Пендервики весной

Джинн Бёрдселл, 2015

В этом году три младшие сестры Пендервик впервые в жизни отправляются на каникулы без старшей, Розалинды, – а значит, им придётся примерить бремя старшесестринства на себя. Уютный домик с верандой, солёные брызги океана и нахальные чайки – всё это волшебно! Но как быть, если одна из сестёр вдруг утонет, сгорит на костре или, хуже того, лопнет? А другая возьмёт и сойдёт с ума – а может, уже сошла, если присмотреться… Как брать на себя ответственность за всех? И как себя вести и что говорить, если от твоего слова зависит прошлое и будущее Джеффри – твоего самого лучшего друга? Перед вами продолжение бестселлера о сёстрах Пендервик, получившего Национальную книжную премию США в 2005 году.

Глава вторая

Убиенное авто

Держась за руки, Бетти и Лидия сошли по ступенькам крыльца. Солнце грело по-весеннему. На другой стороне улицы Гардем в окружении лиловых гиацинтов и белых крокусов горделиво сиял первый золотисто-жёлтый нарцисс миссис Гейгер. Но пока что Лидию заинтересовала стоявшая на подъездной дорожке Пендервиков семейная машина, в которой на водительском месте сидела ещё одна Лидиина старшая сестра — не самая старшая, а третья по старшинству, — шестнадцатилетняя Джейн. Джейн читала книгу, разложив её на руле, как на пюпитре.

Лидия побежала к машине, держа обеими руками корону, чтобы не слетала.

— Белоснежка умерла, — крикнула она Джейн.

— Сейчас принц оживит её своими поцелуями! — Распахнув водительскую дверцу, Джейн усадила Лидию к себе на колени и принялась осыпать поцелуями.

— Мы же договорились не идти у неё на поводу, — сказала Бетти.

— Да, прости, — ответила Джейн, завершая последнюю серию принцевых поцелуев.

На пассажирском сиденье рядом с ней высилась башня из книг: одна книжка, только что дочитанная, и ещё десяток-полтора на потом. Джейн надеялась когда-нибудь стать писательницей и считала, что лучший способ научиться писать — это читать, читать и читать. Поэтому всегда, в любой отдельно взятый момент, она находилась на середине как минимум одной книги и чувствовала себя спокойно, только если под рукой у неё лежало ещё несколько штук про запас. Между книгами затесалась и её голубая тетрадка — Джейн всегда покупала одинаковые голубые тетрадки, в которые вписывала мысли, случайно услышанные обрывки разговоров — всё, что могло ей пригодиться для будущих книг. Наверное, думала Бетти, у Джейн накопилось уже несколько десятков таких исписанных голубых тетрадок; все они хранились в коробках у неё под кроватью.

Лидия ткнула пальчиком в верхнюю книгу башни:

— Лидия читать.

— Тут по-французски, — сказала Джейн. — Ты не поймёшь. Даже я не всё понимаю: приходится через слово смотреть в словаре.

— Oui. — Лидия перехватила у Джейн несколько французских слов и очень собой гордилась.

— Ладно, только немножко. Эту книгу написал Дюма, в ней буря безнадежных страстей, жажда мести и… — Джейн запнулась. — Ладно, про это тебе, наверное, ещё рано. Просто слушай. «Une belle jeune fille aux cheveux noirs comme le jais, aux yeux veloutés comme ceux de la gazelle…»^[1]

Непонятные слова пролетали мимо Бетти, не задерживаясь. Жить было бы проще, думала она про себя, если бы Скай и Джейн последовали примеру папы и Розалинды и записались в школе на латынь. Скай в седьмом классе даже начинала заниматься латынью, но скоро устала от сравнения с Розалиндой (любимой, между прочим, ученицы мистера Смита за все годы! Так что сравнение неизменно оказывалось не в пользу Скай) и переключилась на испанский. А Джейн даже и не пыталась — просто выбрала сразу французский, потому что это «романтично». Лидия повторяла любые слова — латинские, французские, испанские, ей было всё равно. Бетти же такое многоязычие, наоборот, только огорчало. Она надеялась, что ей вообще удастся как-нибудь избежать изучения языков — кроме разве что итальянского, потому что в нотах всё самое важное всегда подписано по-итальянски.

Но тут Лидия, которой наскучило слушать Дюма, пнула книжную башню туфелькой, и книги рассыпались. Когда Джейн прервала чтение, чтобы снова построить башню, Бетти спросила, зачем она сидит в машине — это вообще-то не самое удобное место для чтения.

