Зверобой

Джеймс Фенимор Купер, 1841

Роман «Зверобой» – первая книга пенталогии замечательного американского писателя, посвященной приключениям охотника Натаниэля Бумпо. В этом романе Купер обращается к юности героя. Двое смельчаков – Натти Бумпо по прозвищу Зверобой и Гэрри Марч по прозвищу Непоседа, – направляются к озеру Мерцающее зеркало. Один желает добиться взаимности девушки по имени Юдифь Гуттер, другой полон решимость помочь своему другу Чингачгуку вырвать его возлюбленную из рук племени гуронов. Здесь завязывается дружба Натти Бумпо с отважным могиканином Чингачгуком. Действие романа происходит в сороковые годы XVIII века.

Глава IV

Плавучий дом Тома Гуттера, или ковчег, как обыкновенно называли его, был построен очень просто. Нижняя часть его, лежащая на воде, состояла из большого плоского парома, посредине которого возвышалась каюта, занимавшая всю ширину и около двух третей длины парома. По наружному виду ковчег походил на за́мок, хотя деревья, употребленные на его постройку, были сравнительно тонки, — не большей толщины, чем требовалось для ограждения от пуль. Доски для парома подобраны были с большим искусством, и он был чрезвычайно легок, так что для управления им не нужно было ни особой ловкости, ни большого труда. Каюта разделялась на две комнаты: в одной обедали и спал старик, другая была предназначена для его дочерей.

Обнаружение ковчега произвело на обоих путешественников не одинаковое впечатление. Бросив каноэ, Скорый Гэрри немедленно вскочил на паром, и через минуту у него завязался оживленный разговор с Юдифью. Он защищался, оправдывался, шутил, смеялся и, казалось, совершенно забыл обо всем на свете. Совсем не так поступил Зверобой. Взобравшись на ковчег медленно и осторожно, он принялся с напряженным любопытством осматривать его внешность и все подробности. От его внимания не ускользнуло даже размещение ветвей, и скоро он в совершенстве узнал все тайны этого оригинального жилища. Затем, пройдя первую комнату, где сидела Юдифь с его товарищем, он отворил вторую и увидел под окном Гэтти Гуттер, сидевшую за работой.

Зверобой оперся о свой карабин, положив руку на его дуло, и начал рассматривать девушку с видимым участием, зная из рассказов своего приятеля, что природа обделила ее умственными способностями. Наружность ее не представляла ничего особенно замечательного, при беглом взгляде нельзя было заметить в ней признаков слабоумия. Ее ум, проявлявший слабость при каких-нибудь особенно трудных рассуждениях, сохранял, однако, свою природную простоту и врожденную любовь к правде. Не трудно было заметить, что чувство добра было в ней инстинктивным, а отвращение ко всему дурному было до такой степени характерной чертой ее природы, что она как будто окружена была атмосферой душевной чистоты. Черты ее лица были довольно приятны. В общем она казалась слабой копией своей сестры. Ее щеки редко покрывались румянцем, потому что простой ее ум никогда не вызывал образов, способных взволновать кровь.

— Очень приятно слышать правдивые суждения из уст мужчины…

— Вас зовут Гэтти Гуттер? — сказал Зверобой ласковым голосом. — Скорый Гэрри мне говорил о вас, и я знаю, что ваше имя — Гэтти.

— Ваша правда, я Гэтти Гуттер, сестра Юдифи и младшая дочь Томаса Гуттера, — отвечала девушка приятным голосом.

— В таком случае я знаю вашу историю. Скорый Гэрри рассказал мне все, потому что он не имеет обыкновения скрывать чужих дел. Вы проводите бо́льшую часть вашей жизни на озере?

— Да. Моя мать умерла. Батюшка занимается своим делом, а Юдифь и я остаемся дома. Как вас зовут?

— На этот вопрос не совсем легко ответить. При всей своей молодости, Гэтти, я имел гораздо больше имен, чем какой-нибудь из великих начальников во всей Америке.

— Но все же есть у вас какое-нибудь имя? Бросая одно, вы, конечно, с честью принимали другое.

