Одна истинная королева. Книга 2. Созданная из тени

Дженнифер Бенкау, 2020

Прошло полгода с тех пор, как Майлин вернулась в свой мир. Но заклинание, произнесенное в королевстве Лиаскай, по-прежнему сохраняет ее связь с Лиамом. Девушку преследуют кошмары, в которых его подвергают жестоким пыткам. Чтобы спасти возлюбленного, Майлин обращается к междумирцу Натаниелю. Вот только он не может помочь своей королеве, потому что утратил магические способности. Теперь им нужно найти способ переместиться в другой мир. В Лиаскае королевы умирают молодыми, но Майлин готова рискнуть.

Глава 7

— Ненавижу больницы! — заявляю я Натаниелю, едва тот переступает порог палаты. — Незачем было тащить меня сюда. И прощать я тебя не собираюсь, даже не проси.

— А знаешь, что я ненавижу?

Пододвинув стул к койке, Натаниель критически разглядывает толстенную повязку у меня на шее. Кажется, будто мне снова восемь лет и я болею свинкой.

— Ненавижу вид крови, — говорит Натаниель.

— Ой! Как назло! — с лающим смешком отвечаю я.

— Да, особенно вид твоей крови. Ты в порядке?

Я киваю. Не считая жуткой усталости, чувствую себя неплохо. Всю ночь не могла заснуть. Сначала болела рана. Потом я задумалась и забыла про боль. Натаниель привез меня в отделение неотложной медицинской помощи. Судя по лицам медсестер, они не купились на нашу историю про то, как я провалилась в люк старого дома под снос и поранилась об острые края сломанных досок. Я уже решила, что Натаниеля упекут за решетку.

— Они не потащили тебя сразу в суд, — устало шучу я.

— Залог прислали из казны королевского двора, — отвечает он.

Я долго и серьезно смотрю на Натаниеля.

— Да перестань, — усмехается он. — По мне же видно, что я и мухи не обижу.

По нему видно, что ночь прошла для него бесследно. Натаниель явно выспался, отдохнул. В своей клетчатой рубашке он похож на простого студента ирландского университета, чья подружка попала в больницу из-за несчастного случая.

— Мать знает, что ты здесь? — спрашивает Натаниель.

Я горько улыбаюсь:

— Нет, мой дорогой голос разума, я ей не сказала. Не хочу, чтобы она переживала.

— Она снова меня возненавидит.

— Да, в яблочко. Она уверена, что на выходные я уехала к тебе. И считает это ужасной затеей.

Тут мы умолкаем. Обсуждать это нам обоим нелегко. Однако нельзя откладывать разговор в долгий ящик: скоро вернутся мои соседки. Между часами посещений и обедом времени мало.

Натаниель нарушает молчание:

— Что будешь делать, Майлин?

Я приподнимаюсь и, не обращая внимания на тянущую боль в ране, засовываю руку под подушку. Тяжесть Церцериса в руке заставляет меня дышать глубже, а прикосновение к гладкому золоту придает смелости. Медленно разжимаю пальцы, позволяя Натаниелю увидеть медальон, один взгляд на который заставляет мое сердце биться подобно триумфальному барабану.

— Руну узнаешь? — шепотом интересуюсь я.

Похоже на Н, только с двумя перекладинами вместо одной. Знак клана. Старый, почти стертый, различить его можно только по грязи, забившейся в гравированные линии. Тот самый знак, который я рисовала в детстве.

— Вот доказательство, которое нам нужно!

— Да, тут выгравирован знак, — серьезно соглашается Натаниель. — Но я не знаю, какому клану он принадлежит. Я не смогу воспользоваться этим Церцерисом.

— Знак этого клана я видела в детстве. Церцерисом владел папа. Медальон отмечен руной моей семьи. Церцерисом воспользуюсь я!

Сначала Натаниель медленно кивает, затем качает головой. Его разрывают сомнения, мне не по себе видеть его таким. Все ведь очевидно!

— Я же переносилась с твоим Церцерисом, — упорствую я.

Мой голос звучит так настойчиво, будто мне очень нужно уговорить Натаниеля. Однако я могу использовать Церцерис без его согласия и вернуться в Лиаскай совсем одна. Но мне хочется, чтобы рядом кто-то был, хоть одна человеческая душа. В очередной раз я причиню боль тем, кого люблю — тем, кто любит меня. Одна я этого не вынесу.

— Судя по всему, я наследница клана междумирцев. И так было всегда! Я помню Церцерис папы с самого детства. Папа показывал мне медальон.

