Вопреки

Даша Громова, 2022

Давняя страшная история, произошедшая в детстве, спустя годы грозит повториться вновь. Но только теперь уже повзрослевшему герою придётся полностью изменить свою жизнь ради собственной же безопасности. Изменить всё до неузнаваемости. Имя. Страну. Окружение. Планы на будущее… Но разве, обманывая других, можно обмануть и себя? Разве можно построить будущее, начисто стерев настоящее прошлое? В попытках спрятаться от себя, герой становится лёгкой добычей для неприятностей. Предательство близких и одиночество вынуждают его самостоятельно искать выход из тупика. Возможно, спасением для него станут любовь и дружба. Но сможет ли он жить вопреки страхам? Комментарий Редакции: Рассвет чувств, краски которого такие блеклые, краски в которые добавили совсем немного света, рассеяв ночную тушь – так можно было бы поэтично описать любовь двух героев этого романа – подростков, которые робко берут в руки кисти и начинают осторожно рисовать свою жизнь.

II. Добро пожаловать в игру

Я находился в ужасной тишине, которая резала слух, что я даже мог услышать, как бьётся моё сердце и пульсируют вены в висках. Просто закройте глаза и представьте, как вы лежите в помещении, в котором не происходит ничего, настолько абсолютно ничего, что вы даже способны услышать ваши мысли, — но вокруг не раздаётся и шороха — жизнь находится только внутри вас, но не факт, что вы живёте в этот момент. Я открыл глаза, в надежде увидеть хоть что-то, что могло объяснить эту тишину, но не увидел ровным счётом ничего, кроме белых стен и постоянно трещащей лампочки, давящей на глаза своей тошнотворной желтизной.

Помещение с каждым мгновением всё более походило на больничную палату, но только довольно странную больничную палату. Здесь не было окон и была лишь одна койка — моя, а ещё дверь была на половину прозрачной, что совершенно не упрощало моего понимания действительности. Конечно меня это настораживало, но больше, меня стало тревожить то, что я не мог повернуться или нормально лечь — что-то настолько сковывало мои движения, что я даже не мог посмотреть вниз себя. Потому что как только я начинал двигаться, то у меня начинало тянуть поясницу и кисти рук. Боже, что за пыточная?…

За дверью раздались чьи-то шаги, и я был рад, что я здесь не один. Надеюсь это Макс, который объяснит мне, что, чёрт возьми, происходит. Но, когда дверь распахнулась, то за ней никого не оказалось, кроме мрачной пустоты, из которой начинало вылезать нечто странное, похожее на силуэт, постоянно расплывавшийся в моих глазах, что я не мог даже сфокусироваться на его очертании, потому что он, как пластилиновый шарик, принимал новые формы, как только начинал двигаться ко мне. Надеюсь, он хотя бы дружелюбный!

— Почему я здесь? Что происходит? Почему я весь… — Стоп! Подождите! А почему у меня на запястьях, чуть выше бёдер и на щиколотках были застёгнуты фиксаторы? Что за…? Это мне уже перестаёт нравиться! Плохие шутки! — Что это? — Воскликнул я, смотря на силуэт с таким выражением лица, словно оно могло выразить всё мирское непонимание.

…Яркая вспышка ослепила глаза.

Когда я вновь начал различать силуэты, то нашёл себя на железнодорожной станции, стоящим меж путей. Я пошевелил пальцами рук, удостоверившись, что фиксаторы пропали, и попытался найти лестницу на перрон. Но как только я делал шаг, то тут же слышал гудок машиниста, бьющий своим скрипом по ушам. Но не стоять же тут и ждать пока меня собьёт поезд? Несмотря на рьяное сопротивление машиниста моим движениям я двинулся вперёд под ярко-красный свет семафора и неразборчивую речь диктора из динамиков. Вообще, к поезду меня тянуло как магнитом, что только сейчас я, кажется, начал осознавать, что иду ему на встречу, но времени, чтобы выбраться уже не оставалось — локомотив был прямо передо мной. Я зажмурился, выставив руки вперёд, и приготовился к удару.

…Снова эта ужасная вспышка. Как же она достала!

