Дни, когда я плакала

Джоя Гоффни, 2021

«Дни, когда я плакала» – легкая, полная сюрпризов, романтическая история о том, что любовь можно встретить в самый неожиданный момент. Выбор A Junior Library Guild Gold Standard. Восемнадцатилетняя Куинн хранит свои секреты в обычном блокноте. Она заполняет его разными списками, например, «Почему нравится одноклассник Картер Беннетт» или «Ложь обо мне, в которую верят люди». Но однажды дневник исчезает, и вскоре Куинн получает анонимное сообщение с угрозой. Девушка должна выполнить все пункты из своего списка «Сделать до окончания школы», иначе ее секреты будут раскрыты. Куинн намерена вернуть блокнот любой ценой, и, кажется, Картер – единственный, кто может помочь. Но что, если парень, который нравится ей, и есть тайный недоброжелатель? Для фанатов книг «Всем парням, которых я любила» Дженни Хан, «P.S. Ты мне нравишься» Кейси Уэст, «Записная книжка Дэша и Лили» Дэвида Левитана и Рэйчел Кон и «Все радостные места» Дженнифер Нивен. «Веселый, эмоциональный роман с милыми несовершенными персонажами, которые покорят ваше сердце». – Лиара Тамани, автор All the Things We Never Knew

Глава 8

Если мой дневник у Картера, то он знает…

Мы доезжаем до дома Одена во Флюгервиле, совсем рядом с Остином. На подъездной дорожке припаркованы два «Ниссана Верса» — один черный, Одена, а второй белый. Я паркуюсь на обочине и вижу в окно идеальный двор с кормушками для птиц и розовыми кустами вдоль ограды.

Когда мы подходим к дому, дверь открывается и Оден торопливо сбегает по ступенькам.

— Послушайте, ребята, мне нужно предупредить вас насчет моей мамы.

Картер тут же спрашивает:

— Ей не нравятся темнокожие?

Забавно — у меня в голове возникла та же мысль.

Оден качает головой.

— Нет, она любит темнокожих. — Мы оба вопросительно приподнимаем брови. — В смысле, не прям-таки любит — она любит темнокожих так же, как любит все остальные расы.

Я улыбаюсь, пытаясь не рассмеяться.

— Так в чем проблема? — спрашивает Картер.

— Она иногда может быть чересчур навязчивой. Просто откажитесь от еды, которую она станет предлагать.

Я хмурюсь.

— Почему? Она отравлена?

— Нет, — Оден вздыхает, — это ее еще больше воодушевит. Просто, пожалуйста…

Дверь вдруг широко распахивается. Из дома выходит леди с «маминым» пучком на голове, в серой футболке, заправленной в «мамины» джинсы, и белейших кроссовках и восклицает:

— Здравствуйте! Вы друзья Одена по школе? Куинн и Картер, верно? Пожалуйста, входите. Я готовлю печенье!

Оден поворачивается.

— Сейчас зайдем, мам, — потом он оглядывается на нас через плечо, неловко пряча глаза. — Я прошу прощения.

Она входит в дом, оставляя Одена в напряжении, а нас с Картером в легком смущении.

Внутри пахнет ванилью, пачулями и печеньем. Мы проходим мимо темной гостиной и кухни напротив нее, ныряя в темный коридор. Мама Одена следует за нами, безостановочно щебеча:

— Кто-нибудь из вас хочет что-нибудь попить?

Одновременное:

— Нет, мэм.

— А ты, Оден?

— Нет, спасибо, мам.

— Как насчет печенья? Оно еще теплое.

Я оглядываюсь через плечо, борясь с соблазном взять одно. Полакомиться печеньем кажется мне сейчас чудесной идеей. Но Оден выразительно смотрит на меня и отвечает:

— Нет, спасибо, мам.

Коридор выходит в прихожую с белыми стенами и тремя закрытыми дверями. Каждая стена увешана полками с безделушками и фотографиями. Оден и Картер проходят направо через виниловую дверь-гармошку. Меня же притягивают фотографии маленького Одена с непослушными кудряшками каштановых волос, неизменно в очках.

