Из крови и пепла

Дженнифер Ли Арментроут, 2020

Дева… Жизнь Поппи никогда ей не принадлежала – она была избрана для особой миссии еще при рождении. Жизнь Девы – это одиночество. Она неприкасаема. На нее не смотрят. С ней не говорят. Удовольствие для нее – под запретом. В ожидании своего Восхождения Поппи борется со злом, которое погубило ее семью, а не ждет милости от богов, хотя у нее никогда и не было выбора. Долг… Будущее всего королевства зависит от Поппи, но сама она не знает, чего хочет на самом деле. Потому что у Дев есть сердце. И душа. И желание. Поэтому, когда златоглазый гвардеец Хоук удостаивается чести быть связанным с ней, Поппи понимает, что долг и судьба для нее теперь неразрывно связаны с желанием и жаждой. Хоук разжигает ее злость, заставляет сомневаться во всем, во что она верит, и дразнит запретными плодами. Королевство… Покинутое богами, но внушающее страх смертным, павшее королевство возрождается снова, намереваясь забрать то, что принадлежит ему по праву, с помощью насилия и жестокости. Чем ближе час расплаты, тем сильнее размывается граница между запретным и правильным. И когда пропитанные кровью нити, которые держат мир Поппи, начнут рваться, она рискует потерять не только свое сердце и благословение богов, но и свою жизнь.

Глава 2

Застигнутая врасплох, я подняла голову. Совершила ошибку, от которой предостерегал меня Виктер. Надо было схватить кинжал, а я просто стояла, в то время как мою талию сжали еще крепче, и ладонь мужчины легла на бедро.

— Какой приятный сюрприз.

Я вышла из ступора и резко развернулась к нему. Мой капюшон оставался на месте, а рука потянулась к кинжалу. Я подняла взгляд выше, еще чуть выше…

О боги!

Увидев его лицо в приглушенном свете свечей, я потрясенно застыла, утратив способность соображать.

Я знала, кто это, хотя никогда с ним не говорила.

Хоук Флинн.

Гвардейца с Вала, прибывшего несколько месяцев назад из Карсодонии — столицы, знали все в замке Тирман. И я не исключение.

Я хотела солгать самой себе и сказать, что это из-за его поразительного роста — он почти на фут выше меня. Или потому что он двигался с хищной, текучей грацией большого серого пещерного кота из тех, что обитают в Пустошах. Однажды в детстве я видела такого во дворце королевы. Страшное дикое животное сидело в клетке, и меня в равной степени очаровало и ужаснуло то, как оно расхаживало взад-вперед в тесном пространстве. Я не раз видела, как Хоук расхаживает так же, словно он тоже зверь в клетке. А может, из-за властности, исходящей от него, хотя он не намного взрослее меня — может, ровесник моего брата или на год-два старше. Или же причиной было мастерство владения мечом. Однажды утром я вместе с герцогиней стояла на одном из многочисленных балконов замка Тирман, глядя вниз на тренировочный двор; она рассказала, что Хоук приехал из столицы с блестящими рекомендациями и может стать одним из самых молодых королевских гвардейцев. Ее взгляд был прикован к скользким от пота предплечьям Хоука.

Как и мой.

После его прибытия я не раз пряталась в темных нишах, наблюдая, как он тренируется с другими гвардейцами. Кроме тренировок я видела его только на еженедельных заседаниях Городского Совета в Большом зале.

А может, мой интерес был вызван только тем, что Хоук… что ж, он прекрасен.

О мужчинах такое редко говорят, но я не могу придумать другого слова, чтобы его описать. У него темные густые волосы, которые завитками ложились на шею и спадали на такие же темные брови. Черты его лица заставляли меня отчаянно жалеть, что я не владею кистью или карандашом. Высокие и широкие скулы, удивительно прямой для гвардейца нос: многим из них его ломали хоть раз. Твердый квадратный подбородок и четко очерченные губы. Я несколько раз видела, как он улыбается: правый уголок губ приподнимался и появлялась глубокая ямочка. Не знаю, есть ли у него такая и на левой щеке. Но привлекательнее всего были его глаза.

