Игра за линией поля

Джули Дейс, 2022

Трэвис – одно имя заставляет мой желудок скрутиться крепким морским узлом. Звезда школьной футбольной команды. Любимчик моих родителей. Желанный женский трофей. Мой первый опыт. Я искренне радовалась, что нас поделили по разным сторонам страны.Так я ещё никогда не ошибалась.Трэвис остаётся звездой, сменилось лишь место.Теперь он чертов мистер Популярность университетской футбольной команды. И мы снова должны столкнуться. Мы ходим по одним и тем же коридорам. Сидим в одной аудитории. Обедаем в одном помещении. Выполняем одинаковые работы. Отныне мы ближе, чем раньше. Кажется, я готова дышать напалмом, чтобы не мучиться, потому что он снова готов ворваться в мою жизнь и напомнить обо всех совершенных ошибках.

Глава 1. Одри

Я вставляю ключ в замочную скважину и пытаюсь открыть дверь, с огромной сумкой на плече и рядом стоящим чемоданом, который ожидает черёд разместиться в новом шкафу одной из комнат кампуса и начать пылиться неизвестное количество времени.

Мои попытки быстро завершаются, когда дверь открывается с другой стороны.

Девушка с густыми огненно-рыжими, да ещё и завитыми волосами, встречает меня застенчивым взглядом. В следующую секунду в насыщенно зелёных глазах появляется страх, как будто из-за поворота выскочила фура и заставила застыть на середине дороги, ослепив фарами. Проходит несколько секунд прежде чем она предпринимает попытку заправить локон за ухо, словно таким образом пытается выйти из ступора, а я изучаю россыпь веснушек на носу и щеках. Её личико кажется таким детским: наивные огромные зелёные глаза; чёрные длинные, но редкие ресницы; идеальная фарфоровая кожа, на которой каждое пятнышко пигментации выглядит чётче; высокие и острые скулы; пухлые губы, по-настоящему пухлые и напоминают сердечко. На хрупких плечах висят тоненькие бретельки лифчика и майки свободного кроя, ноги облачены в чёрные лосины. Клянусь, если бы на ней было платье с рюшками, то можно смело полагать, что передо мной живая кукла.

— Привет, — говорю я, заглядывая за её плечо, а следом перевожу взгляд на блестящий номер комнаты. — Полагаю, мы соседки.

Её губы приоткрываются, вылетает едва уловимый вздох, и девушка отступает в сторону.

— Тут… — слишком тихо говорит она, указав на дверную ручку: — Похоже, она сломана.

Я не нахожу ничего лучше кивка.

Девушка переминается с пятки на пятку, тогда всё становится как никогда понятнее. Во-первых, знакомство с меня. Во-вторых, она ужасно скромная. В-третьих, предпочитает быть тише воды, ниже травы, как любит говорить папа, если незаметно подкрадываюсь со спины. В-четвертых, мы, кажется, две противоположности. Бойкая, прямолинейная и бесстрашная я — тихая, застенчивая и закрытая соседка.

Я протягиваю руку и представляюсь:

— Одри.

С опаской, но принимая мою ладонь, девушка отвечает взаимностью:

— Лав.

Я коротко улыбаюсь, чтобы она расслабилась и не смотрела на меня с таким ужасом, словно представляю смертельную болезнь, которая поглотит её в два счёта.

Нахожу свободную кровать и, подхватив ручку чемодана, протаскиваюсь вместе с ним в комнату, сбросив балласт с плеч в виде сумки.

Настоящая удача, что не умерла где-то до того, как поднялась по лестнице на третий этаж. Хороший толчок к осознанию, что нахожусь в ужасной форме и уже с завтрашнего дня возобновляю утренние пробежки. Отныне это мой этаж в общежитии для первокурсников. Моя новая комната, кровать и соседка. Хотелось бы жить с Ви, но с тем же успехом можно жить в коробке из-под телевизора, учитывая крошечную квартиру её тётки, которая умотала во Францию на год и любезно предоставила квадрат, чтобы поливать цветы. В Нью-Йорке любое место, где есть стены, крыша, дверь, окно и все блага современной цивилизации — на вес золота. Настоящее чудо, что в новой квартирке Ви помещается диван, как спальное место, телевизор, небольшой кухонный гарнитур с отсеком барной стоки, который ещё является обеденным и рабочим столом, душ и унитаз. Если там нас будет двое, то спать придётся друг на друге, а это честь, удел и прерогатива Максвелла. К слову, он тоже не соседствует с ней. Тётушка настоятельно просила жить там в одиночестве. Боюсь, Коди осквернит феминистическую ауру квартиры лишь одним своим мужским началом.

