Гоби – маленькая собака с очень большим сердцем

Дион Леонард, 2020

Примерно в середине пути изнуряющей ультрамарафонской гонки по китайской части пустыни Гоби, Диону Леонарду, опытному марафонцу встретилась маленькая бездомная собачка. Шагая вместе с Дионом через горы Тянь-Шаня, массивные песчаные дюны, юртовые поселки и черные пески пустыни Гоби, она доказала, что недостаток роста можно с лихвой компенсировать большим сердцем. Он назвал ее Гоби. Когда Гоби пропала в огромном китайском городе, Диону с невероятными усилиями все-таки удалось опять оказаться вместе с удивительным животным, которое изменило его жизнь и показало ему и миру, что чудеса возможны.

Часть 2

5

В юрте было так жарко, что мне едва удалось поспать, но выйдя на улицу утром, я поежился от холода. Земля была мокрой, и вершины Тянь-Шаня были покрыты низкими темными облаками, из которых снова собирался пролиться дождь.

За несколько минут до старта, запланированного на восемь часов, я занял свое место на линии старта перед другими участниками. Придя накануне третьим, я чувствовал, что имею право на это место.

Участники нервничали намного меньше, чем раньше. Иногда до меня даже доносился смех, хотя я старался отгородиться от всего, что отвлекает, и сконцентрироваться на предстоящей задаче. Я знал, что нам придется милю за милей подниматься вверх в горы, а затем спускаться по весьма опасным тропам. Мы уже находились на высоте семи тысяч футов, и, думаю, некоторые участники уже страдали от недостатка кислорода. Сегодня ситуация должна была еще более усложниться, так как предстоял подъем на высоту почти три тысячи метров.

Мои попытки сконцентрироваться были прерваны усилившимся смехом и возгласами за моей спиной.

«О, собака!»

«Милая»

Я оглянулся и увидел ту же собаку, что и накануне вечером. Она стояла у моих ног, глядя на ярко-желтые гамаши, закрывающие мои кроссовки. Какое-то время она стояла на месте, не переставая вилять хвостом. Затем она сделала кое-что странное. Она подняла глаза, сначала осмотрев мои ноги, затем тело, обтянутое желтой футболкой, и, наконец, лицо. Она смотрела мне прямо в глаза, и я не мог отвести взгляд.

«Ты милая, — сказал я тихонько, — но тебе лучше бежать очень быстро, если не хочешь, чтобы тебя растоптала сотня бегунов, которые будут гнаться сзади».

Я огляделся в поисках кого-то, кто бы подошел, заявил, что это его собака, и забрал ее до того, как бегуны сорвутся с места. Несколько человек перехватили мой взгляд, улыбнулись, кивнули ей, но никто из местных или из организаторов, казалось, не заметил ее.

«Кто-нибудь знает, чья это собака? — спросил я, но никто не ответил. Все были сконцентрированы на обратном десятисекундном отсчете перед началом забега.

«Девять… восемь… семь…»

Я опустил глаза. Собака все еще стояла у моих ног, только теперь она не смотрела на меня, а обнюхивала мои гетры.

«Тебе лучше уйти, песик, тебя же раздавят».

«Пять… четыре…»

«Иди», — сказал я, пытаясь сдвинуть ее с места. Бесполезно. Она, играя, куснула гетры, затем отскочила назад и прижалась к земле, чтобы снова вскочить, и, фыркая, еще раз ухватить ткань.

Забег начался. Я вырвался вперед, и собака бежала со мной. Теперь, когда гетры двигались, играть с ними было еще веселее, и собака плясала у моих ног, как будто это было самое веселое занятие на свете.

Мне казалось, что минуты умиления могут перерасти в досаду, если затянутся слишком надолго. Последнее, чего бы мне хотелось, это споткнуться об эту собачонку и травмировать ее или себя. Кроме того, я знал, что впереди предстоял долгий подъем, на котором будет сложно обойти более медленных бегунов, поэтому мне хотелось ускориться и не отставать от бегущих впереди.

Поэтому я был очень благодарен ей, когда, оглянувшись метров через четыреста, я не увидел ее возле себя. Наверное, вернулась к своему хозяину в лагерь, — подумалось мне.