Они напоминали холодный мед — удивительный цвет, какого я раньше не видела, и у него была манера смотреть так, что чувствуешь себя раздетой. Я знала это, потому что ощущала его взгляд во время Советов в Большом зале, хотя он никогда не видел моего лица. Уверена, он обратил на меня внимание потому, что я была первой Девой за многие века. Когда я выхожу на публику, на меня всегда пялятся, будь то гвардейцы, лорды и леди-в-ожидании или простой люд.

А может, я просто вообразила его пристальный взгляд, тайно желая, чтобы он испытывал ко мне такой же интерес, как я к нему.

Возможно, это и все причины, почему я им заинтересовалась, но была еще одна, в которой я немного стеснялась признаться.

Увидев его, я умышленно потянулась к нему чутьем. Я знала, что стоит так поступать без веской причины. Вторжение ничем нельзя оправдать. Даже желанием полюбопытствовать, что заставляет его так часто расхаживать, словно кот в клетке.

Хоук всегда испытывал боль.

Не физическую. Эта была глубже и ощущалась как острые льдинки на коже. Свежая и непрекращающаяся. Но страдание, следующее за ним как тень, похоже, не могло взять над ним верх. Если бы я не прозондировала, то никогда бы этого не почувствовала. Каким-то образом он держал эту боль под контролем, и я не знала больше никого, способного на такое.

Даже среди Вознесшихся.

Но я никогда ничего не чувствовала от них, хотя знала, что физическая боль им знакома. Мне следовало искать их общества: с ними я могу не беспокоиться, что уловлю отголоски чужой боли, но мне это, наоборот, казалось жутким.

— Не ждал тебя сегодня, — заговорил Хоук и одарил меня своей полуулыбкой, не показывающей зубы и не затрагивающей глаза. На правой щеке появилась ямочка. — И пары дней не прошло, сладенькая.

Сладенькая?

Я заморгала, разинула рот и тут же захлопнула: до меня начало доходить. Он принял меня за другую! За ту, с кем наверняка встречался здесь раньше. Я посмотрела на свой позаимствованный плащ. Он был довольно заметным — светло-голубой, отороченный белым мехом.

Бритта.

Он принял меня за Бритту?

Мы с ней примерно одного роста — чуть ниже среднего, а плащ скрыл мою фигуру, и близко не такую тоненькую, как у нее. Как бы я ни старалась, я никак не могла добиться такой стройности, как у герцогини Тирман или некоторых других леди.

Внезапно, каким-то крошечным тайным уголком моей души, я… разочаровалась, даже немного позавидовала хорошенькой горничной.

Я окинула взглядом Хоука. Он был в черной тунике и штанах, которые все гвардейцы носят под броней. Пришел сюда сразу после дежурства? Рядом с диванчиком стоял маленький столик, на нем — два бокала. До моего прихода Хоук был не один. Еще с кем-то? Кровать позади него заправлена, и не похоже, что на ней… спали.

Что делать? Развернуться и бежать? Это было бы странно. Он наверняка спросит об этом Бритту, но как только я незаметно верну плащ и маску, окажусь вне подозрений.

Но если Виктер все еще внизу, что очень вероятно, и красавица тоже…

О боги, она же ясновидящая. Как подсказывала мне интуиция, она знала, что эта комната занята. И послала меня сюда намеренно. Знала ли она, что здесь Хоук и что, вероятно, он примет меня за Бритту?

В это трудно поверить.

— Пенс сказал тебе, что я здесь? — спросил он.

У меня перехватило дыхание, а сердце заколотилось по ребрам, как молот. Наверное, Пенс — это гвардеец с Вала, ровесник Хоука. Блондин, насколько я помню, но внизу я его не видела. Я покачала головой.

