Маяк с янтарными крапинками

Дина Дудник

Когда в ходе расследования массового исчезновения домой возвращается одна из жертв, городок накрывает пеленой таинственности и леденящего ужаса. Местные газеты пестрят заголовками, в воздухе витает огромное количество вопросов, все хотят знать правду и пытаются всеми силами добиться логического финала.Но сколько стоит эта правда?И возможно ли ее заслужить?

3

Я занимаю свое прежнее место, и мне ужасно интересно, буду ли я сегодня сидеть одна. Я совершенно не умею врать себе. Мне хочется снова с ним поговорить. Поговорить как с человеком, совершенно не вовлеченным в последние события. Но я все еще жду подвох. Рано или поздно все всплывет, и тогда ситуация изменится.

— Раньше приходишь? — парень садится и придвигает ко мне учебник. — Давай их пополам носить. Ненавижу таскать много книг.

— Не лучшую ты выбрал компанию, — доносится с глубины кабинета.

— Смотри, а то тоже пропадешь без вести.

Смех. Вероятно, весы в жизни имеют место быть.

Парень игнорирует высказывания, но у него явно возникают вопросы. Затрагивать их он не решается, поэтому переводит тему на домашнее задание по физике.

Но кульминация все-таки достигает своего пика. Когда мы перебираемся в другой кабинет, мне в лицо прилетает плевок. Я не знаю точно, кто это сделал, потому что смотрю на Марка, который оттачивает какие-то шутки про учителя. Я вытираю рукавом слюну со своей щеки и отвожу взгляд вперед. Мне не стыдно за это. Недавно я поняла, на что способны люди, дай им только повод. Жестокость — это тоже своего рода забава.

— У тебя точно все в порядке? — выпаливает парень вдогонку школьнику.

— Странно, что ты все еще не знаешь, — ухмыляюсь на это я.

— Не знаю чего?

Я убираю остатки влаги с лица и поворачиваюсь к парню.

— Что в этом городе никто не против это сделать.

— Что за чушь. — Марк издает смешок и показывает средний палец ребятам, которые начинают смеяться в стороне. — Никто этого не заслужил.

Я располагаюсь в любимом кресле и даже оставляю без внимания телевизор, который обычно включаю для шума. Так я чувствую себя менее одинокой. На улице дождь. Но он приятный. Я слушаю, как капли тарабанят по подоконнику, на котором стоит давно увядший цветок. Я уверяла Зару, что не смогу ухаживать за растениями, но делала это для нее. Чтоб умереть, цветку хватило месяца, Заре — пять дней. Не могу его выбросить. Как и Зару из воспоминаний.

— Мы здесь умрем.

— Просто сделайте уже что-нибудь!

— Замолчи!

Щелчок. Я распахиваю глаза. Голоса исчезают. По щеке текут слезы. Дождь льет сильнее, в комнате темно. Нет, это не слезы. Старые крыши, пятый этаж. Протекает.

Поднимаю глаза наверх, и не могу разглядеть дыру. Капля падает мне на лицо и быстро скатывается вниз по холодным щекам. Я дотягиваюсь до тумбочки, высыпаю из стакана карандаши и придвигаю тумбу к себе. Оставляю стакан, но замечаю, что капли падают на пару сантиметров мимо. Придвигаю стакан на нужное место.

Папа сидит на кухне под бледной желтой лампой. Он делает пометки в старой книге.

— Потолок течет.

Папа почти вздрагивает. Он поднимает глаза и слегка прищуривается, пытается рассмотреть меня в темноте.

— Подставь ведро.

— Оно сломано.

— Тогда кастрюлю.

Я возвращаюсь в комнату. Взгляд падает на растение на подоконнике. Возможно это лучшая мысль в моей жизни.

Подставляю цветок вместо стакана и наблюдаю за тем, как неспешно у него появляется второй шанс на жизнь.

— Может, нам стоит выехать куда-то в палатках?