Фотографии начинаются с семьи из трех человек, но когда Оден становится постарше, на фото остаются только они с мамой. Я смотрю на самое большое фото на стене, где его отец в военной форме, нижний угол рамы обвивает желтая лента. У меня разрывается сердце.

— Ты готова, Куинн? — спрашивает меня Оден. Встретившись с ним взглядом, я вижу, что он не хочет, чтобы я спрашивала его об отце, и я не спрашиваю.

Я следую за Оденом по трем каменным ступенькам в уютную каморку. Там стоит плетеный двухместный диванчик, покрытый подушками с розочками, и такое же кресло. У меня перехватывает дыхание. Он выглядит точно так же, как набор в гостиной Хэтти. Я почти вижу крошечное тело Хэтти, вдавленное в это кресло. Оден плюхается на него, и я охаю.

Он поднимает взгляд, открывая коробку с диском, выданным мистером Грином.

— Всё в порядке?

Картер садится на диванчик и тоже смотрит на меня.

— Да, всё отлично, — я вхожу в комнату, глядя на коврик с цветочным принтом на полу. — Этот набор мебели, — говорю я, пытаясь придать голосу нотки безразличия, — он новый?

— Да не очень, — он наклоняется перед скромной плазмой, включая свой проигрыватель. — Мама купила его на гаражной распродаже несколько месяцев назад.

Я зажмуриваюсь. Мои родители ведь не продали бы вещи Хэтти, верно? Они никогда этого не сделали бы. Когда-нибудь ей станет лучше. Когда-нибудь она вернется домой.

— Где была эта гаражная распродажа? — спрашиваю я.

— Если честно, я просто однажды пришел домой, а у нас новая мебель, — он с любопытством смотрит на меня. И будто видит у меня в глазах мой следующий шаг. — Пожалуйста, не спрашивай ее! Ее потом будет не остановить. Пожалуйста, не надо!

— Не буду. — Я не хочу знать ответ.

Я сажусь рядом с Картером на двухместный диван, говоря себе, что от него не пахнет, как от Хэтти. Я уверена, что мама Одена купила эту мебель в старом пыльном доме, где всё пахло перечной мятой и табаком, как у Хэтти. Это просто совпадение. Эта мебель не принадлежала Хэтти. Нет. Потому что если да, то я просто взорвусь, так что нет.

Когда начинается фильм, мы беремся за ручки и тетради. Мистер Грин попросил по странице записей от каждого из нас, чтобы убедиться, что каждый участвует в групповой работе.

Я пялюсь в экран телевизора, видя цвета, но не всматриваясь, слыша голоса, но не вслушиваясь. Вместо этого мой мозг проигрывает другую сцену: как я выхожу из машины отца и поднимаюсь на крыльцо дома Хэтти. Открываю двери, потому что их никогда не запирали. Хэтти сидит на этом кресле с розочками.

— Привет, малышка! — У нее на носу очки, она не улыбается. Но неменяющееся выражение лица было для меня приветствием — словно в том, что я появлялась у нее в дверях, не было ничего особенного. Я просто приходила домой.

К концу фильма у меня всего полстраницы записей. Картер смотрит в мою тетрадь. Кажется, он хочет предложить помощь, но не решается предложить.

— Можно мне взять этот диск домой? — спрашиваю я Одена.

— Конечно.

Когда я подхожу к двери, Картер заявляет:

— Завтра с нами поедет Оливия.

— Оливия Томас? — спрашиваю я, резко оборачиваясь.

— Ну да, — отвечает он, словно это очевидно. Оден оживляется.

— Зачем? — спрашиваю я, будучи не в силах совладать с собой. Но я уже знаю, что они друзья, и не то чтобы мне не нравилась Оливия. Просто после того случая с вандализмом, когда я вижу ее, всё мое тело начинает выражать молчаливые извинения, которые я никогда не смогу произнести вслух.

