Ни за что!

Джина Шэй, 2022

Светланой Клингер можно только восхищаться, но совершенно невозможно её любить.Слишком невыносима, слишком непредсказуема и просто она – слишком. Во всем!Александр Козырь из тех кто привык к высшему классу во всем. Если тачка – то последняя модель мерседеса, если любовница – то с третьим размером груди как минимум, если покорная – то такая, что без лишних вопросов сразу встает на колени.Что между ними может произойти? Ничего! Никогда! Ни за что!Ночь, улица, фонарь, парковка… Одна сломанная рука, одна выпавшая не вовремя плеть…Их взаимная зависимость растет не по дням, а по часам, и вот уже пылают в огне разорванные в клочья две прежние жизни. Еще чуть-чуть, и запылает третья. Но чья это будет жизнь?Содержит нецензурную брань.В книге присутствует упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой.

Глава 6. Заинтересованная

— Светик, ты вообще уверена, что это сработает? Моро на это клюнет? — Георгинчик скептически щурится, глядя на забитую дорогими тачками парковку. — Она совершенно не любит мыльных пузырей, надутых расфуфыренными женушками наших нуворишей.

— Не чади, это же моя ставка, — я неторопливо опускаю каблучки на асфальт, вылезая из мажористого Гошиного красного кабриолетика. Сегодня мне не до выкаблучивания, сегодня я — леди, а леди не вылезают из тачек не открыв дверей. Да и Гошик пришибет меня за пару пылинок на замшевых сиденьях его возлюбленного поршика. Кажется, за мазок помады он даже бросил единственную бабу, с которой продержался аж целый год в отношениях и по которой сходил с ума.

— Выставка эта — твоя ставка. А ты — моя, — парирует Георгинчик, этакое чудное видение в клетчатых штанишках в сине-зеленую клетку и черной рокерской кожанке. Коллеги стиляги-метросексуалы все еще носят полоску и пиджачки с заплатками на локтях, а Гошик уже настроен на рокерскую волну. Он прав. И эта клетка — в следующем сезоне её будут рвать со всех вешалок мира. От массмаркета и до магазинов высокой моды.

Я улыбаюсь. Конечно, чтобы достать приглашение на закрытую выставку, пришлось попотеть, одна я потеть не люблю — припрягла Георгинчика. Он у папы вырос крайне пробивным цветочком, может в пустыне горсть снега достать, правда для этого его нужно замотивировать.

Естественно, я не могла ему рассказать, что хочу проникнуть на выставку к Вере Сехмет, чтоб подрезать одного властного дядечку, который с чего-то взял, что может играть со мной на равных. Не может. Я не дамся. Такие уж у меня дурацкие принципы.

Впрочем, статью я для Моро все равно напишу.

И уже знаю как, чтобы она точно её прочитала.

Борьба с приевшимися шаблонами и принятие сексуальности собственного тела — те темы, которые Ева Моро обожает в любом виде. А что может подойти под эти темы лучше, чем экстравагантная художница, застраховавшая свою грудь не потому, что её папик боится потерять вложенные в эту область деньги, а потому что для неё это действительно рабочий инструмент.

Гошик — удивительно магический человек. Я уже говорила про пустыню и снег, да? Так вот, это все-таки недостаточно емко. Вот сейчас у Гошика в арсенале — одна только голливудская улыбочка, да я в своем скромном маленьком черном платье, аксессуаром к которому служит мой верный гипс.

Маленький камерный выставочный холл, один день съема которого стоит столько, что на его аренду мне не хватило бы продажи обеих почек, сегодня пользуется большим спросом. И от дверей до парковки выстроилась очередь весьма состоятельных людей, которые терпеливо ожидают, пока охранник на входе проверит их билеты и паспорта на подлинность. А Гошик улыбается и ведет меня мимо очереди. Там за спиной кто-то отпускает возмущенные замечания, но ни я, ни Георгинчик не ведем и бровью.

Блеф — это очень тонкое искусство. И ни в коем случае нельзя обращать на трещащий лед. Иначе просто не дойдешь.

Конечно же, самый главный бой ожидает нас непосредственно на входе. Где Георгинчик все с той же голливудским оскалом подруливает к паре, как раз проходящей контроль.

— Дмитрий Валерьевич, какая встреча!

