Snow Job: Большая Игра

Дженни Ферченко, 2018

«Snow Job: Большая Игра» – это откровенная история о ложных и истинных ценностях, о больших и мизерных деньгах, о тщеславии, алчности и сделках с совестью, а также о большой, но неосознанной любви. Содержит нецензурную брань.

Глава шестая. За что боролись, на то и напоролись

— Доброе утро, могу я поговорить с мисс Кузнецовой? — в телефонной трубке раздается уверенный женский голос с итальянским акцентом.

— Да, чем могу помочь? — отвечаю я, возвращаясь с утренней пробежки.

— Меня зовут Кара, я рекрутер. Мой клиент — крупный европейский банк — ищет специалиста по продажам финансовых продуктов российским клиентам. Вы же этим занимаетесь в Леман Бразерс?

— Ну, я работаю с разными клиентами и российскими в том числе, — отвечаю я деловым голосом, скрывая свое волнение.

— Отлично. Это срочная вакансия. Вы бы могли завтра встретиться с их главой отдела продаж?

— Да, думаю, что смогу, — говорю я, сдерживая порыв радости.

— Хорошо. Я скоро вышлю вам детали, — говорит Кара, удлиняя гласные как большинство итальянцев.

— Fantastico, — отвечаю я с той же интонацией.

— Вы говорите по-итальянски?

— Si, ho fatto il mio master in Milano^[10], — я констатирую очевидный факт, для любого, кто прочитал мое резюме. Тем не менее, мне нравится с ней общаться, и у нас, похоже, даже есть парочка общих знакомых.

— Magnifico! Senti^[11], судя по твоему резюме, ты идеально подходишь на эту роль. Давай-ка я постараюсь организовать вам ланч с Бруно, — говорит она.

— Это было бы замечательно! — восклицаю я.

— Bene, сделаю все, что смогу.

— Grazie, Кара, — говорю я вся на подъеме. Пообедать с потенциальным работодателем — это уже серьезная заявка на успех. На кого попало он не будет тратить время.

Всего полчаса спустя моя новая подруга присылает сообщение, подтверждающее завтрашний ланч с начальником отдела продаж Бруно Фюссли в модном ресторане «Четыре сезона».

Это значит, что сегодня мне придется пропустить тренировку в зале. К встрече с такими серьезными дядечками лучше быть хорошо готовой. Нужно узнать, как можно больше информации лично о нем, о банке, конечно, быть технически подкованной на случай вопросов из области финансовой инженерии и деривативов.

Но мужчине лет сорока с лишним, с хитрыми голубыми глазами, в дорогом костюме, похоже, все это совсем не интересно.

Бруно — высокий, лысый, спортивного телосложения, с гладко выбритым лицом, он нескрываемо горд быть тем, кто он есть. С сильным немецко-швейцарским акцентом он вальяжно заказывает бутылку шардоне, чтобы дополнить наше рыбное блюдо дня.

— Сколько денег вы заработали для банка в этом году? — простодушно спрашивает он, пристально глядя на меня.

— Около двенадцати миллионов долларов, — не моргая отвечаю я, называя ему достаточно хорошую сумму, чтобы было интересно продолжать разговор.

Бруно собирается задать следующий вопрос, но, к счастью, в этот момент приносят нашу еду.

— En Guete^[12], — я намеренно произношу типичное швейцарско-немецкое пожелание приятного аппетита.

— Вы были в Швейцарии?

— Я училась в Милане, там недалеко.

— Я родом из тех краев, — говорит он с интонацией кота Матроскина, откидываясь на спинку мягкого белого стула.

— Вы говорите по-итальянски?

— Немного. Но давайте продолжим по-английски, — говорит он деловито. — Так значит, вы много работаете с Россией?

— Достаточно, — говорю я, соответствуя его стилю и ритму общения, чувствуя, как моя шелковая блузка липнет к потной спине.

— Ваш банк кредитует большие местные корпорации? — задает он самый скользкий вопрос, когда дело касается России.

— Ну, когда как, — лавирую я.

— То есть? — спрашивает он, методично разрезая свою рыбу.

— Ну, если кредитование — составляющее большой структурной сделки.

