Разносчик пиццы

Диана Бош, 2010

Артур не разделял любовь жены Лидии к вечеринкам, но вынужден был терпеть. Вот и в этот вечер у них собралась компания. Встреча не предвещала ничего хорошего, ведь некоторые из гостей не выносили друг друга. Когда внезапно погас свет, Лидия исчезла… Остап принес пиццу, заказанную Артуром, и ужаснулся тому, что произошло в доме. Он оказался там не случайно, но пока не мог понять, связаны ли эти пугающие события с тайной, которую поведала ему тетка… Аманда верила в легенду о Хозяине Кладбища – Бароне Субботе, приходящем за человеком в его смертный час. Другие гости Артура отнеслись к ее рассказу скептически, несмотря на то, что с двумя людьми в доме уже случилось несчастье… Чтобы все получилось так, как хочется, не всегда нужен хитроумный план. Иногда достаточно простого стечения обстоятельств…

Глава 2

Валерию никто не рискнул бы назвать красивой, но лицо ее обладало огромной притягательной силой. Особенно хороши были глаза — влажные, темные, манящие. Казалось, они должны принадлежать женщине чувственной и страстной, но Валерия была надменна и холодна. Глядя на двух сестер, Артур часто ловил себя на мысли, что они совершенно не похожи — жизнерадостная хохотушка Лидия и ее высокомерная, скупая на улыбку старшая сестра.

— Что-то Валерия сегодня не в духе, — встревоженно сказал Михаил. — Лидушка, вы случайно не в курсе, что с сестрицей творится? Говорит, дурные предчувствия у нее, сон плохой приснился.

Валерия встала.

— Слишком разговорчив ты сегодня, Миша. Не к добру это. Сходи лучше, поставь минералку в холодильник. Помнишь, где он?

— Помню, помню. Я уж тогда и водочку в морозилочку положу. Водочка — она хорошо пьется, когда до восьми градусов охлаждена. Ну, или на крайний случай до десяти. Благородный напиток, да. И пить ее надо маленькими глоточками, растягивая удовольствие и наслаждаясь. — Он семенящей походкой, смотревшейся смешно при его высоком росте и крупной комплекции, потрусил на кухню. — А на закусочку грибочки хороши, рыбка красненькая, да огурчики солененькие. Икорочкой еще хорошо закусывать, с блинчиками…

Когда его голос затих вдали, за кухонной дверью, Лидия укоризненно посмотрела на Валерию.

— Ну вот, зачем ты так! Он такой домашний и уютный, а ты его обижаешь.

Валерия пожала плечами и отвернулась к окну.

За все время этого разговора Артур не проронил ни слова, задумчиво рассматривая в вытянутых руках картину Эрики.

— Я, кажется, знаю, где это, — произнес вдруг он. — Это Таласский хребет Заилийского Алатау. Правильно?

Глаза у Эрики взволнованно заблестели, и она слегка порозовела.

— Совершенно верно. Бывали в наших краях?

— Был однажды. А еще у вас определенно есть талант, и только такой чурбан, как мой друг Филипп, мог не заметить этого.

Филипп сделал неопределенный жест рукой:

— Я, кажется, уже извинился.

— Вот именно — кажется… Пойду закажу пиццу, думаю, это не будет лишним. Тем более что скоро приедут Аманда и Макс.

— Ну да, — хмыкнула Валерия, недолюбливавшая обоих, — уж они-то почревоугодничать горазды. Пожалуй, Макс все же больше — его брюхо выдержит и слона.

— Нет, ты явно сегодня не с той ноги встала. Не будем считать, кто сколько ест, это моветон, — скривилась Лидия.

— А мы и не считаем. Если же ты имела в виду конкретно меня, то так я выразила свой восторг от предстоящего визита сладкой парочки. Да, я их очень «люблю» и каждый раз «радуюсь», когда они приходят. Ты разве не знала?

Валерия ехидно засмеялась, а Лидия раздраженно передернула плечами. Конечно же, она прекрасно помнила, что Аманда и Валерия не выносят друг друга и постоянно пикируются. Обе испытывали друг к другу необъяснимую неприязнь, вряд ли задумываясь — отчего. Во всяком случае, когда Лидия спросила Валерию, чем ее раздражает Аманда, та только пожала плечами и коротко ответила: «Всем».

Больше Лидия ни о чем не спрашивала. Ее редко интересовали мотивы поступков и эмоции других людей, ее всегда занимали только свои собственные чувства.

Обе замолчали, и стало слышно, как Артур говорит в трубку:

— Пять, нет, пожалуй, давайте семь пицц. Больших. Да, с грибами и ветчиной. Когда доставите заказ? Через сорок минут? Хорошо.

