Одна истинная королева. Книга 2. Созданная из тени

Дженнифер Бенкау, 2020

Прошло полгода с тех пор, как Майлин вернулась в свой мир. Но заклинание, произнесенное в королевстве Лиаскай, по-прежнему сохраняет ее связь с Лиамом. Девушку преследуют кошмары, в которых его подвергают жестоким пыткам. Чтобы спасти возлюбленного, Майлин обращается к междумирцу Натаниелю. Вот только он не может помочь своей королеве, потому что утратил магические способности. Теперь им нужно найти способ переместиться в другой мир. В Лиаскае королевы умирают молодыми, но Майлин готова рискнуть.

Глава 12

Тяжело дыша, я озираюсь по сторонам. Но волки не удалились на безопасное расстояние, чтобы продумать план атаки. Они испарились.

Натаниель рядом. Лицо у него залито кровью и потом, но видно, что он пугающе бледен. Подползаю к нему и обнимаю.

— Что ты сделала? — слабым голосом интересуется он.

Я? Ничего. Но Натаниелю об этом не говорю, ведь тогда встанет вопрос: если не я, то кто?

Облегчение, что Натаниель еще жив, снова сменяется тревогой. Он дышит с трудом, словно грудь у него придавлена камнями. Не представляю, сколько еще он протянет, и ничем не могу ему помочь. Но вдруг здесь, в Лиаскай, найдется тот, кто сумеет его вылечить?

Все из-за меня. Я перенесла Натаниеля в Лиаскай. Я уговорила его вернуться, зная, что он не сможет мне отказать. И затем я оплошала: с магией не справилась, Натаниеля не удержала. Это мой промах.

И теперь Натаниель лежит у меня на руках, его голова покоится на моем животе. Глаза закрыты, будто его успокаивает одно мое присутствие. Ему приходится бороться за жизнь — и виновата в этом только я.

— Мне очень жаль, — шепчу я, наклонившись к его лицу так низко, что губами касаюсь лба. — Если бы я хорошенько подумала! Зря я отмахивалась от мысли, что это будет очень опасно. Опасно не только для меня, но и для тебя.

Натаниель едва шевелит губами, и я не сразу понимаю, что он говорит:

— Это моя жизнь. И так было всегда.

— Но могло быть иначе! Ты сидел бы сейчас в пабе…

Уголки его рта дергаются:

— Ирландское пиво мне не по душе.

— Или смотрел сериалы на «Нетфликс». Или учился в университете, чтобы потом спасать людям жизни.

А не рубить их мечом. Боже мой! Как я могу требовать чего-то от Натаниеля? От того, кто никогда меня ни о чем не просил, забывая о себе и своих желаниях?

— Просто знай. Мне очень жаль!

— Это моя жизнь, — повторяет он, приоткрыв глаза. Во мраке они кажутся почти белыми. — Я продержусь еще немного.

Еще немного. Придумаю ли я что-то за это время?

— Надо убираться отсюда, — решительно говорю я.

Я худо-бедно перевязала жуткую рану на голове Натаниеля, и он немного отдохнул.

— Ветровые волки могут вернуться. Вдруг приведут всю стаю? — беспокоюсь я.

Натаниель может пройти два-три неуверенных шага, но учитывая его состояние, делать этого не стоит. Он по-прежнему не видит. Лезть вместе с ним по скале — безнадежная затея. Над пропастью кружат смутные тени: гигантские птицы с крыльями под два метра. Ох, не к добру это все…

— Бельдар, — с нажимом произносит Натаниель. Он будто хочет, чтобы я хорошенько запомнила это слово. — Иди в Бельдар, Ваше Величество.

— Что там?

Не припоминаю такого места.

— Южнее Ленсхайвена есть прибрежный городок. На картах он не отмечен, но ты его найдешь. Там встретишься с близнецами. Может быть, — Натаниель дрожащей рукой неловко касается моего виска, — они освободят тебя.

— В смысле, снимут власть короны? Разве такое возможно?

Натаниель слабо пожимает плечами:

— Я не уверен. Но однажды получилось. Может быть… Иди в Бельдар. Назови близнецам мое имя — Натаниель.

— Сначала найдем безопасное место, — лепечу я. — Где ты сможешь передохнуть. А я приведу помощь.

Натаниель не отвечает — дурной знак. Хотя он часто так делает, когда я не прибегаю к своему королевскому авторитету. Натаниель опирается на меня, и мы с трудом продвигаемся вперед, метр за метром, шатаясь и тяжело дыша.

