Пока я жива

Дженни Даунхэм, 2007

Шестнадцатилетняя Тесса Скотт сыта по горло приемными покоями больниц, сухими медицинскими диагнозами и сочувствующими взглядами родных, ведь за оставшийся месяц она хочет успеть то, что некоторым не удается и за всю жизнь. Поэтому девушка составляет список желаний и собирает последние силы, чтобы исполнить их до того, как тело начнет отказывать ей. Некоторые пункты списка выходят за границы дозволенного – но именно это позволяет Тессе по-новому взглянуть на свои отношения с теми, кого она оставляет. Книга также выходила под названием «Сейчас самое время»

Четыре

— Ты не любишь пиво? — спрашивает Джейк.

Он опирается на кухонную раковину; я стою рядом с ним. Очень близко. Нарочно.

— Я хочу чаю.

Он пожимает плечами, чокается бутылкой о мою кружку и, запрокинув голову, пьет. Я вижу, как двигается его кадык, когда он глотает, вижу маленький бледный шрамик у подбородка — след какой-то давней травмы. Джейк вытирает губы рукавом и замечает мой взгляд.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

— Ага. А ты?

— Да.

— Вот и хорошо.

Он улыбается мне. У него приятная улыбка. И это здорово. Будь он урод, все было бы гораздо сложнее.

Полчаса назад Джейк со своим приятелем Торчком, ухмыльнувшись друг другу, привели нас с Зои к себе домой. Эти ухмылки говорили, что ребята добились своего. Зои им сказала, чтобы не радовались раньше времени, но мы зашли в дом, и Торчок помог ей снять пальто. Зои смеялась его шуткам, брала косяки, которые он для нее скручивал, и в конце концов укурилась.

Мне было видно ее через дверь. Они включили музыку, какой-то мягкий джаз, выключили свет и танцевали, медленно и лениво кружась по ковру. В одной руке Зои держала косяк, другую засунула сзади за пояс штанов Торчка. Он обнимал ее обеими руками, и казалось, будто они держатся друг за друга.

Тут до меня доходит, что я пью чай на кухне, вместо того чтобы осуществлять свой план, и понимаю, что пора браться за дело. В конце концов, я сама эту кашу заварила.

Одним глотком я допиваю чай, ставлю кружку на сушилку и прижимаюсь к Джейку. Пальцы наших ног соприкасаются.

— Поцелуй меня, — прошу я, и, едва договорив, понимаю, до чего это смешно. Но Джейк, похоже, ничего не замечает. Он ставит пиво и наклоняется ко мне.

Мы целуемся очень нежно, едва соприкасаясь губами, ловим дыхание друг друга. Я всегда знала, что буду целоваться хорошо. Все статьи в журналах прочитала — ну, те, в которых объясняют, как сделать, чтобы не мешал нос, и про избыток слюны, и куда девать руки. Хотя, конечно, я и представить не могла, что буду чувствовать на самом деле: его щетина слегка царапает мой подбородок, он проводит языком по моим губам, засовывает его мне в рот.

Мы целуемся долго и все теснее прижимаемся, наклоняясь друг к другу. Так классно быть с кем-то, кто ничего обо мне не знает. Мои руки смело лезут ему под футболку, поглаживают спину, поясницу. Какой же он крепкий и здоровый.

Я открываю глаза, чтобы посмотреть, нравится ли Джейку, что я делаю, но мой взгляд привлекают окно за его спиной и утопающие во тьме деревья. Черные веточки барабанят по стеклу, точно пальцы. Я зажмуриваюсь и прижимаюсь к Джейку. Я чувствую через платье, как сильно он меня хочет. Он издает еле слышный глухой стон.

— Пойдем наверх, — просит он.

Джейк подталкивает меня к двери, но я отстраняюсь, упираюсь рукой ему в грудь и задумываюсь.

— Пойдем, — повторяет он. — Ты же хочешь, правда?

Я чувствую, как стучит его сердце под моими пальцами. Он улыбается мне. Я же хочу, верно? Разве не за этим приехала?

— Ладно.

Джейк переплетает свои пальцы с моими; ладонь у него горячая. Он ведет меня через гостиную к лестнице. Зои целуется с Торчком. Он прислонился спиной к стене, она просунула ногу меж его ног. Когда мы проходим мимо них, они, услышав наши шаги, оборачиваются. Вид у обоих встрепанный и возбужденный. Зои показывает мне язык. Он блестит, как рыбка в норке.

