Цирк

Татьяна Мамаева, 2023

В маленьком городке пропадают дети. Пятнадцатилетнему подростку предстоит узнать причину этих исчезновений. Хватит ли ему сил справиться с правдой, открывшейся ему?

Когда ты анализируешь свои ошибки прошлого, ты думаешь, что у тебя был выбор, но ты, проигнорировав знаки и здравый смысл, не воспользовался им. Бессонные ночи проводишь в мыслях о том, каким идиотом ты был и пытаешься найти ответ на вопрос: «Зачем я вообще это сделал?». Не могу сказать то же про себя. Не знаю, когда я стал фаталистом, может со временем моя психика сама вырастила во мне эту черту, как жест самозащиты. А может эта история действительно стала следствием рокового жребия, который я был не в состоянии предотвратить. В любом случае, со стороны виднее лучше. Судите сами.

Помню зудящее чувство внутри, твердящее мне о том, что я должен поговорить с ней. Нет, обязан поговорить с ней. Причин для этого было достаточно: во-первых, она была красивая, во-вторых, она была новенькой в школе, и этот факт придавал её облику особый шарм, в-третьих, от неё приятно пахло, в-четвертых, мир бы точно не перестал вращаться, если бы я не познакомился с ней в этот день, но мое настроение точно бы из-за этого ухудшилось.

Любая информация смогла бы развеять этот туман неопределенности и загадочности, витающий вокруг неё. Имя, номер паспорта или марка шампуня, которым она пользовалась — всё бы сгодилось, чтобы хоть немного утолить мое любопытство.

Мимо неё прошла группа старшеклассников, сворачивая шеи в её сторону, уверенно и нагло навязывая ей свое внимание. Кто-то счел умным и оригинальным посвистеть ей, а она даже бровью не повела, продолжая листать свой глянцевый журнал. Помню, как испытал чувство гордости в этот момент за то, что она не стала опускаться до ответа этим узколобым придуркам.

Пока я прокручивал в голове реплики, с которыми я мог бы подойти к ней и завоевать её интерес, она убрала светлую прядь за ухо и, нахмурив свои чудесные брови, уронила взгляд на наручные часы.

— Тоже ждешь родителей? — неловко спросил я.

Она подняла на меня свои голубые глаза, и у меня резко пересохло во рту. На секунду, мне кажется, я даже забыл, какой вопрос ей задал.

— Не думаю, что они приедут. — Она раздраженно запихнула журнал в рюкзак. — Снова забыли.

— Они, что, новостей не слушают? Весь город сходит с ума из-за этих пропавших детей. Говорят, что скоро введут комендантский час.

— Мне до дома идти от силы минут двадцать. Не думаю, что со мной за это время может что-то случится. Не знаешь, как можно улизнуть от учителей?

Я возмутился её беспечности. Последние две недели все только и говорили о тех бедных детях, не вернувшихся домой. Полиция каждый день напоминает об опасности, учителя не отпускают школьников домой, пока за ними не придут родственники. Как можно не относиться к этому серьезно? Вслух я этого ей, конечно, не сказал. Я просто кротко кивнул, будто говоря: «Понимаю».

— Через спортивный зал можно попасть на задний двор. Сергей Петрович часто забывает закрыть там дверь, так что старшеклассники постоянно используют это, чтобы на переменах сходить покурить.

Она кивнула, отблагодарив меня за помощь скупой тенью улыбки. Я догнал её перед столовой.

— Ты не можешь пойти домой одна.

— Я же сказала, что мне недалеко.

— Это опасно, — сказал я, затем, наткнувшись на её недоверчивый взгляд, повторился, на этот раз повысив голос: — Это опасно! Я провожу тебя.

Она остановилась, поправив рюкзак, и искоса посмотрела на меня, слегка наклонив голову.

— Тебе потом придется возвращаться в школу одному. Это опасно, — спародировала она меня, улыбнувшись.

— Я справлюсь, — с напускной уверенностью ответил я, потом зачем-то добавил: — Я хожу на бокс.

Не вините меня. К пятнадцати годам ты уже привыкаешь к тому, что тебе постоянно приходится доказывать всем свою значимость, пытаясь завоевать чью-то любовь, или, как минимум, уважение. Того, что ты сейчас из себя представляешь, становится недостаточно, как твоим сверстникам, так и родственникам с учителями. Так я представлял себе в то время взросление: длинная трасса, вечная гонка с неизвестным, довольно сомнительный приз в конце.

— Если от этого ты будешь спокойнее спать по ночам, пошли, — ответила она, равнодушно пожав плечами.