Дорога начала сужаться, и мы попали в лесистый участок длиной в несколько миль. Я был вторым, на несколько футов отставая от китайского парня, которого я раньше не видел. Он постоянно пропускал указатель — розовый квадратик бумаги размером с конверт от компакт-диска, прикрепленный к тонкому металлическому стержню, воткнутому в землю. Их было сложно пропустить, а на лесных участках они встречались каждые три-пять метров.

«Эй!» — пару раз мне приходилось окликать его, когда он сворачивал не в ту сторону и направлялся в глубь леса. Я дожидался, пока он вернется, и снова занимал свое место за ним. Думаю, я мог бы не возвращать его на трассу или окликнуть, а затем продолжать бег, но в многодневных забегах существует определенный кодекс поведения. Если мы хотим кого-то обойти, то должны это сделать благодаря своей быстроте и силе, а не потому, что нам удалось обхитрить кого-то или не протянуть руку помощи, когда могли это сделать. В конце концов, при том напряжении, которое мы переживаем, все могут время от времени ошибаться. Никогда не знаешь, когда тебе может потребоваться чья-то помощь.

Лес остался позади, и дорога начала подниматься в гору. Я придерживался темпа тысяча шестьсот метров за шесть минут, концентрируясь на том, чтобы делать короткие шаги и быстро переставлять ноги. Мое тело помнило часы, проведенные с тренером перед беговой дорожкой, отбивая ритм, в котором он хотел научить меня бежать. Его окрики «раз-два-три-раз-два-три» сначала казались пыткой, затем, после нескольких подходов по часу бега в таком темпе, три минуты выкладываясь и одну минуту отдыхая, мои ноги наконец усвоили урок. Если я хотел бежать быстро и больше не чувствовать невыносимую боль, у меня не было другого выхода, кроме как научиться бегать в таком темпе.

Краем глаза я заметил какое-то движение и заставил себя на долю секунды опустить взгляд. Это снова была собака. В этот раз ее не интересовали мои гамаши. Вместо этого, казалось, она чувствовала себя счастливой оттого, что просто бежит радом со мной.

Ненормальная, — подумал я. — Что она здесь делает?

Я ускорился и штурмовал подъем. Цзэн, китаец, идущий впереди, был превосходным бегуном, и немного оторвался от меня. Позади себя я никого не слышал. Мы бежали вдвоем: только я и собака, стремительно преодолевая крутые повороты. Внезапно на дороге возник искусственный канал. Он был не более метра в ширину, и я не задумываясь перепрыгнул стремительный поток, не снижая скорость.

Я догадывался, что собака осталась позади. Она начала лаять, затем издала странный всхлипывающий звук. Я не оглянулся, чтобы посмотреть, что с ней. Я никогда не оглядываюсь. Наоборот, я смотрю только вперед, так думал я и решил еще поднажать. Насколько я понял, хозяин собаки был где-то в лагере. Сегодня у нее выдалась неплохая тренировка, ей удалось выклянчить высококалорийную еду у каких-то бегунов, а теперь ей пора домой.

Мне было пятнадцать, когда я сообщил матери, что ухожу из своего пыльного подвала и переезжаю к другу. Она едва отреагировала. Мне показалось, что ей все равно. К тому времени я уже оставался у друзей всякий раз, когда выпадала такая возможность, и с учетом того, что, когда нам случалось находиться вместе, мы с ней бесконечно ссорились, обмениваясь взаимными оскорблениями, как боксеры перед боем, мой отъезд не стал для нее сюрпризом. На самом деле, это было облегчением для всех.

Я поселился у парня по имени Деон. «Дион и Деон? — спросила женщина, работавшая в общежитии, когда Деон представил меня ей. — Вы шутите, да?»

«Нет, — ответил Деон. — Честное слово!»

Она фыркнула и отвернулась, приговаривая: «Теперь я слышала все».

Деон был на год старше меня, он уже окончил школу и теперь был учеником каменщика. У него тоже были проблемы в семье.

Хотя мы оба наконец освободились от семейных конфликтов, жизнь в общежитии нас особо не прельщала. Стены были тонкими, как картон; все остальные жильцы были старше нас, и с ними было очень тяжело уживаться. Общежитие было населено бездомными, путешественниками и алкоголиками. Из кухни постоянно пропадала пища, и редкая ночь проходила без того, чтобы все общежитие было разбужено звуками драки.