— Надеюсь, что так. Имена доставались мне недаром, и, я думаю, теперешнее имя недолго останется за мной. Делавары редко сразу подыскивают действительное имя, свойственное человеку, пока он не обнаружит своего истинного характера в совете или на войне. Моя очередь еще не пришла. Во-первых, я не имею права заседать в их советах, потому что я не краснокожий; а во-вторых, на моем веку теперь только первая война, и неприятель еще не забирался в эту колонию.

— Скажите мне ваши имена, — повторила Гэтти наивно, — и я, может быть, скажу вам, кто вы такой.

— Не думаю. Люди часто обманываются при оценке характера своих собратий и нередко дают им имена, которых они вовсе не заслуживают.

— Скажите мне ваши имена! — вскричала с запальчивостью девушка. — Я хочу знать, как о вас думать.

— Извольте, если вы непременно этого хотите. Прежде всего я принадлежу к породе белых людей, точно так же, как и вы. Мой отец имел фамилию, которая перешла к нему по наследству, и он передал ее мне. Эта фамилия — Бумпо. К ней придали имя Натаниэль, которое для краткости часто произносят Натти.

— Ах, как это хорошо: Натти и Гэтти! — вскричала молодая девушка, отрывая глаза от работы и с улыбкой всматриваясь в своего собеседника. — Вы — Натти, а я — Гэтти, но только вы — Бумпо, а я — Гуттер. Как вы думаете: ведь Гуттер звучит приятнее, чем Бумпо? Не правда ли?

— У каждого свой вкус. Бумпо звучит не так хорошо, я согласен; но мой дед и отец довольствовались этой фамилией всю жизнь. я, однако, носил ее недолго: делаварам показалось, что я никогда не лгу, и потому они назвали меня: «Правдивый».

— Это очень хорошее имя! — вскричала Гэтти с живостью и убежденным тоном. — Не говорите же, что нет правды в именах!

— Я и не говорю этого. Ложь, действительно, ненавистна для меня, как и для многих других людей. Через несколько времени делавары нашли, что у меня проворные ноги, и потому назвали меня: «Голубь».

— Чудесное имя, — сказала Гэтти. — Голубь — прехорошенькая птица.

— Все хорошо в своем роде, моя милая. Только человек слишком часто портит окружающее своим прикосновением. Потом, когда я начал заниматься охотой, делавары увидели, что я отыскиваю дичь скорее и вернее многих сверстников. Они прозвали меня «Вислоухим», потому что, как говорили они, у меня собачье чутье.

— Вот это нехорошо… Надеюсь, вы недолго носили это имя?

— Недолго. Когда я обзавелся своим карабином, делавары увидели, что я способен своим искусством доставлять в их хижины гораздо больше дичи, чем требовалось для них. Они назвали меня «Зверобоем» и «Непромахом», так как я не даю промаха, когда стреляю в оленей. Это имя я ношу до сих пор и горжусь им, хотя некоторые полагают, что для мужчины гораздо приличнее сдирать кожу с человеческих черепов, чем стрелять в оленей.

— Я этого не думаю, Зверобой, — простодушно заметила Гэтти. — Ваше ремесло мне нравится, и я нахожу, что ваше последнее имя гораздо приятнее, чем Натти Бумпо.

— Это очень естественно в молодой девушке с вашим характером, и я этого ожидал. Мне говорили, что сестра ваша редкая красавица.

— Разве вы никогда не видали Юдифи? — с живостью вскричала Гэтти. — О, ступайте к ней, ступайте скорее! Ей не всегда нравится общество Скорого Гэрри.

Бледные щеки молодой девушки немного оживились, и взгляд ее, обыкновенно ясный и спокойный, засверкал неестественным блеском. Зверобой медленно вышел из комнаты.

Почти одновременно с Бумпо в другой комнате, где сидели Юдифь и Скорый Гэрри, появился и владелец ковчега, Томас Гуттер, или Том Плавучий, как обыкновенно называли его охотники, знакомые с привычками загадочного старика. Казалось, он с первого взгляда узнал каноэ Гэрри и не обнаружил ни малейшего изумления, когда увидел его на пароме.

— Я ожидал тебя на прошлой неделе, — сказал он, обращаясь к Гэрри. — Сюда дошел слух, что между колонией и Канадой опять идет перепалка, а я засел между этими горами один, как байбак. На одни свои руки плохая надежда.

