Университетские будни

Дмитрий Емец, 2022

У литературы есть один закон: Надо увлечься самому и тогда ты увлечешь других. Если что-то очень хочется написать – надо взять и написать, и тогда и сам успокоишься, и материал будет хороший. Я до конца сам не понимаю, откуда взялись «Университетские будни». Когда-то я работал в университете на кафедре истории русской литературы лаборантом и писал краткие истории, частью злые, частью маразматические, частью абсурдные в духе Хармса. Со временем переработал их и возникли «Университетские истории» – первая часть «Университетских будней». Потом на ЛитРес вышли «Университетские истории» и надо бы остановиться, но материал горячий, интересный и истории все пишутся и пишутся. И еще я заметил, что сейчас в литературе самое важное ритм. Человек вечно читает на бегу и думает на бегу. И поэтому здорово, что истории тоже пишутся на бегу и возникают яркими вспышками.

Глава 8

ЗАКОН ЛИТЕРАТУРЫ

Профессор Щукин сказал:

— Закон литературы: живым ничего не дают. Но если живому что-то дали, значит, есть риск, что он уже все получил сейчас, даже с запасом, и ему ничего не дадут потом.

НЕДОВОЛЬНЫЙ ЮГОВ

Доцент Югов постоянно гадил университету и лил на него помои. Университет не такой. Кафедры не такие. Студенты не такие. Всё неправильно, все уроды.

Как-то на защите докторской, когда все преподаватели хорошо это отпраздновали, Сомов стал допытываться у Югов.

— Югов! Ну скажи правду! Какой тебе смысл гадить? Ну докажешь ты, что университет плохой и все мы уроды. Ну и что? Выгода тебе лично какая? Тебе дадут кафедру в Оксфорде? Чемодан денег? Португальский паспорт? Ну хоть что-то дадут или ты это бескорыстно?

Но Югов только икал, грозил пальцем, как бы желая что-то объяснить, но ничего сформулировать не смог и заснул.

ПАДЕНИЕ НРАВОВ ДОЦЕНТА ПАФНУТЬКО

В университете на кафедре физкультуры работал доцент Пафнутько. Боксер в тяжелой весовой категории и одновременно философ. Он вечно приходил на кафедру истории русской литературы, пил там чай по четыре литра сразу и жаловался на падение нравов:

— Вот женщины те другое дело! Никогда не слышал, чтобы одна женщина плохо отзывалась о другой! Если она и говорит гадость, то как-то вскользь, даже слушать ее неинтересно. А вот мужчины плохо как-то относятся друг к другу. Как-то, понимаешь, не трепетно, без всякой, понимаешь, нежности и заботы! Вот сегодня в кафе за соседним столиком сидели трое парней. И как они все выпендривались, как ключиками от машинок вертели, как все знали, как про жизнь рассуждали, как щеки дули! Ну такие все были крутые — прям хоть рядом не сиди!

— И ты подумал о падении нравов? — спросил Щукин.

— Нет. Я подумал: «А я вас могу всех вырубить!» — скромно ответил Пафнутько.

СПОР НА ДВЕ ПИЦЦЫ

Однажды Щукин, Маргарита Михайловна и Сомов поспорили на две пиццы, кто в кафе ни разу не посмотрит в телевизор. Не посмотрели только те, у кого телевизор был дома — Сомов и Маргарита Михайловна.

У Щукина телевизора дома не было уже лет двадцать, и он от телевизора вообще не отрывался. Смотрел всё подряд. И новости, и какие-то музыкальные группы, и сериалы. Совершенно выпал из беседы.

— Ну-ну, батенька! Совсем потерял иммунитет! — снисходительно сказал Сомов, протягивая Щукину счет.

СПИСОК НАСТРОЕНИЙ МАРГО

У Маргариты Михайловны было много настроений. Например, одно из ее настроений было: «Я хочу обидеться!» Другое: «Я хочу поругаться!» Третье: «Я хочу себя пожалеть!»

В такие дни она ходила по кафедре, хмурилась и произносила случайные фразы. Целью этих фраз было создать базу для вышеуказанных эмоций. Причем сама Маргарита Михайловна, разумеется, не понимала, что она хочет обидеться, поругаться или пожалеть себя, но все остальные это уже знали, ощущали это и начинали срочно разбегаться по любым придуманным делам.

На кафедре оставался только доцент Воздвиженский, который был ужасный дурачок и вечно ляпал то, чего ляпать не стоило. Например, он всякий раз пытался указать Маргарите Михайловне на нелогичность ее поведения, и всякий раз ему доставалось от Маргариты Михайловны по полной программе.

Воздвиженский стонал и жаловался Щукину.

— Да напрасно ты вообще в разговор влез! — говорил Щукин. — У тебя хоть раз в жизни получалось объяснить что-то женщине?

— Нет, — сказал Воздвиженский. — Наверное, я просто плохой оратор.

— Нет, ты хороший лектор и оратор неплохой, — успокаивал его Щукин. — Но есть очень хитрая штука. Называется «предварительное объяснение». То есть женщина знает уже все ответы заранее, а ты покушаешься на это ее знание. Мешаешь ей испытывать чувства. Вот и отгребаешь. А свои мнения она завтра и сама переменит. Ты просто сразу ощущай, куда Марго клонит, и сматывайся.