Еще во время учебы в школе я подрабатывал заправщиком. Это приносило мне немного денег, но явно недостаточно, и мне приходилось пользоваться помощью Деона, чтобы протянуть до конца недели.

Мне как-то удавалось справляться с учебой, но никто из моих учителей не проявлял ни малейшего интереса к тому, где я живу или как мне удается выживать вне дома. На самом деле, не думаю, что кто-то из них знал о моих жилищных условиях, и я хотел, чтобы так оставалось и дальше. Я стеснялся своего общежития и старался скрывать правду от одноклассников, у которых были идеальные любящие семьи и дома.

Деон относился к тем людям, которые могут очаровать кого угодно. В пятницу или субботу вечером мы иногда выбирались в паб выпить пива и поболтать с девушками. Я предоставлял Деону возможность вести разговор, как, впрочем, и танцевать. В те дни среди мужчин из таких маленьких австралийских городов, как наш, было не принято танцевать, и почти всякий раз, сойдя с танцпола, Деон получал порцию оскорблений и пара тумаков. Но он просто смеялся над этим.

Как-то днем в воскресенье мы валялись на койках, убивая время, когда услышали чей-то крик в коридоре. Кто-то звал Деона, заявляя, что сейчас убьет его за то, что тот спит с его девушкой.

Мы замерли. Я посмотрел на Деона, который впервые в жизни выглядел по-настоящему перепуганным. Живя в общежитии, мы оба пытались строить из себя крутых ребят, но на самом деле были просто детьми, которые в тот момент до смерти перепугались из-за того, что кто-то намеревался избить их. К счастью, те, кто нас искал, не знали, в какой мы комнате, и бродили туда-сюда по коридору, пока наконец не ушли. Нам хватило пережитого, чтобы как можно скорее переехать из общежития.

«Гранд Отель» был на одну ступень выше, чем общежитие, но все равно имел мало общего с отелем. Это был, скорее, паб, над которым сдавались в аренду несколько комнат. Вместо наркоманов, пьяниц и бездомных, здесь жили работники железной дороги или местного мясокомбината. Один из жильцов в прошлом был игроком в бильярд и даже однажды обыграл чемпиона страны, но пропил весь свой талант. Еще здесь жил путешественник, растративший все деньги и решивший поселиться в Уорике. Мне нравилось слушать его. «Любой город подойдет, — говорил он, — пока ты готов принимать его недостатки».

В «Гранде» я чувствовал себя намного счастливее, чем в общежитии. Мне нравилось находиться в компании людей, выбравших свою судьбу и довольных ею, даже если в ней не было идеальной жены, идеального дома и идеальной семьи. Среди них я чувствовал себя свободно, и впервые за долгие горы мне показалось, что слова матери, из-за которых я чувствовал себя никчемным и ненужным, нелюбимым неудачником и сплошным разочарованием для семьи, возможно, не следует принимать всерьез. Возможно, я все-таки как-то выкарабкаюсь.

Пробежав еще футов двадцать после канала, я продолжал слышать лай и скуление позади. Затем наступила тишина. На минуту меня посетила надежда, что собака не прыгнула в воду, но не успел я задуматься об этом, как увидел сбоку знакомый рыжий силуэт. Собака снова была возле меня.

А ты упрямая штучка, да?

Вскоре тропа сделалась еще круче, а температура начала падать. Лицо и пальцы немели от холодного воздуха, но тело было покрыто потом. Из-за набора высоты дышать становилось труднее, голова начинала кружиться. Я знал, что, если придется все время без остановки бежать в гору, работать потребуется еще усерднее, чем обычно.

Ненавижу бег по горам. Хотя я живу в Эдинбурге, в окружении Шотландского нагорья, я стараюсь по возможности избегать бега на улице, а тем более в горах. Особенно при сырой, холодной и ветреной погоде. Но отправьте меня в пустыню, прокаленную на 45-градусной жаре, и я буду счастлив, в отличие от других бегунов.

Меня часто спрашивают, почему я так люблю бегать по жаре. Ответ прост: я всегда ощущал наибольшую свободу, бегая под палящим солнцем.

