В общем, жуть.

Из демократов остались Тургенев, Салтыков-Щедрин, Некрасов. Причем Салтыков-Щедрин — вице-губернатор, Тургенев — аристократ (барыня из «Муму» — это его мама), у Некрасова коллекция охотничьих ружей больше, чем в Русском музее. Т. е. демократы все-таки такие, нашего разлива.

Т.е. в литературе надо быть консерватором. Консерваторы в литературе — это фундамент, а у фундамента коэффициент выживаемости выше, чем у стекол.

СМЕШНАЯ ИСТОРИЯ

— Смешная история, — сказал профессор Щукин. — Когда-то мне было двадцать два года, и я работал на телевидении. Даже не совсем работал, а был практикантом и сценаристом заодно. Однажды я сидел в комнате, а там десять важных начальников обсуждали, какого цвета платок должен быть на ведущей. Тридцать минут это обсуждали. На полном серьезе, с выпученными глазками. Я все пытался понять, издеваются они или нет. И от нечего делать я стал что-то писать на листе бумаги. Увлекся, искренно так писал.

Видимо, на лице что-то такое отразилось и самый главный начальник спросил у меня, что я делаю.

— Я тут придумал генеральный план развития вашего канала на два года вперед! — сказал я радостно. — Пять проектов передач и другое всякое по мелочи. Короче, вам все это нужно будет сделать! Можно я покажу?

— Завтра покажешь! — сказали мне.

Но назавтра оказалось таинственным образом, что я уволен. И я понимаю отлично, где я ошибся, но я всегда эту системную ошибку совершаю. Она моя базовая.

ДОЛГОЕ ДИНАМО

У доцента Воздвиженского была невеста. Потом у них что-то слегка разладилось. Невеста стала говорить ему: «Позвони мне в следующую пятницу. Может, мы встретимся с тобой через две субботы, если у меня будет настроение».

Потом она стала говорить ему: «Позвони мне месяца через два.» Потом стала говорить: «Позвони мне через годик! Может, я определюсь, люблю я тебя или нет».

Воздвиженский жаловался Щукину.

— Глупо! — говорил он. — Такие отношения меня ужасно путают. Я не понимаю, есть у меня невеста или нет. Свободен я или нет? Если я свободен, я вправе кого-то искать дальше. Но вдруг я драматизирую и порю горячку? Она же не говорит «нет», то есть, может, невеста у меня все же есть? Может, я ее сейчас брошу, а пройдет семь месяцев и она меня горячо полюбит? Может, я развожу панику?

— Да нет, — говорил Щукин. — Это всё вариант долгого динамо. Не полюбит. Если долгое динамо, то надо набраться храбрости и искать дальше.

— Нет, — говорил Воздвиженский. — Надо еще потерпеть. В следующий раз я позвоню ей через месяц. Если ничего не изменится, тогда вот уже точно… А так и невесту потеряешь, и ничего другого не найдешь.

Щукин хмыкал. Этот месяц тянулся у Воздвиженского уже третий год. Но, видимо, такой вариант устраивал и самого Воздвиженского, поскольку позволял ему ничего не делать и ничего не менять.

ХРОНИЧЕСКОЕ КАПРИЗОНСТВО

— Вот какой вопрос меня волнует! — сказал доцент Воздвиженский. — Я пишу статьи по творчеству Пушкина. Если я пишу эти статьи для себя — это одно. Тогда это так, развлекушка. Если я пишу их для человечества, то человечество должно мне хоть немного помогать. Но оно мне никак не помогает. Э? Что скажешь!

Конец ознакомительного фрагмента.