Миры темных эпох

Дионисий Шервуд, 2023

Тери-Дион – молодой и неопытный юноша, рожденный в мире средневековья на далекой, затерянной планете. Он не знает о существовании других миров и цивилизаций, но его судьба готовит ему невероятные приключения и испытания.Судьба переносит Тери-Диона на другой край вселенной, где он встречает новые расы, открывает для себя удивительные знания и сталкивается с опасными врагами. С каждым новым испытанием, Тери-Дион становится мудрее, сильнее и опытнее, приобретая новые навыки и умения.Книга “Миры темных эпох” – это захватывающий роман о фантастических мирах, путешествиях во времени и пространстве, сражениях и интригах. Она объединяет в себе элементы фэнтези и научной фантастики, создавая уникальный и неповторимый мир, полный тайн и загадок.Эта книга придется по вкусу всем любителям приключений и фантастики. Она увлечет читателей своими непредсказуемыми сюжетными поворотами, яркими персонажами и невероятными событиями

Глава 1

— А вот здесь нас точно не бывало! — во всю глотку крикнул пошатывающийся Дракс и ткнул пальцем в глубокий дверной проем. Горящий фитиль из под мутного плафона масляной лампы светил на затертую временем и нечистыми руками надпись на деревяшке у входа в заведение — "Кот и хвост".

— Судя по названию, ничем хорошим здесь не угостят! — с брезгливостью заявил Настис и с высоты своих шести с лишним фунтов громко икнул на всю улицу, тесно и негостеприимно обступившую нашу компанию каменными стенами домов, что вплотную приткнулись друг к другу серыми боками.

Дверь кабака резко распахнулась. В желтоватой полоске света проявилась широкая фигура слегка раскачивая руками, свисавшими до колен. Сделав еще пару шагов вперед, лысый детина уставился на нас мутными, как у позавчерашней рыбы, глазами. Ничего не говоря, он отошел в сторону и приглашающе махнул в сторону входа в заведение.

Дракс тряхнул головой и заплетающейся походкой пошел на огонек. Я тяжко вздохнул, предчувствуя неприятности, хлопнул по плечу Настиса и, последовал за другом, нырнув в широкое помещение с низкими потолками, тесно заставленное разносортными столами, стульями и скамейками. Воздух в кабаке, по традициям заведений подобного рода и уровня, был наполнен запахами разлитого по полу и стенам пива, вонючим дымом каких-то благовоний и человеческим потом. Я сморщил нос, но с упорством, достойным звания настоящего друга, проследовал в центр зала к уже гордо сидящему за круглым столом Драксу.

— Лучшего пойла мне и моим друзьям! — чуть визгливо проорал Дракс и его рука взметнулась, призывая внимание кабатчика, стоявшего за невысокой деревянной стойкой и медленно протиравшего несвежим полотенцем глиняные кружки.

Бросив быстрый и, как мне показалось, презрительный взгляд, он кивнул головой и полез куда-то под стойку.

— Представляю, какая гадость тут на лучшее, — проворчал я и снова наморщил нос. Очень захотелось достать надушенный платок и дышать исключительно через него.

— А нам нальешь? — раздалось из-за соседнего стола, — или мы рожами не вышли пить с такими?

За прямоугольным столом оказалась компания из семерых принеприятнейших типов неопределяемого на глаз возраста из-за их мешковатых, давно не стиранных, одежд и спутанных сальных волос на головах и подбородках. Они глядели на нас словно охотники на добычу не пряча намерений нарваться на ссору.

— С такими, это какими? — спросил Дракс, явно сильно перебравший и не чувствовавший опасности.

— Не с высокородными! — сказал одни из этих семерых.

Он поднялся, опершись на грубую столешницу ладонями, и глядел на нас с дикой ненавистью потемневшими до черноты глазами.

— С такой свиньей мы точно пить не будем, — не глядя ответил Дракс и тут же раздался громкий стук деревянных табуретов и скамеек.

Все семеро подскочили и быстро направились к нашему столу сжав кулаки и глядя исподлобья.

Дракс соизволил развернуться на громкий звук падающей мебели и его лицо стало бледнеть, а пьяный гонор предпочел тихо испаряться вместе алкогольными парами. Дракс никогда не был особым смельчаком, а сегодняшняя храбрость перелилась в него исключительно из винных кружек.