— Тогда ты за мной следила? Шла за мной? — Он негромко поцокал языком. — Мы об этом еще поговорим.

В его голосе прозвучала странная угроза, отчего у меня создалось впечатление, будто он вовсе не рад тому, что Бритта шла за ним.

— Но, наверное, не сегодня. Ты такая странно тихая, — заметил он. Насколько я знала Бритту, та не отличалась застенчивостью.

Но как только я заговорю, он поймет, что я не горничная, и я… я не готова к тому, что он это обнаружит. Не знаю, к чему я вообще готова. Я больше не держалась за кинжал и не знала, что это означает. Знала только, что мое сердце по-прежнему бешено колотится.

— Ну и обойдемся без разговоров.

Он взялся за подол туники и, прежде чем я сделала очередной вдох, стянул ее через голову и бросил в сторону.

Мои губы раздвинулись, а глаза расширились. Мне доводилось видеть мужские торсы, но не Хоука. Мускулы, которые играли под тонкими рубашками, в каких тренировались гвардейцы, теперь были выставлены напоказ. Он широк в груди и плечах и весь состоял из мышц, развитых годами усиленных тренировок. Легкая поросль волос ниже пупка исчезала под штанами. Мой взгляд опустился еще ниже, и сердцебиение вернулось, теперь уже другого рода, отчего не только запылала кожа, но и закипела кровь.

Даже в свете свечей я видела, какие тесные у него штаны, как они облегают тело, не оставляя простора воображению.

А воображение у меня богатое, спасибо леди за их любовь поболтать. И моей любви подслушивать.

Внизу живота возникло странное ощущение. Оно не было неприятным. Вовсе нет. Теплым и покалывающим, словно мой первый глоток шипучего шампанского.

Хоук шагнул ко мне, и я напряглась, желая убежать прочь, но усилием воли удержала себя на месте. Нужно отступить. Нужно заговорить и дать понять, что я не Бритта. Нужно немедленно уходить. То, как он крался ко мне, как его длинные ноги сокращали расстояние между нами, говорило о его намерениях, даже если бы он не снял тунику. И хотя у меня было мало опыта — ладно, вообще не было, — я заведомо знала, что если он доберется до меня, то прикоснется. Он даже может сделать больше. Может меня поцеловать.

А это запрещено.

Я — Дева, Избранная. Не говоря уже о том, что он принял меня за другую и что до моего прихода он наверняка был еще с кем-то. Не обязательно, однако он вполне мог.

Я по-прежнему не двигалась и молчала.

Я ждала, и сердце мое билось так быстро, что я ослабела. Руки и ноги начали слегка дрожать.

А я никогда не дрожала.

«Что ты делаешь?» — прошептал здравомыслящий, рассудительный голос в моей голове.

«Живу», — прошептала я в ответ.

«Совершаешь невероятную глупость», — возразил голос.

Так и было, но я не двигалась с места.

С обостренными чувствами я наблюдала, как Хоук остановился передо мной, поднял руки и взялся за мой капюшон сзади. На мгновение мне показалось, что он его снимет и загадка будет решена, но этого не произошло. Он сдвинул капюшон назад всего на пару дюймов.

— Не знаю, во что ты сегодня играешь. — Его глубокий голос прозвучал хрипло. — Но хочу разобраться.

Другой рукой он обвил мою талию. Я ахнула, когда он прижал меня к груди. Ничего похожего на короткие объятия Виктера. Никогда мужчина не держал меня так. Между нами не осталось и дюйма. Прикосновение всколыхнуло все мои чувства.

Он поднял меня на цыпочки, а потом мои ноги оторвались от пола. Его сила ошеломляла — я ведь далеко не пушинка. Ошарашенная, я положила ладони ему на плечи. Жар его твердой кожи словно прожег мои перчатки, плащ и тонкое белое платье, в котором я обычно спала.