Я падал вниз… Чёрт возьми, я правда лечу куда-то вниз! Кто-то толкнул меня со всей дури в грудь и я падаю с большой высоты, потому что едва разбираю пролетающее мимо себя. Нет уж, лучше верните меня к поезду, там всё хотя бы произойдёт молниеносно… Где-то вдалеке я видел силуэт мужчины, выбежавшего на балкон, но он не предпринимал ни единой попытки, чтобы замедлить этот кошмар.

Это было странно, но я совершенно не почувствовал столкновения с землёй, лишь только колючий снег, который тут же забрался мне под воротник и толстовку, обжигая тело. Больно не было. Совершенно! Только страшно. Очень страшно и одиноко. Я лежал на земле, а губы почему-то сами произносили это:

Если в сердце бушует пожар,

То бензином его не потушишь!

Когда огненно-рыжий жар

Сердце пустыней иссушит…

— Чш-чш-чш, ты должен отдохнуть… — Чья-то женская рука погладила меня по щеке, прервав моё декларирование, и закрыла ладонью глаза. — Поспи! — Да вы что сговорились все?!

— Я не хочу спать, я хочу проснуться! — Я отдёрнул её руки от своего лица, сгорая от злости. — Я хочу проснуться! Я ХОЧУ ПРОСНУТЬСЯ! — Заорал я настолько громко, насколько это было возможно.

— Всё нормально? — Я открыл глаза и увидел перепуганного Макса. Я осмотрелся по сторонам: мы были всё ещё в такси. Пощупав себя за руку, я понял, что это сон, и кивнул Максу головой в ответ. Надеюсь, это был не вещий сон… а то иначе я предпочёл бы сойти с ума уже сейчас, чем переехать!

Вам, наверное, интересно как выглядит Рэй? О, если бы я был в хорошем расположении духа, то описал бы его как славный городок, но сейчас он мне казался одиночной камерой, в которой меня оставили навсегда.

Такси неспешно подъехало к многоэтажке, на парковке которой стоял мой чёрный спорткар. Хоть что-то приятное за утро… Хотя, куда я поеду? Я вообще не знаю города, кроме как где ближайшее кафе и универ — такой себе набор путешественника. Мы вышли из такси, выгрузив два моих чемодана и сумку Макса, направившись по дорожке ко входу.

— Нужно съездить на мойку! — Воскликнул я, подойдя ближе к машине, заглядывая в окна, попутно доставая ключи от неё из рюкзака.

— Тебя подождать или сам придёшь? — Вздохнул Макс, когда я залез внутрь.

— Я сам приду… Не бойся, я никуда не уеду: бензин закончился! — Макс с недоверием посмотрел на меня и, кивнув, направился к дому. Вот так я сбагрил вещи своему вассалу и остался в праведном одиночестве. Ладно-ладно, обойдусь без сарказма. Просто я хотел выгрести весь мусор из машины, потому что мне было очень лень заниматься этим дома, ну и ещё потому что я соскучился по своей малышке.

Хлама здесь, конечно, было предостаточно: какие-то салфетки, пакеты, никому не нужные тетрадки с моими конспектами, фантики, зарядки — и это я ещё до бардачка не добрался. Что хоть за конспект-то? «Конвергентная журналистика». Кому вообще это нужно? Точно в помойку! Я выудил большой пакет из кармана двери, и стал складывать в него все свои реликтовые сокровища, которые только смог найти в органайзерах на спинках кресел и ковриках. Я открыл бардачок и из него вывалился открытый пакет ирисок, который я даже не помню, когда сюда положил. Я набил ирисками карманы косухи, а оставшиеся решил тут же уничтожить. Надеюсь, я не отравлюсь! По крайней мере, выглядели они приятно, да и пахли тоже. Хотя, какая мне разница — я был ужасно голодным, что и просроченные с радостью бы ушли.

В за конфетами я нашёл набор медиаторов, который искал, наверное, полгода! Я тогда вышел из музыкального магазина, положил их туда, чтобы точно не забыть, а потом перевернул с ног на голову свою комнату, чтобы их найти. Как вам моя память? Мне тоже нравится.