Это началось еще в детстве. После смерти Гарри я занялся спортом в надежде найти в нем спасение от домашних проблем. Я часами оставался на улице, играя в крикет или хоккей. Когда я был на улице, казалось, время останавливалось, и чем больше я бегал и уставал, чем тяжелее было дыхание и громче билось сердце, тем тише становилась грусть и тоска внутри.

Возможно, бег по жаре был формой побега. Но я точно знаю, что, когда я бежал по пустыне Гоби, я больше не убегал от своего прошлого. Я бежал навстречу будущему. Я бежал с надеждой, не с тоской.

Я сбавил темп, потому что каждый шаг давался с усилием. Вокруг лежал снег, а в одном месте тропа пролегала вдоль ледника. В других местах склон горы резко обрывался. Думаю, с этой высоты открывались весьма впечатляющие виды, но, к моему счастью, из-за низких облаков не было видно ничего, кроме плотной стены тумана. Ощущения были сюрреалистичными, и я не мог дождаться, когда они закончатся.

Наконец, впереди показался контрольный пункт, я слышал, как люди выкрикивают обычные приветствия. Увидев собаку, они начали кричать еще громче.

«Снова эта собака!»

Я почти забыл о собачонке рядом со мной. Все то время, что я с трудом поднимался в гору, она шла наравне со мной, как будто бежать на высоте 750 метров было самым естественным делом на свете.

На контрольном пункте на меня обрушился стандартный поток вопросов, как я себя чувствую и пил ли я воду. Контрольные пункты предназначены, чтобы дать возможность бегунам набрать воду в бутылки, а еще они дают организаторам возможность проверить нас и убедиться, что мы все можем бежать дальше.

Однако на этот раз собаке досталось гораздо больше внимания, чем мне. Несколько волонтеров начали фотографировать, как она обнюхивает палатку. Когда мои бутылки были наполнены, и я был готов бежать, я вышел, в глубине души надеясь, что в этой точке она решит покинуть меня ради лучшего кормильца.

Но когда я побежал в своих желтых гамашах, собака тут же присоединилась ко мне.

Подниматься на гору было сложно, но спуск тоже принес свои неповторимые страдания. Более восьми километров трасса шла вниз по тропе, покрытой гравием и шатающимися камнями. Это была ужасная нагрузка на суставы, но, как любой бегун, я знал, что если буду выкладываться меньше, чем на 100 процентов, то тот, кто идет сзади, обязательно догонит меня.

Именно так и случилось. Я чувствовал, что замедляюсь, и пытался хоть чуть-чуть приблизиться к своему максимальному шагу на спуске, и довольно скоро мимо меня проскользнул Томми, преследуемый Жулианом.

Я злился на себя за то, что слишком много сил потратил на подъеме. Я совершил главную ошибку, такую, какую лучше не совершать.

Я старался сдерживаться. Злость могла привести к еще одной основной ошибке. Раньше я иногда зацикливался на совершенной ошибке. Миля за милей огорчение нарастало, пока я не терял всякий интерес к забегу и не сходил с дистанции.

Я пытался отвлечься, концентрируясь на окружающем пейзаже. В одном месте, спускаясь с горы, я решил, что вижу впереди огромное озеро, темное и дикое, протянувшееся под серыми небесами. Но по мере приближения становилось ясно, что это не озеро, а огромное пространство, покрытое темным песком и гравием.

Дорога становилась ровнее, мне удалось вернуться к постоянному шагу в ритме тысяча шестьсот метров за шесть с половиной минут, и я пробежал последний контрольный пункт, не останавливаясь, чтобы не терять время на набор воды. Я увидел впереди Томми, Цзэна и Жулиана и понял, что им не удалось оторваться от меня так далеко, как я боялся. Они старались обогнать друг друга, и хотя расстояние между нами составляло меньше мили, у меня не было никаких шансов догнать их. Но меня это не слишком расстраивало. Меня радовало, что я пришел на финиш полный сил без малейшей боли в ноге. Я слышал, как бьют барабаны каждый раз, когда очередной участник пересекает финишную прямую, и знал, что, придя четвертым с небольшим отрывом от первой тройки, я могу надеяться попасть в тройку победителей в общем зачете.

Как и на каждом контрольном пункте в течение дня, на финише собака тоже была в центре внимания. Эту мелкую рыжую собачонку фотографировали, снимали на видео, шумно приветствовали, когда она пересекла финишную прямую. Казалось, ей нравится внимание, и я был готов поклясться, что она заигрывала с публикой, все быстрее виляя хвостом.

