Мемуары очень маленькой девочки или страсти по горшку

Дина Орлова, 2023

… Сижу на корточках у любимой лужи-плиты, готовлю. Что-то с Машей обсуждаем…Книга состоит из рассказов о дошкольном советском детстве девочки Дины, не только напоминая нам о жизни в СССР, но и отображая её глазами маленького ребёнка. Кто-то может вспомнить собственное детство, тоже «советское», кто-то расскажет о нём уже своим подросшим детям. А найдутся и те, кто решится обсудить – что поменялось, что осталось таким же.В ходе таких дискуссий как-то легко выясняются очень интересные факты о том, что происходило в детстве твоего собственного ребенка. Иногда это бывает настоящим открытием для родителей… А подросший ребенок имеет возможность рассказать о чувствах и мыслях того малыша, которым он тогда являлся и задать вопросы, которые тогда не смел или не умел задать.Впрочем, маленькая девочка Дина об этом еще не задумывалась. Она просто жила свою детскую, не всегда радостную, но и не всегда печальную, жизнь, и делала выводы на основе своего детского опыта.

Праздничный огрызок

Ясли запомнились прежде всего тем, что там крайне редко бывало солнце, и был очень холодный пол. Ехать туда долго в «злом» автобусе (людей очень много), правда, иногда машина была — большая, красивая, и только для нас с мамой (такси). Мы всегда в яслях мёрзли, зимой нас кутали, чтоб мы не простыли, но этого было мало. Все особо ранние события (в ясли меня отдали на седьмом месяце жизни) вспоминаются как одно коллективное ощущение: — вот нас высадили на горшки, вот нас рассматривают врачи, вот на нас светит лампа, и мы ползаем вокруг двух уставших женщин. Нас — это десяток младенцев, которые окучивались как единый организм, выравнивались под единый организм, и ощущать себя было безопаснее частью этого единого организма.

Была в яслях (номер не помню), и старшая группа, дети там в возрасте от двух до трёх лет. В это время моя личность начинает собирать своё: что хорошо, что плохо — уже понятно. Что не понял — тебе быстро объяснят, не помню как точно объясняли, но тело до сих пор застывает при приближении к табличкам подобных заведений. И никакого «НАС» больше нет. Есть робкое, хорошо подстраивающееся под слова взрослых «Я». Главное — сделать то, что сказали взрослые, а не то, что нужно мне сейчас, или хочется, или интересно. Иначе будет плохо. Иногда очень плохо.

Новый год. Завтра праздник, самый праздничный на свете. Мама весёлая и счастливая шьёт мне платье. Я буду Снежинкой. Я буду замечательной Снежинкой, потому что на платье у меня мишура небывалой красоты, прям как моё счастье! Гольфики, чешки — всё подбирается, аккуратно складывается — мама всегда лучше всех меня собирала. Всё чистенькое, выглаженное, красиво сложенное, и конфетка где-то припрятана. Утром в яслях будет Ёлка и придёт Дед Мороз. Это подарки и счастье, а я — Снежинка…

В раздевалке мама даёт мне съесть яблоко, потому как завтрак поздний будет. Одевает красиво, обнимает меня, — и я её — крепко-крепко. Так много счастья, и всё — нам! Прощаясь, она вкладывает мне в руку огрызок и просит выбросить — после раздевалки, слева по коридору, будет столовая, а там рядом — мусорка.

Я вхожу торжественно-счастливая в зал. Оглядываюсь. И тут Тамараниколавна хватает меня руку и волочёт куда-то. Я пытаюсь сказать, что мне нужно выбросить огрызок, мне мама сказала. Но Тамараниколавна глядит на меня пустым взглядом, сжимает руку с огрызком ещё сильнее и тащит под ёлку — фотографироваться. Огрызок расползся по руке противной липкой кашицей, я кричу «Мама, мама, меня не пускают!» Но мама уже ушла. Тамараниколавна ужасно недовольна капризной девчонкой, ставит меня под ёлку и отходит.

В паузу я пытаюсь побежать, чтобы выкинуть дурацкие косточки и вымыть руку, но фотограф уже освободился и преградил мне путь. Я и ему пытаюсь объяснить, что мне нужно, мне МАМА сказала, а вы… Но он ничего не понимает. Я говорю, «не хочу фотографироваться с грязными руками! Это же прекрасный праздник, а рука липкая и грязная! Вон мальчик тоже ждёт фотографироваться, — пусть он сначала под ёлку садится…» Это я думаю, что говорю, а они просто не поняли невнятного бормотания двухсполовинойлетней деточки и не захотели понять. У взрослых — время, завтрак, утренник. Меня «сфоткали» где-то в трёх шагах от ёлки, так и не дав завершить задуманное.

А я.., а у меня испачканное платьице, невыполненная мамина просьба, испорченная фотография — я же так и не села красиво на стульчик под ёлочку. И горько стало от того, что праздник, раз я такая чумазая, не придёт ко мне. Он не может прийти, когда всё так плохо стало. Нянечка меня, ревущую, отмывала, даже пыталась утешить, приговаривая что-то про «ровное место». Завтрак был ужасен. Ноги в чешках мёрзли, и всё стало как всегда.

В этот день мама меня забрала перед тихим часом. Лучшего подарка быть не могло. Я ей всё рассказала, пока она меня тепло одевала, потом обняла и что-то так сказала, что праздник вернулся.