— Нарвались таки на неприятности, — промолвил Настис и с тоской взглянул на приблизившихся молодчиков.

Я поднялся со стула и развел руки в примирительном жесте, но не успел и слова промолвить, как мощный удар в челюсть свалил меня на пол. Перед глазами поплыло и, к моему ужасу, вдруг захотелось заплакать от обиды и охватившей меня беспомощности. Надо мною закрутились тела, чья то нога больно врезалась мне в ребра, потом еще и наступили как на коврик о который вытирают ноги. Не помня себя, я извернулся и пополз к выходу, стараясь подняться на ноги, и как только мне это удалось стремительно вылетел в темноту улицы. Я хотел помчаться не оглядываясь, но содрогнувшись от собственной трусости, заставил себя остановиться и развернуться в сторону кабака. Я колебался — входить… не входить. Но тут судьба все решила за меня. С шумом и воем сквозь неширокие двери протиснулся клубок тел из которого почти одновременно вылетели мои изрядно помятые друзья.

— Бежим! — крикнули они одновременно и схватив меня за рукава куртки потащили куда глаза глядят.

Промчавшись несколько кварталов мы остановились и в изнеможении привалились к холодным каменным стенам ближайшего дома.

— Оторвались вроде, — прошептал Настис тяжело дыша и вытирая кровь с щеки, — тебя, Дион, похоже первым вынесли эти мерзавцы? Ты молодец, если бы не этот подлый удар — надавали бы мы им!

— Молодец, Дион, — повторил за Настисом Дракс, — я вот от страха к стулу прирос, а ты встал этой толпе навстречу, словно герой древних легенд!

Я пытался уловить в их словах упреки и намеки на сарказм, но похоже они искренне восхищались мной и в кутерьме драки не заметили моего трусливого побега. Волна стыда пробежалась внутри и воспламенила щеки. Спасибо ночной тьме, что не дала разглядеть друзьям мое истинное состояние.

Умыв лица и руки у ближней сточной бочки мы огляделись, стараясь определить в какой квартал нас занесло, и с облегчением поняли, что ноги понесли в нужную сторону и наши убежища не так уж и далеко. Пожав друг другу руки и обнявшись, мы молча разошлись. Быстро и широко шагая, часто оглядываясь на ходу, я почти подбежал к своему дому. Стараясь не шуметь дверьми и легче шагать по старой скрипучей лестнице, я поднялся в свою комнату. И лишь только скинув сапоги и куртку с широким ремнем, рухнул на постель и провалился в глубокий сон с надеждой там вылечить свое задетое самолюбие и щемящую тоску. Едва сомкнулись веки, я ушел в совершенно другой мир, который был лишь мой и ничей более.

Упругими тонкими пальцами ветер мягко зарылся в мои длинные волосы. Игриво пощекотав шею и щеки, пригласил поиграть в пятнашки как расшалившийся приятель. Покрутившись легким вихрем вокруг, он полетел вперед, поднимая широкие волны спелой пшеницы и играя тонкими гибкими стволами молодых деревьев, редко поросших по краям полей. Свободный и легкий, он понесется дальше, далеко на север, пока не удариться в крутые бока Великого Хребта, чьи вершины вечно покрыты чистым снегом. Может ветер растечется по острым камням и, раздвоившись, побежит воздушными потоками вдоль скал на восток и запад, поднимая пыль на редких горных тропках и нешироких дорогах, круто взбирающихся к пограничным башням и заставам. Промчавшись вдоль каменных массивов весь день и всю ночь не жалея сил, он вырвется на просторы Тихого моря и, вдоволь поиграв солеными брызгами, промчавшись у морских берегов, минуя прибрежные большие и малые города, вновь сольется в один поток над сверкающими медью крышами столицы. Погнав по длинным волнам белых барашков, ветер понесется, набравшись сил и возмужав, к неведомым южным землям, где на каждой прибрежной скале стоит крепость, а вдоль берега высятся неприступные рукотворные стены. Этого я никогда не видел воочию, слышал лишь пересказы стариков, а остальное дорисовывало мне воображение ребенка шести лет от роду.

— Дион! Сынок!

Ласковый голос мамы повернул мою голову. Я улыбнулся и помахал высоко задрав руку и привстал на цыпочки. Глядя на меня мама улыбалась мягко и чуть печально. Стоявший рядом с ней мой отец, высокий и мускулистый, обнял ее за плечи и помахал мне в ответ широкой натруженной ладонью.