— Просто у меня передышка. Мне показалось, был какой-то странный звук, и я подумала: вдруг он пройдёт, если я дам машине постоять спокойно. О, давай ты заберёшь Лидию, а я опять попробую немножко проехать — и ты скажешь мне, есть звук или нет. Может, это просто моя фантазия.

«Фантазия» прозвучала подозрительно оптимистично. Машина была дряхлая и побитая — не сильно, но многократно, — и ещё одна поломка вполне могла стать её лебединой песней.

Бетти услышала этот звук, как только машина задним ходом покатилась по дорожке. Точнее, даже три звука — сначала визг и стон, а потом тук.

— Слышу! — крикнула она Джейн.

— Точно? Подожди, я попробую проехать вперёд.

На переднем ходу звук был такой же, как на заднем, это даже Лидия сказала. Но Джейн всё равно проехалась ещё несколько раз взад-вперёд: видимо, всё-таки надеялась, что сёстры согласятся признать странный звук её фантазией, — или, может, ему самому надоест и он станет тише.

— Стало громче, — сказала Бетти.

Точнее, стало так громко, что Бен на заднем дворе даже бросил откапывать сокровища и пришёл посмотреть, что тут такое. За то время, пока Бетти его не видела, он ещё больше перепачкался, хотя казалось, что больше уже некуда.

— Бен, Бен, Бен! — Лидия выворачивалась, но Бетти держала крепко и не пускала её к Бену. Хватит и одного чумазого Пендервика.

— Что это Джейн делает? — спросил Бен.

— Надеется, что звуки прекратятся.

ТУК! Из всех туков этот был самый громкий, но горестный вскрик Джейн был ещё громче.

— Теперь вообще не едет! — Она дёргала рычаги и жала педали, но машина не двигалась — ни вперёд, ни назад.

— Зато не стучит, — заметил Бен.

— Не уверена, что это хорошо… — Джейн нахмурилась. — Давай позовём Скай.

Бен отправился выдёргивать Скай из мира математики. Скай вышла из дома, щурясь на солнце, села вместо Джейн за руль и тоже подёргала и понажимала всё что можно. Машина стояла как вкопанная.

— Я её доломала, да? — сказала Джейн. — Убиенное авто.

— Как минимум тяжело раненное. — Скай выбралась из машины и заглянула под капот. Все заглянули вместе с ней, но никаких явно отломанных деталей там не увидели.

— По-моему, звук был откуда-то снизу, — сказала Бетти.

— Может, палка? — предположил Бен. Однажды Рафаэль, его лучший друг, ехал с родителями, и в брюхе машины застряла палка. Бен втайне надеялся, что и ему доведётся увидеть застрявшую в брюхе палку собственными глазами.

— Вряд ли. — Но Скай всё-таки полезла под машину, и все остальные тоже, включая Лидию, которая решила, что это такая игра специально для неё.

— Белоснежка умерла, — сообщила она, радостно извиваясь под днищем авто. — Лидия любит Скай.

— Вот только не втягивай меня в эти твои принцессинские штучки, — сказала Скай. — Я лучше расскажу тебе про телескопы: в них видны звёзды, которые были почти с самого начала Вселенной. Это гораздо интереснее принцесс.

— Корона! — вскрикнула Лидия.

— Она бы не свалилась, если ты так не елозила. — Бетти подобрала корону и нацепила обратно на Лидиину ярко-рыжую гриву.

— Скай, так что будем делать с машиной? — спросила Джейн.

— Да, палки нет, — закончив осмотр, сказал Бен.

Скай вздохнула.

— Кажется, пора звонить папе — говорить ему, что у нас проблема.

И она позвонила мистеру Пендервику, а тот позвонил на станцию техобслуживания Эрни, и там сказали, что сейчас пришлют помощь.

Пока огромный мощный красный тягач с широкими ремнями и звякающими цепями урчал на подъездной дорожке Пендервиков и к нему цепляли и пристёгивали заглохшее авто, все заинтересованно следили за процессом, не думая о последствиях. Но потом тягач уехал, и мысли как-то сами собой обратились к вопросу: а что дальше? В семье было ещё одно транспортное средство, старый неказистый драндулет по имени Ван Аллен^[2], но было очевидно, что его не хватит, чтобы развозить столько людей в самых разных направлениях и в разное время. Если окажется, что машина и правда умерла, придётся покупать другую.