— Наверняка, это более выгодно.

— Конечно. Обычный долларовый кредит стоит 3–5 %, а если он встроен в структуру, то легко может стоить 50 % и больше.

— У русских банков и корпораций есть возможность оценить реальную стоимость структурного продукта?

— Не у всех… и то очень теоретически.

— Интересно, — задумчиво говорит мой потенциальный начальник. — Насколько сложно оценить риски, связанные с благонадежностью российских компаний? — спрашивает он серьезно.

— Это вопрос, скорее, к рисковикам. Они обычно проводят длительный и тщательный анализ.

— А как насчет репутации отдельно взятых собственников?

— Ну, большинство, конечно, начинали с того, что банкротили заводы или другие постсоветские активы с последующей перепродажей на залоговых аукционах.

— И кто же мог позволить себе приобрести обесцененные заводы? — спрашивает Бруно, тщательно пережевывая еду.

— Те, кто мог получить ссуду из банковской системы распавшегося Советского Союза, ну или банка-однодневки… и при этом выжить.

— Что это за банки?

— В начале девяностых государственные расходы проверялись вручную раз в квартал, все банки были все ещё государственными и компьютеров тогда не было.

— То есть любому подотчетному банку достаточно было выдать поддельное платежное предписание и обналичить его, — быстро догадывается он.

— Именно так, — говорю я, пораженная тем, как быстро швейцарец смог понять эту схему, хотя возможно, что современные специализированные структуры используют тот же механизм, — Как говорил Ленин, «самые большие капиталы создаются, когда империи разваливаются или создаются».

— К сожалению, они не так часто разваливаются, — цинично замечает он, бросая взгляд на дорогие швейцарские часы на своей ухоженной волосатой руке. — Так какими продуктами вы чаще всего торгуете с вашими клиентами в России?

— Да все подряд: акции, облигации, форекс, нефть, металлы, товарное сырье, структурные ноты…

— Структурные ноты? — с энтузиазмом переспрашивает он. — Наша глава казначейства в Москве, Валерия Кирилова, очень дружит с управляющим одного крупного фонда в России. Они вроде ходили вместе в одну школу или что-то типа того. Там сейчас висит очень интересная сделка, но её нужно провести через наш внутренний контроль — получить разрешение юристов и рисковиков.

— Ох, я на этих разрешениях собаку съела! — восклицаю я, понимая, что это мой шанс. — Если всё правильно подготовить, то это достаточно гладкий процесс. Конечно, десять и больше процентов накрутки на таких сделках — очень сильный аргумент.

— Похоже, вы действительно понимаете, как работает бизнес с Россией, — констатирует Бруно, — Наш отдел продаж в Москве очень нуждается в новом активном сотруднике, способном глобально мыслить, — он говорит, пристально смотря мне в глаза. — Мы предлагаем очень выгодный пакет и полную поддержку переезда в Москву.

— Переезд в Москву? — спрашиваю я в замешательстве.

— Вам не сказали, что эта вакансия в Москве? — спрашивает он.

— Хм… нет.

— Мы считаем, что работать с русскими клиентами лучше в России. Конечно, вы будете регулярно приезжать в Лондон, чтобы встречаться с трейдерами и рисковиками, но жить надо будет в Москве. Вы также получите льготы в виде тринадцатипроцентного налога и корпоративную квартиру, — говорит он членораздельно.

— Это немного неожиданно, — я делаю глоток фруктового вина. — Впрочем, наверное, это имеет смысл, — добавляю я, чтобы удержать его интерес. В конце концов, такая работа на дороге не валяется.

— Мы собираемся встретиться с еще несколькими кандидатами на эту должность, но мне необходимо знать прямо сейчас, готовы ли вы переехать в Москву, — говорит он, впившись в меня взглядом.

— Думаю… да, — отвечаю я, слыша голос Алекса в своей голове: «Единственное, что имеет значение в конечном итоге, это сколько у тебя денег». А тут может ещё и получится удачно замуж выйти — в России мужики все-таки посговорчивее на этот счет.