Он наклонил голову, и я ощутила на губах тепло его дыхания. По спине пробежал трепет предвкушения, и тут же меня охватила неуверенность. Сейчас не время для борьбы двух противоречивых чувств. Он повернулся и шагнул вперед с той же кошачьей грацией. Спустя два прерывистых удара сердца он уложил меня на спину. Его хватка была крепкой, но осторожной, как будто он знал о своей силе. Он лег на меня, по-прежнему держа одну руку у меня на затылке, навалился всем своим весом, вжимая в кровать, и его губы накрыли мои.

Хоук поцеловал меня.

Ничего сладкого и мягкого — не таким я представляла поцелуй. Он оказался жестким, ошеломляющим и требовательным. Когда я резко втянула воздух, Хоук воспользовался этим и углубил поцелуй. Его язык прикоснулся к моему, испугав меня. Внутри поднялась паника, но возникло и кое-что еще, нечто более мощное — удовольствие, какого я раньше не испытывала. Вкус поцелуя был как золотистый ликер, который я когда-то тайком пробовала, и движения его языка отзывались во всем моем теле. Это и дрожь, пробежавшая по коже, и непонятная тяжесть в груди, и странное ощущение под пупком и еще ниже. Внезапная пульсация между ног. Я содрогнулась, мои пальцы вжались в его плоть, и я пожалела, что на мне перчатки — хотелось коснуться его кожи, и я сомневалась, что смогу уловить его ощущения. Он наклонил голову, и я почувствовала касание странно острых…

Без предупреждения он прервал поцелуй и поднял голову.

— Ты кто такая?

Мои мысли путались, кожа гудела. Я медленно открыла глаза. Темные волосы падали ему на лоб. Черты его лица приглушал неяркий мерцающий свет, но мне показалось, что его губы припухли. Как, наверное, и мои.

Слишком быстро, чтобы я успела заметить, Хоук сбросил капюшон, открыв мое лицо в маске. Он вскинул брови. Туман в моих мыслях начал рассеиваться. Сердце заколотилось уже по другой причине, хотя губы еще горели от поцелуя.

Моего первого поцелуя.

Взгляд золотистых глаз Хоука переместился на мою голову, и он убрал руку из-под моей шеи. Я напряглась, когда он приподнял прядь моих волос. В свете свечей они заблестели красно-коричневым. Хоук склонил голову набок.

— Определенно ты не та, за кого я тебя принял, — пробормотал он.

— Как ты узнал? — выпалила я.

— Потому что когда я последний раз целовал хозяйку этого плаща, она чуть не втянула мой язык себе в горло.

— О, — прошептала я.

Мне тоже надо было так сделать? Не похоже, что это было бы приятно.

Он изучающе уставился на меня, по-прежнему наполовину лежа на мне. Одну ногу он просунул между моими ногами, и я понятия не имела, когда это произошло.

— Ты когда-нибудь целовалась?

Мое лицо вспыхнуло. О боги, это так очевидно?

— Конечно!

Он усмехнулся краем рта.

— Ты всегда лжешь?

— Нет! — сразу солгала я.

— Лгунья, — пробормотал он поддразнивающе.

Смущение, затопившее меня, смыло все удовольствие — как будто меня окатили ледяным дождем. Я уперлась руками в его голую грудь.

— Слезь с меня.

— Сейчас.

От того, как он это произнес, я прищурилась.

Хоук рассмеялся. Я… я впервые услышала его смех. Когда я видела его в зале, он был спокоен и суров, как и большинство гвардейцев, а во время тренировок замечала на его лице только усмешку. Но никогда не слышала, чтобы он смеялся. Я вообще не была уверена, что он может смеяться при такой затаенной боли.

Но сейчас он смеялся, и этот смех казался таким настоящим, искренним и приятным. Он прокатился по моему телу волной до самых кончиков пальцев на ногах.