— А машины дорогие? — спросил Бен у Бетти.

— Наверное.

Он перевёл задумчивый взгляд на Лидию.

— Может, попробуем сдавать её напрокат бездетным семьям? За деньги.

— Но если мы будем сдавать Лидию, то это же будут её деньги. Она захочет купить себе ещё короны и пачки.

— Лидия, если ты заработаешь деньги, отдашь их мне? — спросил Бен.

— Sí, — легко согласилась Лидия.

— Ну вот. А я отдам их папе с мамой. Как думаете, они разрешат?..

Вообще-то у Пендервиков не принято было сдавать детей напрокат, поэтому Бен даже не стал дожидаться ответа, а пошёл обратно во двор — искать клад. Лидия нацелилась бежать за ним, но Бетти поймала её и увела на крыльцо, откуда особенно удобно следить за наступлением весны, а ближе к вечеру — к нему было уже совсем близко — можно сидеть на ступеньке и дожидаться возвращения родителей.

— Лидия, видишь, у миссис Гейгер расцвёл первый нарцисс, — сказала Бетти, указывая на ту сторону улицы.

— Лиловый, — отозвалась Лидия.

— Нет, лиловый — это гиацинт, а нарцисс — жёлтый.

— Лидия любит лиловый. Цина тоже.

Мнение Цины, одной из подружек Лидии в детском саду, всегда приводилось как неоспоримое. Ладно, подумала Бетти, лиловый так лиловый.

Сверху послышалось знакомое многоголосие. Бетти отклонилась назад посмотреть — да, прямо над ними пролетал клин канадских гусей. Может, они летят откуда-то с юга. А может, это те гуси, которые круглый год живут в Массачусетсе, — когда в одном месте еда заканчивается, они перелетают в другое. Бетти всегда так радовалась их глубоким, как гудки, крикам. И Пёс тоже. Они вдвоём мчали через двор, стараясь не отставать от больших птиц, которые неслись в вышине вместе с ветром, а после, когда птиц было уже не видно, Бетти изображала их крики: «ахау-у-у… хау-у-у…», а Пёс лизал ей лицо…

— Голди положила Фрэнка в коробку, — сказала Лидия.

Бетти вернулась в настоящее.

— М-м?

— Голди положила Фрэнка в коробку.

Голди — хозяйка детского сада, куда ходит Лидия, с ней понятно. Но кто такой Фрэнк и зачем Голди положила его в коробку? Странно.

Бетти давно усвоила, что задавать Лидии прямые вопросы — дело неблагодарное, ответа всё равно не добьёшься. Лучше идти в обход, тогда есть шанс к чему-то прийти.

— Какая была коробка? — спросила она.

Лидия хорошо подумала.

— Голубая.

— Ему понравилось в ней лежать?

Это оказался неправильный вопрос. Нижняя губа Лидии задрожала, и Бетти — уже не в первый раз — подумала, что лучше бы Лидия совсем не разговаривала, помолчала бы лет до пяти-шести, пока не научится говорить осмысленно. Ну вот, теперь она плачет.

— Прости, — беспомощно сказала Бетти. — Я не знаю, кто такой Фрэнк.

— Он умер, а Голди положила его в коробку, а Лидии не дали его поцеловать.

Во всяком случае есть надежда, что Фрэнк — это не кто-то из детсадовских детей. Бетти стала припоминать клички всех животных из детского сада: мадагаскарский шипящий таракан Леон, и хомяк Сардель, и — ох, ну вот же!.. — морская свинка Фрэнсис, он же Фрэнк. Да, всё правильно, Лидия говорила, что она очень любит Фрэнка. Особенно по сравнению с Леоном.

— Я понимаю, как тебе сейчас грустно, но всё равно морских свинок не надо целовать, даже когда они живые. — Бетти усадила рыдающую Лидию к себе на колени. — Лучше давай я тебе спою.

Никто из Пендервиков, кроме Бетти, пением не увлекался. Не то чтобы остальные Пендервики не желали петь — как раз желали; только они не очень хорошо попадали в ноты, и из-за этого их пение, — как сказал однажды мистер Пендервик, после того как они хором пели кому-то поздравительную песенку на день рождения, — напоминало блеяние унылых овец.

