Игра за линией поля

Джули Дейс, 2022

Трэвис – одно имя заставляет мой желудок скрутиться крепким морским узлом. Звезда школьной футбольной команды. Любимчик моих родителей. Желанный женский трофей. Мой первый опыт. Я искренне радовалась, что нас поделили по разным сторонам страны.Так я ещё никогда не ошибалась.Трэвис остаётся звездой, сменилось лишь место.Теперь он чертов мистер Популярность университетской футбольной команды. И мы снова должны столкнуться. Мы ходим по одним и тем же коридорам. Сидим в одной аудитории. Обедаем в одном помещении. Выполняем одинаковые работы. Отныне мы ближе, чем раньше. Кажется, я готова дышать напалмом, чтобы не мучиться, потому что он снова готов ворваться в мою жизнь и напомнить обо всех совершенных ошибках.

Пролог.Одри

— Что значит ты в городе?! — спрашиваю я, но собственный голос больше напоминает ультразвук вперемешку с визгом.

— Это значит, что я в Кливленде на неделю.

Я зажмуриваюсь и начинаю восторженно пищать, как девочка-фанатка на концерте любимой группы. В дополнение топаю ногами и вот-вот умру от переполняемой радости.

— Я так понимаю, ты хочешь, чтобы я приехал, — смеётся Стив.

— Да! Да! Да! Да! Господи-Боже-мой, да!

Он звонко смеётся.

— Детка, ты первая, кто так кричит без секса.

Я распахиваю дверцы шкафа и спешно начинаю перебирать по полкам, удерживая мобильник между ухом и плечом.

— Я жду десять минут и ни секунды дольше!

— Выезжаю.

Стив сбрасывает вызов, а я вытаскиваю джинсы и топ, подпрыгивая на одной ноге, когда стягиваю пижамные шорты и влезаю в узкую ткань.

Как же я скучала по нему, по нашему безумию, по его шуткам. Серые будни, которые превратились в день сурка и переросли в рутину, кажутся бесконечными и уже поперёк горла, а ведь это моё грёбаное лето перед университетом. Безудержное веселье, прямо-таки пустилась во все тяжкие. Моя жизнь сплошное разочарование, клянусь Богом. Я не чувствую себя живой. Зомбиленд уже открыл для меня ворота.

Торопливо меняю одежду на ту, что делает меня прежней Одри и кручусь у зеркала, несколько раз собирая тёмно-русые волосы в хвостик и вновь стягивая резинку, благодаря чему они каскадом рассыпаются по плечам. Всё же решаюсь оставить распущенные. Подкрашиваю ресницы и выбираю красную помаду. Может быть, вычурно, но чертовски сексуально. Только этот оттенок способен изменить и сделать яркой, кроме того, Стив говорит, что она подчёркивает небольшую родинку над губой и делает из меня самую настоящую дьяволицу.

Я ощущаю прилив новых сил, глаза наполняются знакомым блеском.

Добавляю локонам небрежной потрёпанности и сбегаю вниз по лестнице, хотя, лучше сказать качусь кубарем с грацией картошки и изяществом кошки.

— Я думала, у нас обед, — говорит мама, а когда поворачиваю голову в её сторону, она супится. — Ты куда?

— Завоёвывать мир!

Она отмахивается от меня, как от назойливой мухи, зная, что такой боевой раскрас выбираю только когда приезжает Стив.

— Ты надолго? — бросает она вслед.

— До вечера.

Я выбегаю на улицу и следую к гаражу, где останавливаюсь под рулонными воротами, которые собраны наверху, и складываю руки под грудью.

Папа и Трэвис не слышат меня. Они углубились в работу и разговаривают между собой, копошась под капотом машины. Мне предоставлена великолепная возможность понаблюдать за ними ещё некоторое время, пока не засекут, а заодно отвесить вопрос, в какой из моментов Трэвис решил нагрянуть в гости. Когда, чёрт возьми, он приехал?

Нетрудно догадаться, к кому приклеивается основное внимание.

