Колодцы Маннергейма

Денис Алексеевич Воронин, 2021

Книга – одновременно нуар, роман взросления и фрагмент семейной саги, в котором переплелись судьбы наших современников. Молодая успешная героиня уезжает по делам на побережье Средиземного моря в город, где, кажется, невозможно работать, а фиеста продолжается вечно – и не скажешь ей: «Бастанте!». Ее бывший муж, загнанный в тупик тяжелой болезнью, вынужден ступить на тропу криминала. А их общий сын и воспитывающий его дед-сиделец пускаются в бегство, больше похожее на опасное путешествие, то ли заставляющее возмужать его участников, то ли коверкающее их судьбы. Будто бы начавшийся со спойлера, новый роман автора непредсказуем до самой развязки, к которой ведут чудовищные поступки героев и мрак, прячущийся внутри каждого где-то на самом дне ям под названием Колодцы Маннергейма. Содержит нецензурную брань.

11. Авиация и артиллерия

— А-а-а-ви-а-а-ци-я-а-а и артилле-е-ри-я-а-а! А-а-а-ви-а-а-ци-я-а-а и артилле-е-ри-я-а-а!.. — голос Павла из-за дверей ванной комнаты заглушает шум льющейся воды.

Аглая трогает дверную ручку, намереваясь не то подергать ее, не то постучаться, и с удивлением обнаруживает, что дверь в ванную не заперта. Она легонько толкает ее, скользит в образовавшийся проем, стараясь ступать босыми ногами как можно тише, проходит к унитазу, сдергивает с себя трусики и усаживается, предварительно опустив стульчак. Улыбается, понимая, что плещущийся в душевой кабинке с запотевшими стеклянными стенами Павел не замечает ее присутствия. Наверное, у нее получится и уйти незамеченной, но такая партизанщина не в ее духе.

Они же решили, что Аглая Ивановна — девица адская.

Продолжая сидеть на унитазе, она начинает подпевать Павлу:

— Солнцем нагретые камни наскучат, хоть я и змея. Далее в песне, конечно, положена рифма «семья»…

Про «семью» она поет в гордом одиночестве.

— Ты что здесь делаешь? — спрашивает из душевой кабинки замерший богомолом Павел. — Не видишь, что занято?

— Когда занято, двери обычно запирают, — отвечает Аглая. — И что мне делать, если я в туалет хочу? Ждать, пока вы тут, маэстро, весь свой репертуар исполните, а потом еще на «бис» выйдете?.. Не расстраивайся. Я уже видела твой зад вчера на пляже, так что не из-за чего переживать… Все-все, ухожу… Горячей воды, пожалуйста, в бойлере хоть немного оставь…

В холодильнике пусто, лишь прохлаждается на верхней полке бутылка минералки, поэтому завтракать они спускаются в бар на углу кайе Валенсиа и кайе Индепенденсиа. Еще нежаркое субботнее утро приветствует их автомобильным гудком с соседнего перекрестка. Аглая с Павлом устраиваются у дверей бара на высоких табуретах за шатким столиком для курильщиков. Пожилой бармен с выцветшими глазами подает разогретую в микроволновке тортилью. Аромат еды смешивается с запахом постиранного белья из прачечной самообслуживания на противоположном углу перекрестка.

— Грасиас! — благодарит бармена Аглая.

Они принимаются за тортилью, разглядывая, как напротив них, через проезжую часть, большая негритянка с афрокосичками поочередно поднимает тяжелые, словно виевы веки, ставни на окнах пелукерии «Joshua 54 Cult Hair Designer». Двигатель одного из роллетных механизмов дребезжит в предынфарктном состоянии.

— Вкусно… — говорит Павел про тортилью и добавляет. — Не ожидал, что ты слушаешь «Текилу».

— Это не я, это бывший муж слушал. Пару раз ходила с ним за компанию на их концерты. Мне нравилось.

— А где теперь муж? — спрашивает Павел.

Аглая не успевает ничего ответить на его дурацкий вопрос, потому что какой-то малолетний шкет кидает под ноги чернокожей толстухе петарду, через секунду взрывающуюся с оглушительным грохотом. От неожиданности Аглая вздрагивает, чуть не опрокидывая столик с тарелками, а негритянка беззлобно ругается вслед с хохотом удирающему шпаненку.

Первая из множества петард, которые взорвут сегодня.