Я осматриваюсь и прихожу к заключению, что в комнате нет ничего из разряда «неожиданно».

Две кровати, парочка письменных столов, прикроватные тумбочки, один шкаф и в том же количестве узкий, но высокий комод. Зато стены выкрашены в белый и кажутся свеженькими, словно летом был ремонт. В общем и целом, всё не так плохо, как можно предположить, разве что мало пространства, но это, надеюсь, не доставит неудобств. Кроме того, мне нравятся высокие и широкие деревянные изголовья кроватей, формирующие что-то вроде треугольника. Находка для шариковой гирлянды, которую притащила из дома.

Лав возвращается к своим вещам, которые выложила на кровати и приступила наполнять два нижних ящика комода. Но стоит ей взять одну из стопок одежды, как девушка оборачивается и смотрит на меня.

— Я заняла пару нижних, ты же не против? Если хочешь, можем поменяться. Я могу переложить в верхние, а ты займёшь…

— Нет, не против, — улыбнувшись, обрываю я, потому что с такой аналитической цепочкой можно уйти куда-нибудь далеко и надолго. — Я не привереда.

Она криво улыбается, по крайней мере, расцениваю это как улыбку, и снова возвращается к одежде.

— Не против музыки? — предлагаю и в то же время спрашиваю я.

Лав устремляет взгляд в мою сторону и медленно кивает.

— Ты же знаешь, что не обязательно молчать? — осторожно интересуюсь я. — Мы можем прожить вместе четыре года, если так сложатся обстоятельства. Можешь не скромничать и дать свободу всем внутренним демонятам сразу.

Она прикусывает губу, словно размышляет или решается задать вопрос, но не набирается необходимой смелости.

Клянусь, это будут самые долгие четыре года моей жизни, если отныне на ближайшее будущее соседкой стала амёба. Звучит грубо, но не могу подобрать никакого другого названия её молчаливости, ведь вербальные способности явно присутствуют. Конечно, сразу нахожу плюсы: никто не будет трепаться тогда, когда этого не хочется. Может быть, судьба сделала подарок? Что ж, странный подарок, потому что и Ви не бесконечная надоеда-говорилка. В первую очередь, я безгранично ценю лучшую подругу за то, что она не задаёт лишние вопросы и знает, где нужно промолчать. Во-вторую, потому что с ней хоть куда, а не только в дальний отсек библиотеки, чахнуть за книгами.

Ох, библиотека.

Губы инстинктивно поднимаются в полуулыбке, хочется рассмеяться, но сдерживаю порыв.

От моей лучшей подруги, оказывается, можно ожидать чего угодно. Но я одобряю до тех пор, пока вижу, что она на седьмом небе. И не одобряю, как только вижу мордашку в стиле он-разбил-мне-сердце. Если Максвелл хочет жить, то в его интересах напрячь задницу и делать её чёртовой счастливицей, какую только можно вообразить. У него нет других вариантов.

— А как могут сложиться обстоятельства в другом варианте? — тихо узнаёт Лав.

Я возвращаюсь в реальность и останавливаю внимание на новой соседке.

— Если кто-то из нас не обзаведётся парнем и не решится рожать ему детишек уже через месяц знакомства.

Щёки девушки заливаются румянцем.

Ну, да, конечно. Лав мне-то едва отвечает, странно, если взбодрится и начнёт трещать при парнях. Хотя, у некоторых есть подобная черта. Ви, например, порой выдавала Максвеллу такие триады, что волосы вставали дыбом. Как вспомню, так плакать и смеяться хочется. При чём одновременно.

— Отлично, — я хлопаю в ладоши. — Думаю, мы только что пришли к негласному, но единому мнению.

— У тебя нет парня? — ох, эта девушка удивляет вспышками инициативы к продолжению диалога.

— К счастью для нас обоих, его нет.

— И ты…

Я вопросительно поднимаю бровь.

— Ну… не планируешь?

