Маяк с янтарными крапинками

Дина Дудник

Когда в ходе расследования массового исчезновения домой возвращается одна из жертв, городок накрывает пеленой таинственности и леденящего ужаса. Местные газеты пестрят заголовками, в воздухе витает огромное количество вопросов, все хотят знать правду и пытаются всеми силами добиться логического финала.Но сколько стоит эта правда?И возможно ли ее заслужить?

2

Перед тем как выйти из дома, я замазываю лицо тональным кремом. Делаю это не для того, чтобы скрыть недостатки, а чтобы замаскировать ссадины на лбу. Меньше всего я хочу, чтобы из-за этого обращали на меня внимание, которого сейчас мне хватает с излишком.

Волосы я убираю назад в низкий хвост, а поверх белой рубашки накидываю кофту с капюшоном, хотя и прекрасно понимаю, что от людей это меня не спрячет.

Папа уже на работе, поэтому забираю с полочки пятьдесят рублей и выхожу из дома. До школы, как обычно, доезжаю на старом автобусе. Пытаюсь максимально свести все к той же обстановке, что была до происшествия, хотя и понимаю, что это невозможно. Даже в транспорте есть люди, которые прожигают меня взглядами. Я не знаю, о чем они думают, но в этом явно нет ничего доброжелательного.

В школе, как я и думала, на меня обваливается безумный нездоровый интерес одноклассников и других школьников. Буквально все заинтересованы в этой истории. Все, кроме меня самой. А держаться отстраненно мне помогает только мысль о выпускном классе. Мне осталось здесь недолго.

— Это правда, что ты ничего не помнишь?

Я складываю в рюкзак тетради и мысленно делаю несколько глубоких вдохов. Не обращаю внимания на любопытную школьницу и собираюсь покинуть кабинет.

— Под дурочку косит, — выдыхает она вполголоса.

— Да не трогай ты ее. Рьянова ненормальная.

Я поднимаю карандаш с парты, но класть в карман не спешу. Переворачиваю его другой стороной и крепче сжимаю в руке. Девушка замечает этот жест, поэтому поспешно удаляется, начиная перешептываться с подругой, а я спокойно кладу карандаш на место и отправляюсь в другой кабинет.

Ненавижу любопытных людей. Они отравляют жизнь другим просто потому, что до страшного хотят удовлетворить свой интерес. Заполнить пробелы недосказанного, неизвестного.

«Как ты вернулась?». «Это правда, что вас держали взаперти?». «Они ведь не могли просто пропасть?». «Ты одна выжила? Что с остальными?».

Хуже этого только действия тех, кто в это вовлечен напрямую. Это я поняла, когда после четвертого урока меня зажал возле туалета брат пропавшей девочки и требовал объясниться.

— Диана. Она училась в десятом классе. Призер по математике.

— Зачем ты мне это говоришь? — почти шепотом произношу я, впиваясь в его руку, перекрывшую мне дыхание.

— Если ее найдут мертвой, ты первая об этом пожалеешь.

Кроме этого случая были еще попытки. И каждый раз они высасывали из меня остатки жизни. Я так эмоционально истощена, что не могу даже нормально реагировать на такие вещи. И щелчки в голове повторяются все чаще, а ночи становятся длиннее.

Я хожу к психотерапевту, но это плохо мне помогает. Каждый раз, когда я вижу этого человека, не могу произнести ни слова и думаю лишь о том, как «эффектно» уходят отцовские сбережения. Тем временем психотерапевт изредка покачивает ногами, на которых красуются очищенные до блеска туфли, и теребит в руке золотую ручку.

— Можем попробовать воспроизвести картину от начала до конца? — говорит он мягко и развязно. Его губы иногда дрожат в улыбке, как и сам его образ, пропитанный лицемерием и ложью.

Я отвожу взгляд к окну и думаю лишь о том, как сильно мне хочется сыграть роль, которая введет псевдопсихолога в заблуждение. Возможно, позже он напишет об этом диссертацию, выставив меня как «тяжелый случай», и успешно ее защитит. Но это слишком выигрышно для него, поэтому я безэмоционально повторяю историю в сотый раз и обещаю себе, что это последний сеанс.

Иногда мне кажется, что обстановка утихает. Медленно и приглушенно. Но стоит кому-то сделать хоть малейшее телодвижение, и раны оголяются, как только полученные и свежие. Стоит признать — это никогда не уляжется. До тех пор, пока школьники считаются пропавшими без вести. А в местных газетах не исчезнут заголовки: «Загадка массового исчезновения».

Предположим, я стою на краю обрыва. Льет сильный дождь, и я промокла. Мне холодно. Мне страшно. Не знаю, что из этого сильнее. А потом меня резко хватают за руку и откидывают на траву. Она пахнет весенним дождиком, а капельки приятно охлаждают мою кожу. Обрыв не исчез, дождь тоже. Но мир я теперь вижу иначе. Меня крепко держат в объятьях, и я уже почти не чувствую холода. Так я ощутила себя в тот момент, когда встретила маяк, спасший меня от темноты. Наверное, Бог дает только те испытания, которые мы можем вынести. А когда становится совсем невозможно, дает нам новый взгляд. Он хочет, чтоб мы жили в этом мире, и делает все для этого возможное.

— Это место забронировано? Хотя это и не важно, я и так могу оккупировать.

Я никак не реагирую на слова и продолжаю конспектировать. Жду, когда начнутся расспросы, мелкие издевки или что-то изобретательное в виде злых шуток. Но ничего подобного не происходит. Проходит урок, а парень по соседству и не думает менять локацию. Бледная кожа, плюс-минус метр восемьдесят и аккуратная прическа. Определенно что-то не так, и я жду подвох. Я осознаю, что не видела его раньше, и, когда слышу где-то неподалеку перешептывания о новоиспеченном ученике в классе, пазл складывается в картинку. Марк.

Пару раз он переспрашивает у меня материал, а в конце уроков поворачивается ко мне и наблюдает за каждым движением. Я пытаюсь никак не реагировать, медленно собираю вещи.

— Я пока ничего здесь не знаю. Не поможешь? — наконец произносит он.

Я собираюсь коротко отказать, но поднимаю глаза и сталкиваюсь с янтарными крапинками в море токсичного океана. И лишь сейчас понимаю. Он не знает. Ничего обо мне. Обрыв вдруг оказывается за моей спиной. Я чувствую запах травы. Он резкий, но приятный.

— На какой мне нужно сесть, чтобы уехать в центр? — спрашивает Марк, кивая на остановку.

— Ты, наверное, не в курсе. Это маленький городок. Эта школа и есть центр.

— Эта что ли? — ухмыляется парень, оборачиваясь назад. Руки он возвращает в карманы брюк. Его рубашка кажется белее, чем у всех учеников вместе взятых. Это очень подходит его белоснежной коже. — Негусто.

— Все не так плохо. Если прийти сюда вечером, можно познакомиться с компанией наркоманов.

Марк издает смешок, оценивая мой сарказм, и незаметно косится на меня.

— Был такой опыт?

— Нет. Но мог бы быть.

— Я не эксперт, но думаю это плохая идея.

— Не хуже, чем перебраться сюда из большого города.

Парень снова коротко смеется и делает паузу перед тем, как ответить.

— С чего взяла, что я с большого города? Это так заметно? Я скоро вольюсь и не буду так выбиваться.

— Вот это действительно плохая идея.