Сверху между нами непрошено упала серая прозрачная шаль, сделав фигуры родителей расплывчатыми, скрывая тонкие черты родных лиц.

— Мама! Отец!

Я протянул к ним руки и попытался побежать, но с трудом сделал лишь пару шагов. Ткань между нами становилась все плотнее, постепенно закрывая от меня тот мир, где остались мои родители.

Страшное отчаяние одиночества душило меня выплескиваясь наружу теплыми ручейками слез.

— Ничего не бойся, Тери-Дион! — прозвучал сильный голос отца, — надежда и вера — вот твоя сила! Сила которая никогда не уйдет от тебя, будь ты хоть даже старым или больным! Такую силу от тебя никто не отнимет!

— Береги себя, сынок! — добежал до меня нежный голос матери.

Всего три слова, но сколько устремленной ко мне любви! Фигуры размылись, почти пропали и превратились в два сияющих золотистых облачка. Они взмыли стремительно вверх в ворота меж белых облаков и пропали. Я замер, сложив ладони на груди и глядя вверх ожидал, что вот сейчас отдернется эта завеса и я снова увижу любимые лица.

Земля вдруг затряслась и раздвинулась, раздался грохот гигантских барабанов и я полетел раскинув широко руки спиной вниз обреченно и безмолвно ожидая удара.

— Дион! Подъем лежебока!

Я сдернул с себя тонкое шерстяное одеяло и рывком сел на жесткую тахту, не дожидаясь, когда на лицо выльется струя холодной воды. Мой слуга, старый вояка Артос, сейчас громко стучавший кулаком в обшарпанную деревянную дверь, сызмальства приучил меня к молниеносному подъему, когда работает одно лишь тело, пусть голова все еще и находиться в королевстве снов. Курсантам-выпускникам Императорской военной академии по уставу уже позволялось жить не в казарме, а на съемных квартирах со слугами, как уже почти состоявшимся командирам. Вот Артос и вернулся к воспитанию меня как только пришло время, чему я и был, иногда, очень даже рад. Денежного содержания едва хватало на две комнатки в мансарде ветхого дома на далекой от престижности восточной окраине огромного столичного Мертогра. Города, испещренной многочисленными улочками, покрытыми, даже солнечным днем, серым полумраком тени от тесно стоявших каменных домов. Здесь же недалеко поселилось несколько моих друзей по академии, с вечно пустыми карманами, но всегда наскребавших мелочь на кружку местного пойла. Настис и Дракс — такие же как и я молодые парни, отцы которых верно служили во имя Империи и особо отличились на полях битв и сражений, там же и полегшие в сиянии славы Империи.

С трудом продрав глаза, сонно покачиваясь на краю тахты, я взглянул прямо перед собой. На мутном стекле окна едва-едва проклюнулась красноватая точка отблеска рассвета.

— Артос, почему так рано? — хрипло прошептал я, а голову снова потянуло в сторону призывно манящей меня подушки.

— Эх, Дион, мальчик мой! Ты в своих увеселительных вечерних прогулках по городу, совсем память растерял! Сегодня с южных земель прибывает Большое посольство. На девять утра назначено всевойсковое построение на Портовой площади. Вспомнил?

Артос передвигался по комнате короткими шагами слегка вперевалочку и, не переставая громко ворчать, от огарка поджигал расставленные его хозяйственной рукой свечи, так что в моей тесной комнатушке становилось относительно светло и даже чуть теплее.

Точно! Построение! Торжественный парад, встреча заморских гостей и после переговоров дипломатов с обеих сторон, по большому счету формальных, как говорят знающие люди, состоится крупнейший за последние сто лет военный поход за Хребет всего Имперского войска в союзе с новыми южными друзьями. Уже как месяц только про это все громче шепчутся во всех тавернах, трактирах, кабачках и харчевнях. А наши герцоги и графы уже делят между собой куски новых земель, и про это я точно знал от их младших сыновей, что обучались в нашей Академии.