Отпустив руку Джейка, я иду к дивану за сумочкой Зои. Я роюсь в сумке, спиной чувствуя их взгляды, ленивую усмешку на лице Торчка. Джейк ждет, прислонившись к дверному косяку. Интересно, он сделал знак Торчку, что все о’кей? Мне не видно. Я никак не могу найти презервативы, даже не знаю, как они выглядят, в чем они — в пакетике или в пачке. В замешательстве решаю забрать сумку с собой. Если Зои понадобятся презервативы, она поднимется и возьмет у меня.

— Пойдем, — говорю я.

Я иду за Джейком по лестнице, не сводя глаз с его бедер — для храбрости. Испытываю какое-то новое, незнакомое чувство; немного подташнивает и кружится голова. Не думала, что, поднимаясь по лестнице вслед за парнем, я вспомню о больничных коридорах. Наверное, просто устала. Я перебираю в уме, что нужно делать, когда тошнит: подышать свежим воздухом, открыть окно или, если есть силы, выйти на улицу. И постараться отвлечься — сделать что угодно, лишь бы не думать о тошноте.

— Сюда, — произносит Джейк.

Спальня у него самая обычная — маленькая комнатка, где стоит письменный стол, компьютер, стул, односпальная кровать, а на полу валяются книги. На стенах висит несколько черно-белых постеров — в основном фотографии джазовых музыкантов.

Он смотрит, как я оглядываю его комнату.

— Хочешь, поставь сумку на пол, — предлагает он.

Джейк срывает с постели грязное белье и швыряет на пол, расправляет одеяло, садится и пригласительно хлопает ладонью по кровати рядом с собой.

Я не двигаюсь. Я не сяду на кровать, пока он не выключит свет.

— Зажги свечу, — прошу я.

Джейк открывает ящик, достает спички и встает, чтобы зажечь стоящую на столе свечу. Он выключает верхний свет и опускается на кровать.

Вот сидит настоящий, живой парень, смотрит на меня, ждет меня. Теперь дело за мной, но я чувствую, как теснит в груди, как бьется сердце. Чтобы он не подумал, будто я полная идиотка, наверное, мне нужно притвориться кем-то еще. Я решаю стать Зои и начинаю расстегивать пуговицы платья.

Он следит, как я расстегиваю пуговицу за пуговицей. Облизывает губы. Три пуговицы.

Джейк поднимается с кровати и просит:

— Дай я.

Его пальцы действуют проворно. Он уже явно занимался сексом. С другой девушкой, в другой вечер. Интересно, где она сейчас. Четыре пуговицы, пять; красное платье сползает с плеч на бедра и, нежно скользнув по ногам, падает на пол. Я отхожу в сторону и встаю перед Джейком в одном лифчике и трусиках.

— Что это? — Он кивает на сморщенную кожу у меня на груди.

— Я болела.

— Чем?

Я закрываю ему рот поцелуями.

Голая, я пахну по-другому — мускусно, пряно, сексуально. От Джейка пахнет иначе — дымом и чем-то сладковатым. Наверное, жизнью.

— Ты не хочешь раздеться? — голосом Зои интересуюсь я.

Он поднимает руки и стягивает через голову футболку. На секунду его лицо скрывается из виду, но обнажается тело — узкая юная грудь в веснушках, блестящие темные волосы под мышками. Он бросает футболку на пол и снова целует меня. Он пытается не глядя расстегнуть ремень одной рукой, но у него ничего не получается. Тогда он отстраняется и, не сводя с меня глаз, нащупывает пуговицу и молнию. Он снимает штаны и остается в одних трусах. Секунду он мнется в нерешительности — как будто стесняется. Я гляжу на его ноги в белых носочках — он выглядит невинно, словно младенец, — и мне хочется что-нибудь ему подарить.

— Я никогда раньше ни с кем не была, — признаюсь я. — Никогда не спала с парнем.

Со свечки капает воск.

Джейк молчит, потом потрясенно качает головой.

— Ух ты, ничего себе!

Я киваю.

— Иди ко мне.

Я прячу лицо у него на плече. Это успокаивает меня, и кажется, что все будет хорошо. Одной рукой Джейк обнимает меня, а другой гладит по спине, по шее. У него теплая ладонь. Два часа назад я даже не знала, как его зовут.

Может, нам не надо заниматься сексом. Мы просто полежим, обнявшись, под одеялом и заснем. Быть может, мы полюбим друг друга. Он найдет средство, которое меня вылечит, и я буду жить вечно.

Но это не так.

— У тебя есть презервативы? — шепчет он. — А то мои кончились.