— Пицца?! Кто сказал — пицца?!! Ах, это сладкое слово «пицца»! — На пороге гостиной возник Макс. Белозубо улыбаясь, он картинно застыл в дверном проеме, наслаждаясь вниманием к себе, которое он ошибочно принял за восхищение. На самом деле, стоило ему где-либо появиться, как присутствующие тут же вспоминали, что некоторые темы — в частности тема злого рока в искусстве, мешающего пробиться истинному таланту, категорически под запретом. Об этом Макс мог говорить часами, потому что искренне верил: только отсутствие нужных связей и происки врагов не позволили ему до сих пор стать звездой. Из-за этой особенности Макса недолюбливали, возможно несправедливо, потому что во всем остальном он был довольно мил.

Единственной, кого не раздражали слабости Макса, была Лидия. Она даже взяла юное дарование под свою опеку, всячески продвигая его и протежируя. Впрочем, пока Максу удалось сняться только в двух второстепенных ролях, так что он до сих пор считал себя несправедливо обойденным.

За его спиной, как всегда, в чем-то белом и воздушном маячила Аманда. Она попыталась протиснуться в гостиную, а когда ей это не удалось, оттолкнула Макса и вошла.

— Не хочу пиццу! Я на диете, мне нельзя! — обиженно надула она губки.

— Так и не ешьте, кто ж заставляет, — ядовито заметила Валерия. — Кстати, вам действительно нужно скинуть не менее пяти килограммов.

— Глупости. Тогда я стану похожей на вас.

— Вот уж ерунду говорите, — снисходительно улыбнулась Валерия. — Здесь у вас без шансов, хоть с диетой, хоть без.

— Ну и слава богу, — огрызнулась Аманда, — не очень-то и хотелось.

— Вот и зря. Будь вы немного умней, старались бы учиться у окружающих.

Макс выскочил вперед и загородил собой Аманду от Валерии.

— Какая же вы! — эмоционально воскликнул он и, повернувшись к Аманде, засюсюкал: — Радость моя, видишь, как много людей собралось? Все есть хотят, а пицца — это демократично и сытно. Но если ты настаиваешь, я могу сбегать в ближайший магазин и купить тебе что-нибудь диетическое, обезжиренный кефир например.

Валерия фыркнула.

— О господи. Да ведите же себя как мужчина, в конце концов!

Сквозь смуглую кожу Макса проступил румянец:

— Я, кажется, не давал повода так со мной разговаривать, Валерия.

— А ей повод не нужен, — вмешался Филипп, — повод — это для слабаков, а Валерия сильная женщина. Правда, Лерка?

— Хам.

Валерия демонстративно отвернулась от Филиппа.

Аманда вздохнула:

— Не надо никуда бежать. У меня сила воли слабая. Не умею я на кефирчике сидеть, когда все вокруг пахнут пиццей.

Последние ее слова потонули в грохоте распахнувшегося окна. Сильный порыв ветра вздыбил штору и взметнул пламя камина, подняв сноп искр. Где-то завыло, загрохотало, лампы же мигнули и погасли. В темноте стало слышно, как лупит по стеклам дождь. Новая молния, ударившая в землю где-то совсем рядом с домом, прочертила небо и озарила призрачным светом гостиную и высокую фигуру в развевающемся плаще.

— Мама! — взвизгнула Аманда, мертвой хваткой вцепляясь в Макса.

Он раздраженно поморщился от боли, но руки не убрал.

— Да закройте же кто-нибудь окно, мы сейчас все пропахнем дымом! — крикнула Валерия. — Артур! Миша!

Михаил схватился со своего места и кинулся к окну. Мокрая штора хлопнула его по лицу, он поймал ее и, накрутив на кулак, отвел в сторону, а затем плотно закрыл раму. В воздухе остался висеть запах дыма и свежего ночного ветра.

— Я… это… прошу прощения, — сказала фигура в плаще хриплым контральто. — У вас было открыто. На входе. Я решила, что можно войти.

— Проходите, проходите! — иронично откликнулся Филипп, зажигая свечу на столике у камина и поднимая ее так, чтобы свет упал женщине на лицо. Неверное пламя выхватило крупный нос, круглые маленькие глаза и острый подбородок щекастого лица. — Ну, что я говорил?! — повернулся он к Артуру. — Просто дом открытых дверей! В прямом смысле этого слова.

— Я, пожалуй, пойду. Не стоило приходить. — Женщина неуверенно потопталась, но тем не менее не сдвинулась с места.

— Не обращайте внимания на Филиппа, — Артур подошел к ней и жестом предложил присесть на диван рядом с Эрикой, — он временами бывает несносен, но потом сам об этом жалеет. Вас, кажется, Мара зовут?