— Потому что, — говорит Картер, косясь на меня, — она из Хьюстона. Она сможет быть нашим гидом. И потому что я хочу, чтобы она поехала.

— И как мне уговорить своих родителей отпустить меня завтра?

Он смотрит на меня как на безумную.

— Не говори им.

— Просто пропустить?

— Возьми день колледжа.

— Так вас двоих завтра в школе не будет? — спрашивает Оден.

Я задумчиво смотрю на него.

— Мы едем в Хьюстонский университет. Ты непременно должен поехать с нами, — мне кажется: если я приглашу других ребят, они могут послужить буфером между мной и Оливией. Я и не хочу, чтобы Оден считал, будто делает всю работу за нашу группу. До настоящего времени мы с Картером были абсолютно бесполезны.

Оден с удивлением смотрит на меня, обдумывая приглашение.

— Ладно, — он кивает. — Может, я и поеду.

Когда мы выходим из прихожей, мама Одена поджидает нас в коридоре, скрываясь в темноте, как вампир. Слава богу, Картер идет впереди меня. Она может первым захватить его.

В конце концов мы получаем по пакету с печеньем, поочередные объятия и, как следствие, еще один полный жалости взгляд Одена, прежде чем выходим на подъездную дорожку.

— На самом деле его мама очень милая, — говорю я, когда мы садимся в машину, — Одену не стоит так из-за нее смущаться.

— Вряд ли у него бывает много гостей, — говорит Картер.

Я думаю об этом, пытаясь определить социальное сословие Одена в нашей школе. Я и понятия не имею, с кем он дружит, если у него вообще есть друзья.

Добравшись до центра города, мы попадаем в оживленный вечерний поток на шоссе I‑35. Картер молчит, в то время как у меня в голове крутится вихрь противоречивых эмоций: удовлетворение, злость, волнение. Мы стоим в пробке уже не меньше пяти минут, когда он нарушает тишину.

— У меня есть вопрос.

Он застает меня врасплох.

— Да? — я приподнимаю брови.

— Последний пункт в твоем списке дел — о чем он?

Я бросаю на него быстрый взгляд, потом качаю головой.

— Нет.

— Ты всё еще не доверяешь мне?

— У меня нет на то причин. Есть простой неоспоримый факт — ты был последним человеком, державшим мой дневник.

— А для чего тебе вообще этот дневник, кстати говоря? — Картер пристально смотрит на меня. Я прямо чувствую, как его взгляд прожигает мне щеку, но не могу встретиться с ним глазами. — Это дневник с кучей списков? Что там за списки?

— Крайне личные.

— Например? — настаивает он. — Я хочу тебе помочь, но мне нужно знать, почему этот дневник так важен. — Я не отвечаю. И когда я думаю, что он снова продолжит давить, он говорит: — Пожалуйста, расскажи мне.

Это то, чего я от него ожидаю, — он спрашивает так по-доброму, заинтересованно..

— Там есть список моих самых ужасных воспоминаний.

— Расскажи мне одно.

— Нет, — отвечаю я, — у меня есть список того, о чем я поклялась никогда не говорить вслух. Список всех моментов, которые у меня когда-либо были с Мэттом.

— Погоди-ка! Ты ведешь список всех ваших моментов с Мэттом? — он откидывается назад. — Черт, да ты реально втрескалась в него по самую макушку. Творишь такую сталкерскую херню.

Я кошусь на него.

— Никакой я не сталкер. Понятно? Я просто организованная.

Он смеется.

— И говоришь как настоящий сталкер!

Не могу поверить, что вообще разговариваю с ним об этом. Я никогда не думала, что когда-нибудь с кем-нибудь поделюсь своими списками, тем более с Картером Беннеттом. Но, если честно, мне это даже нравится. Словно наконец появился кто-то, с кем я могу быть полностью настоящей. Удивительно, что этим «кем-то» стал он.

Несколько мгновений он молчит, глядя в окно. Потом снова поворачивается ко мне.

— А еще какие списки там есть?

— У меня список всех дней, когда я плакала навзрыд.

Он морщится, глядя на меня.