Судя по прищуру названного Дмитрием Валерьевичем, последний раз он Гошика видел в детском садике, и стих, ради которого Георгинчик пацаном залез на табуретку, ему не очень понравился, вот только он еще не понимает, что единственный способ избежать Гошиной атаки — это просто пристрелить его на месте. И не дать открыть рот. Но с этим Дмитрий Валерьевич уже опоздали. Гошик кружит вокруг него как коршун вокруг курицы, и тараторит, тараторит без умолку. — Боже, как же вы изменились с нашей последней встречи. Диетолога нашли? Да быть не может, что нет, так похудели. И рельефы прибавились. Ах, какая жалость, что я не в вашем вкусе, я бы тоже подержался за этот бицепс.

Чем всегда восхищалась в Георгинчике — так это его удивительным талантом говорить такие вещи в тональности между шуткой и серьезностью. Так, что лютый натурал заржет, подумав, что его собеседник прикалывается, а свободный гей верно поймет намек и позже подойдет стрельнуть телефончик.

До сих пор кстати не уверена, что Гошик и правда би. То есть да, есть причины для подозрений, но при мне он еще ни одного парня не засосал, да и в открытую не сознается. Кажется, он просто не заморачивается на эту тему, а я — еще не достаточно доверенное лицо в этом вопросе.

Вторая порция лести достается даме Дмитрия Валерьевича. Третья — охраннику, окосевшему от начавшегося перед ним цирка. Удивительная магия, но ближайшие люди в очереди наблюдают за Георгинчиком с благостными рожами, как за клоуном, что перед ними на банановых кожурках пляшет. При этом у Гоши к каждому свой ключик, уже спустя десять минут дама Дмитрия Валерьевича промакивает уголки глаз от рассказанной неприличной шутки, а её кавалер подумывает Гошика усыновить. Ибо такой дипломат в хозяйстве точно пригодится.

Ловкость языка и никаких аффирмаций. Через четырнадцать минут Гошик раскланивается удовлетворенной публике, цапает меня за локоток и интересуется насмешливо:

— Ну что, Цветик, слюной зависти моему красноречию не изошла еще?

— Сам ты… Цветик, — я без особой злости щиплю его за запястье, — нет, не изошла. У меня защечные мешки для яда очень вместительные. Но ты, конечно, бесподобен.

— Эй, вы, двое, — мрачный голос охранника за нашими спинами — суровое покашливание от действительности, — а ну-ка стойте.

— Кажется, в этот раз без выступления на бис не обойдется, — хихикаю я, и вместе с Гошиком разворачиваюсь к догнавшему нас амбалу с фейс-контроля. Георгинчик открывает было рот, но охранник срезает его до того, как мой приятель шевельнет языком.

— Вы можете идти, Георгий Викторович, — подобострастная лыба эффективнее кляпа затыкает Гошику рот, — у меня вопросы к вашей даме.

— Она со мной, — Гошик молодец, не собирается сливаться в сложный час, — мой плюс один.

— У меня особые распоряжения на счет Светланы Клингер, — спокойно откаликается охранник, глядя на меня в упор, — только насчет неё.

Ах, вот оно что. Значит, Козырь все-таки понял, что я буду на этой выставке и специально заплатил, чтобы меня даже не пропустили? Ну что ж…

— Не жди меня, Георгий, — произношу, поднимая подбородок с гордыней готовой к казни королеве, — глотни местного искусства, мне все потом расскажешь.

К счастью, в голове Гошика здравое количество и верности, и здравого смысла. Он знает, что может здесь повидаться с важными людьми и догадывается, что я не буду посылать его одного из фальшивого благородства. Раз отпускаю — значит, тупых обидок с моей стороны не будет. Хотя судя по прищуренным глазам — меня ждет хороший такой допрос на тему, с кем это я спуталась, что меня куда-то аж не пускают.

— Вам туда, — охранник дергает подбородком влево, указывая мне на дверь слева, с табличкой “только для персонала”.

Хм… А я-то думала, мне на выход!

Комната, в которую меня отправили, хоть и написана что “для персонала”, но судя по всему, изначально принадлежала минимум заведующей этой галереи. Здесь красивый винтажный диванчик манит синим бархатом своей обивки и стильно изогнулся над полом письменный стол очень современного дизайна.

Я думала, сам Козырь будет ждать меня тут. Ну или какая-нибудь его секретутка, на стервозных каблуках в два раза длиннее моих. Потому что ну кто-то же должен мне сказать, что на этой выставке мне не рады, и не пойти бы мне…

Никого нет…

Только коробка стоит в центре чужого письменного стола. Белая круглая коробка. И белый конверт сверху.