Свободная майка на Трэвисе полностью обнажает руки и стоит ему наклониться чуть ниже, как открывается небольшой обзор на рельефную грудь. Глупо утверждать, что он прежний. Нет, это не тот пятнадцатилетний парень, с которым зашла дальше положенного, этому парню девятнадцать, и он определённо точно знает, куда нажать и что сделать, чтобы получить положительную реакцию. Только ему известно, скольких девчонок трогали его руки, сколько улыбок он подарил им, сколько комплиментов отвесил, сколько из них зашли туда же, куда и я. Я всего лишь первая, это не показатель и не гарантия быть единственной. Ему девятнадцать, и да, я определённо точно не единственная. Я одна из. Уж если на то пошло, то начихать, из скольких.

Да, я не стану отрицать очевидное: Трэвис тот ещё козел с телом Бога и внешностью модели. Проблема лишь в том, что он тоже об этом знает.

За пару месяцев, проведённых вдали от дома, он возмужал. Его взгляд стал холоднее, в нём появилось ещё больше задумчивости. Этот взгляд обжигает. Он такой же острый, как бритва, после которой порезы заживают медленно, из-за которой рана кровоточит дольше, от которой боль сильнее. Он стал выше, шире, больше. На его скулах лёгкая щетина, прикосновение к которой наверняка царапает кожу. Мышцы на его руках напрягаются, когда пальцы сжимают одну из деталей, стоит солнечным лучам упасть на них, как бронзовая кожа начинает блестеть, переливаться, сиять, как у грёбаного Эдварда Каллена. Это заставляет перекатиться с пятки на пятку. Лишь на мгновение позволяю воспоминаниям туманом застелить здравый рассудок и напомнить, каково это — быть в его руках.

Мгновение исчезает.

Парень перехватывает мой взгляд, и я не спешу сделать вид, что со свистом считаю ворон.

Дёргаю бровью, в ответ Трэвис поднимает уголок губ в самодовольной усмешке. Он знает, что я смотрела на него и сейчас последнее, что нужно делать — отпираться. Это не наша игра. И это не про меня. Я не собираюсь прятаться в углу, как овечка, загнанная тигром. Я всегда встречаю его с готовностью противостоять.

Стянув полотенце, которое не чище его рук, Трэвис вытирает ладони и смотрит на меня с тем же свойственным себе нахальством, вызывая приступ глазозакатывания. Взглядом предлагаю ему красную дорожку напрямую в Нахренленд и, возлагаю надежды, что сей мирок не соседствует с Зомбилендом, потому что мне плевать, собирается ли он припоминать такую мелочь весь остаток жизни. Но, если так, то мне его очень жаль. Спойлер: мне не так уж и жаль.

— Ох, котёнок, ты временами тише воды, ниже травы, — говорит папа, когда оборачивается, а его до безобразия добрые карие глаза останавливаются на мне.

Я накручиваю цепочку на палец и улыбаюсь.

— Хотела предупредить, что ухожу.

— Мы же договаривались пообедать.

— Я вернусь к ужину.

— Одри… — начинает он в свойственной отцовской манере, но мы оба знаем, что я всё равно сделаю по-своему.

Папа затихает, а моя улыбка становится шире, когда цепляю характерный мотоциклу рокот.

Поворачиваю голову и наблюдаю, как у тротуара останавливается знакомый транспорт. Кажется, я не упомянула, что его хозяин — это обложка GQ. Что ж, теперь упоминаю.

Стив снимает шлем, и его непослушные каштановые волосы обретают свободу и взмывают в воздух. По шее ползут чернила, они прячутся под чёрной футболкой и снова показывают себя на руках. Одежда подчёркивает идеальный набор мышц, а на эти бёдра хочется залезть и никогда не сползать… такого мнения придерживаются девчонки, пускающие слюни по моему хорошему другу, с которыми можно весело провести время.

Пухлые губы растягиваются в задиристой улыбке, карие глаза находят мои и светятся озорством.