— Не буду загадывать, — ободряюще улыбаюсь, чтобы не спугнуть её. — В любом случае, прежде чем привести его сюда, я спрошу у тебя.

Удивление искажает детские черты её личика.

— Спросишь у меня?

— Да, — я жму плечами. — Это ведь не только моя комната. Будет правильно знать и твоё мнение, прежде чем приглашать гостей.

Губы Лав вытягиваются в удивлённой «О», а следом появляется благодарная улыбка.

— Спасибо, Одри.

Я киваю и первым делом вытягиваю из чемодана небольшую колонку, включив музыку.

— Одри? — зовёт меня соседка.

Я поворачиваю голову, предварительно приняв позу по-турецки, чтобы приступить за распаковку чемодана, и выжидающе смотрю на девушку.

— Мне нравится твой музыкальный вкус, — смущённо произносит она.

— Это моя любимая группа, — подмигиваю ей.

Возможно, всё не так запущено, и Лав не интровертный интроверт.

Глава

2

. Одри

Качнув бёдрами, улыбаюсь стене. Да, знаю, со стороны звучит и выглядит как будто я душевнобольная, что ж, всё не так. Я намереваюсь сделать свою сторону подстать себе. Черта с два она останется такой скучной. Я выбрала яркие цвета. В то время как половина комнаты остаётся нейтральной и в какой-то степени слишком взрослой, я выбираю что-нибудь из разряда броского. Мне далеко до кабинета с дипломами и медальками, развешанными на стене.

Собираю волосы в хвостики и сдвигаю кровать, тумбочку и небольшой рабочий стол на половину, принадлежащую Лав.

Стена — мой холст. Я могу делать всё, что в голову взбредёт. И застелив пол кучей ненужной бумаги, не раздумываю, сую кисть в баночку с жёлтым и с размаху оставляю на поверхности взрыв жёлтого. Капли краски рисуют подтёки, а я не жду, следующая баночка и тот же взмах оставляет кляксу синего. Выкрикивая слова песни, начинаю смеяться подобно безумному учёному, выпуская пар и заодно добавляя скучному пространству немного радости. Себя.

За час мой шедевр в корне меняется. Стена пестрит яркими кляксами, а бумага на полу залита краской.

В отличие от меня, Лав уже официально стала студенткой, незаметно и бесшумно улизнув на лекции так, что я даже не услышала утренних сборов. И это не удивительно, ведь она собралась со вчерашнего дня, даже одежду повесила на спинку стула, приготовившись максимально тонко. Боже, насколько мы разные, потому что я копошусь и готовлюсь утром. Бубню, ругаюсь, разговариваю сама с собой, на пути завтракая и выпивая кружку сока или кофе. Я буду самой ужасной в мире соседкой. Стерпеть меня могла разве что Ви, но моей лучшей подруге так и не суждено было стать моей соседкой. Клянусь, она радостно перекрещивается.

Кардинальное и бесповоротное решение было принято в последнюю минуту. Я осознала, что не хочу связывать жизнь с актёрством в тот самый момент, когда увидела Ви и насколько тяжело это даётся. Сколько сил и энергии уходит. Кажется, она по меньшей мере десять раз выглядела похуже зомби, а тёмные круги под её глазами уже стали ежедневным спутником. В моей жизни беспорядок, но я желаю тихой гавани хоть в чём-то. Такой выбор пал на будущую специальность. Телевидение? Да. Актёрство? Нет. Телеведущая? Да. Может быть, когда-нибудь дорасту до того самого мною произнесённого: «Доброе утро, Америка» в кругу коллег.

Мечтать не вредно. Вредно не мечтать.

Я завершаю свои творения и привожу комнату в порядок, когда возвращается Лав. Она удивляется, видя преображение, но ничего не говорит, а я надеюсь, что за самоуправство никто не отшлёпает по заднице на красном ковре заведующего кампусом. И я вовсе не удивляюсь, когда не ощущаю должной усталости, поэтому крайний свободный день решаю скрасить чем-то более приятным, нежели тусовка на кровати в гордом одиночестве.

Сомкнув губы, чтобы равномерно распределить помаду, я поворачиваюсь к Лав, которая обложилась учебниками.

— Моя лучшая подруга сейчас не в городе, не хочешь развеяться?