— Очень понимаю беспокойство отца, у которого две таких хорошеньких дочки, как Юдифь и Гэтти, — отвечал Генрих Марч полушутливо.

— Однако ты в теперешнее время, когда канадские дикари начинают рыскать по всем сторонам, приехал сюда не один, — сказал Гуттер, бросая недоверчивый взгляд на Зверобоя.

— В этом нет никакой беды, Томас Гуттер. В дороге пригодился бы и дурной товарищ, а этот молодой человек — славный малый, могу тебя уверить. Это Зверобой, известный между делаварами охотник и честный человек, получивший такое же воспитание, как ты и я. Он отлично стреляет оленей, и мы не насидимся при нем без дичи.

— Добро пожаловать, молодой человек, — проговорил Том, протягивая Бумпо свою костлявую руку. — В нынешнее время каждый белый внушает доверие, и я надеюсь при случае найти в вас помощь. Дети иной раз могут разнежить самое твердое сердце, и я боюсь за своих дочерей гораздо больше, чем за все свои права на эти места.

— Это очень естественно, — сказал Гэрри. — Мы с тобой, Зверобой, еще не испытали этого чувства, но я вполне понимаю его. Будь у нас дочери, мы, без сомнения, имели бы такие же опасения, и я уважаю человека, который не стыдится этого признания. Ну, старик, с этой минуты я объявляю себя защитником Юдифи, а Зверобой будет покровителем Гэтти.

— Очень благодарна вам, господин Марч, — отвечала Юдифь. — Знайте, однако, что Юдифь Гуттер может защищать себя сама и не нуждается в помощи какого-нибудь бродяги. Если нужно будет столкнуться с дикими, выходите с моим отцом на вольный воздух вместо того, чтоб запираться в четырех стенах под предлогом защиты слабых женщин, и…

— Юдифь! Укороти свой язык и выслушай, в чем дело. Дикие уже на берегу озера, и неизвестно в какой стороне. Может быть, они от нас в нескольких шагах…

— Если это правда, Том, — с беспокойством сказал Гэрри, — твой ковчег в довольно жалком положении. Он скрыт недурно, если могли обмануться даже мы с Зверобоем, но индеец, который охотится за волосами с человеческого черепа, отыщет его непременно.

— Я думаю то же самое и, признаюсь откровенно, в эту минуту скорее желал бы быть во всяком другом месте, чем в этой засаде. Скрываться здесь очень удобно, это правда, но не будет никакого спасения, если дикари откроют убежище. Теперь они очень недалеко от нас, и трудно выкарабкаться из этой реки, чтобы с берега не перестреляли нас всех, как оленей.

— Уверены ли вы, господин Гуттер, что краснокожие, которых вы так боитесь, действительно из Канады? — спросил Зверобой скромным, но серьезным тоном. — Если вы их видели, не можете ли сказать, как расписано их тело?

— Я не видал еще никого, но наверное знаю, что они слоняются в окрестностях. Спустившись по реке на милю отсюда, я заметил у края болота человеческий след, обращенный к северу. По размерам следа ноги и по углублению в нем от большого пальца я тотчас же догадался, что это должен быть след индейца, а немного погодя я отыскал старый его мокасин, брошенный в грязь. Я очень хорошо заметил место, где он останавливался, чтобы переменить свою обувь.

— Из этого еще нельзя вывести заключения, что краснокожий имел враждебное намерение, — сказал Зверобой, покачивая головой. — Опытный солдат мог бы зарыть, сжечь или бросить в реку свою изношенную обувь, не обнаруживая своего присутствия. Я уверен, что след, на который вы напали, принадлежит мирному индейцу. Я приехал сюда повидаться с одним молодым индейским начальником, и он должен ждать меня около того места, на которое вы указали. Может быть, на его след вы и напали.

— Гэрри, я надеюсь, что ты хорошо знаешь молодого человека, который назначает свидание с дикими в таком месте, где он никогда на был прежде? — спросил Гуттер подозрительно. — Измена считается добродетелью у индейцев, а белые слишком скоро осваиваются с их обычаями, как только поживут между ними.

— Справедливо, старик, совершенно справедливо; но только это вовсе не относится к моему приятелю. Зверобой — откровенный молодой человек и не способен на обман. Я ручаюсь за его честность, хотя не имею никаких доказательств его храбрости.