До меня потихоньку дошло, что я впервые слышу от Хоука столько слов. Он говорил с легким мелодичным акцентом. Определить этот акцент мне не удалось, но я же бывала только в столице и здесь, и не так уж много людей говорили со мной. И поблизости от меня, если знали, что я рядом. Этот акцент мог быть самым обычным.

— Тебе правда нужно слезть, — сказала я, хотя мне нравилось ощущать его вес.

— Мне здесь вполне удобно, — заметил он.

— Ну а мне нет.

— Скажешь, кто ты, принцесса?

— Принцесса? — повторила я.

Во всем королевстве не было принцесс и принцев — за исключением Темного, который сам назвал себя так. Не было со времен правления Атлантии.

— Ты такая требовательная. — Он пожал плечом. — Принцессы представляются мне требовательными.

— Я не требовательная, — заявила я. — Слезай.

Он выгнул бровь.

— Правда?

— Если я прошу тебя слезть, это не значит, что я требовательная.

— С этим можно поспорить… Принцесса.

Мои губы изогнулись в ироничной усмешке, но мне удалось превратить ее в улыбку.

— Не надо меня так называть.

— Тогда как же мне тебя называть? Может, по имени?

— Я… У меня… нет имени.

— «Нет имени»? Что за странное имя. И девушки с такими именами имеют привычку носить чужую одежду?

— Я не девушка, — огрызнулась я.

— Надеюсь, что нет. — Он изогнул уголки губ. — Сколько тебе лет?

— Достаточно, чтобы находиться здесь, если тебя это волнует.

— Другими словами, достаточно взрослая, чтобы переодеться в кого-то, позволить принять тебя за другую и поцеловать…

— Я тебя поняла, — оборвала я. — Да, я достаточно взрослая для всего этого.

Он поднял бровь.

— Я скажу тебе, кто я, хотя мне кажется, что ты уже знаешь. Я Хоук Флинн.

— Привет, — ответила я, чувствуя себя дурой.

Ямочка на его правой щеке стала глубже.

— Теперь твоя очередь назвать свое имя.

Мои губы не шевельнулись.

— Тогда мне придется по-прежнему называть тебя принцессой.

Его глаза теперь потеплели, и мне захотелось проверить, не пропала ли его боль, но я смогла удержаться. Наверное, боль ушла. Если так…

— По крайней мере, скажи, почему не остановила меня, — произнес он прежде, чем я уступила любопытству и потянулась своим чутьем.

Я понятия не имела, что отвечать, когда я сама себя не вполне понимаю.

Уголок его рта дернулся вверх.

— Уверен, что не только из-за моей обезоруживающей внешности.

Я сморщила нос.

— Ну разумеется.

Он опять издал короткий удивленный смешок.

— Похоже, ты только что меня оскорбила.

Я с досадой поморщилась.

— Я не хотела…

— Ты меня ранила, принцесса.

— Я в этом сильно сомневаюсь. Ты более чем хорошо осведомлен о своей внешности.

— Да. Из-за нее немало людей сделали сомнительный жизненный выбор.

— Тогда почему ты говоришь, что оскорблен?..

Осознав, что он меня дразнит, и чувствуя себя дурой оттого, что не сразу это поняла, я снова попыталась оттолкнуть его.

— Ты все еще лежишь на мне.

— Знаю.

Я набрала в грудь побольше воздуха.

— С твоей стороны грубо продолжать это делать, когда я ясно дала понять: мне хотелось бы, чтобы ты слез.

— Грубо с твоей стороны вваливаться в мою комнату, одетой как…

— Твоя любовница?

Он поднял бровь.

— Я бы ее так не назвал.

— А как бы ты ее назвал?

Хоук, похоже, задумался, по-прежнему наполовину распростершись на мне.

— Э… хорошей подругой.

Отчасти я испытала облегчение от того, что он не назвал ее неуважительным словом, какие я слышала в разговорах мужчин о женщинах, с которыми они имели интимные отношения. Но хорошая подруга?