— Он не подозревал, чем это обернется.

— Уверена, папа знал, что я давно не принадлежу этому миру.

Вдруг Вики тоже видела папин Церцерис? Как хотелось бы обсудить это с ней…

— Надеюсь, оно того стоило, — будто прочитав мои мысли, говорит Натаниель.

— Стоило.

Понятия не имею, как себя вести. И совсем не знаю, чем на самом деле заплатила за Церцерис той твари из Лиаскай.

— Вечером меня выпишут, — бодро сообщаю я. — По словам доктора, который меня зашил, даже шрама не останется.

Вздох Натаниеля больше напоминает всхлип:

— Ты ведь понимаешь, что я имел в виду другое.

— Все… странно, — отвечаю я. — Знаю, в Лиаскай мы с Вики много времени проводили вместе. Но воспоминания об этом исчезли. Похоже на сон, который в миг пробуждения ускользает в небытие. Тебе знакомо это чувство? Вот только сон был. Такой отчетливый, словно это не видение, а реальность. Такой яркий, что кажется, словно ты никогда его не забудешь. Но стоит моргнуть или пальцем пошевелить, как все исчезает без следа. Остается лишь смутное ощущение: было что-то особенное.

Поджав губы, Натаниель размышляет над моими словами.

— Ты помнишь дворец? Трон, корону и…

— Я все помню! — перебиваю я. — Только Вики как в тумане.

Натаниель берет меня за руку, точно пытаясь утешить. Но утешение мне не нужно.

— Натаниель, я не верю, что заплатила большую цену. Я отдала то, что делало меня слабой.

— Майлин, — сипит Натаниель.

Он не доверяет твари и к моему плану относится со скепсисом.

— Что?

Натаниель не может ничего мне ответить: страх и беспомощность нам не помогут.

— Ответь, это важно, — прошу я. — Ты останешься со мной или уедешь в Нью-Йорк?

С губ Натаниеля срывается сухой смешок:

— Будто я могу теперь уехать в Нью-Йорк.

— Можешь. Решать тебе. Все эти месяцы ты строил свою жизнь, пока я ныла и зализывала раны.

— Ты горевала.

— Натаниель, я пойму, если ты мне больше не доверяешь — я никогда не заслуживала твоего доверия.

Натаниель тяжело поднимается со стула, будто это нехитрое действие требует от него множества усилий. Он проходится по палате.

— Я отпустил тебя, Майлин. Да, отпустил. Более того, я уверен, что чувства к тебе связаны со мной и моим прошлым, а не с тобой. Или… — на мгновение умолкнув, Натаниель качает головой. — Я точно не знал, но в глубине души давно почувствовал, что ты — как я. Мы оба междумирцы. Следовало бы догадаться об этом еще во время нашего первого прыжка, когда ты вырвалась из моих рук. Ты словно могла перенестись самостоятельно. Мой инстинкт не подвел. Наверное, ты так мне понравилась, потому что мы похожи. Наследник клана очень одинок. А рядом с тобой я не одинок, вот меня и потянуло к тебе.

«Ну, так даже проще», — думаю я. Вслух ничего не говорю, Натаниель пока не готов.

— Сейчас я вижу тебя, Майлин, вижу девушку, которая любит другого. И говорю: я отпустил тебя. А что делаешь ты?

— Что ты имеешь в виду?

— Прошлую ночь. Кем ты была вчера? Когда вела переговоры с ранившей тебя неполноценной тварью из Лиаскай?

Не понимаю, к чему он клонит.

— Я была собой.

— Да. Ты была собой. Но ты была Королевой. Ты всегда Королева, просто за последние месяцы я об этом подзабыл. Девушку из Ирландии, которая смешивает меня с грязью и терпит мое присутствие, лишь когда отчаяние в ней побеждает гордость, — ее я смог отпустить. Но Королеву я никогда не отпущу.

Натаниель преклоняет передо мной колено. С трудом сдерживаю смех — до чего это патетично и напыщенно. Но шутка застревает в горле: правила Завременья на меня не распространяются. И наверное, не распространялись никогда.

— Натаниель, не делай этого. Нашел повод!

Сама не знаю почему, но на глаза наворачиваются слезы.

— Я дал присягу, — отвечает он, не глядя на меня. — Поклялся посвятить жизнь служению Королеве и Лиаскай. О Завременье ничего не говорилось, потому что раньше Королева никогда не бывала здесь, по ту сторону Лиаскай. Теперь времена изменились.

— Я не хочу, чтобы рядом был королевский воин.

