Темный шепот

Джена Шоуолтер, 2009

Сабин, одержимый демоном Сомнения, сам того не желая, уничтожает всех своих возлюбленных. Поэтому бессмертный воин проводит время не в постели, а на поле битвы и мечтает лишь о победе… пока не встречает Гвендолин. Один поцелуй рыжеволосой красавицы-гарпии – и он полностью в ее власти. Гвендолин не хотела бы видеть своим возлюбленным человека, пробуждающего в ней темные силы. Но, когда Сабин спасает ее из тюрьмы, притяжение становится непреодолимым…

Глава 3

С той самой минуты, когда Сабин увидел в стеклянной камере прелестную девушку, он не мог оторвать от нее взгляд. Не мог дышать, думать. У нее были длинные, соблазнительно вьющиеся волосы, светло-рыжие, с рубиновыми прядями. Брови цвета темного золота, столь же прелестные. Чуть вздернутый носик и пухлые щечки херувима. А ее глаза… это было воплощение чувственного удовольствия, янтарные, с серебристыми искорками. Гипнотические, завораживающие глаза, обрамленные густыми черными ресницами.

Галогенные лампы, висящие на крюках вдоль стен, заливали ее ярким светом. У других он выставил бы напоказ все недостатки, но ей, напротив, придал сияющий здоровьем вид. Она была невысока ростом, с маленькой округлой грудью, узкими бедрами и ногами достаточно длинными, чтобы обхватить его талию и удерживаться во время самых безумных скачек.

«Не стоит об этом думать. Сам знаешь почему». Да, он знал. Его последняя любовь, Дарла, наложила на себя руки, и он поклялся никогда больше не заводить романы. Но к рыжей его потянуло словно магнитом. Как и его демона, хотя того влекло к девушке по другой причине. Он почуял ее тревогу и выбрал ее объектом для своей атаки, стремясь проникнуть в ее разум, сыграть на ее глубинных страхах.

Однако очень скоро и Сабин, и его демон поняли, что перед ними не простая смертная. Демон не мог прочесть ее мысли до тех пор, пока она сама не выскажет их вслух. Впрочем, это совсем не означало, что она неподвластна его влиянию. Вовсе нет. Демон Сомнения знал, как воспользоваться ситуацией и отравить ее сознание своим ядом. Более того, демон любил, когда ему бросали вызов. Он готов был на все, чтобы вторгнуться в разум девушки и подорвать ее веру во что бы то ни было.

Но кто же она такая? За тысячи лет Сабин научился распознавать многих бессмертных, но сейчас не мог понять, что собой представляет эта девушка. На первый взгляд она казалась человеком. Нежная, хрупкая. Ранимая. Но эти янтарно-серебристые глаза выдавали ее. И когти. Он представил себе, как они впиваются ему в спину…

Зачем охотники взяли ее в плен? Он страшился ответа. Три из шести только что освобожденных женщин были беременны, что могло означать только одно: выведение новой расы охотников. Бессмертных охотников, потому что он узнал двух сирен со шрамами на шее — у них удалили голосовые связки, узнал бледнолицую вампиршу с вырванными клыками, горгону, чьи ядовитые волосы были сбриты, ослепленную дочь Купидона. Видимо, ее лишили зрения, чтобы она не могла завлечь врага в свои любовные сети, предположил Сабин.

Как жестоко обошлись охотники с этими милыми созданиями. Что же они сделали с рыжей, самой красивой из всех? Она была одета всего лишь в майку и крошечную юбку, и Сабин не видел на ее теле ни шрамов, ни синяков, которые указывали бы на плохое обращение. Впрочем, это могло ничего не значить. Многие бессмертные быстро исцелялись.

«Я хочу ее». Девушка буквально излучала смертельную усталость, и все же она улыбалась, благодаря его за то, что освободил ее… Он мог бы умереть за один только взгляд на это сияющее лицо.

«Я тоже хочу ее», — вмешался демон.

«Ты ее не получишь. — А значит, не получит и он. — Помнишь Дарлу? Она была сильной и уверенной в себе, но ты сумел ее сломать».

Ликующий смешок.

«Я помню. Разве это было не забавно?»

Руки Сабина сжались в кулаки. Проклятый демон. Рано или поздно все уступали его темной половине, постоянно нашептывавшей: «Ты недостаточно красива. Ты не так умна, как думаешь. Разве тебя можно полюбить?»

— Сабин, — окликнул его холодный голос Аэрона. — Мы готовы.

Он вышел и поманил девушку за собой:

— Идем.