С усилием фокусируя зрение, я обвел глазами свою, не отягощенную излишком мебели, комнатку — лишь кровать, маленький кривой стол для занятий и пара табуретов, на одном из которых уже стоял большой медный таз для умывания, а кувшин с водой призывно покачивался в крепких кряжистых руках слуги. Артос был ниже меня на полторы головы, но в плечах шире раза в два. Не смотря на уже преклонный возраст, Артос был настолько могуч, что подковы, гнущиеся в его руках, казались просто толстыми кусками кожи. Длинные темно-рыжие волосы без единого вкраплений седины, как обычно были стянуты на затылке в тугой пучок толстым кожаным шнуром. Такого же цвета густая борода опрятно расположилась на выпуклой мощной груди закрывая ее до середины, а на лице сливалась единым монолитом с усами, над которыми гордо навис широкий мясистый нос со следами неоднократных переломов. Темно-зеленые глаза тускло блестели из глубоких ущелий под защитой крепких, как горные хребты, надбровных дуг и кустистых бровей.

— Артос, ты вообще спишь когда-нибудь? — промямлил я еле ворочая опушим языком.

Мало того, что он выглядел в такую рань невероятно опрятно, так уже и облачен во всеоружии — кольчуга почти до колен с разрезами по бокам, сапоги грубой кожи на толстенной подошве. На перевязи висел его меч, широкий и короткий, таким, при определенной сноровке, и дрова можно было бы порубить. Вообще вся эта амуниция вышла из употребления с десяток лет назад, если не больше, и стала символом грубятины и отсталости.

— Сплю и даже больше чем положено. Этот город слишком изнеживает человека и воин здесь превращается в отвратительного щеголя и тряпку!

— Это камень в мой огород? — я шатко подошел к нему.

Струи холодной воды потекли на мои ладони и я размазал влагу по лицу.

— Это не камень, это булыжник, — проворчал Артос себе в усы, и еще тише добавил, — отец твой другим был.

— Каким? — удивился я, — Ты же всегда говорил, что мы с отцом очень похожи?

Старик еще несколько раз плеснул мне воды в сложенные ладошки. Я с удовольствием подставил под струю шею и бодрящий холодный ручеёк растекся по спине и затылку, потек по лицу, попадая в глаза и нос, заставляя меня фыркать и отплевываться. Постепенно свежесть проникла через мельчайшие клеточки кожи и оживила меня, в голове прояснилось и я был готов прожить еще один день.

— Так каким был мой отец? С чего это мы вдруг стали с ним не похожи с сегодняшнего дня?

Артос подал мне свежее полотенце и не спеша присел на свободный табурет, который тут же принялся со скрипом молить о пощаде.

— Внешне ты сущий слепок своего отца. У тебя его глаза, фигура, сила и стать. Тут не поспоришь, всякий, кто знает род Балионов, тут же определит твою породу, но… — Артос положил ладони на колени и опустил голову.

— Что, но? — спросил я, не сумев совладать с приливом раздражительности.

Память об отце всегда вызывала во мне гордость и уважение. Он погиб когда мне не исполнилось еще и семи лет от роду и я с большим трудом мог вспомнить что-либо связанное с ним, но наш большой замок был полон рассказов и легенд о подвигах моего отца и его воинов. Говорили, что людей в свой отряд набирал отец лично, по только ему известным меркам. Одним из его людей и был Артос, ставший для меня нянькой и воспитателем вскоре после гибели отца.

— Твой отец соблюдал правила, — медленно и чеканно произнес Артос, — каждый день, всю свою жизнь — одни и те же правила.

Я подошел к аккуратно разложенной на столе одежде и, пока натягивал форменные брюки и тонкую хлопковую рубаху, с еще большим раздражением возразил Артосу:

— Какие еще правила? Мой отец разве не был свободным человеком? Кто мог ему диктовать какие-то правила? Даже на войне он руководил своим собственным отрядом и подчинялся приказам только нашего Императора. Разве не так?

— И, тем не менее, у твоего отца были правила которые он принял сам, добровольно. Или ты перестал мне верить? — Артос пружинисто поднялся с табурета, — Ладно, завершай с одеждой, а я спущусь вниз и принесу перекусить для тебя.

— Только для меня?! — негромко воскликнул я, плюхнувшись на кровать, — А как же ты?

— Что я? — промолвил старик, открывая дверь, — я все сделал и уже ко всему готов. А ты еще нет, — сказал он после недолгой паузы и на мгновенье повернул голову в мою сторону. Мне даже показалось, что в его глазах блеснула влага.