В глубине бардачка я нащупал какую-то колбочку и потащил её на свет — это оказались Дашины роликовые духи с блёстками. На какое-то мгновение я замер и просто смотрел на них: поначалу мне захотелось их разбить об асфальт, но я передумал и, открыв, провёл роликом по запястью — тут же запахло грушей и ванилью — она давно ими не пользовалась, потому что запах застыл в воздухе, от чего начинало свербеть в носу. Наверное, теперь у меня аллергия на каждое воспоминание о Даше…

Я убрал свисавшие пряди волос за ухо и направился к багажнику, в надежде, что мне не придётся искать запасной мешок. Кроме черного папиного кардигана и каната с узлами, который Барни почти разгрыз, ничего не было, и я со спокойной душой закрыл багажник, потому что каких-нибудь находок, царапающих память, мне не хотелось. Поплутав между домами, я вывалил всё в контейнеры для мусора, оставшись один на один с обнаруженными вещами, и направился к дому.

Парадная была не такой узкой и крохотной, как в Энске: у лифта стояли два нефролепсиса, а у журнальной полки было размашистое алоэ. У стойки возле окна стояло несколько высоких барных стульев, а за ними небольшой лобби-бар. За лифтом был выход во двор, где был просторный бассейн, окруженный высокими пальмами, прорастающими через мраморную бежевую плитку, лежаки и открытый коворкинг с цветными лавочками, на которых сидело несколько человек со стаканчиками кофе и ноутбуками. И если не знать, что это жилой комплекс, то казалось, что ты попал в уютный современный отель, совмещенный с рабочим зданием: атмосфера двора была свободно-деловой. Интересно, какой вид будет с двенадцатого этажа? Я уже совсем забыл с моего последнего визита, что тут есть…

— Ого, Макс, откуда столько еды? — Спросил я, рухнув на кухонное кресло. Давайте я расскажу вам о виде из окна попозже: я ужасно голодный, как вы помните.

— Ну, пока ты целовался с машиной, было время заказать! Что ты будешь? — На столе стояли упаковки с миньонами с брусникой, рыба с пюре из брокколи и стейк с картошкой.

— Я буду всё! — Воскликнул я, вооружившись приборами и едва не пуская слюни.

— Тогда накладывай! — Произнёс устало он, приглашающим к плите жестом. Я навалил в тарелку всего понемногу, закинул капсулу в кофемашину, и побрёл к своей комнате. — Вернись назад! Я не хочу убирать потом по всей квартире крошки, если к тебе опять психоз вернётся! — Я, закатив глаза, вернулся за стол, с грохотом поставив тарелку. — Не впечатлило! — Я поджал губы и испепеляющим взглядом посмотрел на Макса. — После твоих выходок в самолёте ты меня уже не пробьёшь!

Когда я проснулся, то за дверью комнаты было тихо, а судя по часам, стоявшим на моём рабочем столе, дело близилось к ночи. Я сонно потянулся и, сев на кровати, посмотрел в окно. Город жил своей вечерней жизнью: горели вывески кафе, сверкали витрины магазинов, слышался уличный гам, где-то играли на гитаре, распевая местные песни, по дороге проносилось бессчётное количество машин, спешащих куда-то в центр, — в общем, всё было как и дома, только, вот, совсем не по-домашнему.

После тёплого душа и стакана холодной воды с лимоном я прямо испытал настоящий катарсис, даже перестав злиться на Макса и на обстановку вокруг. Перехватив пару ломтиков жаренной картошки и разболтав в стакане с газировкой кубики льда, я вышел из кухни и завернул в зал, откуда выливался тусклый свет от телевизора.

— Ну ты, конечно, и поспать любитель! — Воскликнул Макс, оторвавшись от хоккея, когда я сел рядом на диван. — Твой отец звонил, не хочешь поговорить? — Я замотал головой, когда Макс стал протягивать мне телефон. — Тогда хотя бы напиши, что всё нормально, он же ждёт!

— Ладно, напишу, — буркнул я, лишь бы Макс отвязался. — Тебе интересно? — Я перевёл взгляд на экран телевизора, где бесцельно гоняли шайбу уже пять минут с моего прихода. Макс кивнул, увлечённо наблюдая за происходящим на катке. Интересно, он вообще заметит, если я уйду? Сейчас проверим. Я вышел из комнаты под страстные крики болельщиков из телевизора и скрылся в коридоре — тишина. Да, на разговоры по душам теперь можно явно не рассчитывать. Придётся пересмотреть свои привычки, а Максу явно пора завести детей, чтобы понимать, когда нужно убавить звук в телевизоре…

Я сел на подоконник и уставился в окно: ковыряться в телефоне или ноутбуке мне мало хотелось, а завалиться спать по новой я был не готов. Что же до вида за окна — он был чудесным: мерцающие, как ёлочная гирлянда, улицы, возведённые по принципу трёхлучия; парк с гигантским колесом обозрения, находящийся в квартале от моего окна, пестрил своими красками беззаботного веселья, а чёрное небо раскрашивали фонтаны из разноцветных звёзд, которые будто срывались от скуки с неба и, опускаясь на землю, переливались на кронах деревьев. Разноцветные вспышки освещали горизонт в сиреневые, лазурные и апельсиновые тона, то и дело привлекая внимание своими пируэтами, внезапно появлявшимися в небе.