Я беру сумку Зои и выворачиваю на пол у наших ног. Джейк находит презерватив, кладет его на тумбочку у кровати и снимает носки.

Не торопясь, я расстегиваю лифчик. Ни один парень никогда не видел меня голой. Джейк пожирает меня глазами и не знает, с чего начать. Я слышу, как колотится мое сердце. Джейк с трудом снимает штаны — у него эрекция. Я стягиваю трусики и чувствую, что дрожу. Мы оба голые. Мне вспоминаются Адам и Ева.

— Все будет хорошо, — успокаивает Джейк, берет меня за руку, ведет к кровати, отбрасывает одеяло, и мы ложимся.

Это лодка. Берлога. Убежище.

— Тебе понравится, — обещает Джейк.

Мы не спеша начинаем целоваться; он медленно водит пальцами по моему телу. Мне нравится, как мы нежны друг с другом, как неторопливы наши движения в мерцании свечи. Но это длится недолго. Его поцелуи становятся настойчивее, язык мечется у меня во рту, словно хочет проникнуть глубже, но не может. Руки Джейка, не останавливаясь ни на минуту, сжимают и гладят меня. Наверное, он что-то ищет? Он повторяет: «Да, да», но, кажется, говорит не со мной. Глаза его закрыты; он прильнул губами к моей груди.

— Посмотри на меня, — прошу я, — мне нужно, чтобы ты на меня посмотрел.

Он приподнимается на локте.

— Что?

— Я не знаю, что делать.

— Все нормально. — Его глаза так потемнели, что я не узнаю этого человека. Как будто он превратился в кого-то другого и теперь даже не похож на того едва знакомого парня, который был со мной несколько минут назад. — Все в порядке.

И он снова приникает губами к моей шее, груди, животу, и вот уже мне не видно его лица.

Его руки тоже спускаются вниз, и я не знаю, как ему сказать, чтобы он прекратил. Я отодвигаюсь, но Джейк не перестает. Его пальцы копошатся между моих ног, и я задыхаюсь от смущения, потому что со мной ничего подобного не делали.

Что не так, почему я растерялась? Я-то думала, будто знаю, что делать и как это произойдет. Но у меня ничего не получается, и кажется, что Джейк заставляет меня, хотя я сама должна все уметь и направлять его.

Я прижимаюсь к нему, обвиваю руками поясницу и глажу по спине, словно он собака, которая непонятно чего от меня хочет.

Джейк отстраняется и садится на кровати.

— Тебе хорошо?

Я киваю.

Парень тянется к тумбочке, на которой оставил презерватив. Я смотрю, как он его надевает. Ловко, ничего не скажешь.

— Ну, давай?

Я снова киваю. Отказаться было бы оскорбительно.

Он ложится на кровать, раздвигает мои ноги своими, прижимается, наваливается на меня. Вот-вот я почувствую его член в себе и пойму, почему же все так любят секс. Этого-то я и хотела.

За те четыре минуты, что проходят, пока красные цифры 3:15 на его электронных часах не превращаются в 3:19, я успеваю подметить множество мелочей. Я вижу его ботинки, которые валяются у двери. Она закрыта неплотно. На потолке в дальнем углу лежит странная тень, похожая на лицо. Я вспоминаю потного толстяка, который однажды пробежал трусцой по нашей улице. Думаю о яблоках. Решаю, что прятаться лучше всего под кроватью или лицом в мамины колени.

Опираясь на руки, Джейк медленно двигается надо мной. Он зажмурился, отвернулся в сторону. Вот оно. Все по-настоящему. Прямо сейчас. Я занимаюсь сексом.

Когда все заканчивается, я лежу под ним, чувствуя себя растерянной, маленькой и слабой, и мне не хочется говорить. Какое-то время мы не двигаемся, потом он скатывается и всматривается в мое лицо в темноте.

— Что с тобой? — спрашивает он. — Что-то не так?

Я не могу взглянуть ему в лицо, поэтому придвигаюсь к Джейку, прижимаюсь, прячусь в его объятиях. Я понимаю, что веду себя как полная идиотка: хлюпаю носом, точно младенец, и не могу остановиться. Ужас. Он гладит меня по спине, шепчет мне на ухо «тсс» и потихоньку высвобождается из моих рук, так что теперь ему видно мое лицо.

— Что случилось? Ты же не будешь говорить, что тебе не хотелось?