— Он что, решил от меня откупиться? Подарить мне… — скептично оцениваю размер коробки, — какое-нибудь платьишко или туфельки, чтобы как-то “компенсировать” мне сорвавшуюся выставку? И даже не соизволил сделать это лично?

Боже, Александр Эдуардович, а так хорошо начинали! Жестокое выходит разочарование.

Я подхожу к коробке, не потому что мне смерть как хочется посмотреть, что внутри. А потому что я хочу распробовать каждую каплю положенного мне облома. А то… Грешно сказать, но он ведь начал меня интересовать. Так что принять горькую пилюлю очередного банального подарочка — и с чистой совестью учесать в закат. Гошику потом скажу, что передумала. Ему не привыкать, он знает, если мне даст в голову внезапная шлея — я могу пешком и босиком десять километров пройти. Главное, чтоб я выполняла обещания, а с этим у меня не ржавеет.

Коробка или конверт?

Пожалуй, конверт.

Хочу увидеть — он хоть своей рукой записку написал, или секретутка одно из шаблонных предупреждений любовницам распечатала?

На белом плотном прямоугольнике, который я достаю из конверта, не так уж много слов. Рукописных.

“Ты можешь войти только в этом!”

Приподнимаю брови. Задумчиво провожу ногтем по крышке картонной коробки. Условия, значит, ставит? Опять? Первого облома было мало?

С другой стороны — может быть, он уверен, что я не сделаю этот шаг и у него появится уловка: “Ты сама не захотела”. Шанс обвинить меня в том, что струсила уже я. Побоялась вступать с ним в игру, побоялась принимать его подношение.

Что ж, посмотрим.

Если дорогая цацка — сразу пошлю к черту. Слишком устала, что за пару бриллиантов в подаренных гвоздиках мужчина обычно сразу начинает ждать, что ты будешь готова на все ради него, бесконечно щедрого дарителя.

Если там платье — я буду смотреть, насколько оно соответствует моим эстетическим вкусам. Если туфли — тоже. Может быть, случилось где-то в космосе внезапное затмение, и он угадал. И я влюблюсь в подарок с первого же взгляда. Хотя я в это почти не верю. Обычно три бутика приходится перерыть, чтобы найти хоть что-то приемлемое.

Я снимаю крышку решительно, как снимала бы сейчас голову уважаемому Александру Эдуардовичу. Чуть не зависаю, глядя на то, как в круглой коробке приличного размера умещается белая квадратная, чуть поменьше.

И еще один конверт…

“Ты ведь не остановишься, сделав первый шаг?”

Вот ведь!

Я уверена, продумывая эту затею, он гнусно хихикал своей наглой доминатской душонкой. Так запросто подцепить меня и за любопытство, и за гордыньку заодно. Конечно, я не остановлюсь! Мой бронепоезд не оснащен таким излишеством как тормоза.

Размеры второй коробки уже отвергают мысли о платье или туфлях. Туфли бы не влезли, даже с моим детским тридцать пятым размером, платье — попросту измялось бы. Дарить такой капризной диве как я мятое платье… Ну нет, даже если Козырь болван, что уже кажется мне маловероятной гипотезой, и то бы не допустил такой мальшеской оплошности. Что тогда в коробке? Шарф? Чулки? Диадемочка?

Моя внутренняя королевишна заинтересованно приподнимает бровку.

А что? Это было бы хотя бы не так банально, как пресловутые сережки-колечки, которые обычно покупают, потому что во всем спектре товаров ювелирных магазинов это меньшее из зол.

Ладно, к черту гадания! Открываю!

Вот ведь… Мудила!

Внутри второй коробочки находится третья. Черный бархатный футляр, и еще одна записочка.

“Это последняя”.

Серьезно, что ли? И мне он предлагает просто взять и поверить на слово?

Сама не знаю, почему проворачиваю записку в пальцах — во всех предыдущих посланиях задние стороны были чистые. А тут — нет. На задней стороне третьей записочки убористым и сдержанным почерком Александра Козыря выведено:

“Честно”.

Закатываю глаза. С другой стороны — на спине волосы дыбом встают. Он уже может предсказать мои мысли? Эй, я вообще-то изо всех сил стараюсь быть самой внезапной женщиной мира! И до сегодняшнего дня справлялась! С чего бы какой-то хрен с горы мог меня предсказать?