Бакалейные лавки, которые укладывались поудобнее на ночь, закрывали свои блестящие глаза-витрины; магазины и кафе, которые встречали своих последних гостей, выглядели довольно симпатично, вписываясь в углы домов или первые этажи зданий; бронзовые памятники на мосту, привлекающие лишь туристов, меланхолично взирали на ночных кутёжников, как и мраморные статуи каких-то мифических богинь, которые провожали своей девственной улыбкой посетителей театра.

Шумное городское ралли закрывало свои дневные трассы, позволяя редким зрителям пробежаться от одного светофора к другому взамен на тишину, как и истоптанное поле для вечных пробежек, устало вздыхало под ногами сумеречных прохожих, шастающих от одного заведения к другому.

Воздух был свежим и солёным, потому как море, шум которого был слышен даже в 7 остановках от него, неспешно заканчивало свои беседы с прибрежными жителями, превращаясь в сонную сапфировую гладь, постепенно чернея и провожая последние облака беспокойным отражением, охлаждая свой тревожный пыл. Небо уже и вовсе потускнело, как перед дождём, и серая дымка поглотила нежные лавандовые облака. Наступила ночь. Тихая одинокая ночь. С привкусом морской соли и звёздным послевкусием. Я почувствовал, что потускнел, как и небо, погрузившись вновь в свои мысли, даже не улавливая их вечно обновляющийся поток.

Когда мне становилось очень грустно, не знаю почему, но я всегда вспоминал этот эпизод из жизни. Было морозное, снежное утро, ветер завывал и иногда бился в наши окна. Я сидел на кухне и медленно гонял остатки каши по тарелке, думая о том, как сдать сессию, если я почти к ней не готовился. Настроение было паршивое, потому что через неделю был Новый год, а нас завалили литературой и заданиями к экзаменам, да ещё и вставать к первой паре — издевательство! В общем, меньше всего мне хотелось с кем-нибудь пересечься на кухне и тем паче поговорить. Но за дверью послышалась какая-то возня, а за ней заливистый хохот с визгами. Что там происходило — идей было мало. Было мало, пока в меня не прилетела струя холодной воды, причём прилетела целенаправленно. «Мы не сдадимся без боя!», — воскликнул папа и в следующую секунду я, всё ещё ничего не понимая, держал водяной пистолет, направляемый в сторону Марты, попутно отступая на балкон. Сперва, мне пришла в голову мысль о том, что я явно взрослее, чем они, но так казалось только в первые мгновения, потом мы уже носились друг от друга по всей квартире, пока не закончилась вода. Барни тогда с ума сбесился от такого представления и постоянно бегал от нас к Марте и обратно, думая, что всё это устроили для него. Мне кажется, последний раз я так искренне смеялся только в детстве, потому что чувствовал себя самым довольным ребёнком в тот момент. Помню, мы потом мокрые валялись на полу в зале, смеясь друг с друга, пока Барни не мог определиться кого же из нас троих сидеть и облизывать. Не знаю, пошёл я тогда в универ или нет, но улыбка после этого у меня ещё целую неделю не сходила! Пожалуй, это было самое классное утро за всё наше время с Мартой.