Томми опередил меня на пару минут, он тоже присоединился к аплодисментам. «Ну и собака, слушай! Весь день не отстает от тебя!»

«Она пила воду?» — спросил один из волонтеров.

«Понятия не имею, — ответил я. — Может, пила где-то в ручье по пути». Меня это мало волновало. Мне не нравилась мысль, что она может хотеть есть или пить.

Кто-то нашел маленькое ведерко и дал собаке воды. Она начала лакать ее, очевидно мучимая жаждой.

Я отошел назад, планируя оставить собаку и немного удалиться от толпы. И снова мне пришла в голову мысль, что она могла бы отстать от меня и увязаться за кем-то еще. Но этого не произошло. Закончив пить, она подняла глаза, ее взгляд упал на мои желтые гамаши, и с этого момента она все время находилась у моих ног, следуя за мной повсюду.

В лагере было жарко, и меня радовало, что весь этот ужасный альпийский холод остался в горах позади. С этого момента во время забега нам предстояло переносить жару, а не бороться с холодом. Начиная с завтрашнего дня, мы будем бежать по пустыне Гоби. Я не мог дождаться этого.

Я уселся в палатке, а собака скрутилась у моих ног, и мне в голову начали приходить мысли о микробах и болезнях. Во время недельного забега очень важно оставаться в чистоте, потому что без доступа к душу или умывальнику легко заразиться от любого предмета, которого ты касаешься. Собака смотрела мне прямо в глаза, как накануне утром. До ужина в шесть тридцать оставалось еще несколько часов, поэтому я вынул один из пакетиков с орехами и билтонгом. Собака неотрывно смотрела на меня.

Поднеся кусок мяса ко рту, я вдруг вспомнил, что не видел, чтобы собака за весь день что-то съела. Она пробежала добрую часть марафона, но все же не пыталась выклянчить или украсть еду, которую я поедал прямо перед ней.

«На вот», — сказал я, насыпав половину мяса на брезент перед собакой, инстинктивно понимая, что кормить ее из рук — это ненужный для меня риск. Она прожевала мясо, проглотила, немного покрутилась и улеглась. Через секунду она уже храпела, подергиваясь во сне и поскуливая, все глубже и глубже погружаясь в сон.

Я проснулся от того, что взрослые мужики сюсюкали, как дети.

«Скажи, милая, да?»

«Это та собака, что вчера появилась? Ты слышал, она за ним весь день бежала?»

Она. Собака пробежала за мной весь день, и мне ни разу не пришло в голову узнать, какого она пола.

Я открыл глаза. Собака смотрела прямо на меня, заглядывая в глаза глубже, чем мне когда-либо представлялось возможным. Я проверил: все правильно. Это девочка.

«Да, — сказал я Ричарду и остальным ребятам. — Она бегает за мной весь день. У нее внутри хороший моторчик».

Кто-то из ребят дал ей поесть, и она снова брала все, что ей предлагают, но аккуратно. Это выглядело так, как будто она знала, что попала в очень выгодную ситуацию, и ей нужно показать себя в лучшем свете.

Я сказал ребятам, что думал, откуда она взялась, и считал, что это собака хозяев юрты, в которой мы останавливались прошлой ночью.

«Я думаю, нет, — сказал Ричард. — Я слышал, как другие участники рассказывали, что она присоединилась к ним вчера в дюнах».

Это означало, что она за два дня сделала почти восемьдесят километров. Я был потрясен.

Это также означало, что она не принадлежала людям из предыдущего лагеря или кому-то из организаторов забега.

«Знаешь, что тебе нужно сейчас сделать?» — спросил Ричард.

«Что?»

«Придумать ей имя».

6

Меньше чем через милю я остановился, проклиная собственную бестолковость.

За последние сутки мы сталкивались со всевозможной погодой, от снега с дождем в горах до сухого тепла, встретившего нас в лагере. Всю ночь сильные ветры трепали стенки палатки, и когда я проснулся, было самое холодное утро за весь период забега.