— Да. Признаться, не выношу быть одна. Особенно в дождь… — И в ее голосе, полном благодарности, задрожали слезы.

Филиппу стало стыдно, и он попытался загладить свою резкость. Он порывисто встал, залихватски щелкнул каблуками и протянул Маре руку:

— Разрешите представиться. Филипп Котов. Друг Артура и его партнер по мелкому бизнесу.

— Не верьте ему, Мара, — донесся голос Валерии откуда-то из темноты, — его бизнес гораздо солиднее, чем он хочет показать. И вообще, хватайте его и тащите в загс. Он будет счастлив.

Огромную гостиную делил надвое камин. Он был выдвинут вперед и развернут к входной двери так, что вторая половина комнаты за ним тонула в темноте. И сейчас, без электрического освещения, тот, кто проходил туда, полностью скрывался во мраке.

— Во мне проснулся Дон-Кихот по материнской линии, — не обращая внимания на выпад Валерии, продолжал Филипп, — можно сегодня я буду вашим кавалером? Если Прекрасная Дама в опасности, мой долг — защитить ее.

— Я не хочу в загс, — пробормотала Мара, проигнорировав его вопрос.

— Это почему же?

— Хочу жить с мужем в любви и согласии, а будет загс или нет — это неважно, — ответила она.

— Ой, ну только не надо врать, — вдруг ощетинился Филипп, почувствовав себя уязвленным. — Все вы, женщины, хотите прежде всего законного брака, а потом уже жить в любви и согласии. Но тут уж как получится, не всем везет.

— Да чего вы ко мне пристали? В конце концов, это не ваше дело — хочу я замуж или нет. И вообще, у Дон-Кихота не было детей!

— Да-а? Умная, что ли?!

Мара мрачно насупилась и умолкла, Филипп тоже. Артур повернулся к нему и приложил палец к губам, призывая молчать, а тот в ответ недоуменно пожал плечами. Уже зарекался при Валерии никуда не встревать — себе дороже! — и опять не удержался. Он принял нарочито независимый вид, ожидая от Валерии насмешки и собираясь защищаться, но она, как ни странно, промолчала.

Все затихли и молча слушали, как дождь стучит по крыше. Люди сливались с темнотой, и порой казалось, что гостиная пуста. Это навевало суеверный страх. И кто-нибудь обязательно не выдерживал и громко что-то говорил, только бы почувствовать человеческое присутствие. Но разговоры каждый раз быстро замолкали, и снова становилось тихо. Последняя пауза затянулась дольше обычного, Филипп даже едва не задремал, пригревшись у камина, как вдруг его разбудил голос Эрики.

— Вы слышали, — громко сказала она, — говорят, сюрреализм сейчас снова входит в моду? В Америке картины недавно еще никому не известных мастеров стоят миллионы и разлетаются, как горячие пирожки.

— Это как? — сонно откликнулся Филипп.

— Договоры заключены на несколько лет вперед, и пока художник пишет картину, на нее уже есть покупатель. Я это точно знаю: работы одного моего знакомого очень популярны сейчас в Нью-Йорке, а три года назад его имени никто даже не знал.

— Так то ж Нью-Йорк. Я не особенный ценитель живописи, но кое в чем разбираюсь: у нас сейчас в моде реализм, сюр не катит, — фыркнул Филипп.

— Это временно, уверяю вас! Скоро и до нас донесется волна. Эх, жаль, я не могу купить хотя бы одну из его картин, пока цена на них не стала заоблачно высока, — посетовала девушка.

— Если еще не стала, то почему не можете?

— Так у меня и таких денег нет! — Эка звонко рассмеялась. — И накопить не удается: я транжира.

— Вот пусть ваш художник вам ее и подарит.

— Да кто я ему? — вздохнула она. — Не жена, не любовница… А он живет с продаж, это его единственный заработок.

За окном опять загромыхало, дождь припустил с новой силой, и ветка яблони суетливо застучала в окно. Мара следила за дрожащим язычком пламени свечи и боялась отвести взгляд. Казалось, там, за границей желтого света, таится что-то пугающее и даже ужасное, а ей очень не хотелось снова пускать в свою жизнь кошмар, вот она и смотрела на огонь, не отрываясь. Только когда вспыхнул свет, она облегченно вздохнула. Получилось довольно шумно, и Мара, слегка смутившись, поторопилась пояснить:

— Я вроде бы и люблю при свечах посидеть, но сегодня так тяжело на душе, будто покойник в доме…

— И часто у вас случаются депрессии? — повернулась к ней Валерия. — Могу порекомендовать хорошего психиатра.