— Хорошие подруги так себя не ведут.

— Держу пари, ты мало что знаешь о таких вещах.

Правдивость этого утверждения трудно игнорировать.

— И ты держишь пари, основываясь только на одном поцелуе?

— Только на одном поцелуе? Принцесса, много чего можно узнать по одному поцелую.

Уставившись на него, я не могла не чувствовать себя… очень неопытной. Единственное, что я могла сказать по его поцелую: у меня возникло ощущение, что Хоук хочет овладеть мной.

— Почему ты меня не остановила?

Он осмотрел маску и перевел взгляд ниже, туда, где плащ разошелся, открыв мое слишком тонкое платье с довольно смелым вырезом. Если честно, я не знаю, о чем думала, надевая этот наряд. Как будто подсознательно готовила себя… к чему-то. У меня внутри все сжалось. Вероятнее всего, это платье было фальшивой бравадой.

Хоук встретился со мной взглядом.

— Кажется, я начинаю понимать.

— Означает ли это, что ты собираешься встать и дать мне возможность двигаться?

«Почему бы тебе не сбросить его?» — прошептал тот глупый, очень разумный и очень логичный голос.

Это был серьезный вопрос. Я знала, как использовать вес мужчины против него же. Что важнее, у меня есть кинжал и я могу до него добраться. Но я не потянулась за ним и не попыталась отодвинуть Хоука. Что это значит? Я… наверное, я чувствую себя в безопасности. По крайней мере, в этот момент. Может, я очень мало знаю о Хоуке, но он не незнакомец, во всяком случае, не кажется мне таким, и я его не боюсь.

Хоук покачал головой.

— У меня есть предположение.

— Жду его, затаив дыхание.

На правой щеке опять появилась ямочка.

— Я думаю, ты пришла в эту комнату намеренно.

Он не ошибся, но, скорее всего, заблуждается насчет настоящей причины.

— Вот почему ты молчишь и не пытаешься опровергнуть мои догадки насчет того, кто ты. Наверное, позаимствованный плащ — тоже очень продуманное решение. Ты пришла, потому что тебе от меня что-то нужно.

Я хотела было возразить, однако слова не шли на язык. Молчание не было знаком возражения или согласия, но внутри опять все сжалось.

Он слегка сдвинулся, положил ладонь на мою щеку и развел пальцы.

— Я прав, принцесса?

Сердце пустилось вскачь. Я попыталась сглотнуть, но в горле пересохло.

— Может… может, я пришла… поговорить.

— Поговорить? — Он поднял брови. — О чем?

— О многом.

Выражение его лица смягчилось.

— Например?

Несколько секунд в голове у меня было пусто, потом я выпалила первое, что пришло на ум.

— Почему ты решил служить на Валу?

— Ты пришла, чтобы спросить об этом?

Ничто в его голосе или взгляде не говорило о том, что он мне поверил, но я кивнула, отметив эту ситуацию как еще один пример того, что я не умею вести беседу.

Помолчав, он сказал:

— Я пошел служить на Вал по той же причине, что и многие.

— И почему же? — спросила я, хотя и знала большинство причин.

— Мой отец был фермером, а такая жизнь не для меня. Если вступаешь в королевскую гвардию и защищаешь Вал, то предоставляется много других возможностей, принцесса.

— Ты прав.

Он прищурился, и по его лицу скользнуло удивление.

— Что ты имеешь в виду?

— Детям выпадает не так много шансов стать не теми, кем были их родители.

— Ты имеешь в виду, у детей не так много шансов улучшить свое положение, добиться большего, чем их предки?

Я постаралась кивнуть как можно убедительнее.

— Э… естественный порядок вещей не позволяет этого. Сын фермера станет фермером или…

— Или предпочтет стать гвардейцем и рисковать жизнью за стабильное жалованье, которым не сможет насладиться в полной мере, потому что долго не проживет? — докончил он. — Не так много выбора, правда?