— Я желал бы знать, что ему надобно в этой стране?

— Это скоро будет объяснено, господин Гуттер, — спокойно отвечал молодой охотник. — Отец двух дочерей, владелец озера имеет полное право осведомляться, зачем и кто приезжает в эти места. Это все равно, как если бы колония вздумала спросить, зачем французы увеличивают свои полки на пограничной линии.

— Если вы так думаете, любезный друг, потрудитесь рассказать вашу историю без всяких предисловий.

— Дело вот в чем, Томас Гуттер. Я еще очень молод и не успел до сих пор показать своей опытности в военном деле. Когда же прислали к делаварам обнаженную секиру, объявляя таким образом наступление войны, они поручили мне отправиться к людям моего цвета и подробно разведать о настоящем положении вещей. Я исполнил это поручение, и по окончании своих переговоров с белыми начальниками встретил на возвратном пути на берегах Скогари королевского офицера с деньгами, пересылаемыми некоторым союзным племенам, живущим далее к юго-востоку. В этом делавары видели благоприятный случай для Чингачгука, еще не успевшего помериться с неприятелем своими силами, и вместе с тем для меня, который также не отличался еще на поприще войны. Поэтому один старый делавар посоветовал нам встретиться и переговорить возле утеса на краю этого озера. Не скрою, есть у Чингачгука и другая цель свидания, но это его личный секрет, который нисколько не касается вас, и, конечно, вы не потребуете, чтоб я без всякой нужды выдавал чужие тайны.

— Держу пари, что дело идет о какой-нибудь молоденькой женщине! — вскричала Юдифь, улыбаясь и краснея при этой догадке. — Если сюда не замешалась охота или война, так, значит, молодой индейский начальник влюблен: это яснее солнца.

— Может быть, да, может быть, и нет. Я не скажу ничего ни в подтверждение, ни в опровержение догадки, которая, естественно, весьма легко может запасть в голову молодой девушки, проникнутой нежным чувством. Завтра поутру, за час до захода солнца, мы должны встретиться с Чингачгуком возле утеса и потом вместе продолжать наш путь, не трогая никого, кроме врагов колонии, которые теперь на законном основании сделались и нашими врагами. Скорого Гэрри я давно знал, потому что он не раз ставил свои капканы на земле делаваров. Встретившись с ним на берегах Скогари, когда он собирался на свои, обыкновенные в летнее время, поиски, мы решились идти вместе не столько из опасения, сколько для сокращения нашей общей дороги. Впрочем, об этом он и сам говорил вам.

— Так вы полагаете, что замеченный мною след принадлежит вашему другу, который явился на место свидания раньше условленного срока?

— Да, я так думаю. Может быть, я ошибаюсь, а может, и нет. Если бы увидеть найденный вами мокасин, я бы тотчас сказал, кому он принадлежит: делавару или нет.

— Извольте, вот он! — вскричала Юдифь, уже сбегавшая за ним в лодку. — Говорите, друг его носил или недруг? Вы честный человек, и я вполне верю вашим словам, что бы ни думал об этом отец.

— Это очень на тебя похоже, Юдифь, — сказал старик Том. — Я беспрестанно боюсь врагов, а у тебя на уме только друзья. Хорошо, молодой человек, говорите: что вы думаете об этом мокасине?

— Он сделан не так, как у делаваров, — отвечал Зверобой, внимательно осмотрев эту изношенную и брошенную обувь. — Я еще слишком молод и неопытен в военных делах, но мне кажется, что этот мокасин шел с севера, из-за больших озер{Из Канады.}.

— В таком случае мы не должны здесь оставаться ни минуты, — сказал Гуттер с крайним беспокойством, как будто скрытый неприятель засел на берегу недалеко от его ковчега. — До сумерок один только час, а в темноте нельзя выбраться отсюда, не делая шума. Слышали вы за полчаса перед этим эхо от ружейного выстрела?

— Ведь это я выстрелил, черт меня побери! — отвечал Скорый Гэрри, понявший теперь свою неосторожность.

— Нехорошо, молодой человек, очень нехорошо. Выстрел может возбудить подозрение индейцев, и они легко откроют наше убежище. Никогда нельзя стрелять в военное время без всякой нужды.