— Чертовски круто выглядишь, детка, — Стив подмигивает, а я окидываю секундным взглядом чёрные джинсы, рваные на коленях и короткий топ. Принцесса рок-н-ролла. В какой дыре вдарить року?

Моя улыбка наполняется предвкушением.

Обожаю скорость, адреналин. Обожаю ходить по обрыву. Находиться на грани жизни и смерти. Каждой клеточкой чувствовать, насколько люблю жизнь. Только в такие моменты можно понять, насколько хочется существовать. Только в такие моменты понимаешь, насколько она драгоценна и как легко её лишиться. Только в такие моменты чувствуешь себя как никогда живой, целой, бесстрашной. Той, у кого целый мир на ладони. Море по колено. Бесконечное количество возможностей.

Стив кивает, приглашая занять местечко за его спиной. С удовольствием это сделаю.

— Одри… — снова начинает отец, но я уже отклоняюсь в сторону и кричу:

— До вечера, пап!

Я бегу к Стиву, оставляю поцелуй на щеке и забираю шлем, посмеиваясь над следом собственных губ на его коже. Он ненавидит это.

— Тьфу, твою мать, — его лицо искажается от наигранного отвращения, но парень не спешит избавляться от помады. Моя метка остаётся почти как звезда во лбу.

Стив бросает взгляд за моё плечо и усмехается.

— Хочешь, чтобы он с цепи сорвался?

— Кто? Папа? Последний раз он принёс домой раненую птицу и залечивал её крыло. У него нимб над головой побольше, чем у Иисуса.

— Я не о нём.

Я фыркаю и надеваю шлем, принимая помощь Стива, длинные пальцы которого умело находят застёжку и фиксируют под подбородком.

Его глаза снова находят мои и проникают глубже, чем хотелось бы. Он наклоняется ближе, вторгаясь в моё пространство и понижает голос, будто нас кто-то услышит.

— Он на грани, Одри.

— Получается, месть удалась.

— Это уже не месть. Ты добилась большего. Ещё немного и у парня крыша засвистит.

— Я ничего не делаю. Его сегодняшнее появление вроде неудачного сюрприза.

— Ты бросила кусок мяса в клетку хищника. Он не будет долго смотреть, рано или поздно накинется и растерзает.

— В то время мы уже будем на разных концах страны, — я многообещающе улыбаюсь.

Взгляд Стива метнулся вниз по моему телу, не останавливаясь на чём-то определённом и вернулся к лицу.

Смелый, дерзкий, уверенный. Меня всегда интересовали только такие. И Стив один из них, но где-то система дала сбой и теперь этот невероятный парень — мой друг. Пока не удалось прийти к чёткому ответу: мне жаль или необходимо радоваться. Я только знаю, что он потрясающий, как его глаза, обрамлённые густыми чёрными ресницами. Лучший плохиш с безгранично добрым сердцем на моём пути.

Спустя минуту мои ноги обнимают мужественные бёдра парня. Я просовываю руки между его и крепко обнимаю талию под косухой, поставив подбородок на крепкое плечо.

Хихикаю, когда мы стукаемся шлемами.

— Ты сумасшедшая, — улыбка в голосе Стива заставляет мою стать в пару сотен шире. — Только не вмешивайте меня в свою будущую войну. Я не хочу тройничок.

— Ты мечтаешь о нём с восьмого класса, — весело замечаю я.

— Но тебя в нём не будет. Секс портит дружбу.

Я согласно мычу, понимая, что сейчас правда не на моей стороне.

Стив не был бы собой, если бы не поддал газу на месте, пуская едкий серый дым с ароматами жжёной резины. Мы помним дурацкую традицию и начинаем кричать, что есть силы, наполняя квартал сумасшествием. Крик перерастает в смех, а в следующую секунду мотоцикл срывается с места. Мы оставляем после себя эхо.

Сердце оживает и начинает трепетать от восторга, получая желанные импульсы адреналина. За это ощущение наполненности отдам душу.