Запертый

Дем Михайлов, 2022

Это история о молодом сурвере Амадее Амосе, что однажды, после очередной оплеухи и удара головой о стену понимает – хватит! Надоело! Сурверское убежище Хуракан, что надежно скрыто в безопасной земной толще от последствий разыгравшейся несколько веков назад ядерной войны. Счастливчики выжившие, что называют себя сурверами, столетиями живут по собственным законам и правилам. Сурвер – звучит гордо! Пусть наверху бушует ядерная зима и бродят страшные мутанты. Здесь внизу тепло, сытно и безопасно. Не о чем больше и мечтать…

Глава четвертая

С утра я пошел на работу.

Я сурвер-работяга — куда мне еще идти?

И я двинулся дальше уже протоптанной жизненной колеей. Но с небольшими изменениями. Для начала я прошерстил свою жилую площадь, найдя остатки чужого имущества и выставив их за порог в старой сумке с короткой пояснительной запиской «Вещи Тенка». При этом я убедился, что меня видела парочка прохожих, и даже поздоровался с ними, хотя ничуть не желал видеть их любопытные рожи. Они прочли записку — и пошли дальше, явно сменив прежнюю тему дискуссии на более новую. Сейчас они пройдутся социальным катком общественного порицания сначала по моему непутевому типа соседу, затем по мне, а под конец не забудут задуматься на тему «а может между ними что-то есть?». Раньше меня бы это встревожило. Раньше я бы их остановил и с почему-то виноватой улыбкой начал бы объяснять, что, мол, вы ничего такого не подумайте, мы с Тенком хорошие друзья, и просто не сложилась соседская жизнь… А сейчас мне глубоко плевать, что они там обсуждают.

Собрав свое имущество — то, что воняло чужим телом — я связал его в огромный узел и глянул на старые механические часы с эмблемой Россогора. Раритет! Круглый циферблат и механизм спрятаны в куске хрусталя, в нем же утоплена гордая надпись «Россогор», сзади торчат два медных ключика. Эта вещь досталась мне от прабабки, а та выкупила часы у… история почти бесконечная. Я забрал часы, когда уходил из отчего дома — чтобы отец не пробухал и их тоже. Старые часы показывали, что до момента, когда тут неподалеку начнет собираться наша рабочая бригада оставалось почти два часа — мы собираемся в девять тридцать, хотя многие опаздывают. Ну как многие… некоторые особенные… Бросив еще один короткий взгляд на часы, прислушавшись к своему состоянию, я принялся решительно переобуваться. Уже через пять минут я был на дорожке бегового Манежа и в среднем для меня темпе двигался по кругу. Просто равномерный механический бег с мягким приземлением каждой ноги — чтобы не так сильно отдавались болью вчерашние травмы. Так я бегал целый час — под конец сползя до черепашьего темпа и едва дотащившись до дома. Отлежавшись прямо на узле с простынями и полотенцами, я взвалил его на себя и поковылял в банный комплекс Чистая Душа. Там я провел целый час, позволив себе чуток понежиться в горячей воде, а затем еще и постирать все вещи. Что удивительно — сидящий за стойкой парень впервые смотрел при разговоре мне в глаза, а не в журнал. И он разговаривал со мной уважительно — так, как со мной никогда не разговаривали.

Здравствуйте, мистер Амос. Все ли понравилось, мистер Амадей? До свидания, мистер Амадей.

Все они путали мое имя с фамилией и постоянно меняли их местами — как и я сам.

Вернуться домой, развесить белье на заново протянутых веревках рядом с вентиляционной приточкой, а затем неспешно собраться, не забыв ни одну мелочь, снова налепить пластыри, забросить в карман пяток монет… на все это ушло еще полчаса. Топать до места встречи бригады минут десять — так что я безнадежно опоздал и буду там никак не раньше начала одиннадцатого утра — как раз то время, когда неспешно подползают «особенные» члены нашей «дружной» рабочей бригады.

Несмотря на боль, шагал я быстро — меня подгонял зверский голод. Бег топит жир. Бег жжет калории. Не будешь подпитывать внутреннюю печку едой — бег тебя иссушит и убьет. Так в мои уже почти безнадежно забытые подростковые времена говорил нам тренер по бегу. А затем меня задавили насмешки сверстников, и я ушел из беговой секции. Так моя спортивная жизнь закончилась.

Кто виноват?

Они, конечно. Затравили меня…

Я едва не споткнулся, когда во мне прозвучал мой же насмешливый и даже глумливый голос, что явственно проскрипел: «Ты виноват. Ты разрешил. Ты позволил». Закашлявшись, я, придерживая рукой саднящую щеку, еще чуток замедлился, позволив ноющим ногам отдохнуть.

С напарниками мы встречались рядом с уличной забегаловкой, расположенной там, где раньше находился книжный остекленный павильон — что-то вроде небольшого читального зальчика, где можно было взять любую книгу из шкафа и почитать, сидя за одним из столов. Моя мама в юности любила сюда ходить — по ее рассказам, запомненным мною в детстве. Но сурверы читать стали гораздо меньше, а вот играть в настольные игры чаще. Таков результат недавно проведенного официального исследования сурверского досуга.

Ага… настольные игры.

Звучит безобидно. На каждом уровне что-то свое, а у нас с ражем режутся на деньги в нарды. Долги наживают лютые. Книги отсюда убрали в архив, а вместо них установили пару киосков, где всегда можно было приобрести слабый алкоголь и немудренные закуски. Столы остались. Как и название Лучик Света. Новые владельцы арендовали эту площадь у семьи Якобс — кто бы сомневался — и заодно получили от них некоторые указания по правилам поведения с клиентами. Поэтому никто не орал на простых работяг вроде нас, когда мы скромно занимали один из пустующих окраинных столов и проводили тут ежедневное утреннее собрание, а следом и распределение работ. А чего владельцам протестовать и орать? Ведь им же все заработанное и принесем рано или поздно.

Первое, на что я наткнулся, добравшись до нашего излюбленного чмошного столика, как его любя называл покойный уже Степан, пропахавший в бригаде сорок лет и умерший от цирроза печени, были нескрываемо изумленные взгляды тех пятерых, что прибыли раньше меня. Среди них был и бригадир, что тут же приподнялся и сердито пристукнул кулаком по крепкой столешнице:

Конец ознакомительного фрагмента.