Мара не ответила. Она пристально смотрела в сторону окна, выходящего в палисадник, и на лице ее читался ужас. Три месяца прошло со дня смерти матери и тети, а они ей все мерещились. Вот и сейчас показалось, будто там, в саду, кто-то бродит, и даже мелькнули их тени. Эрика склонилась и обеспокоенно тронула ее за плечо.

— А? — Мара отшатнулась, вздрогнув всем телом.

Простоватое лицо ее, покрытое многочисленными конопушками, так побледнело, что казалось серым. Глаза уставились в одну точку, а руки слепо зашарили по столу. Эрика быстрым движением налила в стакан воды и придвинула его Маре:

— Вам плохо? Вот, выпейте воды.

Мара, не отвечая, схватила стакан и, выстукивая зубами дробь, сделала несколько глотков. Потом отставила его в сторону и вымученно улыбнулась:

— Ерунда. Просто показалось. И еще… тоскливо.

Брови ее сошлись к переносице, и она, словно забыв о присутствии других, нервно зажевала губами, глядя перед собой.

— Ничего удивительного, — отвлекла ее от мрачных мыслей Эрика, — вон дождь зарядил, как из ведра льет. Оттого и тоска. Все пройдет, обязательно. Все будет хорошо.

— Не знаю, — протянула Мара, и в глазах ее блеснули слезы.

Вдруг Артур, сидевший, напряженно выпрямившись, вскочил и обеспокоенно обвел взглядом гостиную:

— А где Лидия? Кто-нибудь знает, куда она пошла? Лида! — Он выскочил в коридор и, задрав голову, закричал, глядя в лестничный пролет: — Лида! Ты где? Спускайся вниз, гости заждались.

В гостиной Валерия встала и сжала пальцы до хруста, намереваясь выйти вслед за Артуром. Филипп иронично хмыкнул.

— Что с вами? Неужели ревнуете сестру?

— С чего вы взяли?

— Показалось.

— Бред.

Он улыбался, но глаза его оставались серьезными.

— Думаю, нет.

— Кстати, как поживает ваша теория бесконфликтного общения, Филипп? Или вы уже отказались от нее?

— Ну почему же? Вот только не со всеми выходит.

— Да бросьте. Мои колкости вам нужны как допинг, без них вы начнете хиреть.

— Добрая самаритянка. Значит, заботитесь обо мне, — скептически кивнул он. — То есть вы не докучаете мне специально, а практически жертвуете собой, чтобы помочь? Кажется, я понял. Суть вашего метода состоит в том, чтобы сначала подтолкнуть человека в спину, спихнув в пропасть, а потом, если жертва удержится на краю, милостиво подать ей руку.

— Боже мой, какая чушь.

Валерия хотела еще что-то сказать, но не успела. Во входную дверь так остервенело застучали, что грохот разнесся по всему дому и хрустальные подвески на люстре зазвенели.

— Господи, что за манеры?! Миша, пойдите откройте. Артур все равно не слышит. — Валерия нервно прошла к окну, пытаясь разглядеть, кто стучит.

— Хорошо. Заодно и водочку достану, должно быть, охладилась уже, — радостно пробормотал Михаил, удаляясь с грацией носорога. Филипп иронически улыбнулся, глядя ему вслед, и Валерия, заметив это, поджала губы.

Стук в передней сменился топотом и возбужденными голосами, один из них явно принадлежал очень молодому человеку, если не сказать юному. От возбуждения он то и дело срывался на фальцет, проглатывал слова и заикался.

— Вот, — сказал Михаил, вводя совершенно мокрого парня. — Лопочет что-то скороговоркой, и ничего не понять. Может, вы разберете. А я пока пойду за водкой, из-за него забыл взять.

Он вышел, а все выжидающе уставились на мальчишку.

— Там… это… — промямлил бедолага, краснея под взглядом нескольких пар глаз.

— Да говорите же! — поторопила парнишку Валерия.

— Я… это… пиццу… принес… а там…

— Пицца? — оживилась Аманда. — И где она? Давайте ее скорее сюда!

— Вот это новости, — ухмыльнулся Филипп, — вы же совсем недавно вопили, что терпеть не можете пиццы.

— Хочу убедиться в мастерстве повара. Мало кто правильно пиццу готовить умеет. Вот я — умею!

— Я иду, а она, — продолжал бормотать парень, не обращая внимания на перепалку, — а она лежит с открытыми глазами…

Филипп настороженно покосился на него:

— Кто лежит с глазами — пицца?

Мальчишка судорожно сглотнул и, понизив голос до шепота, ответил:

— Женщина. Мертвая.