Дверь закрылась и послышалось глухое бумканье грубых подошв по ступеням.

"Конечно показалось! Разве такой воин может проронить хоть слезинку?" — ворочалось в моей голове пока я пыхтя натягивал узкие в голенищах сапоги. Закончив это нелегкое дело, я встал и прошел к окну. Красного цвета снаружи значительно прибавилось и за стеклом чернота с неторопливой легкостью уступало место всем оттенкам серого. Вроде бы и ночи уже нет, но и утро не торопится.

"А может его просто не видно из-за нагромождения этих камней, называемых домами?" — вдруг медленным облаком проплыло в голове."Эх, любезный, да вы философ!" — ответил я своим собственным мыслям. Мотнув головой, вытряхивая из нее вдруг набежавшие из ниоткуда меланхоличные размышления, надел лежавший на столе кожаный поддоспешник и стал затягивать его шнурами на боку. Не смотря на протесты, мои доспехи Артос хранил и чистил сам у себя в каморке, расположенной стена в стену с моей комнатой.

Наконец, скрипнула дверь и в комнату боком ввалился Артос с огромным подносом в руках. В ноздри, не спрашивая разрешения, ударил аппетитнейший запах только что приготовленных на хорошо промасленной сковороде утиных ножек, усыпанных специями, и вареного картофеля, сдобренного почти свежей зеленью. Все это богатство вместе с кувшином разбавленного водой вина Артос взгромоздил на уже очищенный от одежды стол. Я сглотнул слюну и схватил табурет, чтоб тут же, как только Артос закончит с расстановкой тарелок, присесть к столу и начать набивать желудок, завывающий от проснувшегося голода.

— Ты пока ешь, а я за доспехами, — сказал Артос, наливая в мою кружку прозрачную светло-рубиновую жидкость почти до самого края.

Я, мыча набитым ртом, покивал и застучал потемневшей от старости серебряной ложкой по неглубокой, широкой тарелке с картофелем, держа жирную утиную ножку в другой руке и откусывая от нее большие сочные куски. Довольно быстро опустошив тарелки, я откинулся от стола, отер полотенцем жирные потеки с лица и рук, и стал медленно попивать из кружки чуть терпкий напиток. Сытым взглядом прошелся по тесным стенам комнатушки. Едва тронутые штукатуркой скругленные по углам бока строительных камней теперь стали не такими уж сырыми и мрачными, как иногда мне казались. Глаза пробежали по уже заправленной кровати.

"И как он все успевает", — подумал я уже тысячный раз за свою короткую жизнь и замер увидев поверх одеяла небольшой свиток. Я поднялся с табурета и крадучись подошел к кровати, чуть помедлил оглядываясь, словно вор, и протянул руку к свитку. Он оказался плотным и увесистым. Колебался я не долго и развернул серую от времени, но чистую бумагу, словно свиток изначально хранился бережно и с любовью. Буквы складывались вроде бы в знакомые слова, но они были написаны задолго до моего рождения, возможно так могли выражаться мои деды или даже прадеды.

"Есть два пути: один — жизни, другой — смерти, и велико различие между двумя путями.

Путь жизни таков: во-первых, ты возлюбишь Бога, Создавшего тебя. Во-вторых, возлюбишь ближнего как самого себя и всего того, чего не желаешь, чтобы случилось с тобой, не делай другому.

Смысл учения, заключенного в этих словах, таков: благословляйте проклинающих вас, молитесь за врагов ваших и за гонящих вас. Ибо какое благоволение вы оказываете, если любящих вас любите? Не делают ли того же и язычники? Вы же любите ненавидящих вас — и не будете иметь врагов.

Воздерживайся от плотских и мирских похотей. Если кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую, и будешь совершенным…"

— Чушь какая! — громко воскликнул я оторопев.

Протер рукавом возле глаз и пробежался по тексту еще раз более внимательно, предполагая, что со сна у меня все буквы поменялись местами.

В этот момент дверь в комнату широко распахнулась и Артос вошел с моим доспехом. Его взгляд скользнул по кровати и сразу перескочил на свиток в моих руках.

— Артос, откуда взялась эта философская чушь в моей комнате! — грозно потряс я в воздухе свитком, — это ведь ты подкинул?