— Хорошо, — говорит Бруно и просит счет, — Вам надо будет встретиться с моими коллегами и нашим зампредом. Это формальный процесс. Наш отдел кадров с вами свяжется, — он быстро платит и направляется к выходу, мимо дизайнерских ваз с длинными зелеными стеблями и столика с аппетитными десертами… тирамису, ммм, Ричард никогда бы этого не одобрил — слишком много сахара.

Как же мне хочется сладкого…

Лучше не надо. Сахар — это наркотик, разок сорвусь и подсяду. Растолстею. Зачем оно мне нужно, пойду я лучше в качалку, позанимаюсь.

Прямо у входа в метро приходит сообщение от Габи:

«Катя, ты куда пропала? Сегодня туса в Бромптон клубе. Столик, все дела. Приходи! Познакомишься с моим новым бойфрендом и его неженатыми друзьями;)».

Ну, в принципе, да. Чего это я? Совсем в монашку превратилась. Бруно я понравилась, на переезд согласилась. В Лондоне таких идеально подходящих еще пойди—найди. В конце концов, могу же я немного расслабиться…

Быстрым шагом я направляюсь в супермаркет, покупаю коробку самых вкусных шоколадных конфет и тайком от Ричарда всех их съедаю.

Придя домой, я вытаскиваю своё самоё сногсшибательное клубное платье и каблы… и тут как раз ещё и подтверждение завтрашнего собеседования с зампредом.

Это знак!

Теперь надо как-то закинуть чемодан обратно на антресоль, но это уже к Ричарду. Он скоро должен вернуться с тренировки. У него сегодня свидание с какой-то очередной француженкой — приподнятое настроение, все дела. Можно спокойно идти в душ, а потом в клуб.

— Какой фильм будете смотреть? — спрашиваю я Ричарда, выходя из душа, предотвращая возможные вопросы о моих планах на вечер.

— Казино Рояль, — говорит он без энтузиазма.

— Хороший фильм, — так же равнодушно комментирую я, втирая благоухающее аргановое масло в волосы.

— Разве что для рецептов коктейлей для моей новой пассии, — говорит он, надевая свой обычный джемпер поверх белой футболки и джинсов.

— Грязный мартини. Не обязательно тратить пятнадцать фунтов на билеты, — подтруниваю я.

— Ну, там явно будет какая-нибудь роковая русская разведчица. Стереотип, но всё равно будоражит, — загадочно усмехается он.

— Правда? Что за стереотип? — спрашиваю я с любопытством.

— Ну, русские женщины красивые, соблазнительные, нереальные, но лучше держаться подальше, а то никогда не знаешь, на что нарвешься.

— Даже я? — спрашиваю я с детским недоумением. Мне почему-то хочется казаться маленькой, пушистой и безобидной, нуждающейся в защите и заботе.

— Особенно ты, — подмигивает Ричард. — Веди себя хорошо. У тебя завтра важное собеседование.

— Я постараюсь прийти не слишком рано, если вдруг решишь привести даму домой.

— Не беспокойся насчет этого. Приходи, когда захочешь. Я всегда могу пойти к ней, — говорит он, выходя из дома.

Когда Ричард уходит, я чувствую себя спокойнее — как будто мне больше не нужно удерживать на лице маску сильной и невозмутимой амазонки. Я плюхаюсь на свою кровать, чтобы просто немного потюленить, но в этот же момент приходит сообщение от Габи: «Детка, ты в списке на наш столик. Будет так здорово снова увидится:-)».

«Уже еду!» — я отправляю сообщение и нехотя поднимаюсь с кровати, чтобы накраситься и одеться.

Примерно через час такси отвозит меня на Олд Бромптон Роуд, 92.

— Ciao, Франко! — приветствую я одетого с иголочки швейцара.

— Ciao, Катя. Bel vestito^[13], — он восхищается моим обтягивающим черным платьем и без звука пропускает меня внутрь, вперед внушительной очереди из мерзнущих тусовщиков.

Маленький, темный коридор ведет в наполненный громкой музыкой и дорогим алкоголем подвал.

Я еле сдерживаю на лице счастливую улыбку в предвкушении гламурной вакханалии. Улыбка становится шире при виде моей дорогой светловолосой подруги за столиком, заставленным шампанским и водкой, в окружении группы высоких, бородатых мужчин.