Но рыжая прижалась к дальней стене камеры, ее тело трепетало от вновь охватившего ее страха. Он думал, она бросится бежать, несмотря на его предостережение, но не ожидал, что ее обуяет такой… ужас.

— Я же сказал тебе, — ласково произнес он, — мы не обидим тебя.

Она открыла рот, но с губ не сорвалось ни единого звука. Золотое свечение ее глаз усилилось, глаза потемнели, белки окрасились черным.

— Что за черт…

Минуту назад она еще стояла перед ним, а в следующее мгновение пропала, словно ее никогда и не было. Сабин огляделся, обшаривая взглядом комнату. И не увидел ее. Спустя мгновение единственный оставшийся в сознании охотник издал мучительный вопль, который вдруг резко оборвался, его тело обмякло, повалилось на песчаный пол, вокруг стала растекаться все увеличивающаяся лужа крови.

— Девушка, — сказал Сабин, схватившись за нож.

Он был полон решимости защитить ее от того, что несколько секунд назад убило охотника, которого он собирался подвергнуть допросу. Но девушки нигде не было. Если она могла перемещаться в пространстве силой мысли, как Люсьен, ей ничто не угрожало. Пусть она была вне его досягаемости, но зато в безопасности. Но как она могла…

— Сзади, — сказала Камео, и впервые в ее голосе слышалась не скорбь, а изумление.

— О, боги… — выдохнул Парис, — я даже не заметил, как она двигалась, и все же…

— Она не… это не… Как ей это удалось?.. — Мэддокс растерянно провел рукой по лицу, словно не веря собственным глазам.

Сабин снова повернулся и увидел ее. Она опять была в своей камере. Сидела, прижав колени к груди, с ее губ капала кровь, а в одной руке она сжимала… трахею? Она вырвала… или выгрызла… мужчине глотку.

Ее глаза снова вернули привычный цвет, золотистый с серыми искорками, но взгляд был совершенно пустым и отстраненным. Видимо, шок от содеянного поверг ее разум в оцепенение. Лицо тоже ничего не выражало. Она так побледнела, что под кожей проступили голубые вены. Она дрожала, раскачиваясь из стороны в сторону, что-то бессвязно бормоча себе под нос. Что за черт?

Охотник назвал ее чудовищем. Сабин ему не поверил. Тогда.

Он вошел в камеру, не вполне осознавая, что делает. Знал только, что не может оставить ее в таком состоянии и не может запереть ее в камере. Во-первых, она не причинила вреда его друзьям. Во-вторых, с ее скоростью передвижения она могла сбежать до того, как опустится стекло камеры, и жестоко наказать его за нарушенное слово.

— Сабин, дружище, — мрачно сказал Гидеон, — ты ведь не хочешь как следует подумать, стоит ли тебе туда входить. На этот раз охотник солгал.

На этот раз. Попробуй еще раз.

— Ты знаешь, что тут происходит?

— Нет. — Это значит «да». — Она не гарпия, отродье Люцифера, который не расхаживал целый год по земле. Я никогда не имел с ними дела прежде и не знаю, что они могут убить целую армию бессмертных за считаные секунды.

Гидеон не мог произнести ни единого слова правды, не обрекая себя на страшные муки. Сабин знал — все, что сказал его друг, — ложь. Следовательно, воину уже приходилось встречать гарпий, и он явно знал, на что они способны. Гарпии были порождением Люцифера, и им ничего не стоило прикончить даже такого смельчака, как он сам.

— Когда? — уточнил он.

Гидеон понял, что Сабин имеет в виду.

— Помнишь, когда я не был в плену?

Ах да. Когда-то Гидеону довелось провести три мучительных месяца в лапах охотников.

— Одна из них не разнесла весь лагерь еще до того, как прозвучал сигнал тревоги. Она никого не убила, и оставшиеся в живых охотники не провели несколько следующих дней, проклиная все их племя.

— Погоди. Гарпия? Нет, это вряд ли. Она не уродлива. — Эту глубокую мысль изрек Страйдер, любивший объяснять то, что и без того было очевидно. — Как она может быть гарпией?

— Всем известно, что мифы смертных часто не имеют ничего общего с реальностью. То, что в большинстве легенд говорится об отталкивающем облике гарпий, не значит, что они в самом деле уродливы. А теперь все вон. — Сабин отшвырнул оружие. — Я сам с ней разберусь.

Раздались протестующие выкрики.

— Со мной все будет хорошо.

По крайней мере, он на это надеялся.

«Ты ведь можешь пострадать…»

«О, заткнись».