Этот отрог больше того, на котором очнулась я, и уходит немного вверх. В душе вспыхивает робкая надежда: вот пройдем немного вдоль скалы, а там и конец ущелью. Но двигаемся мы очень медленно, и с каждым шагом силы все тают. Время от времени к нам подлетают птицы и затем снова взмывают на безопасную высоту. Приглядываются к нам. Они уже поняли, что мы слабы и беззащитны. В лучшем случае эти птицы — падальщики, терпеливо ждущие своего часа. В худшем они набросятся при первой же возможности. Интересно, а сейчас что им мешает?

Натаниель заваливается на меня, и я чуть не падаю. Понятно, ему нужен отдых. Но прежде всего ему нужна настоящая помощь.

И тут я замечаю пещеру. Черное отверстие в скале. Мы чуть не прошли мимо, не обратив на него внимания. Я иду к пещере, выставив перед собой меч, чтобы в случае опасности немедленно атаковать. Нет, никаких диких зверей. Нас поглощает непроглядная тьма. Здесь не видно птиц, не чувствуется едкий запах серы. В какой-то миг мне даже кажется, будто впереди брезжит свет.

Я помогаю Натаниелю сесть:

— Вот так, отдохни немного.

А ведь мне не померещилось! Неподалеку от нас горит огонь.

— Там кто-то есть, — взбудораженно шепчу я.

Снова взваливаю на себя Натаниеля, и мы плетемся дальше. Мысль, что у огня может сидеть кто-то не слишком дружелюбный, мелькает и исчезает. Меня слишком туда тянет.

Натаниель не теряет бдительности:

— Мы ведь не знаем, кто это…

Он умолкает, не в силах закончить предложение.

— Да заткнись ты! Мы и так влипли по уши, — грублю я.

Натаниель собирает остаток сил.

Коридор приводит нас к решетке из вулканического стекла. Она выглядит так, словно сталагмиты и сталактиты проросли навстречу друг другу, а ветер, дующий в этом тоннеле, отполировал их до блеска. За решеткой на стенах висят факелы, освещающие овальную залу. Не похоже, что здесь есть врата или какой-то проход. Что же это, клетка? Да быть такого не может. Для кого?

— Мне здесь не по себе, — сипит Натаниель.

Он не лег — рухнул на землю, а я снова запаниковала. Надо найти того, кто ему поможет. Снова достаю Церцерис: хочу посмотреть, вдруг что-то поменялось. Открываю его, и тут сердце бьется быстрее. От Церцериса по-прежнему веет холодной бесконечной пустотой. Перенестись мы не сможем. Но кусочек ночных небес стал другим. Сапфиры Кассиопеи! Они сияют, словно на свету, хотя я стою в тени. Светится даже трещина: мгла, глубокая бесконечная мгла сверкает внутри. Никогда такого не видела.

— Покажи мне, — раздается вдруг чей-то голос.

Я испуганно вскрикиваю. Кто это? Тонкий девичий голос как-то не вяжется с твердостью, холодом и безысходностью этого места. Такой звонкий, что кажется, будто со мной говорят музыкальные часы.

— Пожалуйста.

Я на подгибающихся ногах подхожу к решетке. Ну, точно. В тени одной из колонн стоит девочка. У нее короткие черные волосы — она будто сама их остригла, — а большие глаза кажутся то зелеными, то золотыми. Кожа у девочки до того бледная, что на лбу и висках видны фиолетовые прожилки. Она очень худенькая, одета в простое поношенное платье. Глядя на ее босые ноги, я с болью вспоминаю Грейс.

— Что?.. — голос срывается, и я прочищаю горло. — Что ты здесь делаешь?

— Пожалуйста, покажи мне небо. И ночь, — губы девочки улыбаются, но взгляд очень серьезный.

Внутри у меня все дрожит. Хочу отшатнуться, но не могу. Но нечто крохотное и отважное во мне заставляет подойти к решетке вплотную.

— Кто ты? — интересуюсь я.

Правильнее было бы спросить: «Что ты?»

Девочка молча улыбается. Ее взгляд будто невольно скользит к руке, в которой я сжимаю Церцерис.

— Назови свое имя, — требую я. — Тогда покажу медальон.

«Отвратительная идея!» — кричит интуиция.

Девочка наклоняет голову — звериный жест, напоминающий мне волков.

— Я не могу.

— Почему?

— У меня нет того, что тебе нужно.

У нее нет имени? Дивиться тут нечему. У Грейс тоже не было имени, когда мы только познакомились. Может, девочку заперли здесь в наказание.

— Ты служанка?

— Да. — Она улыбается еще шире.

— Почему тебя здесь заперли?

— Мне не позволено служить. Теперь покажешь?

«Нет, нет, нет. Не надо, не надо!» — Предупреждение проносится в голове жемчужной нитью, и я понимаю, кто мне его послал. Лиаскай.

«Почему нет?» — сосредоточившись, мысленно спрашиваю я.