— О, боже мой! — выкрикивает Габи, бросаясь мне навстречу. — Катя! Наконец-то! Ты выглядишь невероятно! Я же сто раз тебе говорила перестать трахаться с этим твоим Алексом, — восклицает она на весь клуб. Тем не менее, я так рада встрече с ней, что моментально прощаю подругу. — Ну, так как твои дела?

— Да так, ищу работу… На самом деле, я должна сейчас готовиться к завтрашнему собеседованию.

— Ой, да ладно, тебе нужно немного развеяться! — говорит Габи с её характерным американским произношением, но даже десятилетие, проведенное в Америке не может скрыть в ней болгарку.

— Сначала мне нужно найти работу, — продолжаю я бубнить.

— Ты можешь устроиться ко мне в брокерскую контору! Я поговорю с моим боссом, — предлагает подруга с энтузиазмом.

— Это было бы здорово. А он сможет организовать мне продление визы?

— О боже, ты просто обязана увидеть мою новую сумочку от Шанель, которую мне подарил Омар! — перебивает меня Габи, хватая с дивана классический, кораллового цвета клатч. — Идем, я вас познакомлю. Я встретила его на той вечеринке в Кенсингтонском дворце. Мы тусили до шести утра, он снял ради меня свою маску, представляешь. Жаль, что тебя там не было, — она хватает мою руку и ведет к группе темноволосых мужчин надменного вида, от которых жестко несет средне-восточными благовониями.

— Омар, это моя подруга Катя, — Габи представляет меня высокому черноволосому мужчине.

Неожиданно музыка меняется, и начинает звучать какая-то арабская мелодия. Половина присутствующих в клубе, включая друзей Омара, воодушевленно подпевает. Омар хватает Габи за шею, притягивает её к себе, и они начинают страстно сосаться. Черная борода Омара и платиновые волосы Габи переплетаются в каком-то потном месиве, заставляя меня искать зрелища более эстетичные.

Тут же рядом я нахожу высокого, хорошо сложенного араба со зловещими бровями и вездесущими густыми волосами, торчащими даже из-под его белой рубашки.

— О чем эта песня? — задаю я первый, пришедший в мою голову, вопрос.

— Тут поется: «кто ты такая, чтобы так себя вести», — безразлично бормочет он, глядя в сторону. Я тоже отворачиваюсь. Через несколько секунд он вдруг спрашивает меня с таким же сильным акцентом как у Ахмада:

— Откуда ты?

— Из Украины. Я инвестиционный банкир, — тут же добавляю я, чтобы он не принял меня за одну из многочисленных соотечественниц, славящихся далеко не умственными способностями. — А ты чем занимаешься в Лондоне? — спрашиваю я, стараясь перекричать музыку.

— Этим, — говорит он, разводя руки в стороны, и щелкает пальцами, чтобы подозвать официантку. — За Рамадан, — он наливает водку в свой стакан и медленно её пьет. Вот урод. Какого черта — вообще. Я тут уже двадцать минут стою, и он мне даже выпить не предложил.

Забив на араба, я, медленно, виляя бедрами, направляюсь к бару, где ко мне тут же прилипает какой-то стрёмный америкос в ковбойской шляпе и предлагает выпить.

— Что бы ты хотела? — гнусаво картавит он.

— Шампанское, — самодовольно улыбаюсь я.

— Ты русская, ты должна пить водку, — не очень связно настаивает он.

— Хм… ок… тогда водку с тоником, — я наигранно улыбаюсь, делая вид, что мне интересен его бред о Техасе.

В какой-то момент к нам подходит Габи и спасательным жестом разворачивает меня к себе.

— Я надеюсь, вы не против, если я украду у вас эту очаровательную леди, — говорит она шаловливо.

— Вот это да! — американец перекрикивает музыку. — Я бы прокатился на таком родео, й-хо-хо! Вы, русские тёлки, просто отпад…Давайте бухать!

— Мы скоро, — Габи, улыбаясь, берет меня за руку и быстро уводит в туалет.