— Ты ведешь список дней, когда плакала? Вот это уже чертовски депрессивно.

— Плакала навзрыд. Это разные вещи.

— А сегодняшний день ты записала бы?

Я фыркаю.

— Да.

— А обо мне ты тоже список завела?

Если бы мой дневник был у него, он знал бы, что у меня уже есть список о нем.

— Возможно, — отвечаю я.

— О том, насколько ты меня ненавидишь?

— О том, насколько я тебе не доверяю.

Несколько секунд он смотрит на меня, потом отворачивается к окну и больше не задает никаких вопросов.

Если мой дневник у Картера, он знает…

1.…что я считаю его привлекательным.

2.…что было время, когда я хотела его поцеловать.

3.…что я считаю его больше подходящим просто для секса, чем для замужества или убийства.

4.…а также считаю его напыщенным ублюдком.

5.…как тщательно я описываю свои сексуальные фантазии с участием Мэтта.

6.…как часто я плакала навзрыд (примерно раз в неделю).

7.…насколько я была вовлечена в травлю Оливии Томас несколько месяцев назад. И под «вовлечена» я имею в виду, что я ждала в своей машине, пока другие люди уродовали ее фотографии.

Картер живет в восточной части Остина. У светофоров стоят попрошайки с надписями на картонках и грязными лицами, вынуждая меня встретиться с ними взглядом. И когда я это делаю, они воспринимают это как приглашение поскрестись в мое окно, выпрашивая мелочь.

Картер велит мне ехать прямо, его комплекс будет справа через два перекрестка. Потом звонит его телефон. Я случайно бросаю на него взгляд — он лежит у Картера на коленях. На экране появляется прекрасное лицо Оливии Томас.

— Привет, — отвечает он. Его голос становится мягче и добрее — о существовании этой его стороны я даже не подозревала. — Привет, малыш.

Мои ладони сжимают руль, меня наполняют обида и горечь. Я понятия не имела, что они встречаются. Я думала, что Картер не встречался с девушками из Хейворта. Я стараюсь сделать вид, будто не слушаю их разговор, но мы застряли на светофоре, так что мне больше особо не на чем сконцентрироваться.

— Я почти дома, — он указывает на комплекс с кодовым замком на воротах. — Три тысячи и ввод, — говорит он мне, а потом снова в телефон: — Я сейчас выхожу. Увидимся через секунду, — он кладет трубку.

Я не знаю, почему чувствую себя расстроенной. Есть большой шанс, что он мой шантажист. И даже если это не он, именно из-за него мой дневник потерялся. Не говоря уж о том, что вплоть до этого момента он был со мной не особо-то мил. Он мне не нравится. Он, конечно, чертовски симпатичен, но на этом всё. Я уже определила для себя, что его разум ужасен, как и его слова.

Я ввожу код и въезжаю в ворота. Он указывает на дом. Когда мы подъезжаем, я вижу Оливию, стоящую на нижней ступеньке крыльца, она ждет Картера, но тот не спешит выходить. Он смотрит на меня изучающим взглядом и спрашивает:

— Когда ты расскажешь мне, что идет последним пунктом в твоем списке?

— Никогда.

— Когда ты начнешь доверять мне?

— Когда получу свой дневник назад, и ни секундой раньше.

Он кивает, оглядывая меня с головы до ног, словно пытаясь сохранить в своей памяти.

— Это честно, пожалуй! — Потом он выходит и бежит к девушке.

Оливия шагает ему навстречу. Они хорошо смотрятся вместе — на фоне ее хрупкой фигурки Картер выглядит еще более сильным. Мое тело его просто перекрыло бы.

Потом Картер кивает головой в сторону моей машины. Оливия смотрит прямо на меня и машет с полуулыбкой. Мое сердцебиение учащается. Я спрашиваю себя, что она думает обо мне, подозревает ли, что я как-то связана с тем вандализмом. Полагаю, я узнаю это завтра во время нашей поездки в Хьюстон.

Я машу в ответ, после чего поспешно покидаю это место.