Зато Бетти не только попадала в ноты, её пение вообще не походило на блеяние овцы, даже неунылой, — поэтому Бетти часто пела Лидии. И им обеим это нравилось. Сегодня она начала с одной из самых любимых Лидииных песен, «Качаться на звезде»^[3] — там много лунного света и смешной ушастый мул, — и рыдания скоро пошли на убыль. Но Бетти забыла, что в следующем куплете вместо мула появляется свинка — и конечно же, Лидия вспомнила своего Фрэнка, который тоже был свинка, хотя и морская, и зарыдала пуще прежнего. Бетти сразу переключилась на другую Лидиину любимую — «Арам-зам-зам»^[4]. Но рыдания Лидии уже зажили своей собственной жизнью, и даже забавные гули-гули-гули, когда надо очень быстро крутить перед собой руками, не помогли.

Словом, когда спустя несколько минут к дому Пендервиков свернул старенький Ван Аллен, это было как нельзя кстати.

— Лидия, смотри, мама приехала! — сказала Бетти. — Наконец-то, правда?

Лидия и сама так думала — она очень надеялась, что мама поможет ей оплакивать Фрэнка, и скорбно тянула руки ей навстречу.

— Кризис? — спросила Ианта у Бетти. — Требуется помощь?

— Вообще-то да. Очень!

Ианта была спокойная мама и не очень верила в ахи и охи. Она с улыбкой подошла к девочкам, обняла Бетти, подхватила Лидию на руки — каким-то образом ей удалось сделать то и другое одновременно. Пока Лидия всхлипывала в одно Иантино ухо про коробки и поцелуи, Бетти, в другое, пыталась более или менее последовательно изложить историю умершей морской свинки. Ианта умела слушать разных людей, даже если они говорили все одновременно, и не упустить главное — это был один из её многочисленных талантов. Сама она объясняла это тем, что она учёный, притом астрофизик, и ей постоянно приходится выслушивать противоположные точки зрения. Но Бетти не была уверена, что в этом всё дело. Скай тоже собиралась стать астрофизиком, но она и одного-то человека не всегда слышит. Может, конечно, она научится этому в следующем году, когда поступит в университет.

— Я рада, что она не поцеловала Фрэнка, — сказала Ианта, дослушав рассказ Бетти до конца. — Иначе мне пришлось бы садиться и писать Голди записку о микробах — а это не самое моё любимое вечернее занятие… А у тебя как прошёл день, Бетти?

— Хорошо. — Не считая того, что она нашла старую кость Пса. Но об этом Бетти не собиралась никому рассказывать.

Тут всхлипы сделались в два раза громче: оказывается, Лидия сквозь слёзы услышала вместо «вечернее» — «черви», а Джорди, её друг в детском саду, сказал сегодня, что черви едят мёртвых морских свинок. В конце концов Ианта понесла Лидию на кухню — утешить каким-нибудь лакомством.

Солнце уже скрылось, на крыльцо наползла тень. Бетти быстро продрогла, но осталась сидеть на ступеньке: она ждала. Папино возвращение домой — единственное время, пусть и короткое, несколько минут, когда она может спокойно с ним поговорить, ни с кем его не деля. Для тепла Бетти начала напевать прелюдию Баха, которую она разучивала к сегодняшнему занятию, и пальцы тут же забегали по воображаемым клавишам.

Ждать пришлось недолго: Бах ещё не кончился, а папа уже приехал. Сегодня его подвёз коллега — тоже, как и мистер Пендервик, профессор ботаники, только с несломанной машиной. Подбежав, Бетти помогла папе вытащить с заднего сиденья большую сумку-холодильник с образцами собранных растений. Мистер Пендервик, как его дочь прекрасно знала, чувствовал себя по-настоящему счастливым только «в поле» — то есть тогда, когда работал с живыми растениями, а не когда рассказывал о них студентам на лекции.

— Привет тебе, одна из моих многочисленных дочерей. Ты которая?

— Самая лучшая, — ответила Бетти. Это была одна из их любимых шуток. — Очки, пап!

— Оп. — Он подхватил очки, зацепившиеся за ручку холодильника и опасно болтавшиеся на одной дужке, и сунул в карман.

— А не проще их на себя надеть?

— Теоретически — да, — бодро ответил он.

Вдвоём они донесли сумку-холодильник до крыльца и откинули крышку, чтобы Бетти могла полюбоваться отростками и побегами, аккуратно отстриженными от материнских растений и разложенными по прозрачным пакетам. На каждом пакете было подписано точное место произрастания, с указанием широты и долготы. Иногда мистер Пендервик разрешал Бетти и Бену играть с портативным GPS, которым он пользовался для определения координат, поэтому его дети давно выучили точное местоположение своего дома: 42,320529° северной широты, — 72,632236° западной долготы. Бен охотно приводил эти данные вместо своего домашнего адреса — улица Гардем, город Камерон, штат Массачусетс, — правда, Бетти говорила, что кое-кому хорошо бы поменьше воображать.