— Ты хочешь товарища, я знаю. Поверь, я могу быть и тем и другим.

— Вставай! — Наклонившись, я дергаю Натаниеля за руку, и он неохотно поднимается. — Вот заглянут сюда врачи, что они подумают? Я не прошу вернуться со мной в Лиаскай, поэтому слушай внимательно, Натаниель Бэджет. Я умоляю тебя пойти со мной. Со мной, той самой девушкой из Ирландии: она любит лжеца и смешивает тебя с грязью, она слова тебе не может сказать, тем более приказать. Я заклинаю друга, которого жестоко обидела, которому не доверяла так сильно, как он того заслуживал. Ты пойдешь со мной?

Натаниель глубоко вздыхает:

— Да.

И в этом «да» отзываются сотни мыслей, которые он не произнес вслух.

— Но мне нужно время, чтобы собраться, — просит Натаниель.

Время. Вдох-выдох. Те обрывистые сновидения обрушиваются на меня посреди дня, как колючий снег на бесчувственное тело… Меня топят, с моей жизнью играют — это чувство сильнее якоря реальности, и кажется, что у меня нет времени. Что у Лиама нет времени. Что слишком поздно.

— Сколько времени тебе нужно?

— Две недели.

Два слова — два коротких мощных удара.

— Две… недели? Скажи ты про два дня, я поныла бы и смирилась. Но две недели? Проклятье! Столько времени у нас нет.

— Это время есть у нас обоих, — с нажимом говорит Натаниель. — И мы должны посвятить его тем, кто был с нами здесь. Нашим друзьям, людям, которые нас любят.

Все доводы, которые у меня были, вмиг потеряли свою силу. И Натаниель это знает. На этот раз я не отделаюсь письмом для мамы, полной неопределенностью и слабой надеждой на новую встречу. Я — чудовище, потому что без колебаний снова брошу маму. Но даже чудовище пытается себя оправдать.

— Есть еще кое-что… — шепчу я.

Одно обстоятельство, говорить о нем мне не хочется, но откладывать уже нельзя. Лучше признаться Натаниелю сейчас.

— Не знаю, вдруг та тварь меня обманула?

— Так и есть, обманула, — мрачно подтверждает Натаниель. — Церцерис принадлежал твоему отцу. На медальоне выгравирована руна твоего отца, и я ставлю свой винкулас на то, что сволочь из Лиаскай прекрасно об этом знала. Она не имела права требовать что-то взамен.

— Да я про другое.

— А про что?

Я касаюсь маленького круглого рычажка, открывающего Церцерис. Крышка откидывается, будто только этого и ждала. Я надеюсь, что темнота сыграла со мной злую шутку, что ночное небо чудесным образом окажется неповрежденным… Но, разумеется, мои надежды не оправдываются. Один взгляд, и сердце замирает в груди. В ночной синеве зияет черная трещина.

Подойдя ко мне, Натаниель цедит сквозь зубы:

— Проклятье!

Но в следующий миг на его губах мелькает улыбка.

— Что скажешь? — опасливо интересуюсь я.

— Хорошая новость — звезды целы.

Смотрю на них: пять сине-зеленых сапфиров, образующих букву W. Созвездие Кассиопеи. Трещина пролегла посередине, отделив две звезды слева от трех других. Но все они целы!

— Ничего страшного, что кусочек ночных небес поврежден? — с надеждой спрашиваю я.

— Будет нелегко. Чтобы магия не вышла из-под контроля, нужны созвездие клана и лиаскайская ночь. Я не смог бы перенестись с таким Церцерисом.

Натаниель переводит взгляд на меня, будто увидев что-то завораживающее.

— Но? Не тяни, говори уже!

— Ты сможешь. Ну, я надеюсь, — вздыхает он.

Все мои мысли крутятся вокруг первой фразы. Значит, мне не нужна ночь… Но почему? И тут я догадалась.

— Тварь назвала меня Королевой Ночи.

Почему-то такая формулировка не показалась мне странной.

— Что это значит? — допытываюсь я.

— Лиаскай любит день, — объясняет Натаниель. — Ее корона — золотой рассвет. Но королев Лиаскай коронует звездами ночи. Она дарит Ночь королевам.

Пытаюсь вспомнить, что я почувствовала, когда Вики надела на меня тиару Стелларис. Черный бархат ночи окутал душу…

Щелкнув крышкой медальона, Натаниель бережно передает его мне.

— Не сомневаюсь, ты сможешь воспользоваться Церцерисом.