Холод донимал меня. Я ждал этого дня, зная, что он пройдет по более ровной и теплой местности, но вместо этого стоял на старте, ежась от холода. Пока другие бегуны занимались обычной подготовкой к старту, я сбросил рюкзак, начал в нем копаться и вытащил легкую куртку, чем полностью нарушил обычную точно отработанную подготовку к началу забега.

И теперь я снова ее снимал. Через несколько минут вышло солнце, и температура начала подниматься. Это должно было порадовать меня, но я чувствовал, что начинаю перегреваться в одежде, предназначенной для влажной погоды. Впереди было пять часов бега в тяжелых условиях, и у меня не было другого выхода, кроме как остановиться.

Расстёгивая молнии и пластиковые кнопки и стягивая с себя куртку, я увидел, как мимо меня, обгоняя друг друга, пробежали Томми, Жулиан и два других участника.

Подбежал еще один участник, и я улыбнулся.

«Привет, Гоби, — назвал я ее по имени, которое придумал накануне вечером. — Ты передумала, да?»

Она провела ночь, свернувшись калачиком у меня под боком, но когда в то утро я пришел на линию старта, она исчезла в толпе других бегунов. Я слишком зациклился на погоде, чтобы беспокоиться о ней. Кроме того, если предыдущие сутки научили меня чему-то, так это тому, что она была настойчивая штучка. Если у нее другие планы на день, то кто я такой, чтобы мешать ей?

Но Гоби была тут, гладя, как я пристегиваю рюкзак, затем переведя взгляд на мои гамаши. Она была готова бежать. Я тоже.

Я поднажал, чтобы догнать лидеров, и вскоре оказался среди них. Я знал, что длинный участок трассы будет проходить среди больших валунов, и помнил, насколько легко бежал Жулиан, когда мы попали на такую же тропу в первый день. Мне не нравилась мысль, что я буду наблюдать, как он снова будет удаляться от меня, поэтому я ускорился, обгоняя третьего и четвертого бегуна, а затем обошел Жулиана и Томми.

Снова оказаться впереди было отличным ощущением. Я чувствовал силу в ногах и ясность в голове. Я слышал, что расстояние между мной и другими бегунами увеличивается с каждой минутой. Я мог бежать быстро, а когда начинал уставать, все, что мне нужно было, это бросить взгляд на Гоби. Она ничего не знала о технике бега или стратегии забега. Она даже не знала, на какое расстояние я планировал бежать в этот день. Она бежала свободно, бежала, потому что была создана для этого.

Я следовал розовым указателям курса по пути к каменистому участку. Плоская тропа, по которой я бежал, сворачивала вправо, а указатели показывали направление прямо, через камни, которые казались большими, неустойчивыми, создавалось впечатление, что сохранить хоть какой-нибудь темп на них будет невозможно. Но их нельзя было обойти, и я начал карабкаться, чувствуя, как мелкие камни качаются и сдвигаются у меня под ногами. Я надеялся, что мне удастся не вывихнуть лодыжку, и завидовал способности Гоби без усилий проходить по ним.

Я знал, что на этом участке Жулиан будет быстрее меня, и, приближаясь к вершине, я слышал, что он уже догоняет меня. Но, добравшись до вершины, вместо того, чтобы ускориться и стараться как можно дольше держать его на расстоянии, я замер.

Отсюда было видно все. Вдали располагался контрольный пункт, перед ним — деревушка, через которую мы должны были пробежать. Я видел, что впереди нас каменистый участок протянулся еще на триста метров, и розовые указатели отмечали трассу, переходившую в плоскую тропу, ведущую к деревне, к контрольному пункту и дальше.

Но не на это я смотрел.

Мой взгляд, так же как и Жулиана и двух других бегунов, идущих наравне с ним, был прикован к одинокой фигуре, убегающей вправо.

Это был Томми.

«Ого, — сказал Жулиан. — Этого не может быть».

Томми как-то обошел весь каменистый участок и выиграл кучу времени. По моим расчетам, он опередил нас на десять минут.

Мы трое были в ярости, но Томми был слишком далеко впереди, чтобы слышать нас, даже если бы мы закричали. Поэтому мы все с новым азартом сорвались с места, твердо намереваясь догнать его.

Пробегая по деревне, мы видели Томми впереди на контрольном пункте, но к тому времени, как мы сами туда попали, он исчез за гребнем горы в нескольких сотнях метров от нас.

Конец ознакомительного фрагмента.