— Вы не можете заходить в кабинку вместе, — преграждает нам путь темнокожая уборщица, но Габи кладет ей в руку пять фунтов, и мы спокойно уединяемся.

Подруга выуживает из своей новой дорогущей сумочки маленькое зеркальце и высыпает на него белый порошок.

Немного потупив, я потихоньку скручиваю двадцатифунтовую банкноту — не гоже отказываться от первоклассной кубинской дури!

Острые снежинки жгут мне ноздри, замораживают мои десны, мою душу…сидя на унитазе, прислонившись к стене, улетая прочь, я закрываю глаза и уже почти не слушаю рассказы Габи.

–…эти его друзья — из очень богатых катарских династий. Тебе обязательно нужно с кем-то из них замутить. Будем дружить семьями, — её голос весело гремит в моём усталом сознании. — Пойдем, потанцуем как мы умеем? — неоднозначно подмигивает она, выходя из уборной.

Грациозной походкой от бедра мы проталкиваемся к нашему столику, возле которого и начинаем реализацию нашего, всегда работающего, плана.

Сначала мы похотливо тремся друг об дружку, а потом Габи берет со стола кусочек лимона и чувственно придерживает зубами. Залив в себя стопку водки, я высасываю его из её губ. Постепенно все это переходит в страстный поцелуй под свист и одобрительные восклицания вокруг нас.

Мы продолжаем провокационно двигаться и целоваться, притворяясь, будто никого не замечаем. Габи бесстыдно нюхает кокс прямо из маленького пластикового пакета, макает в него палец и дает мне его облизать, при этом напоказ лаская мою грудь…

В следующую секунду Омар грубо хватает Габи за руку и резко оттягивает её от меня, и подруга едва не валится со своих высоченных шпилек.

— Какого черта? Ты что совсем охренел? — орет она на него.

— Ты позоришь меня перед моими друзьями, — отчитывает он.

— Я всегда так себя веду. Мы так и познакомились!

— Ты ведешь себя как проститутка, — он дает ей тяжелую пощечину у всех на виду.

Габи делает шаг назад, прикрывая щеку, с ненавистью глядя на Омара.

— Катя, пойдем отсюда, — она хватает свою сумочку и пулей вылетает на улицу.

На улице мы тут же впрыгиваем в черный, похожий на катафалк, кэб, выгрузивший очередных посетителей клуба. Развалившись на сиденье, Габи, рыдая, вынюхивает остатки содержимого пластикового пакетика.

— Вот мудило! — скулит она. — Ненавижу. Это ему обойдется как минимум в ещё одну сумочку. — Девушка всхлипывает, бросая уже имеющуюся на пол.

Мы приезжаем на афтер пати в клуб Мейфер. Тут конечно тусуются не сливки общества, хотя в принципе можно подцепить кого-то нормального. Но как только подходим к парадному входу, Габи умудряется поскользнуться и упасть со своих двенадцатисантиметровых каблов прямо в лужу у входа, делая из себя посмешище на глазах у кучи зевак.

Матерясь и рыдая, она цепляется за мою руку, пытаясь встать. Отодрав её от пола, я затаскиваю возмущающуюся подругу в такси.

— Ложись спать и позвони мне завтра, — говорю я Габи, высаживая её на пороге дома. — Утро вечера мудренее.

— Я его никогда не прощу! — рыдает она, со злостью вытирая размазанную тушь, — Ненавижу! — она икает и, пошатываясь, направляется к двери своего сверкающего парадного, пока таксист разворачивается на Брик Лейн.

В квартирке Ричарда темно и тихо, и слышно только его храп. Не включая свет, чтобы не разбудить его, я аккуратненько крадусь…

В кромешной тьме наталкиваюсь на стул возле двери. Неожиданно я теряю равновесие и с грохотом лечу со своих каблуков, врезаясь в, рядом стоящий чемодан, так и не поставленный на антресоль.

Сонный Ричард включает свет.

— Катя, ты в порядке? — спрашивает он, наклоняясь ко мне, сидящей на полу и корчащейся от боли в левой лодыжке.