— Да, я, — спокойно ответил старик и подойдя к кровати, аккуратно положил железо, что было в его рука и стал раскладывать половинки кирасы, шлем, наручи и поножи.

— Объясни мне, что за вселенская несуразность здесь написана? Это кто мог додуматься любить врагов да еще учить кого-то подобному? Зачем другую щеку подставлять? Чтоб получить кинжал в спину? Да он дурак просто, этот твой писатель! Ты же сам учил меня убивать врагов мечом и копьем. Ты учил меня метать дротики и пользоваться пращей и арбалетом. Разве не для убийства предназначены эти умения? — с каждым словом я внутренне возгорался и ярился как разнузданный конь.

— А разве убивать я тебя учил? — спокойно ответил склонившийся над доспехами Артос не оборачиваясь в мою сторону, — я всего лишь учил тебя пользоваться оружием, но убивать — нет, никогда.

— Но признайся, что в этом свитке ерунда полная написана? Какой блаженный это мог сочинить? И, главное, для кого это все изложено? — сказал я уже на тон ниже.

Спина старого воина медленно разогнулась, и он обернулся ко мне.

— А это и есть правила твоего отца, — с легкой усмешкой сказал он, — ты ведь не прочитал до конца?

— Нет… — прошептал я пораженный очередной новостью от Артоса и медленно опустился на табурет, — не может этого быть.

Артос не спеша подошел ко мне и легко провел шершавой мозолистой рукой по моей коротко стриженной макушке.

— Твой отец, Дион, никогда не расставался с этим свитком, и велел мне передать его тебе тогда, когда, по-моему мнению, наступит время. Так было и так есть, — он подошел к столу и сгреб на поднос грязную посуду, поставив подсвечник на освободившееся место, и двинулся с подносом к двери. Отворив ее, он поглядел на меня, — времени мало, но еще немного осталось и не растрать его даром! Читай, мой мальчик, читай.

Я поднял голову и взглянул на человека так хорошо знакомого с детства.

— Но, Артос… — тихо промолвил я, и все мои возражения застряли в горле, — ты… ты точно поел?

Он широко улыбнулся, в зеленых глазах мелькнуло такое тепло, что можно было бы согреть весь этот промозгший за ночь город. Он кивнул головой и вышел. Я теребил в руках свиток, боясь снова развернуть его и узнать еще какую-нибудь страшную тайну которая принесет мне разочарование в том, кого я боготворил всю свою жизнь. Но руки по собственной воле развернули его и глаза побежали по буквам:

"…если кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Если кто возьмет верхнюю одежду, отдай ему и нижнюю. Если кто взял у тебя твое, не требуй назад…"

— Ну если Артос например попросит, или Дракс с Настисом, мы ведь друзья неразлучные еще с первого года обучения, конечно все отдам и пойду с ними хоть за Великий Хребет, ну а если кто-то чужой, да еще если он вор и мошенник? Мда… как все непонятно… — прошептал я себе под нос.

"Всякому просящему у тебя давай и не требуй назад, ибо Отец желает, чтобы всем было даруемо от Его благодатных даров. Блажен дающий по заповеди, ибо он безукоризненный. Горе же тому, кто берет, ибо если берет, имея нужду, то он неповинен, но если не имея нужды берет, до даст отчет, почему и для чего брал. Оказавшись в темнице, он будет допрошен о своих деяниях и не выйдет оттуда до тех пор, пока не отдаст последней монеты."

— Ну, вот тут уже кое-что понятно — вор и мошенник должен сидеть в тюрьме. Только получается, что блаженным быть хорошо и даже почетно? — недоуменно спросил я непонятно кого, — все время думал, что это слово вроде ругательства! Так, чего там дальше…

Я развернул свиток шире.

"Не убивай, не прелюбодействуй, не растлевай детей, не развратничай, не кради, не занимайся колдовством и чародейством…"

Я настолько углубился в чтение свитка, что потерял счет времени и вздрогнул от скрипа двери. Артос с интересом взглянул на меня, в уголках глаз углубились морщины, показавшие, что он незаметно улыбнулся в глубине своей рыжей бороды.

— Пора облачатся! — громко сказал он, — а свечи надо экономить, мы не так богаты.

И действительно, солнце поднялось над крышами домов и его лучи по-весеннему весело пробегали по моей комнатушке — один из немногочисленных плюсов дешевых комнат на верхних этажах. Затушив свечи, Артос подошел к кровати и стал в очередной раз проверять железо моих доспехов.