Бармен приносит кортадо для Аглаи и кафе кон лече, кофе с молоком, для Павла. Убрав со стола их тарелки, он возвращается на улицу — поглазеть, пока нет клиентов, на то, что происходит вокруг. Мимо проходит старик, выгуливающий большую лохматую собаку. В руках у него пакет, в котором отчетливо бряцают бутылки. Бармен здоровается со стариком. Косясь на двусмысленный («Kiss My Fire») принт на серой футболке Аглаи, тот останавливается и расспрашивает бармена, где тот будет отмечать Сан-Хуан. Бармен охотно рассказывает, что они с женой собираются в гости к брату жены, а затем все вместе выйдут к костру на кайе Араго̀ посмотреть на дьявольских барабанщиков. Что еще за дьявольские барабанщики, закуривая, думает Аглая.

Павел допивает свой кофе и вспоминает вслух, что ему нужно купить плавки, потому что на вчерашний гей-пляж он больше ни ногой.

— Купим, — соглашается Аглая. — Только сначала возьмем в супермаркете коки с кавой и закинем домой, чтобы кава успела охладиться.

— Кока? Кава? Ты это про что сейчас?

— Кава — каталонское игристое, стыдно не знать. Кока — традиционный праздничный пирог. Сегодня же Сан-Хуан, считай, летний Новый год, — напоминает Аглая. — Вечером всем полагается быть пьяными.

Хмыкнув, Павел спрашивает:

— А пораньше можно начать?

* * *

Начинают они через пару часов в небольшом баре в Старом городе, где пытаются спрятаться от навалившейся полуденной жары. Берут по бокалу вермута с долькой апельсина, к нему — плошку маслин. С шутками-прибаутками обмывают покупку плавок и выходят на улицу.

Палящее солнце обесцвечивает высящийся посреди площади готический собор Санта-Крус, оставляя яркие цвета лишь в витринах «Desigual» напротив. Работающие внутри кондиционеры превращают магазин в подобие прохладного тропического леса, в пестрых зарослях платьев и блузок которого сполохами расцветают алые треугольники, синие квадраты и черные клетки. С висящей на мужском манекене белой рубашки на покупателей таращится нарисованный на ткани шимпанзе. Словно загипнотизированный обезьяним взглядом, Павел трогает один из рукавов рубашки, проводит пальцами по пуговицам, будто пересчитывая их, смотрит на ценник и оборачивается к Аглае:

— Как думаешь… — начинает он, но та отрицательно мотает головой:

— Не нужно тебе такое. Подожди, пожалуйста, я сейчас померяюсь и отведу тебя в одно место, найдем тебе рубашку…

Вручив Павлу свою сумочку, она с ворохом шмоток скрывается в примерочной, где застревает минут на десять.

— Ну, как тебе? — Аглая отдергивает штору в кабинке и показывается спутнику в красно-рыжем платье с черными геометрическими узорами и вертикальной, вдоль шва, якобы сделанной от руки надписью, в которой можно разобрать слова «good», «sex» и «life».

Павел молча показывает ей большой палец. Аглая удовлетворено кивает. Попробовал бы сказать что-нибудь другое… В очереди на кассу она озадаченно размышляет над увиденным во взгляде Павла. Или ей показалось?

Узкими и извилистыми, как потроха, улочками Баррио Готик она выводит Павла по мощеной брусчаткой кайе дель Пи к небольшому магазинчику пошитых в Барселоне рубашек с броскими цветными манжетами. Одетый в одну из фирменных рубашек продавец примерно их возраста приветствует их и показывает стойки с новыми и распродающимися моделями.

— А вот такая у них есть моего размера? — спрашивает Павел у Аглаи, кивая на белую рубашку с голубыми манжетами с нарисованными на них старинными воздушными шарами.

— Аэронавтико? — без всякого перевода понимает продавец. — Си, кларо (Да, конечно).

В размер он попадает с первого раза и, пока Павел занимается примеркой, успевает показать Аглае парочку женских рубашек. Одна из них симметрична той, с которой в примерочной возится Павел. Сама камиса — рубашка — голубая, а манжеты с воздушными шарами — белые, с голубой оторочкой. Ткань рубашки кажется какой-то электрической субстанцией, превращенной каталонскими дизайнерами в дорогой хлопок. Аглая занимает соседнюю кабинку. Когда они с Павлом почти одновременно появляются из примерочных, продавец с возгласом «О, перфекто!»

Конец ознакомительного фрагмента.