— Она…

— Пойдет с нами, — сказал он, обрывая Мэддокса на полуслове. Он не мог оставить ее здесь. Она была слишком ценным оружием — оружием, которое могло быть использовано против него… или им самим. Да, подумал он, его глаза расширились. Да, конечно. — И мы оставим ее в живых.

— Черт, нет, — сказал Мэддокс. — Я не желаю, чтобы гарпия болталась рядом с Эшлин.

— Ты же видел, что она может…

Теперь уже Мэддокс прервал его:

— Вот именно, видел, именно поэтому и не хочу, чтобы она приближалась к моей беременной женщине. Гарпия останется здесь.

Вот еще одна причина держаться подальше от любви. Она смягчает сердца даже самых закаленных бойцов.

— Она ненавидит этих людей так же сильно, как и мы. Она может помочь нам.

Мэддокс был неумолим.

— Нет.

— Я буду отвечать за нее и позабочусь, чтобы она держала свои когти и клыки при себе.

По крайней мере, он надеялся на это.

— Ты хочешь ее, значит, она твоя, — сказал Страйдер, всегда занимавший его сторону. Славный парень. — Мэддокс согласится, ты ведь никогда не заставлял Эшлин ходить в город и подслушивать разговоры охотников, как бы тебе этого ни хотелось.

Прищурившись, Мэддокс скрипнул зубами.

— Мы должны усмирить ее.

— Нет. Я справлюсь с ней.

Сабину невыносима была мысль о том, что кто-то другой коснется Гвен. Он убеждал себя, что ее, вероятно, мучили, применяя самые устрашающие пытки, и поэтому она может броситься на любого, кто дотронется до нее, но…

Но он знал, что это всего лишь отговорки. Его влекло к ней, а увлеченный мужчина не в силах подавить инстинкт собственника. Даже если этот мужчина зарекся иметь дело с женщинами.

Камео приблизилась к нему, ее внимание было приковано к девушке.

— Пусть Парис займется ею. Он знает, как поладить с самыми кровожадными женщинами. В отличие от тебя. Нам ведь нужно, чтобы она была в хорошем настроении.

Парис, который мог соблазнить любую женщину, смертную и бессмертную? Парис, которому секс нужен был для выживания? Сабин стиснул зубы, его воображение услужливо нарисовало ему пару. Обнаженные тела переплетены, пальцы воина тонут в водопаде волос гарпии, ее лицо излучает блаженство.

Наверное, для девушки так было бы лучше. Вероятно, для всех них было бы лучше так, как сказала Камео. Гарпия с большей охотой поможет им уничтожить охотников, если будет сражаться рядом со своим любовником, а Сабин был решительно настроен привлечь ее на свою сторону. Парис, разумеется, разделит с ней ложе лишь однажды, а потом будет обманывать ее, ведь ради выживания ему нужно постоянно менять женщин. Она разозлится и переметнется к охотникам. Плохая идея, решил он, и не только потому, что ему хотелось так думать.

— Дай мне… пять минут. Если она убьет меня, пусть Парис попытает счастья, — сухо произнес Сабин.

— По крайней мере, позволь Парису погрузить ее в сон, как он сделал с остальными, — настаивала Камео.

Сабин покачал головой:

— Если она проснется слишком рано, испугается и может напасть. Я должен войти к ней в доверие. А теперь уходите. Мне нужно поговорить с ней.

Пауза. Шарканье ног, куда более шумное, чем раньше, ведь сейчас воины несли на руках женщин. И вот он остался наедине с рыжей. Или, вернее, с рыжеватой блондинкой, если так называется цвет ее волос. Она сидела, скорчившись, и бормотала что-то, не выпуская из рук чертову трахею.

«Ты такая плохая девочка, да? — вкрадчиво сказал демон, вбрасывая слова прямо в разум гарпии. — Ты ведь знаешь, что делают с плохими девочками, не так ли?»

«Оставь ее в покое. Пожалуйста, — взмолился Сабин. — Она убила нашего врага, теперь он не сможет отправиться на поиски… и найти… ларец».

При слове «ларец» демон Сомнения издал пронзительный крик. Тысячу лет он провел во тьме ларца Пандоры и не хотел возвращаться туда. Он сделал бы что угодно, лишь бы избежать этого.

Сабин уже не мог существовать без своего демона. Демон стал его неотъемлемой частью, и хотя Сабин иногда с трудом терпел его выходки, он скорее пожертвовал бы легким, чем отдал демона. По крайней мере, легкое он мог себе отрастить.

«Ты можешь помолчать всего несколько минут? — попросил он. — Пожалуйста».

«Ладно».

Удовлетворившись этим обещанием, Сабин вошел в камеру и склонился к девушке, заглядывая ей в глаза.