Ладно.

На футляр смотрю со смесью ожидания и разочарования. Судя по размерам — это уже точно никакая не диадема, да и чулки туда влезут только если их спрессовали вакуумом. Что-то я сомневаюсь, что кто-то мне сейчас принесет стакан водички, чтобы я их размочила. В общем, вариантов мало. Это все-таки ювелирка. Вряд ли серьги, вряд ли кольцо, разве что он нарочно хотел сбить мои мысли с истинного пути и запихнул украшение в неродной футляр. Тогда что? Колье? Нет, у них плоские квадратненькие футляры. Кулон? Почти по тем же причинам навряд ли. Браслет? Кто-то хочет швырнуть деньгами мне в глаза, потому что ювелирные браслетики — дорогое баловство? Он серьезно верит, что я этим впечатлюсь?

Может быть, там ошейник?

Эта мысль странная и внезапная. И в какой-то момент мне кажется, что она самая верная. По размерам идеально бы легла на бархатную подушечку кожаная змея с ременной застежкой.

Идеально, да. Но он ведь понимает, что я не настолько хочу посмотреть на его жену, чтобы примерить столь личный аксессуар? Не такой ведь он дурак? Мне казалось, что он из тех Доминантов, которые без твоего “да” пальцем к тебе не прикоснутся. Даже если ты на колени к ним залезешь.

В этом плане даже ювелирка будет смотреться умнее. Потому что она хотя бы — шаг ко мне как к женщине. Шагать ко мне как к сабе… Вот так в лоб…

Да никак не стоит. Решение, принятое мной пять лет назад, не подлежит пересмотру. Слишком многое за ним стоит.

От воспоминаний горчит на языке. Будто пепел, который жег мои ноги по время побега, снова накалился. Приходится отвлечься и пару секунд потаращиться в потолок над моей головой, чтобы ни капли горя из меня не вытекло.

Что нас не убивает — делает нас сильнее, да?

На мой вкус — нет. Все что ударило по тебе, все что сотрясло твой мир, даже если не разбило тебя вдребезги — оставило в тебе трещину. Уязвимое место, из-за нажима на которое ты сможешь разлететься вдребезги. Самые сильные люди — в жизни не ведали бед. Самых сильных людей не швыряли в воду посреди озера и не орали: “Плыви”. Самым сильным людям не приходилось уходить из дома в ноябре в одной футболке, потому что долбанувшаяся мамаша сожгла единственную осеннюю куртку, потому что “я её купила, она — моя”.

Возвращаюсь взглядом к коробке на столе. Она все еще ждет меня. Финальная точка, ждет, когда же я её поставлю. Открою, посмотрю на цацку, подаренную мне очередным облегченным деньгами мудилой, положу футлярчик обратно и выйду нахрен.

Выйти нахрен — это вообще мое самое любимое направление движения.

Достаю футляр из коробки. Щелкаю серебряным замком. Открываю коробку. И… Глаза открываю, широко, широко…

Там в коробке на черном бархате лежат часы. Дорогущие Ланги, но суть не в этом. У них видна крохотная царапинка на сапфировом их стекле, и на кожаном ремешке видны потертость. И я знаю эти часы, я на них уже не один день пялилась, когда ездила с Козырем в одной машине.

Он… Серьезно, что ли?

Часы, снятые с руки, это не ошейник, конечно. Это вещь, несущая в себе след хозяина, который перекрывает изначальную цену предмета.

Если вы хотите, чтобы я подробнее вам рассказала, почему сэконд-хэнды — это не плохо, то… зайдите попозже. Я сейчас чуть-чуть занята!

Я вижу маленькую ниточку, обвитую вокруг ремешка у самого циферблата. Достаю часы из футляра, чтобы рассмотреть, что же там такое. Переворачиваю. На обороте часов — свежая гравировка в виде ласточки. А на ниточке болтается очередной прямоугольничек, на котором смеются надо мной крохотные буковки.

“Ты же не думала, что я попытаюсь тебя купить?”

Я сейчас думаю…

Что хочу его отравить.

Ради этого счастья я даже его поцелую. Даром, что ли, так долго яд в защечных мешках копила?

Потому что хватит предсказывать меня так метко! Это мое хобби — видеть людей насквозь.