Колодцы Маннергейма

Денис Алексеевич Воронин, 2021

Книга – одновременно нуар, роман взросления и фрагмент семейной саги, в котором переплелись судьбы наших современников. Молодая успешная героиня уезжает по делам на побережье Средиземного моря в город, где, кажется, невозможно работать, а фиеста продолжается вечно – и не скажешь ей: «Бастанте!». Ее бывший муж, загнанный в тупик тяжелой болезнью, вынужден ступить на тропу криминала. А их общий сын и воспитывающий его дед-сиделец пускаются в бегство, больше похожее на опасное путешествие, то ли заставляющее возмужать его участников, то ли коверкающее их судьбы. Будто бы начавшийся со спойлера, новый роман автора непредсказуем до самой развязки, к которой ведут чудовищные поступки героев и мрак, прячущийся внутри каждого где-то на самом дне ям под названием Колодцы Маннергейма. Содержит нецензурную брань.

4. Бабушка на фронте

Они молчат, напряженно разглядывая друг друга, прямо герои вестернов, и лишь Девятиэтажный все крутит и крутит свою шарманку, бубня:

— Бабушка… Бабушка на фронте… Вот ведь же… Бабушка на фронте…

Сергей, давно выучивший лексику напарника, знает, что эта неизвестно где подобранная им «бабушка на фронте» означает крышеснос и полный отвал башки. Но патрульные недоуменно оглядываются на сидящего на заднем сиденье их машины перепачканного засохшей кровью деда, и один из них, молодой и по-детски пухлый сержант спрашивает у Костяна:

— Не понял, где ты тут еще бабушку увидел?

Костян, умолкнув, тянет из кармана сигареты, пока Сергей вступается за напарника:

— Никакой бабушки нет. Это присказка такая.

— Вроде «бля»? — уточняет пухлый.

— Вроде.

— Бля, так бы и говорил тогда.

Сергей вспоминает, как тем давним летом их прижали с торца снесенного сейчас кинотеатра «Балканы». Они да упавшая им на хвост младшая сестра Девятиэтажного топали с «Блэйда» с Уэсли Снайпсом. Их окликнули, спросили про закурить и про деньги. Окликнувших было пятеро. Стояли полукругом, щерились, а напуганная Анька пыталась спрятаться за спину Костяна. Внутри Сергея противно задрожало, дрожь как липкая гусеница поползла по ватным ногам, а Девятиэтажный вдруг резко вытолкнул сестру с поля боя, схватил из-под ног половинку кирпича, и их замотало так, что если бы ментосы потом сумели все размотать, мало бы никому не показалось. Парочку из тех пяти они уработали, как Блэйд — вампиров. Хорошо, мелкая уже тогда соображала, что к чему, и никому не проболталась. В тот день Сергей впервые и услышал от Костяна про бабушку на фронте. Они сидели на берегу затопленного котлована, пытаясь отмыться-отчиститься от своей и чужой крови, и Девятиэтажный все повторял и повторял про бабушку, пока Сергей не прикрикнул на него, что хватит, достал.

— А как дед к вам сюда попал? — интересуется второй полицейский, весь тощий и злой, во рту болтается жвачка, а глаза — как студень. — Гляжу, у вас и граница, — он кивает в сторону приоткрытых решетчатых ворот, — на замке…

— Здесь кругом камеры понатыканы, — объясняет Сергей, — я прокрутил записи с них, пока вас ждал. Там видно, как дед, — он кивает в сторону патрульной машины, — пролезает под воротами, только не под этими, под другими. У нас еще одни есть, тупиковый железнодорожный путь преграждают. Но халтурно сделаны, от честных людей, под ними пролезть можно, если между рельсами. Вот он и заскочил.

— Камеры просматривал? Что, прямо следствие ведут Колобки? — хмыкает пухлый.

Ты лучше бы молчал про колобков, думает Сергей, глядя на его заливные щеки.

Убедившись, что прибежавший в «штаб» напуганный Данька ничего не придумывает, Сергей звонит в «02». Дежурный на его вызов реагирует вяло, поэтому Сергей для подстраховки просит Костяна сгонять к «гайцам», регулярно торчащим неподалеку «в засаде» за поворотом на Четвертом Предпортовом.

— Серый, ты это пошутил? Оно им надо? — изумляется Девятиэтажный, но все-таки выходит за периметр, прыгает во Франки и мчит на поиски «гайцов».

Сергей тем временем берет под руку совершенно невменяемого, то плачущего насухо, без слез, то замолкающего, кажется, навсегда, деда и осторожно ведет его к будке охраны. Старик, на лице которого засохла чужая, потому что никаких ран или порезов у него на теле не видно, кровь передвигается мелкими неуверенными шажочками, как допившийся до ручки алкаш.

— Беги, чайник согрей, — говорит Сергей Даньке, и сын уносится к «штабу».

Отпоить деда чаем они не успевают. Сначала появляется Костян, а через несколько минут после него — патрульный «форд». Найденные Костяном «дэпээсники» ехать с ним не едут, но повторяют вызов по своим каналам. Двое подъехавших на машине сержантов, Злой и Раздобревший, у которого на плече висит короткоствольный автомат, выслушивают Сергея. Потом они осторожно, словно опасаясь подвоха от купчинских парней в черной форме охранников, заглядывают в вагончик «штаба». Увидев сидящего на краю продавленного дивана окровавленного старика, они переглядываются. Раздобревший тянет:

— На бомжа не похож… И загар — будто из Турции вчера прилетел…

— Не загар, — отвечает Злой. — Он казах или кто-то из этих, из Азии, в общем.

