Мемуары очень маленькой девочки или страсти по горшку

Дина Орлова, 2023

… Сижу на корточках у любимой лужи-плиты, готовлю. Что-то с Машей обсуждаем…Книга состоит из рассказов о дошкольном советском детстве девочки Дины, не только напоминая нам о жизни в СССР, но и отображая её глазами маленького ребёнка. Кто-то может вспомнить собственное детство, тоже «советское», кто-то расскажет о нём уже своим подросшим детям. А найдутся и те, кто решится обсудить – что поменялось, что осталось таким же.В ходе таких дискуссий как-то легко выясняются очень интересные факты о том, что происходило в детстве твоего собственного ребенка. Иногда это бывает настоящим открытием для родителей… А подросший ребенок имеет возможность рассказать о чувствах и мыслях того малыша, которым он тогда являлся и задать вопросы, которые тогда не смел или не умел задать.Впрочем, маленькая девочка Дина об этом еще не задумывалась. Она просто жила свою детскую, не всегда радостную, но и не всегда печальную, жизнь, и делала выводы на основе своего детского опыта.

Нельзя делать.

— «Ты понимаешь, что нельзя этого делать?!»

Что такое — «ты понимаешь» — кажется понимаю. Это когда вдруг как будто над головой ведро висит и льёт на тебя воду — это понимание так льётся. Или оно наступает, понимание. И как будто из тебя что-то мешающее понять прям выходит — из рук, из ног, а особенно из головы. Это понимание наступает на не-понимание, и ты остаёшься такая, как есть, без всего, но вдруг знающая значение прозвучавшего слова.

А нельзя — я не понимаю. Как можно понимать, что нельзя? Нельзя же понимать.

— «Нельзя вставать с кровати, когда надо спать!»

«Спать» — понимаю, «кровать» — совсем хорошо понятна. Когда не спишь — встаёшь, идёшь, живёшь, но нельзя. Какая нельзя и почему? Иногда встаёшь и живёшь и всё спокойно, а иногда за встаёшь-живёшь плохо-плохо делают.

— «Нельзя разговаривать, когда ешь!»

Когда ем, мне вкусно и правильно, и никто не разговаривает, когда ест, еда же выпадет. А когда не-вкусно, — я уже не ем и могу разговаривать. Но тут опять нельзя! Но оно же когда «вставать» с кровати появлялось, причём тут каша?

— «Нельзя отпускать руку, когда переходишь дорогу!»

А что такого? Дорога как дорога, с машинами. Вон такси поехало, цвет жёлтый, а вот эти глаза у машин фары называются. Но тут мама так сильно держит за руку и такая прям натянутая вся, что лучше просто замереть и не жить, пока дорога и машины. Можно только ногами идти.

— «Нельзя в магазине майонезные баночки себе в сумку складывать.»

Но мама же их домой приносит, я помогаю маме, помогать — хорошо, и солнце вон какое светит, значит я всё правильно делаю. Почему-то ко мне тётеньки бегут, но не злые. Говорят, что я умная девочка, — пирамиду из майонезных стеклянных банок стала переставлять в свою сеточку с верхней баночки. Мама прибежала, все смеются, весёлые, баночки назад выставляют, но и тут — нельзя опять влезла.

Да кто ж она такое? Или что ж она такое? Или как его не-делать, чтоб что-то делать?

И вот появилось можно. Если скажут можно, то ничего плохого не будет. Все говорят, всё нужно спрашивать. Спрашивать — это когда надо остановить жить и найти взрослого, который скажет можно ли тебе жить туда, куда жизнь течёт. Но это очень сложно, остановить сквозь меня идущую ниточку, я по ней живу. Мне нравится жить. Жить льётся из груди как речка, или тянется, как ниточка и всегда знаешь, как дальше быть. Но нужно остановить. Это иногда прям так больно, остановить в себе жить. Но будет больнее, если там нельзя, а ты через нельзя прожила и не заметила. Могут на-ка-зать. А это — жить наоборот, как будто ручеёк назад в тебя начинает литься, а там места для него больше нет, и в груди становится больно-пребольно. Если получилось спросить, а в ответ прозвучало можно, и желание жить не пропало — то наказать не будет. Это хорошо. Правда не так хорошо, как жить без спрашивать, а просто быть и всегда знать, что дальше.

А вот тут нельзя не было, и спросить я даже не знала как, слов столько не было. Но солнце так хорошо светило сквозь шторы, ветер раздувал светлые, а тёмные делали тень. Мама сидела у окна и что-то шила на машинке. Рядом с ней в стене была странная белая штучка с дырочками, если туда смотреть, ничего не видно, но очень интересно. Надо поковырять, как в песочнице. Нашла карандаш — не проходит в дырочку. Нашла такую серую холодную длинную штучку, подошла к дырочкам — подходит! Но дырочек-то две, у утюга тоже две штучки, которые в эти дырочки на подушечке вставляются, чтобы гладить. Надо вторую такую серенькую круглую палочку-штучку взять. Кажется, дядя с именем Электрик называл — проволока, когда на потолок к люстре в гости лазил. На кухне в ящике много таких штучек осталось. Солнце светит, я счастливая бегу к стене, в руках эти две серенькие палочки-штучки-проволочки — счастье! Сейчас я своими палочками всё там посмотрю в этих дырочках, ура!!! «А-А-А-А-А-А!», — кричит мама и вскакивает из-за машинки. «А-А-А-А-А-А!», — кричу я от радости и солнца. Мама хватает меня на руки, и мы кружимся в центре комнаты и моего мира. «Ты что ж это придумала!? Нельзя в розетку ничего совать! Там электричество живёт! Его не видно, но будет больно, а то и убьёт! Это опасно.»

Убьёт — ещё непонятно. Но понятно, что нельзя всегда перед опасно появляется. Но что такое опасно — непонятно.