День карапузов

Дмитрий Емец, 2016

Хотите найти динозавра, вырастить дерево желаний, защитить древнюю крепость и даже найти необычный клад? Тогда присоединяйтесь к семье Гавриловых, в которой, кроме папы, мамы и семерых детей, есть еще красноухая черепаха, голуби, ручные крысы, кошка и три собаки… И каждый день этого большого семейства наполнен радостью, весельем и, конечно, приключениями!

Глава вторая

Правильная бабушка

— У них мама критик. Это очень сложно быть критиком.

— Почему?

— Потому что нужно все время писать в Интернете, что ты с чем-то не согласен. Ты вот ночью спишь, а их мама пишет, хотя ей, между прочим, тоже спать хочется!

Саша

Гавриловы возвращаются домой. Вот уже и улица-«восьмерка». Чернеют впереди ворота. Бегут встречать их собаки Табуретка, Мальчик и Малыш. Мальчик, как обычно, хрипло лает — это одиночное, страшное, практически львиное взрыкивание — и бросается в атаку, но шагах в двадцати всегда узнает, останавливается и со смущенным видом отворачивает в кусты, где и укладывается на землю. Табуретка же и Мальчик долго не могут успокоиться. Все бегут рядом, вертятся, лают. Потом замолкает и Мальчик, и брешет одна только Табуретка. Склочно брешет, визгливо, точно старая торговка, поругавшаяся с покупателем. Уже и покупатель давно ушел, а она все не может успокоиться.

Правда, сегодня полаять Табуретке не удалось.

— Руки вверх! — сказала Катя, и визгливая Табуретка тотчас завалилась на спину, подставив ей свой грязный живот.

Открыв ворота, Гавриловы обнаружили, что на перилах висит полосатый половик, рядом стоит выбивалка, а все животные выкинуты на улицу и попрошайнически сидят перед дверью, ожидая момента, когда можно будет юркнуть обратно.

— Кто-то проник в наш дом! Какие-то жулики! — сказал Петя, созерцая штабель клеток, в которых прыгали крысы и зарывались в опилки хомяки.

— Надо их взорвать! — предложил Саша. — Положим им в карманы много соды, а потом нальем уксуса! Они побегут, а мы у них на дороге выкопаем яму!

— А если они побегут в другую сторону? — спросил Костя.

— Тогда мы выкопаем яму и в другой стороне! — сказал Саша, и этот аргумент показался Косте настолько веским, что он мгновенно бросился копать.

Папа с мамой переглянулись.

— Сегодня какое число? — спросил папа Гаврилов.

— Четверг, — сказала мама.

— Четверг — это не число. Сегодня восьмое декабря. Значит, мы не встретили твою маму!

— Моя мама приезжает в пятницу!

— Нет. Мама приезжает восьмого. А восьмое — это сегодня!

Протиснувшись между клетками, папа открыл двери. В дом сразу юркнула кошка. За кошкой гнался главный крыс папа Шварц, умевший открывать клетку лапкой. За Шварцем же бежали уже все дети.

— Бабушка! — кричали дети. — Еда! Подарки!

Почему-то три этих понятия — «бабушка», «еда» и «подарки» — склеивались в их сознании в одно, так что возникало некое таинственное единое «бабушкаедаподарки». Из этого как-то очень закономерно следовал вывод, что если из жизни исчезнут бабушки, то вместе с ними исчезнут и еда, и подарки.

В кухне мама и папа обнаружили бабушку Машу и прабабушку Зину. Бабушка была высокая, решительная, в квадратных очках. А прабабушка, напротив, маленькая, кругленькая, с палкой. Бабушка никогда не оставляла прабабушку, и путешествовали они тоже всегда вместе.

Вика, Алена, Катя, Саша, Костя облепили бабушек со всех сторон. Рите уже не хватило ни одной бабушки, чтобы ее обнять, и тогда она просто пролезла на четвереньках между ногами и обняла бабушкину ступню и тапку. Один Петя не обнимался, а только стоял рядом и шевелил в воздухе руками. Он считал себя выше объятий, но не выше подарков.

— И как вы попали в дом? — спросил Петя, когда закончились все объятия, вскрикивания и поцелуи.

— Очень просто. Приехали на такси из аэропорта и залезли через балкон. В смысле я залезла и открыла двери! Не будем же мы два часа стоять у ворот, ожидая, пока нас встретят! — сказала бабушка Маша, бросая задиристый взгляд на папу.

— Через балкон?! — поразился папа. — Вы залезли через балкон? Это же высоко!

— И что тут такого? — сказала бабушка Маша. Потом немного подумала и добавила: — Разумеется, мне было непросто! Пришлось ставить один на другой четыре ящика и высоко задирать ногу… И соседи на нас как-то странно смотрели!

— А ящики откуда?

— Соседи же и дали. Я попросила. Откуда же еще? — удивилась бабушка.

Спустя пять минут она уже стояла у раковины и мыла посуду, оттирая ее губкой с такой силой, словно микробы могли забиться внутрь стенок.

— Ну и грязь же у вас, Гавриловы! Посуда вообще не должна лежать в мойке! Каждый час нахождения посуды в мойке увеличивает число болезнетворных организмов вдвое! — сказала она.

— Подумаешь! Был один микроб, а стало два! — сказал Петя.