Мы успешно перебежали через спортивное поле, не попавшись на глаза воспитателям и учителям, и, перемахнув через хлипкую ограду, оказались на свободе. Я почувствовал себя некомфортно, она же выглядела так, словно мы сбегали из школы каждый день последние два года. Видимо, смятение отобразилось как-то на моём лице, потому что она сказала:

— Ты всегда можешь вернуться. — Я лишь покачал головой, следуя за ней в сторону парка, который уже покрывался тонким слоем тумана. — По сравнению с остальными ребятами из школы, ты чересчур серьезно относишься ко всей этой ситуации. Я думаю, в этом нет нужды: взрослые разберутся.

— Да как же… столько времени прошло. То, что случилось с теми детьми — просто ужасно. Кто знает, через что им пришлось пройти, и живы ли они вообще. Если бы что-то подобное случилось с моей сестрой… я никогда не смог бы смириться с этим.

— Вы с ней близки?

— Да. — Улыбнулся я и, достав книгу из рюкзака, протянул ей её. — Смотри, что я купил ей сегодня: «Иллюстрированная энциклопедия птиц». Её всегда восхищал мир птиц. Она может часами следить за ними, что, кстати, невероятно раздражает. Недавно даже завела небольшую тетрадку, в которой она начала записывать свои наблюдения.

— И всё же ты купил для неё эту книгу. Очень мило с твоей стороны. Ей с тобой повезло.

Я лишь пожал плечами, смущенно уставившись на свои ботинки.

— Ты правда — очень хороший брат. — Серьезно сказала она голосом, лишенным эмоций, глазами выискивая на моем лице что-то, чего не замечала раньше. — Спасибо, что проводил. Дальше я сама.

— Но мы же…

Вцепившись в лямки рюкзака, она побежала вперед, оставляя за собой шлейф своих цветочных духов.

— Стой! — крикнул я и побежал за ней, высматривая в тумане её черную куртку.

— Возвращайся в школу! — Я уловил нотку тревоги в её голосе, и это заставило меня прибавить скорость.

Петляя между стволов деревьев и спотыкаясь об корни, я пытался догнать шелест травы. Рука с накрашенными ногтями в темный цвет, возникла из тумана и ухватила меня за предплечье, притягивая к себе. Меня насторожил страх, оставивший отпечаток на её лице.

— Я так и не узнал твоего имени, — выпалил я.

— Я не шучу: не беги за мной. Ты ещё не успел зайти слишком далеко, возвращайся в школу. Как только вылезешь из тумана, считай, что спасен. Иди же!

Где-то хрустнула ветка, заставив её вздрогнуть. Мне казалось, что туману удалось проникнуть в мою голову, потому что я стоял перед ней, как истукан, лишь с одной мыслью в голове: «Я не собираюсь её тут оставлять одну», способность разумно мыслить была выжжена из меня паникой в её глазах.

Сухие листья зашелестели под нашими ногами, сдаваясь натиску ветра, принесшего с собой переливы тихой музыки. В воздухе повис запах сладкой ваты и попкорна.

— Слишком поздно, — прошипела она сквозь зубы, ломая руки. — Кто тебя просил идти за мной?!

— Откуда звучит эта музыка? — спросил я, пробираясь сквозь заросли кустов.

Туман рассеялся передо мной, открывая моим глазам невероятный вид. Над нами нависали высокие арочные ворота, на дуге которых висела яркая вывеска с изображением смеющегося клоуна.

— Я не знал, что к нам приехал цирк.

Запястье моей левой руки обожгла острая боль. Потянув рукава своей рубашки, я увидел красное клеймо, появившееся на коже. Я скривился от боли, пытаясь дотронуться до него.

— Что это?

— Твой билет, — глухо отозвалась девушка, в её глазах застыли слёзы. — Мне очень жаль.

— Что значит — тебе жаль? — Мой голос начал дрожать. — Что происходит?

Позади нас заговорила листва, послышался надвигающийся шепот. Она подскочила, и схватив меня за руку, потащила к воротам, одновременно давая инструкции, которые я был не в силах понять.

— Не прикасайся к еде и к напиткам, ни с кем не разговаривай, и, ради Бога, ничего не трогай.

Наверное, если бы она в тот момент сказала мне отжаться сотню раз, я в ту же секунду повалился бы на землю выполнять это указание, заразившись её страхом.

На первый взгляд, мне показалось, что в этом месте кипит жизнь. Голоса детей, гул игровых автоматов, и веселая музыка, льющаяся из колонок. Через несколько дней, я научился улавливать главное во всем этом шуме — отсутствие искреннего смеха, и редкий плач, резко заканчивающийся до того, как он успевал переходить в рыдание. Работали здесь мужчины, одетые в длинные парадные пиджаки, черные брюки и высокие шляпы, напоминающие цилиндры. Их глаза всегда оказывались в тени небольшого козырька, а бледные губы были вытянуты в улыбку. Их всех объединяли общие черты лица: высокие, острые скулы, крючковатый нос и впалые щёки, подчеркивающие болезненную худобу. Цвет пиджака определял род их деятельности.

Конец ознакомительного фрагмента.