— Это я говорил и прежде своему товарищу. Он слишком упрям и не слушает посторонних советов, — сказал Зверобой. — Однако зачем нам переменять эту позицию, господин Гуттер? Здесь мы, кажется, в относительной безопасности и в случае нужды могли бы защищаться из этой каюты. Я знаю сражения только по рассказам, но мне кажется, что из этой крепости можно обратить в бегство дюжины две мингов.

— Это и видно, молодой человек, что вы знаете сражения только по рассказам. Видали ли вы когда-нибудь пространство воды пошире того, через которое вы сейчас проезжали с вашим товарищем?

— Нет.

— Так я объясню вам невыгоды нашей позиции в этом углу. Здесь, видите ли, дикие без труда узнают, в какой пункт направлять свои пули, и безрассудно думать, что ни одна из них не проберется через трещины нашего судна. Мы, напротив, принуждены будем стрелять наудачу во все эти деревья. С другой стороны, здесь ничто не спасет нас от пожара, потому что всего легче запалить кору этой кровли. Кроме того, дикие в мое отсутствие проберутся в мой за́мок, разграбят его, опустошат и разорят вконец. Но если мы выберемся на озеро, неприятель должен будет атаковать нас не иначе, как на лодках или на своих паромах, и тогда мы совершенно сравняемся с ним. Защищаясь с ковчега, мы отстоим наш за́мок. Понимаете вы эти соображения, молодой человек?

— Как не понять! Вы совершенно правы, господин Гуттер.

— Нечего, стало быть, и распространяться, дядюшка Том! — с живостью вскричал Гэрри. — Чем скорее с места, тем лучше. Марш за дело! Может быть, еще до ночи нам удастся запастись индейскими скальпами.

После краткого совещания начались серьезные приготовления к трудной переправе. Прежде всего развязали веревки, которыми ковчег прикреплялся к деревьям на берегу, потом посредством бечевок мало-помалу вытащили его из-за кустарников на гладкую поверхность воды. При этом не было произведено ни малейшего шума, ни малейшего шороха, потому что старик Гуттер принял все предосторожности. Затем, когда все трое перебрались с берега на борт ковчега, Гуттер и Скорый Гэрри взялись за весла, а Зверобой стал на карауле, посматривая во все стороны. Эта предосторожность была очень кстати. Когда они подъехали почти к самому устью Сосквеганны, Зверобой увидел на западном берегу такое зрелище, которое могло напугать и опытного воина: на огромное дерево, наклонявшееся к воде в форме полукруга, уже вскарабкались шесть индейцев с очевидным намерением прыгнуть на каюту ковчега, как только он поравняется с этим местом. Зверобой заметил их в ту самую минуту, когда уже один, придерживаясь за ветви, выжидал удобного мгновения, чтобы соскочить и увлечь за собою остальных товарищей.

— Живее, Гэрри, живее! — вскричал он. — Дело идет о жизни. Гребите изо всей силы.

Пораженные этим необыкновенным криком, Гуттер и Марч удвоили свои усилия и с быстротою стрелы промчались мимо рокового дерева, как будто заранее зная опасность, которая им здесь угрожала. Заметив, что их открыли, индейцы испустили пронзительный военный крик и опрометью один за другим бросились с дерева, надеясь попасть на кровлю плавучего дома, но вместо этого все попадали в воду на большем или меньшем расстоянии от ковчега. Один только их начальник, бывший впереди и вооруженный с ног до головы, очутился на борту плавучего дома. Прежде чем он успел прийти в себя, смелая Юдифь, выбежав из каюты, мгновенно столкнула его в воду. Ее щеки пылали, глаза горели необыкновенным блеском, и в этом состоянии она едва ли давала себе отчет в безрассудности своего отчаянного героизма. Все это было делом одного мгновения, и когда Юдифь опомнилась, Натаниэль взял ее на руки и поспешно отнес в каюту. В ту же минуту по всему лесу раздались ужасные крики, и ружейные пули застучали по стенам каюты. Еще несколько мгновений, — и ковчег выплыл на открытое озеро, где уже не было никакой опасности. Индейцы с сожалением увидели бесполезность своих покушений и мало-помалу прекратили ружейные залпы.

Юдифь столкнула его в воду.