Она поднимает голову и с сомнением таращится на меня.

— Я?

Я обвожу взглядом комнату и останавливаюсь на соседке.

— Тут больше никого нет, кроме тебя и меня, так что да, ты.

— Спасибо за приглашение, но…

— Но ближайшие несколько лет собираешься тухнуть с учебниками тут, а потом на работе и малюсенькой квартирке в Бруклине?

Её лоб рассекают морщинки, когда Лав хмурится.

— Просто это только начало года, было бы хорошо…

— Только не говори подготовиться к учёбе, — рассмеявшись, перебиваю я.

Девушка неуверенно жмёт плечами.

Да, совершенно точно могу сказать, что она собиралась провести весёлый вечер с учебниками. Кого-то это удивляет? В такие мгновения начинаю ценить лёгкость на подъём свойственный Ви. Конечно, не в её репертуаре скакать по барной стойке в короткой юбке (и не в моём тоже), сверкая всеми прелестями, но она никогда не отказывалась повеселиться.

Я перекидываю пряди через плечо, делаю несколько оборотов вокруг собственной оси и в завершение, улыбаюсь отражению. Мне нравится, что видят глаза. Самовлюбленно? Мне плевать.

Скажите чёрному корсету на объёмных лямках да. Скажите брюкам с высокой посадкой да. Скажите туфлям да. Скажите красной помаде да. Что в совокупности это даёт? Выпивка за счёт подкатившего парня. И ещё одно да: я ничем не остаюсь обязанной. Он угостил, может быть, заинтересовал, мы выпили, пообщались, но на этом всё. Пока-пока, приятно познакомиться.

— Ладно, как хочешь, — я жму плечами и направляюсь к дверям.

Черта с два останусь дома и буду готовиться. Лицом в учебники упаду завтра, а сегодня можно развеяться. Всегда должно быть время на себя и сейчас то самое время. Это же грёбаный Нью-Йорк, а не захудалый Камден.

Я выбираю бар с названием Home Sweet Home неподалёку от местной достопримечательности — Elizabeth Street.

Глаза погружаются в тёмный интерьер, стоит только переступить порог. В разных сторонах помещения с потолка свисает несколько винтажных люстр из хрусталя, проку от них практически нет. Никчёмный источник света, хотя выглядят довольно эффектно. Над столиками, подпёртыми к стенам, нависают массивные абажуры настенных светильников, рассеянный красный свет бросает тени на кирпичную кладку. Складывается впечатление, что это не декоративные примочки, а самый настоящий кирпич, из которого возведено здание. Под кожей вибрирует музыка, которую за небольшим микшерным пультом крутит ди-джей, его ритм ловят тела присутствующих, основная масса которых сгустилась возле длинного деревянного бара у самой длинной стены напротив входа. Полки заставлены бутылками с различными этикетками, но почему-то бармены к ним не прикасаются, а вытаскивают из-под стойки. Они кружат от одного к другому, и уже спустя пару минут, толпа заметно уменьшается, разбегаясь по уголкам заведения.

Я нахожу свободное местечко, усаживая свою пятую точку на кожаную поверхность высоко стула и подзываю одного из работников жестом.

Парень возрастом двадцати пяти тут же оказывается рядом и склоняется ближе.

— Ширли Темпл, — произношу я, чтобы он услышал. К счастью, нет необходимости перекрикивать музыку так, что откажут голосовые связки.

Он посылает мне кивок и улыбку, могу предположить, что через час согласится продать бокал с алкогольным коктейлем. Чуточку терпения и флирта.

Я наблюдаю, как руки парня умело выполняют свою работу, стараясь не показывать тоску, чтобы кто-то не заглотил наживку и не причалил к моему берегу. И до некоторых пор действительно казалось, что получается, как рука, которую вытянула вперёд, согревается под теплом чужого тела.

— Привет, красотка.

Проклятие, по пути к бару удалось передумать и решить, что вечер посвящаю только себе, поэтому нуждаюсь во внимании в последнюю очередь.

Нарочито медленно поворачиваю голову на звук голоса. Стоит заметить, что голос приятный, ровный, уверенный. Но ничего не выйдет. Я уже готовилась сказать «спасибо, не заинтересована», как слова теряются где-то на полпути к выходу изо рта.