— Больно, — всхлипываю я, не в силах сдержать слезы или хотя бы принять более элегантную позу.

— Дай посмотрю, — он нежно прикасается к моей ноге. У него такие заботливые руки, каждое его прикосновение волшебным образом снимает боль, заменяя ее теплом…растапливая остатки снежка, кружившегося во мне последние пару часов.

Моя короткая юбка по ходу задрана до небес. И пока Ричард осматривает лодыжку, я отодвигаю правую ногу, таким образом, чтобы он увидел мои красные шелковые трусики.

Постепенно, превозмогая боль в ноге, я наклоняюсь ближе к своему целителю… закрываю глаза и чувствую близость его тела, его стальные мускулы, его заботу. Он так добр ко мне… Я должна его отблагодарить. Просто так никто ничего не делает.

Я целую его…

… он резко отстраняется от меня, поднимается и уходит.

Через минуту Ричард возвращается с мешочком льда.

— Скорее всего, у тебя небольшое растяжение. Скоро пройдет. Постарайся отдохнуть. У тебя завтра важный день, — говорит он, закрывая дверь на кухню.

Измученная и отверженная, я медленно ковыляю к своей кровати. Моя нога немеет и такое ощущение будто кто-то вставил туда острый штатив.

Металлические пружины матраса вонзаются в мое тело, но это ничего по сравнению со стыдом, сжигающим меня. От отчаяния я рыдаю в подушку, тихонько, чтобы не разбудить Ричарда снова.

Никому я здесь не нужна. Мне очень нужна эта работа, чтобы свалить отсюда побыстрее… Я должна их убедить. В Москве начну все сначала.

Даже если я как-то и угожу ему, он все-таки будет тосковать, что я совсем не та, как прежде; а старое всегда лучше кажется!

В семь утра меня будит Ричард. Я быстро поднимаюсь, заправляю свою кровать и сажусь на край со скрещенными руками и ногами, ожидая услышать наихудшее.

— Как нога? — спрашивает он, готовя кашу, как ни в чем не бывало.

— Норм, — отвечаю я, и, прихрамывая, иду в ванную.

— Я дам тебе бандаж на голеностоп. С ним тебе будет легче ходить, — Ричард говорит как всегда непринужденно. Он просто хочет убедиться, что я могу нормально передвигаться, и ему не будет стыдно меня выгнать из своей квартиры.

— Мерси, — киваю я под тяжестью не проговоренного нашего ночного инцидента.

Он внимательно смотрит на меня несколько секунд и говорит:

— Послушай, насчет прошлой ночи. Дело не в том, что ты мне не нравишься. Как раз наоборот… — рассуждает он. — Но ты была пьяная и не в себе; это было бы просто неправильно. Понимаешь?

Я виновато киваю, проглатывая горький комок из вчерашней водки и наркоты.

— Так, когда ты хочешь, чтобы я убралась отсюда? — жестко спрашиваю я, пытаясь казаться непобедимой амазонкой.

— Да не хочу я, чтобы ты убиралась! — негодует француз. — Этот небольшой казус ровным счетом ничего не меняет. Мы друзья. Ты можешь оставаться столько, сколько нужно.

— Угу, — тихо говорю я, уверенная, что наша дружба никогда не будет прежней.

— Я знаю, я ещё такой красавчик. Против не устоять, — смеется он, накладывая бандаж на мою ногу. — Ты куда более красивая и интересная, когда трезвая, — заливает он, вызывая у меня улыбку.

— Как прошло твоё свидание? — спрашиваю я, распрямляя ногу.

— Она миленькая, может, даже слишком… я бы сказал, немного скучная, никакого огня, не то что некоторые… Кстати, Уго Чавес будет сегодня в Москве обсуждать строительство новых нефтебаз в Венесуэле.

— Ага, и что мне делать с этой информацией?

— Как что? Если они договорятся, российским инвесторам в проект нужны будут как минимум венесуэльские фьючерсы, и как максимум — гос. облигации, которые ты им с наценкой продашь, — радужно вещает Ричард, собираясь на работу.

— А, ну да. Это тема. Спасибо!

— В театре актеры желают друг другу «сломать ногу». Ты почти её сломала, так что все будет в порядке, — подмигивает он мне.