Перед внутренним взором мелькает корона. Тиара Стелларис.

— Кому ты желаешь служить? — выдавливаю из себя я, окидывая девочку взглядом. Сколько ей лет? Сложно сказать. Шесть или восемь, может, десять или двенадцать. Или…

— Лиаскай, — отвечает она, словно это нечто само собой разумеющееся. — Так можно посмотреть?

Я снова открываю Церцерис. Сапфиры блестят, словно настоящие звезды, а из трещины сочится мгла, и я не знаю, хорошо это или плохо. Вытянув шею, девочка смотрит на медальон, и ее улыбка становится радостной.

— Ты знаешь этот Церцерис, — догадываюсь я.

— Очень хорошо. Я хочу его потрогать.

— Нет.

У меня по коже пробегают искорки, словно от легкого удара током. Я перевожу взгляд на девушку и вдруг вижу на ее лице горе.

— Церцерис поврежден, видишь? Боюсь, он сломается, если…

«Если к нему прикоснется кто-то, обладающий твоей силой», — собираюсь сказать я, но слова застревают в горле.

— Он не поврежден, — говорит девочка, прижимаясь лбом к решетке. — Я просто изменила его. Мне пришлось это сделать, чтобы он вернулся ко мне.

— Так Церцерис принадлежит тебе? На нем знак твоего клана?

Не нравится мне это. Вот скажет эта юная особа «да», и окажется, что мы родственники.

Но девочка качает головой и заливается смехом, звонким, как колокольчик.

— Значит, ты чароносец? — предполагаю я.

Кто кроме них может изменять Церцерис?

— Я не принадлежу клану, — отвечает девочка. — Они все принадлежат мне.

И тут в ее узком безобидном личике я вижу кое-кого другого. Мрак, тень и зло. У них есть кое-что общее: одиночество.

— Сюда приходил междумирец, — догадываюсь я.

От одной мысли пробирает дрожь, ведь это было так давно. С тех пор прошло лет десять.

— Он пытался освободить тебя, да?

От сожаления лицо девочки кажется темным, несмотря на пляшущий свет факелов.

— Он стоял на том же месте, где сейчас стоишь ты. В одной руке он держал Церцерис, а другой сжимал мою ладонь. Он собирался вытащить отсюда. Я предупреждала, что ничего не выйдет. Это место защищено чарами.

— Вас разорвало, — шепчу я. — Вы существуете в обоих мирах лишь наполовину.

Что же она такое, если выглядит так прекрасно, даже утратив свою половину?

— Именно так. Мой слуга потерпел неудачу. Но ему удалось забрать мою ненависть в тот мир, о котором он рассказывал. Без ненависти мне живется гораздо легче.

— Но как ты здесь живешь? Кто о тебе заботится?

Я вслушиваюсь в клокот, раздающийся в глубине гор. Вдруг появятся те, кто охраняет эту девочку?

— Представь, будто Лиаскай даровала тебе бессмертие, чтобы ты могла ей служить, — говорит девочка. — Как думаешь, это благословение или проклятие?

Дыхание замирает у меня в груди. Бессмертие. Эта девочка бессмертна? Ей многие сотни лет? Сколько она томится в этой каменной клетке? Нет, такое… Но мы же в Лиаскай, а здесь нет ничего невозможного?

— Правильно. — Девочка по-своему истолковывает мое молчание. — Я тоже не знаю ответа, хотя у меня было много времени на раздумья.

— Давно ты здесь? — спрашиваю я.

Сама того не осознавая, я подошла так близко, что теперь кончиком носа задеваю решетку.

— Не знаю, сколько лет, — объясняет девочка, поглаживая решетку. — Минуло три больших войны.

Три. Войны.

И последняя была пятьсот лет назад. Рассудком я отчаянно пытаюсь найти этому объяснение. Девочка может лгать. Все происходящее может оказаться спланированной игрой, цель которой запутать меня и заставить плясать под чью-то дудку. Но в голове я слышу шепот Лиаскай, подтверждающий каждое слово девочки. Что-то мне нехорошо… Не устояв на ногах, я сажусь на камень.

— Все это время ты сидела здесь, — голос у меня срывается, — взаперти? Никто тебя не навещает? Тебе не дают ни еды, ни воды?

— Мне это не нужно.

— Но… как ты все это выносишь?

— Временами я теряю рассудок, — говорит она так, будто речь о чем-то обыденном, — но, поискав хорошенько, нахожу его снова. Скоро на это потребуются годы.

— Ты… — Я не могу выдавить ни слова, в горле словно застрял ком. — Ты здесь совсем одна?

— Иногда ко мне приходят волки. Ты их видела, так ведь?

— А ты их прогнала. Сидя за решеткой.