Глаза цветом темной карамели, встречаются с моими. В зрачках вижу собственное отражение и блики, ореолом огибающие мой силуэт. Его русые волосы небрежно растрёпаны и торчат в разные стороны так, что, запустив в них пальцы, можно поиграться с прядями. На оливковой коже тени, которые отбрасывают нависающие над головами люстры. Острые скулы выделяются на выточенном лучшими скульпторами лице. Мой взгляд смело скользит по чёрной водолазке, собранной в локтях и кажется второй кожей на подтянутом теле. На запястье замечаю тонкий браслет из той же черноты, обе стороны которого соединяются с помощью серебристого X. Его пухлые губы с дразнящей V-образной ямочкой растягиваются в белоснежной улыбке, полагаю, из-за моего ступора.

Симпатичные парни обычно козлы, поэтому посылаю незнакомцу взгляд «отвали» и снова отворачиваюсь к бару.

— Черт, а так всё хорошо начиналось, — он смеётся, и это один из самых приятных и красивых звуков.

Именно так всё и начинается. Они подкатывают. Одаривают самой очаровательной улыбкой, следом отвешивают комплимент, подмигивают и всё, ты клюнула, попалась, повелась.

Я иду против системы.

— Не трать время впустую.

— Ты — это не трата времени впустую.

Почему при сказанном так сжимается сердце, но разуму абсолютно наплевать? Ответ есть, но не хочу озвучивать.

— В любом случае, дуй мимо.

— Митч, — представляется он, и я бросаю на него весьма многоговорящий взгляд.

— Я не спрашивала.

— А я не ждал.

— Не заставляй меня повторять ещё раз.

— Я увидел тебя, как только зашёл, — продолжает он, ни капли не удивляя настойчивостью. Обычно отвязаться от таких можно только одним способом: трахнуться с ними в туалете. Этого тоже не было в планах.

— Круто, — равнодушно отзываюсь я, продолжая сверлить взглядом бармена, который как раз ставит передо мной коктейль.

Я благодарно улыбаюсь и получаю подмигивание.

По стеклу узкого, высокого бокала соблазнительно сбегает струйка. Насыщенный красный на дне, градиентом тянется вверх и тускнеет, становясь прозрачным. Соломинкой размешиваю лёд и, обогнув губами, втягиваю холодную, бодрящую жидкость.

Мой новый компаньон не прекращает попытки завязать разговор. Боковым зрением вижу, что он кивает куда-то в сторону.

— Я тут с друзьями.

Ведь нет ничего удивительного, что я не отвечаю?

— Ты можешь дать свой номер, и мы увидимся где-то в более тихом месте. Но есть ещё один вариант: ты присоединишься к нам.

Я тяжело вздыхаю, чтобы показать, насколько равнодушна к продолжению диалога и тем более совместном времяпровождении. Этим вечером почему-то совершенно не хочется заводить новые знакомства, а вот в присутствии кого-то знакомого не откажусь. Клянусь Богом, скоро могу набрать номер Максвелла и предложить присоединиться, ведь с Ви он точно быть не может. Её ещё нет в городе.

— Послушай, мне не интересно. Давай сделаем вид, что всё получилось, мы познакомились, приятно поболтали, возможно, даже обменялись номерами и пришли к обоюдному решению когда-нибудь увидеться?

Он широко улыбается.

— Будь уверена, я достану твой номер.

Незнакомец отдаёт воинскую честь двумя пальцами у виска и спиной пятится к толпе, в которой растворяется.

Я шутливо закатываю глаза, обогнув губами соломинку и потягивая коктейль, возвращая внимание к бармену, который вмиг оказывается рядом, как только толпа клиентов рассеивается. Кажется, ему доставляет особенное удовольствие протирать бокалы напротив меня. Любопытно, с той интенсивностью, с которой он натирает стекло, что можно представлять?

Но мы даже не успеваем заговорить, потому что музыка резко замолкает, оглушая внезапной и непривычной тишиной. Толпа высказывает недовольство с помощью гула.

Меньше минуты, как она снова возвращается. И не просто возвращается. Песня Бибера, мать вашу! Очень знакомая песня юного Бибера! Все, кажется, не верят услышанному, я в том числе.

Спустя пару секунд слышу знакомый голос. Этот же голос недавно настаивал на знакомстве.