— Правда, — согласилась я, но я об этом уже думала.

Существовали ремесла, которыми Хоук мог заняться. Но быть торговцем или охотником тоже очень рискованно: этим людям приходится часто выходить за Вал. Просто это не настолько опасно, как вступить в королевскую гвардию и отправиться на Вал. Было ли источником его страданий что-то, что он повидал в качестве гвардейца?

— Может, выбора не так много, но я все равно думаю — нет, знаю, — чтобы вступить в гвардию, требуется определенный уровень силы и отваги, — сказала я.

— Ты так обо всех гвардейцах думаешь? Что они отважные?

— Да.

— Не все гвардейцы хорошие люди, принцесса.

Я прищурилась.

— Знаю. Смелость и сила еще не означают, что человек хороший.

— В этом мы согласны.

Он перевел взгляд на мои губы, и у меня внезапно сжалось в груди.

— Ты сказал, твой отец был фермером. Он… он ушел к богам?

По его лицу пронеслось какое-то выражение — слишком быстро, я не успела его определить.

— Нет. Он жив и здоров. А твой?

Я слегка покачала головой.

— Мой отец… мои родители оба умерли.

— Мне жаль, — произнес он, и это прозвучало искренне. — Потеря родителя или члена семьи чувствуется ещё долго после их ухода. Боль ослабевает, но никогда не исчезает. Спустя годы ты по-прежнему думаешь о том, что можно было сделать, чтобы вернуть их.

Он прав. И именно в этом, наверное, лежит источник его боли.

— Ты говоришь так, словно сам такое испытал.

— Да.

Я подумала о Финли. Хорошо ли его знал Хоук? Большинство гвардейцев были близки, связь между ними крепче кровной, но даже если он не знал Финли, наверняка у него были другие погибшие знакомые.

— Сочувствую, — сказала я. — Сочувствую твоей потере, кто бы это ни был. Смерть…

Смерть не изменить.

Я повидала много смертей. Мне не полагалось, меня оберегали, но я видела смерть слишком часто.

Он склонил голову набок, и темные локоны упали ему на лоб.

— Смерть — как старый друг, который порой наносит визит, когда его совсем не ждешь, а в другой раз — когда вполне ожидаешь. Она приходит не в первый и не в последний раз, но ни одну смерть это не делает менее суровой и неумолимой.

Печаль грозила затопить меня, прогнав теплоту из груди.

— Так и есть.

Он вдруг нагнул голову, почти коснувшись моих губ своими.

— Сомневаюсь, что тебя привело в эту комнату желание поболтать. Ты пришла не затем, чтобы говорить о печальных вещах, которые нельзя изменить, принцесса.

Я знала, почему пришла сюда, и Хоук был прав, снова прав. Не поговорить. Я пришла сюда жить. За впечатлениями. Чтобы иметь выбор. Побыть не тем, кто я есть. Ничего из этого списка не предполагало разговоров.

Но сегодня я испытала свой первый поцелуй. Я могу на этом остановиться, а могу по собственному выбору сделать в первый раз еще многое.

Неужели… Неужели я в самом деле размышляю над этим, что бы это ни было? О боги, и правда. По телу прокатилась легкая дрожь. Почувствовал ли он? Дрожь забралась внутрь, собираясь в крохотные узелки предвкушения и страха.

Я Дева. Избранная. Моя прежняя убежденность насчет того, что волнует богов, ослабела. Сочтут ли они меня недостойной?

Меня не охватила паника, как должна была. Вместо этого во мне разгорелась искра надежды, и это больше всего выбило меня из колеи. Крохотный проблеск надежды казался предательским и очень настораживающим: если меня признают недостойной, это повлечет самые серьезные последствия.

Если я окажусь недостойной, меня ждет верная смерть.

Изгнание из королевства.