Как только Ричард уходит, я наливаю себе чашку крепкого кофе и глотаю несколько болеутоляющих таблеток, чтобы не отвлекаться на звенящую боль в голове и ноге.

После быстрого душа я надеваю деловое платье, туфли на плоской подошве и иду доказывать, что я больше всех достойна этой должности.

Собеседование проходит в большой переговорке с белыми стенами и высокими потолками — практически такой же, как в Леман Бразерс, из которой меня уволили. Две деловые блондинки с фальшивыми улыбками и лысеющий зампред по очереди жмут мне руку. Все это вызывает у меня ощущение дежавю и обильное потоотделение.

С умным видом и прямой спиной я, с уверенной улыбкой, повторяю зампреду практически всё то же самое, что уже рассказывала Бруно: «перспективные возможности предпринимательской деятельности, увеличение прибыли по структурированным облигациям, предполагаемая выручка в двадцать миллионов долларов».

Жадный оскал на лице зампреда говорит, что как минимум наживку он захватил.

Нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается.

Преодолевая усталость и усиливающуюся головную боль, я выжимаю из себя остатки сил, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица до последнего вопроса и рукопожатия.

— Мы свяжемся с вами, — наконец говорит одна из блондинок.

— Было приятно с вами познакомиться. Хорошего дня, — прощаюсь я и покидаю офис.

Первое же такси из длинной очереди машин перед зданием отвозит меня домой, где я плюхаюсь на свой жесткий матрас и почти тут же засыпаю. Сегодня я сделала все, что смогла…

Овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть…

Меня будит телефонный звонок:

— Ciao, Катя. Это Кара. Я только что говорила с Бруно. Он хотел, чтобы я передала тебе, что его коллеги остались под большим впечатлением от тебя и от твоего стратегического взгляда на текущие отношения между Россией и Венесуэлой. Они хотят предложить тебе эту должность, — радостно орет она в трубку.

— О, боже мой! — я пытаюсь кричать от счастья, но мой голос звучит тускло и хрипло.

— Мы сделали это! — восклицает она. — Ты получишь официальный контракт в течение нескольких дней. Они бы хотели, чтобы ты начала как можно скорее. Корпоративная квартира уже ждет тебя! — её голос звучит как колокольный звон в моей гудящей голове.

— Здорово, — выдавливаю я из себя.

— Ты, действительно, молодец.

— Grazie mille, без тебя ничего бы не вышло, — мы продолжаем обмениваться комплиментами, пока Кара, наконец, не вешает трубку.

«Меня взяли на работу!» — я тут же пишу сообщение Габи.

«Невероятно! Нам обязательно нужно отпраздновать!» — сразу же отвечает она.

«Давай», — соглашаюсь я.

Вечером мы встречаемся с моей болгарской авантюристкой в самом эксклюзивном месте Лондона — Бритиш Лакшери Клаб. После нескольких коктейлей и вынюханных дорожек, я обнаруживаю, что Габи сосется с какой-то телкой, один в один — Пэрис Хилтон. Неожиданно меня кто-то толкает, и я падаю на прекрасно-сложенного, высокого мулата с голубыми глазами и кудрявой шевелюрой… и нечаянно ломаю его эксклюзивные солнечные очки от Александра Маккуина.

Оба нетрезвые, мы какое-то время обсуждаем его стекла, но в какой-то момент как-то само собой тоже начинаем сосаться. Несколько часов спустя я просыпаюсь рядом с экзотическим жеребцом в его отеле на Бонд Стрит, а уже на следующий день лечу на его виллу в Тринидад и Тобаго, где он якобы продюсирует музыку Дестинис Чайлд… или что-то в этом духе.

Ганжубас, секс и ром — моя диета до тех пор, пока до меня не доходит то, что завтра мне нужно быть в Москве.

Примечания

10

Да, я училась в Милане (итал.) — примеч. ред.

11

Отлично! Слушай (итал.) — примеч. ред.

12

Приятного аппетита (швейцарский нем.) — примеч. ред.

13

Красивое платье (итал.) — примеч. ред.