Дверь распахнулась от пинка. Подошла Маргарита Михайловна и стала слушать, о чем они говорят. Щукин и Воздвиженский торопливо замолчали.

Тогда Маргарита Михайловна вздохнула и произнесла:

— Вы думаете, это я больная? Это вы двое сильно здоровые!

Щукин и Воздвиженский молчали. Маргарита Михайловна еще раз вздохнула, толкнула дверь и ушла.

БАЗОВЫЙ ЭЛЕМЕНТ

Профессора Щукина попросили провести семинар для писателей. Он пришел и сказал:

— Есть семь базовых элементов, завязанных на инстинкты и околоинстинкты. Это:

1. еда (кулинарные книги);

2. размножение (ромфант, любовный роман и проч.);

3. здоровье («Морковный сок как рецепт долголетия», «Мой друг кишечник» и т. д);

4. любопытство \ книги типа «как все устроено» или энциклопедии животных;

5. любопытство со страхом \ книги ужасов;

6. книги-мотивации \ книги про спорт и мотивацию \ истории успеха \ лайфхаки;

7. Книги, нарушающие любые табу.

Любая успешная книга — это выстрел в один из инстинктов. Это уже давно поняли и западные писатели, и наши. Но западные особенно хорошо поняли. Они хорошие математики и все делают по правилам, а когда по правилам работаешь — это всегда в целевую аудиторию попадает. Но, правда, 90 процентов книг все равно мертвые, потому что писатель симулирует. То есть пока книга в целевую аудиторию летела — она где-то по дороге подохла, но читатель может и не заметить, если не особо опытный.

Пятый и седьмой типы книг, на мой взгляд, вредны. Седьмой тип — самый скверный тип. В нем создается наибольшее количество опаснейших романов. Писатель — это обычно хитрое и умное существо, часто с заниженным или завышенным болевым порогом, поэтому в седьмом типе он довольно успешно может поломать любой среднестатистический мозг. У писателя заразится режиссер, он обычно лучше визуализирует и способен больше страсти добавить — и пошло-поехало. Вырастили духовный вирус.

— А есть какой-нибудь тип заведомо хороших книг? — спросил Воздвиженский.

Щукин пожал плечами.

— На самом деле всякая действительно хорошая книга — загадка. Никто не знает, как она прозвучала, зачем, как. Вычленить все элементы сложно, но некоторые перечислить можно.

Это:

1. Искренность. Из искренности обычно вытекает вера, но тут сложный элемент. Лучше не обсуждать.

2. Ориентация на правдивое описание того, что ты видишь без его назойливой оценки. Истина сама вытекает, если писатель стремится быть правдивым.

3. Конкретные жизненные истории. Берешь реально известного тебе человека, часто совсем неприметного, дядю Петю из котельной, и описываешь его во всей его сложности. Это почти всегда создает удачный рассказ. Читатель видит, что писатель не красуется перед ним, а просто доносит правду. Пример такого писателя в жанре рассказа — Шукшин.

4. Можно двигаться вглубь от Шукшина — описывать ни одного человека, а историю целого рода. Пример — «Война и мир». Изначально все герои Толстого — это реально существующие люди: Берсы, Волконские и т. д. Реальные истории реальных людей, потом, конечно, усложнившиеся.

5. Можно идти от Шукшина вглубь, но не столь глобально, а немного уклониться от реализма. Тогда будет «Прощание с Матерой» Распутина.

В общем, надо ориентироваться на правду, но правду не как на подбор окрашенных фактов, а именно на жадное наблюдение жизни. Ну как художник, который рисует скетчи и набрасывает людей в метро. Больше, больше людей и набросков. И все получится.

КРОЛИК

Доцент Воздвиженский сказал:

— У меня на даче живет кролик. Ужасно самодовольный кроличий мужчина. Усы, уши, мужские стати — ну самый крутой! Считает себя хозяином жизни, самым мудрым. Видели бы вы его морду, когда он жует траву! Натуральный академик! Гений!

Но я всегда могу его перехитрить и загнать в клетку, хотя кролик никогда не верит, что я могу это сделать. Смотрит на меня так, словно я дебил какой-то, а он всё контролирует!

Воздвиженский нервно хихикнул.

— Но я, конечно, подавляю его своим интеллектом! А потом он оказывается в клетке и не понимает, где допустил ошибку! Он же всё же сделал правильно! Всё просчитал. А я его то коробкой накрою, но каким-то звуком отвлеку и схвачу, то морковкой заманю. А он такой… блин!… но я же всё прочитал! Но такой фактор анализа, как наброшенная мне на голову футболка мне бы и в страшном сне не привиделся!.. Ну ничего! Вот в другой раз я точно всё просчитаю!

— И что? — сказал Щукин.

— А то. И вот я все чаще думаю, что я тоже такой же кролик. Считаю себя умным, все контролирующим, всё знающим наверняка, разве что траву не жую, а Бог смотрит на меня молча и молчит. А я такой: «Ну объясняй мне, объясняй!» А он молчит!