— Мне жаль, мне так жаль, — монотонно проговорила она, словно ощутив его присутствие. Она не посмотрела ему в лицо, просто сидела, глядя перед собой невидящими глазами. — Я убила тебя?

— Нет, нет, я в порядке. — Бедняжка явно не осознавала, что она сделала и что говорит. — Ты все сделала правильно, плохого человека больше нет.

— Плохая. Да, я очень, очень плохая. — Руки ее теснее обхватили колени.

— Нет, это он был плохим. — Сабин медленно протянул руку. — Позволь мне помочь тебе. Хорошо? — Он положил ладонь на ее пальцы, разжимая их. Окровавленные останки выпали. Подхватив их, Сабин швырнул за спину, подальше от нее. — Так ведь лучше?

К счастью, его прикосновение не вызвало у девушки очередной приступ ярости. Она лишь глубоко вздохнула.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Ч-что?

Очень медленно он отвел прядь волос от ее лица и заправил за ухо. Девушка потянулась к нему, прижалась щекой к его ладони. Он не отвел руку, наслаждаясь шелковистой нежностью ее кожи и сознавая в глубине души, что ступает по тонкому льду. Поощрять влечение, жаждать большего означало обречь ее на страдания, как Дарлу. Но он не отстранился, даже когда она схватила его руку и прижала ее к своей голове, желая, чтобы он ее погладил. Он провел рукой по ее волосам, и она едва не замурлыкала от удовольствия.

Сабин не мог припомнить, когда в последний раз был так… нежен с женщиной, даже с Дарлой. Да, он заботился о ней, но победа для него всегда была важнее ее благополучия. Но сейчас что-то в этой девушке тронуло сокровенные струны его души. Она была такой потерянной и одинокой, Сабину были хорошо известны эти чувства. Ему захотелось обнять ее.

«Видишь? Ты уже хочешь большего». Нахмурившись, Сабин заставил себя отвести руку.

С ее губ сорвался едва слышный отчаянный вскрик, и ему вдруг стало невыносимо трудно удерживать расстояние между ними. Как могло это несчастное создание с такой жестокостью убить человека? Все про изошедшее казалось невероятным, и он сам не поверил бы в эту историю, если бы не видел все собственными глазами. Хотя, по правде говоря, он ничего и не видел, учитывая скорость, с которой гарпия двигалась.

Может быть, подобно ему и его друзьям, она была пленницей темной силы, запертой внутри ее? Возможно, она не в силах была остановить эту силу и та управляла ею словно марионеткой. В тот самый миг, когда эта мысль пришла ему в голову, он понял, что это правда. То, как ее глаза меняли цвет… ужас, обуявший ее от осознания содеянного…

Когда Мэддокса охватывала жажда насилия, порожденная его демоном, с ним происходило то же самое. Бедная девочка не могла справиться со своей природой и, наверное, ненавидела себя за это.

— Как твое имя, рыжая?

Ее губы искривились.

— Имя?

— Да. Имя. Как тебя зовут?

Она моргнула.

— Как меня зовут. — Легкая хрипотца уходила из ее голоса, девушка явно пришла в себя. — Как меня… Ах да. Гвендолин. Гвен. Да, это мое имя.

Гвендолин. Гвен.

— Красивое имя для красивой девушки.

Щеки ее слегка порозовели, она снова моргнула, на этот раз взглянув ему в глаза. На ее губах появилась неуверенная улыбка.

— А ты — Сабин.

Насколько же чутким был ее слух?

— Да.

— Ты не тронул меня. Даже когда я…

В ее голосе звучало удивление, смешанное с сожалением.

— Нет, я не тронул тебя.

Он хотел добавить «и не трону», но не был уверен в том, что это правда. Все помыслы его были сосредоточены на борьбе с охотниками, в этой войне он уже потерял отличного парня, лучшего друга, исцелился от многочисленных ран, едва не стоивших ему жизни, похоронил несколько погибших подруг. Если будет нужно, он пожертвует и этой птичкой, и не важно, хочет он ее или нет.

«Может быть, твое сердце смягчится…» — вдруг сказал демон.

«Нет». Это была клятва, потому что он не хотел, отказывался думать иначе. Произнося это короткое слово, он лишь подтверждал то, что всегда знал, — его нельзя назвать человеком чести. В случае необходимости он не колеблясь использует эту девушку.

Взгляд Гвен скользнул в сторону, и ее улыбка угасла.

— А где твои люди? Они же были здесь. Неужели я… я…

— Нет, ты не тронула их, никто не пострадал. Они просто вышли отсюда, клянусь.

С ее губ сорвался вздох облегчения, плечи расслабились.