— Да ладно… Документов у него с собой не было?

— Я не нашел, — отвечает Сергей. — Да где им тут быть?.. Полкармана на нитке болтается.

Злой командует:

— Давайте выводите его.

Костян с Сергеем ставят деда на ноги и, придерживая, выводят из «штаба». Успокоившийся было в тесном замкнутом пространстве, на улице тот начинает проявлять признаки беспокойства — поскуливать, судорожно вертеть головой, озираясь по сторонам. Боится, понимает Сергей. Того, что загнало его под железнодорожные вагоны?

— Слышь, ты кто такой? — неожиданно обращается к старику Раздобревший.

Тот даже не смотрит на него.

— Я пытался с ним разговаривать, — произносит Сергей, — но он как каменный…

— Назад посадим? — спрашивает у напарника Раздобревший. — Не перепачкает он нам там все?

— А ты его в багажнике везти собрался? — огрызается Злой.

— Не, ну хотя бы подстелить что-нибудь…

Словно загипнотизированный мутным глазом луны, старик замолкает, позволяя охранникам вывести себя за ворота, к полицейскому «форду». Раздобревший открывает перед ним дверь. Девятиэтажный, шепотом все поминая бабушку на фронте, помогает деду устроиться на заднем сиденье. Лохмотья, в которые превратились его попугаистая гавайка и штаны из коричневого вельвета, не скрывают выцветшие синюшные наколки на руках-ногах.

Костян оборачивается к полицейским:

— Это, парни… Куда вы его?

— Тут «скорая помощь» рядом, на Костюхе, — отвечает Злой, — пусть проверят его на всякий случай, узнают, какой группы кровь на нем, его-не его, а потом посмотрим.

— Может, по наколкам его пробить? — предлагает Девятиэтажный. — Похоже, он зэк бывший. Вон, перстни на пальцах…

— Без вас разберемся, — говорит Раздобревший, который из тех копов, что испытывают превосходство над обывателями, а уж тем более — над всякими недоделками вроде охранников.

Он оглядывается вокруг, цепляется взглядом за шрам на левой щеке Сергея.

— Мужики, а что за помойку вы тут стережете?

Сергей мысленно соглашается с Раздобревшим. Пустыри, разбитые дороги, приземистые гаражи, напоминающие загнанные на запасные пути вагоны. Бетонные заборы с ребристыми выступами, делающие плиты похожими на окаменевшую шкуру доисторических рептилий. Наваленные кучи грунта и мусора, словно вспухшие в паху города лимфоузлы. Листки объявлений с женскими именами и телефонами. Подпирающая небо труба, как поднятый в предостережении указательный палец. Или средний — и не в предостережении. Все ржавое, пыльное, замурзанное. Накрытая давно нестиранным тюлем белой ночи выработанная и превращенная в помойку земля, по которой слоняются псы размером с маленькую лошадь. А луна над всем этим вроде блюдца со скисшим молоком.

Самое место для таких, по мнению Раздобревшего, человеческих очистков как они с Девятиэтажным.

— Железнодорожники грузовой терминал тут собрались строить, — объясняет Сергей. — Это они пока строительную площадку огородили, скоро начнут.

Не дослушав объяснений, Раздобревший кивает на стоящего в сторонке Франки:

— Чья?

— Моя, — отвечает Костян.

Франкенштейн, Франки, как зовет ее Девятиэтажный — двадцатилетняя «хонда прелюд» на двести шестьдесят лошадей. Фиолетовая дверь и черное крыло с разборки заплатками выделяются на стального окраса корпусе. Костяну все не найти времени и денег перекрасить их после случившейся полгода назад аварии.

— Гонщик, что ли? — интересуется Раздобревший.

— Вроде того.

— А движок, если проверить, тот, что в пэтээске? — решает докопаться Раздобревший.

— Хочешь — проверяй, — пожимает плечами Девятиэтажный.

Его Франки — «корч». Тачка, из которой выкорчевана вся родная внутрянка. Поменяны двигатель, подвеска, тормоза, а коробка вообще от «хонды инспайр». Так что, еще вопрос, что у него там по документам. Но Раздобревший уже теряет интерес, отходит в сторонку к хилой березке и поворачивается к ним всем спиной. Сергей слышит звук расстегиваемой «молнии», отворачивается. Пухляк в униформе, пристроившийся с распахнутой ширинкой к молодому деревцу, вызывает у него смутные дурные ассоциации.

Где там Данька?

Сергей оборачивается. Сын, не покидая охраняемой территории, маячит за решеткой ворот, уткнувшись в телефон. Сергей думает, что в годы его детства старик с окровавленным лицом стал бы для него приключением на пол-лета, надолго сделав героем среди сверстников, а теперешним детям ничего не надо, кроме гаджетов и этого их тик-така.

Злой тоже видит мальчишку и с досадой спрашивает у спины Раздобревшего:

— Там скоро опустошишь баки? Ехать пора.

— Куда-то торопишься? — застегивая штаны, спрашивает Раздобревший. — Ну так и надо было у этих, в «Русалке», штраф лавандосом брать, а не пивом.