— Ага. Было десять в двадцать третьей степени, а стало десять в сорок шестой! Никакой разницы! Все! Точка! — отчеканила бабушка. Считала она прекрасно. Недаром была когда-то главным экономистом.

Прабабушка Зина пожала плечами. С умиротворенным видом она сидела на стуле и баклажанной икрой кормила с ложечки Сашу, который послушно разевал рот и получал явное удовольствие от ситуации.

— Он же большой уже! — возмутилась Катя.

— Он скелет! — оспорила бабушка Маша. — Ребенок должен есть так, чтобы на тарелках не оставалось силы! Я всегда так ем, и вот какая я крепкая!

Она взяла за ножку тяжелую табуретку и подняла ее над головой. Табуретку начало опасно кренить на сторону, и Вика с Аленой торопливо отбежали. Бабушка поставила табуретку на место.

— А это правда, что, когда наша мама была маленькая, на ней ни одни штаны не застегивались, такая она была толстая? — спросила Алена. Она еще не понимала, что не все, что ты знаешь, надо выпаливать — что-то надо оставить и при себе.

— От кого ты это слышала? — подозрительно спросила бабушка, поворачиваясь так, чтобы увидеть отражение папы в стекле кухонного шкафчика.

— От мамы, — пришла на помощь Алене умная Катя.

Бабушка Маша расслабилась:

— А! Ну мы ели по расписанию. Творожок, кефирчик, сметанка. В подростковом возрасте она отбилась от рук и похудела! Потом начали появляться дети, и она похудела еще больше! Я вообще хотела, чтобы детей у нее было только двое! Мальчик и девочка! С интервалом в четыре года. Все. Точка.

Вскоре весь кухонный стол был заставлен тарелками и мисками. И в каждой тарелке лежали какие-нибудь грибочки, колбаска, салатики. Непонятно, откуда они вообще брались. Возможно, возникали по волшебству, поскольку раньше, до приезда бабушек, в доме Гавриловых их явно не было.

Бабушка Маша решительно двигалась по кухне, отдавая короткие приказы:

— Алена, не трогай брата! Петя, не отвлекайся! Рита, ты уже взрослая, чтобы лезть в суп руками!.. Аня, не горбись! Коля, не объедай с бутербродов рыбу!.. Я все вижу!

Глаза у Кости и Саши округлились. «Аня» и «Коля» — это были мама и папа, которых бабушка как-то очень лихо включила в общий детский ряд. Папа и мама втихомолку переглядывались, переживая крушение своего авторитета, но, зная бабушку, не протестовали.

— Пожуй червячка! — сказал папа шепотом.

Мама толкнула его под столом ногой. Это был их общий секрет.

Когда-то, когда мама и папа только-только поженились и жили у бабушки Маши, то прятали от нее скворчонка, которого подобрали на улице. Прятать скворчонка было очень трудно, потому что он к тому же еще и пищал. Одно время папа скрывал его в старом чайнике, подвешенном на веревке на балконе среди старых лыж. Птенец был совсем слабенький. Целых червяков он есть не мог, и требовалось измельчать их, превращая в кашицу. Именно с того времени в семье сохранилась шуточка «Пожуй червячка!». Бабушка догадывалась, что в доме птенец, и повсюду искала его, чтобы выбросить, потому что когда-то в молодости она прочитала в журнале «Здоровье», что от птиц бывает туберкулез.

Ровно в девять вечера у бабушки запищал будильник, и с этим писком для детей началась новая жизнь.

— Все! — сказала бабушка Маша. — Подготовка ко сну! Сон!.. Все! Точка!

— Мы уже спали днем! Ты нас заставляла! — в ужасе простонал Саша.

— Днем это был не сон, а адмиральский час! — возразила бабушка.

— А сейчас какой час? Фельдмаршальский? — съехидничал Петя.

— А сейчас ночной отдых! — отрезала бабушка и пошла наверх. И за ней послушно, как овечки, поплелись Костя, Рита и Саша.

— Надо же! Слушаются! — прошептала Алена.

— А ты не послушайся! В ней есть внутренняя сила и готовность идти до конца! — оценил Петя.

— Между прочим, к старшим детям это тоже относится! У них отбой в двадцать один тридцать — донеслось с лестницы.

Ровно в 21.30, после окончания того, что бабушка называла «умывальными процедурами», старшие дети были загнаны в постель. Один только Петя уцелел. Он забился к себе в комнату и сидел там тихо, как мышь, заложив щель под дверью одеялом, чтобы не пробивался свет.

Часов в двенадцать, считая, что все спят, Петя выбрался из своей комнаты и прокрался на кухню пить сырые яйца. Он стоял в островке света, льющегося из открытого холодильника, и держал в руках яйцо. Надколол его и поднес ко рту, но тут в темноте рядом с ним кто-то зашевелился. Петя испуганно дернулся. На лавочке сидело привидение в длинной ночной рубашке и тихо покачивалось.

Это была прабабушка Зина. На второй этаж она подняться не смогла и поселилась на диване в кабинете у папы. Только вот ей не спалось, и она сидела в темноте: берегла электричество.

— Один парень пришел из армии. Яйцо на базаре купил, не помыл и съел. А на яйце был сальмонеллез. Умер. Всё, — сказала прабабушка.

Уронив яйцо себе на ногу, Петя шарахнулся в комнату.