— Прочитал? — как бы мимоходом спросил он.

— Да. Кое-что я даже понял, но вопросов гораздо больше.

— Так и должно быть. Вопросы будут еще долго появляться, возможно всю жизнь, и нужно не лениться, а искать на них ответы. Хотя сейчас это трудное, а иногда и смертельно опасное дело, — к концу фразы голос Артоса скатился почти до шепота, так что мне изрядно пришлось напрячь слух.

— Ты же не считаешь меня трусом?

— Нет, мой мальчик, не считаю. Не в кого тебе быть трусом. Вставай живо с табурета, нам еще до площади добираться. Я там вчера договорился с хозяином одной таверны, что бы наших лошадей у него пристроить, но боюсь, что пара лишних монет из ловких рук может изменить его обещание.

Я рывком поднялся, быстро шагнул к нему и развел руки в стороны, чтоб старому воину было удобнее нацеплять на меня кирасу. Замки легко защелкнулись со смачным звоном, и две половинки доспеха плотно прилегли к торсу. Нацепляя на меня наплечники и наручи, Артос промолвил:

— Хоть что-нибудь вообще запомнил?

Я повернулся другим боком и вздохнув поглубже ответил по памяти:

— Не давай ложной клятвы, не лжесвидетельствуй, не злословь, не помни зла. Не будь двойственным ни в мысли, ни в слове. Слово твое да не будет лживым или пустым, но исполнено делом. Не будь корыстолюбивым, алчным, лицемерным, злонравным и надменным. Не питай ненависти ко всякому человеку, но одних обличай, за других молись, а иных возлюби больше души своей, — тут я снова набрал в легкие воздух и продолжил, — избегай всего дурного. Не будь гневлив, ревнив, склонен к препирательствам и преисполненным ярости, ибо это ведет к убийству. Не будь похотлив, ибо похоть ведет к блуду, не будь сквернословом и человеком с нескромным взглядом, ибо из всего этого происходят прелюбодеяния. Не будь лжив, сребролюбив и тщеславен — из этого происходит воровство. Не будь склонным к ропоту, не будь строптивым и лукавомыслящим — из этого происходят богохульства. Будь кроток, долготерпелив, милостив, незлобив, мирен. Не превозносись и не предавай души своей дерзости. Пусть не прилепляется душа твоя к людям надменным, но общайся с праведными и смиренными, — протараторил я прочитанное словно войсковой устав, который заучивал в течении последних десяти лет, наравне с историей Империи, историей императорского рода, правил тактики и стратегии.

— Все приключающиеся с тобой обстоятельства принимай как благие, зная, что без Бога ничего не бывает, — продолжил Артос, пока я переводил дух после своей тирады, — все, ты готов.

Артос обошел вокруг меня, похлопывая по железу на спине и груди, проверил как сидят доспехи и скептически хмыкнул:

— Как в таком воевать? Только для парада и годиться!

— Артос, твой взгляд на мир устарел! Эти доспехи сделаны на новых прессах и по самой совершенной технологии! Император закупил это за большие деньги у южан и все ради защиты своих солдат и повышения мощи войск!

— Это все ради великого похода за Великий Хребет, — проворчал старик, — я кстати нашел в твоем железе кое-что лишнее и убрал.

Прошедший под кожей головы холодок ощетинил мои волосы на затылке.

— И что же там было лишним? — с тихим изумление прошептал я.

— Да пара круглых пластин изнутри кирасы. Одна на передней, другая на задней части.

— Артос! Это же дополнительная защита чтоб ни один враг не достал никаким оружием до сердца!

— Парень! — повысил голос Артос, и очень строго взглянул снизу-вверх в мои глаза, — с каких это пор пара тонких медных пластин вдруг стали непробиваемые для меча, копья и стрелы? А именно из этого были сделаны эти штуковины, что я отодрал от твоего железа и мнутся они в руках как глина гончарная.

Артос выразительно поднял ладонь и с силой сжал громадный кулак.

— Но нам именно так объясняли их необходимость, — растеряно пролепетал я, — ведь в эту форму одели почти все войско и назвали его непобедимым.

— Время покажет, что вы за воинство такое! Вперед! — почти скомандовал Артос и исчез за дверью.