Я вытираю глаза краешком одеяла. Сажусь на кровати, свесив ноги так, что они касаются ковра. Я сижу спиной к Джейку и, щурясь, пытаюсь разглядеть свою одежду. Она раскинулась по полу причудливой тенью.

В детстве папа частенько катал меня на плечах. Я была такая маленькая, что ему приходилось придерживать меня руками за спину, чтобы я не свалилась; я сидела так высоко, что могла достать ветки деревьев. Я никогда не расскажу об этом Джейку. Ему до этого нет дела. Мне кажется, люди не понимают, что им говорят. Их ничем не проймешь.

Я поспешно натягиваю одежду. Красное платье кажется меньше прежнего; я пытаюсь натянуть его на колени. Неужели я и правда отправилась в таком виде в клуб?

Я надеваю туфли, собираю мелочовку Зои с ковра в сумочку.

— Тебе не обязательно уходить, — произносит Джейк, привстав на локте. В мерцании свечи его грудь кажется бледной и слабой.

— Я так хочу.

Он откидывается на подушку. Его рука свисает с кровати; коснувшись пола, пальцы сжимаются. Джейк медленно качает головой.

Зои спит внизу на диване. Вместе с Торчком. Они лежат, обнявшись, голова к голове. Меня бесит, что Зои не видит в этом ничего особенного. На ней даже его рубашка. Ряды пуговок наводят на мысли о сахарном домике из детской сказки. Я сажусь около них на корточки и тереблю Зои за руку. Она теплая. Я тормошу ее, пока подруга не открывает глаза. Прищурившись, она смотрит на меня.

— Эй, — шепчет Зои, — ты уже все?

Я киваю и непонятно почему не могу сдержать ухмылки.

Зои высвобождается из объятий Торчка, садится и оглядывает пол.

— Там осталось хоть что-нибудь?

Я протягиваю ей жестянку с травкой, иду на кухню выпить воды. Я полагала, что Зои последует за мной, но она осталась в гостиной. Какие могут быть разговоры при Торчке? Я допиваю воду, ставлю стакан на сушилку и возвращаюсь в гостиную. Сажусь на пол у ног Зои, которая, лизнув папиросную бумагу, склеивает самокрутку и отрывает кончик.

— Ну и как оно? — интересуется Зои.

— Да так.

Меня ослепляет вспышка света сквозь занавески. Видно только, как блестят зубы Зои.

— Он тебе понравился?

Я думаю о Джейке, который лежит в комнате наверху; рука свесилась с кровати на пол.

— Сама не знаю.

Зои затягивается, бросает на меня любопытный взгляд, выдыхает дым.

— К этому надо привыкнуть. Мама как-то сказала, что секс — всего лишь три минуты удовольствия. Я подумала: и все? У меня будет не так! И я добилась своего. Если парню даешь понять, что тебе с ним просто офигенно, то все и вправду проходит хорошо.

Я встаю, иду к окну и раздергиваю занавески. Фонари еще горят. Рассветет явно не скоро.

— Ты просто ушла, оставив его наверху? — спрашивает Зои.

— Вроде того.

— Это не очень красиво. Вернись — и давайте еще разок.

— Не хочу.

— Ну, домой пока тоже нельзя. Я под кайфом.

Она тушит окурок в пепельнице, укладывается рядом со Скоттом и закрывает глаза. Я долго-долго сижу и смотрю на нее, наблюдаю, как при дыхании поднимается и опускается ее грудь. Гирлянда огней на стене бросает отблеск на ковер. Там же, на полу, лежит маленький овальный коврик в сизых морских разводах.

Я возвращаюсь на кухню и ставлю чайник. На столе лежит лист бумаги. На нем написано: «Сыр, масло, фасоль, хлеб». Сидя на табуретке, я добавляю: «Ирис с шоколадом, шесть шоколадных яиц». Больше всего мне хочется шоколадных яиц — обожаю их есть на Пасху. А до Пасхи еще двести семнадцать дней.

Наверное, нужно смотреть на вещи трезво. Я вычеркиваю шоколадные яйца и вписываю «Шоколадный Санта-Клаус с колокольчиком на шее в красной с золотом фольге». Это, пожалуй, я еще съем. До Рождества сто тринадцать дней.

Перевернув листок, я пишу: «Тесса Скотт». Славное имя в три слога, как любит повторять папа. Если мне удастся написать свое имя на бумажке больше пятидесяти раз, все будет хорошо. Я пишу мелкими-мелкими буквами, как если бы я была зубной феей и отвечала на детское письмо. Побаливает запястье. Чайник свистит. На кухне клубится пар.