— Давайте уйдем в горы с ночевкой?

— А я в горы не хочу.

Чувствую, как меня жалит оса за локоть. Только боль сразу исчезает. И кроме янтарей больше ничего не обнаруживаю. Марк снова щепает за руку и подмигивает.

— Предложи что-нибудь.

Я закатываю глаза и возвращаюсь к вырисовыванию фигурок на полях тетради.

— Мне не интересно.

— Хочешь сказать, что не поедешь?

— Нет. Если не заметил, меня тут не сильно жалуют.

— А со мной?

Я замираю и останавливаюсь рисовать.

— Ты не понимаешь.

Парень явно напрягается, а я откладываю карандаш и делаю вид, что слушаю учителя.

— Так объясни мне.

Сначала я не реагирую на его упрек, но потом придвигаю к Марку учебник и раскрываю его на последней странице.

«Лицемерка». «Верни их нам». «Хватит молчать». «Исчезни из этого мира».

— Это что?

Я откидываюсь назад на стуле и поворачиваюсь к парню. Смотрю ему прямо в глаза и многозначительно ухмыляюсь.

Я делаю упор на ноги и набираю скорость. Закрываю глаза. Ветер раздувает волосы вперед-назад. Слышу скрип. Пытаюсь сопоставить его со щелчками в голове, но это плохо получается — звуки разнородные и диссонируют друг с другом. Перед глазами возникает худой парень, забившийся в углу. Его волосы слиплись от пота, он смотрит на меня в упор и пытается дышать.

Я резко торможу ногами качели и открываю глаза. Слышу, как кто-то окликает меня по фамилии. Возможно, не в первый раз.

Поворачиваю голову в сторону звука и вижу перед собой женщину. Она ухватывается за тонкий шифоновый шарф на шее, словно он перекрывает ей дыхание, и набирает воздух в легкие, готовясь что-то произнести. На её глазах моментально наворачиваются слезы.

— Когда ты уже все расскажешь? Неужели совершенно совести нет? Моего мальчика уже как два месяца нет рядом.

Я крепче цепляюсь за прутья качели так, что костяшки пальцев белеют. Вспоминая, как эта женщина бросается на меня в участке, я собираюсь игнорировать каждое её слово.

Чувствую резкий запах табака и вспоминаю о присутствии Марка. Он тушит сигарету ногой и развязно выходит из-за моей спины, наблюдая за тем, как женщина пускает слезы и поспешно направляется в сторону подъезда.

— Кажется, ты её напугал, — говорю я, медленно покачиваясь на качели.

Парень садится на соседнее место и открыто начинает за мной наблюдать.

— Задавай вопрос. Знаю же, что интересно.

— А ты ответишь?

Я приподнимаю ноги и жду, когда качели остановятся сами по себе. В груди что-то неприятно сдавливает, но мне все равно. Не хочу придавать этому особое значение.

— Когда-то я писала романы. Но жизнь так сильно от них отличается. Я больше таким не занимаюсь.

— Тебе разбили сердце?

Я заправляю выбившуюся прядь волос за ухо и поднимаю глаза к первым звездам.

— Можно и так сказать. Только это не связанно с любовью.

— Это как? — ухмыляется Марк.

— Как будто ты больше не способен на чувства. Пытаешься жить как раньше, но ничего не выходит.

— Говоришь загадками.

Я поворачиваюсь к Марку. Он стряхивает пыль с дорогих брюк и сталкивается со мной взглядом.

— Представь, что ты глубоко под водой. Ты почти уверен, что шансов выжить нет. А потом видишь лучи солнца и все-таки выплываешь. Но только никто этому не рад. Они ожидали другого. Не тебя. — Я убираю руки с прутьев качели и жду, когда парень начнет говорить, чтоб перебить его. — Думаю, яснее ситуацию не описать. Здесь нет загадок, Марк. Просто неприятная правда.

Я спрыгиваю с качели и оставляю парня одного.