— Что за растение? — спросила она, указывая на прутик с мелкими цветками в виде свисающих белых колокольчиков.

— Chamaedaphne calyculata, хамедафна прицветничковая. Она же хамедафна обыкновенная, или болотный мирт — но это уже не так эффектно звучит, правда? Листья ядовиты. Хотя кролики, по некоторым данным, их едят.

— Не хочу, чтобы кролики отравились.

— Я тоже. Но вообще-то они сами о себе неплохо заботятся. — Он вернул крышку на место. — А у тебя какие новости?

— Ну вот, машина. Как думаешь, её можно будет починить?

— Боюсь, нет. Эрни её уже осмотрел и сказал, что он трупами не занимается.

— Ну пап!

— Что «ну пап»? Дочь, машины — не твоя забота. Ещё что нового?

— Бен нашёл дверную петлю, но она оказалась не золотая. А Лидия расстроилась, потому что морская свинка Фрэнк умер, а ей не дали его оживить дыханием рот-в-рот.

— Бетти, это про остальных. А я спрашиваю о тебе. Сегодня четверг — значит, вечером у тебя занятие по фортепиано. Готова?

— Конечно.

Ко всему, что связано с музыкой, Бетти всегда была готова, это папа и так знал. Прелюдию и фугу № 9 ми мажор Баха она успела повторить от начала до конца столько раз, что без запинки отыграла бы их и во сне.

— А как твоя домашка поживает?

Домашка явно поживала скромнее прелюдии с фугой. Сначала Бетти даже не могла ответить, задали им что-то или нет.

— Надо выучить разные виды облаков, — вспомнила она наконец.

— О, это легко, сейчас я тебе помогу. Кучевые облака — большие, белые и пушистые, во всём мире используется их латинское название — cumulus, это значит «куча» или «груда». Перистые — лёгкие, тонкие, вытянутые, на латыни они называются cirrus — значит «локон, завиток». Логично же?

— Ой, нет, мне так ещё больше придётся запоминать.

Но мистер Пендервик не мог упустить такую замечательную возможность поговорить на своей любимой латыни.

— Бывают дождевые облака, nimbus, что в переводе означает «ливень, ненастье». А бывают слоистые, stratus…

— Нет, молчи, так только хуже! — Бетти зажала уши руками.

— Ладно, — рассмеялся он, — сдаюсь! Что дома, Пендервики все на месте?

— Кроме Розалинды, конечно.

— Сколько там ещё до её каникул?

Начиная с февраля, когда Розалинда в прошлый раз была дома, Бетти вела счёт дней, оставшихся до следующего приезда сестры. Университет находился не так уж далеко, в штате Род-Айленд, меньше двух часов от Камерона, и Розалинда приезжала на все праздники и каникулы, но Пендервикам, особенно Бетти, этого всё равно было мало.

— Три недели и два дня. Двадцать три дня.

Это легко запомнить: Розалинда вернётся как раз накануне Беттиного дня рождения — в этом году Бетти исполнится одиннадцать.

— Хорошо, уже ближе. — Папа поднял сумку-холодильник. — Ну, я готов влиться в орду, а ты?

— И я, — ответила Бетти, и они вместе вошли в дом.

Примечания

1

Если бы Джейн умела не только читать, но и переводить с французского, она бы, скорее всего, перевела это так: «Юная красавица с чёрными, как смоль, волосами и бархатными, как у газели, глазами…» И некоторые читатели, скорее всего, сразу бы догадались, что она читает Лидии роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». (Здесь и далее примечания переводчика.)

2

Наверное, не много найдётся семейных драндулетов, названных в честь знаменитых американских астрофизиков. А Джеймс Ван Аллен, открывший радиационные пояса Земли, — как раз один из самых знаменитых.

3

Песня Swinging on a Star впервые прозвучала в 1944 году, но американцы, дети и взрослые, знают и любят её до сих пор. Может, это потому, что первым её спел лёгкий и ироничный Бинг Кросби, один из самых ярких исполнителей середины XX века?

4

Марокканскую песенку A Ram Sam Sam поют (причём по-арабски) и танцуют малыши во всех странах мира.