— У меня осталось мало сил, но для жизни в ущелье их хватает. Я хотела поговорить с тобой. Со мной так давно никто не разговаривал на языке рта и губ. Я даже думала, — она тихонько смеется, — что разучилась на нем общаться. Лиаскай посылает мне сны и истории о нашем мире. Она поведала мне и о тебе, Королева.

Ей известно, кто я.

— Я многое о тебе знаю. Ты — дочь слуги, который приходил ко мне.

— Его зовут Макер Уолш. А мое имя Майлин.

— Может, и так. Но твое имя мне ничем не поможет.

В шепоте Лиаскай слышатся тысячи голосов. Я не разбираю слов, улавливаю только чувства. Это тоска, желание, любовь к этой девочке, на которую у Лиаскай были большие планы. Королевы гибнут, не выдерживая ее мощи, а девочка разрешила бы все затруднения. Она — идеальная Королева. Избранная Лиаскай. Значит, Лиаскай пыталась устроить так, чтобы не убивать девушек-королев. Это очень трогательно. Но также я чувствую, что Лиаскай хочет меня предостеречь. Нравится мне это или нет, но сейчас Королева — я. И в случае опасности Лиаскай будет защищать меня даже от собственного творения.

— В Завременьи я пообещала одному существу вернуть его в Лиаскай. Это была твоя другая половина, да?

— Ты боялась ее? И правильно делала. Я благодарна тебе за то обещание всеми зимами, которые обжигали холодом мою душу. Но будь осторожна. Я исполню предназначение и пойду на все, — вытянув руку, она касается моей щеки, скользит от подбородка к шее. — И тогда я не буду ведать пощады. Я сорву свою корону с твоей головы.

Лиаскай любит эту девочку. Я чувствую лишь отражение этой любви, но с трудом выдерживаю ее невероятную мощь. Наверное, так мать любит свое дитя. Но сейчас Лиаскай любит и меня.

Первым моим порывом было сказать девочке, мол, пусть забирает корону. Я никогда не хотела быть Королевой, и короновали меня обманом и ложью. Но тут в голове мелькает предупреждение — оно пришло извне, но быстро смешалось с моими собственными мыслями.

Девочка решит, что я слаба, раз не хочу власти, которую она ждет уже много веков. Надо, чтобы она считала меня сильной.

— Есть способ открыть клетку?

Девочка по-человечески растерянно вздыхает:

— Ее запечатали кровью брата. И только его кровь разрушит решетку.

— Твой брат.

Еще одно бессмертное существо. И оно гораздо опаснее томящейся здесь девочки.

— Он тебя заточил?

— Лиаскай столько всего мне подарила. А ему — ничего. Но он родился первым, все дары предназначались ему: бессмертие, титул и любовь Лиаскай. Но Лиаскай решила иначе и не полюбила его. За это он заточил меня здесь и забрал все себе.

— Почему? — недоумеваю я. — Почему Лиаскай такое допустила?

— Тогда в магии царил хаос. Кланы только появились. Юноше с большими планами и огромным богатством не составило труда найти людей, особенно талантливых в магии, — во взгляде девочки мелькает одобрение, даже восхищение. — Они были отчаянными. Безрассудными, совсем не боялись, что магия уничтожит их. С некоторыми так и случилось. Другие преуспели. Они не смогли отобрать у меня все бессмертие, но забрали какую-то часть и передали ее брату. Затем заточили меня с помощью его крови. Люди быстро обо мне позабыли. И до сих пор Лиаскай никак не могла мне помочь. — Она печально улыбается. — В этом вся трагичность судьбы богов. Их сила зиждется на вере, а вера очень хрупка. Ее легко сломить.

«И иногда веру ломают и придают ей другую форму. Форму, которая угодна власть имущим», — думаю я.

— Я превратилась в легенду. Легенду передавали из уст в уста, с годами она менялась, пока на смену не появилась совершенно новая вера. Новые ритуалы, которые занимают умы людей, отвлекая от поисков истины.

Волосы у меня встают дыбом. Наконец-то я поняла культ королев, которых забирают из моего мира.

— Натаниель, — шепчу я, не оборачиваясь к нему, потому что не могу отвести взгляд от девочки. — Пророчество не лжет, но его трактуют неправильно. Девушка из Завременья — это не девушка из моего мира. Все проще: это девушка из минувших времен. Пророчество о ней, Натаниель! Она, не сгорая, может носить тиару Стелларис и сдерживать мощь Лиаскай.

Не могу поверить. В этом ущелье, куда нас привел след папы и его Церцерис, мы нашли ее…

— Натаниель, она — Истинная Королева.

Но Натаниель не отвечает. Я не слышу ничего, кроме потрескивания факелов и собственного дыхания…

— Натаниель?