— Спасибо.

Казалось, она разговаривает с самой собой.

— Я… о, боги…

Сабин понял, что она заметила убитого ею охот ника. Девушка снова побледнела.

— Он… у него нет… и вся эта кровь… как я могла… Сабин отклонился в сторону, загораживая собой окровавленное тело.

— Хочешь пить? Ты голодна?

Взгляд ее необычных глаз устремился на него, в них вспыхнул живой интерес.

— У тебя есть еда? Настоящая еда?

Каждый мускул его тела напрягся при виде ее оживившегося лица. Девушка находилась буквально в состоянии эйфории. Впрочем, может быть, она просто играет с ним, притворяется возбужденной, чтобы отвлечь его внимание и при первой же возможности сбежать. «Неужели ты стал совсем таким, как твой демон, и все подвергаешь сомнению?»

— У меня есть энергетические батончики, — сказал он. — Не уверен, что их можно назвать едой, но они придадут тебе сил.

Хотя вряд ли она нуждается в силе.

Гвен зажмурилась и мечтательно вздохнула.

— Энергетические батончики… звучит божественно. Я уже год ничего не ела, но представляла себе пищу. Снова и снова. Шоколад и пирожные, мороженое и арахисовое масло.

Целый год без крошки во рту?

— Они не кормили тебя?

Она открыла глаза. Не кивнула и не ответила утвердительно, но в этом и не было необходимости. Печальное выражение ее лица говорило лучше слов.

Как только он закончит допрашивать охотников, каждый из тех, кого обнаружил в этих катакомбах, умрет. Он сам их прикончит. И на этот раз не будет спешить, насладится каждым ударом, каждой каплей пролитой крови. Эта девушка была гарпией, отродьем Люцифера, как сказал Гидеон, но даже она не заслуживала мучительной пытки голодом.

— Как же тебе удалось выжить? Я знаю, ты — бессмертна, но даже бессмертным нужна пища для поддержания сил.

— Они распыляли что-то через вентиляционную систему, какой-то специальный химикат, чтобы мы не умерли и были послушными.

— С тобой это не сработало, верно?

— Нет. — Маленький розовый язычок жадно облизнул губы. — Ты говорил что-то про энергетические батончики?

— Мы должны выбраться из этой комнаты, чтобы взять их. Ты можешь это сделать?

Или, скорее, согласится ли она на это? Сабин сомневался, что сможет заставить ее сделать что-то против воли, она может рассердиться, и тогда ему несдобровать. Интересно, подумал он, как охотникам удалось изловить ее? Как они сумели запереть ее в клетку и при этом остаться в живых?

Легкое колебание.

— Да. Могу.

Очень медленно Сабин взял ее за руку и помог встать. Она покачнулась. Нет, понял он, она прильнула к нему, стараясь теснее прижаться к его телу. Он застыл на месте, готовый отстраниться — «держись от нее подальше, ты должен держаться от нее подальше», — но тут с ее губ сорвался вздох, и теплое дыхание, проникнув сквозь прорехи в рубашке, коснулось его груди.

На этот раз он блаженно зажмурился и даже обнял девушку за талию, притягивая к себе. Гвен доверчиво опустила голову ему на плечо.

— Об этом я тоже мечтала, — прошептала она. — Такой теплый. Такой сильный.

Сабин проглотил внезапно возникший в горле ком, чувствуя, как демон Сомнения мечется по коридорам его разума, гремит решетками в отчаянной попытке сбежать, уничтожить возникшую близость с Гвен.

«Слишком много доверия», — сказал демон так, будто это была опасная болезнь.

В самый раз, сказал бы Сабин, если бы был честен с самим собой. Ему нравилось, когда женщины смотрели на него как на принца, а не как на повелителя тьмы, который вызывает лишь страх и от которого хочется убежать. Ему нравилось, что она доверилась ему, позволяя утешить себя.

Довольно опрометчиво с ее стороны, вынужден был признать Сабин. Он не был героем. Он был злейшим врагом.

«Позволь мне поговорить с ней!» — потребовал демон, словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку.

«Умолкни». Стоит только заронить в душу Гвен сомнения, и жестокая гарпия вновь пробудится ото сна, его люди окажутся в опасности. Этого Сабин допустить не мог. Они были слишком важны для него, слишком нужны ему.

Он уже понял, что ради всеобщего блага ему лучше держаться от Гвен на некотором расстоянии. Опустив руки, он отошел в сторону.

— Не трогай. — Слова прозвучали резче, чем ему хотелось, и Гвен побледнела. — А теперь идем. Пора выбираться отсюда.