Хотя нет, лучше было только утро в мой прошедший день рождения! Обычно, мой день рождения отмечался как главный праздник в году, поэтому меня было трудно чем удивить в этот день, но они смогли. Как я уже потом узнал: за пару дней до этого, они закупились цветной и крафтовой бумагой, а ещё декоративным фетром с атласными лентами, и в ночь на мой день рождения украсили самодельной гирляндой коридор в квартире и кухню. Конечно можно было купить уже всё готовое в магазине, но, мне кажется, им самим было интересно заморочиться с этим, тем более намного приятнее, когда видны старания через немного криво вырезанные буквы и звёздочки: сразу становится понятно, что люди не за несколько минут бумагу раскромсали, чтобы лишь бы было. Но это я увидел потом, самое милое за утро было то, что я проснулся не под оглушающий рёв будильника, а под звонкое, улыбчивое «С днем рождения», а когда открыл глаза, то передо мной уже оказался торт с зажжёнными свечками. И пока я лохматый и сонный задувал свечи они целовали меня в щёки, сидя по обе стороны возле меня на кровати. Я как трехлетка тогда радовался такому представлению, даже вообще не обращая внимания на подарки. Знаете, это приятно, когда взрослые люди, у которых иногда нет времени на завтрак, заморачиваются несколько дней подряд ради 5 минут твоих эмоций.

Но сейчас меня вообще не приводили в чувства эти воспоминания. Всё, что лезло мне в голову, вертелось вокруг историй с грустным концом, от чего я печально растекался по подоконнику всё сильнее.

* * *

Первую неделю я провел лёжа на кровати, смотря в одну и ту же точку на стене. Ни увлечений, ни друзей — ничего, только пустота, одна душащая пустота, которая заполняла мой разум. Мне абсолютно ничего не хотелось: ни есть, ни пить, не разговаривать. Хотелось только одного: чтобы меня никто не трогал. Я выползал из комнаты под вечер только для того, чтобы перекусить холодной еды, потому что я даже не хотел её разогревать, сходить в душ и вернуться назад в свой склеп. Было ли это желание привлечь внимание? Нет. Но то одиночество, которое входило в привычку, с каждым днём разрушало меня всё сильнее, то и дело переплетаясь с тревогой. Не было ничего, что могло бы одиночество заполнить. Даша была права: эта безобидная игрушка начинала меня порабощать.

Я читал книжки, за неделю прочёл три, но на четвёртой я сломался. Даже читая, мне становилось одиноко и текст переставал проникать в меня: я просто смотрел на листок печатной бумаги, но желания погрузиться в него у меня абсолютно не возникало. Это был не я. Всё вокруг меня было не моё: ни моя семья, ни мои друзья, ни мой город, ни моя жизнь. Я был как зомби, который изо дня в день двигался по одной траектории, жаждущий хоть какого-то вознаграждения, но кроме одних и тех же бугров и оврагов, в которые он падал, ничего не получал. Я не понимал, как мне жить. Как мне существовать? Всё не так! Всё не так! Всё не так! Всё не так! Всё было не так! Я хочу назад! Я хочу, чтобы всё было как прежде! Я просто хочу вернуться в то время, когда в моих глазах всё было настолько беззаботно, что я верил, что любое зло можно победить любовью, а не большей агрессией. Я хочу домой, потому что здесь я совершенно чужой…

Было чувство, будто внутри меня разбили зеркало, через призму которого я смотрел на мир. Мне было уже не больно: боль была лишь в момент удара. Осколки впивались в сердце и, проходя насквозь, окровавленные вылетали наружу, оставляя меня истекать кровью. Какое-то время я ощущал, как это зеркало крошится, а кусочки разлетаются всё дальше и дальше друг от друга, но их движения становились всё реже и реже, пока я наконец не перестал что-либо чувствовать. Ни скребущего по сердцу стекла, ни пронзающей боли, ни разрывающей сердце раны, — всё, что появлялось на этом месте — пустота, бездна, бескрайняя чёрная бездна, из которой невозможно было выбраться. Не было видно и проблеска света, все внутри меня погрузилось во тьму. Я перестал что-либо чувствовать, словно никогда ничего не испытывал до этого. Я попросту не знал, как это сделать вновь. Словно, внутри меня сломался механизм, а главная деталь была то ли слишком маленькой, чтобы завести его, то ли слишком большой, чтобы попасть внутрь, а оттого, мне становилось с каждой минутой всё отчаяннее и злее всё равно на то, что происходит. Эта чернота заполняла мое сердце, и те светлые части, что оставались после поражения, медленно, но верно сдавались в плен. Словно моё сердце больше не хотело давать мне надежду на спасение, потому что больше не хотело страдать.

Я даже перестал всех обвинять в случившемся и высмеивать все те надежды, которые я возлагал на светлое рупрехтское будущее. Кто вообще решил, что это самое будущее будет светлым и что оно вообще будет?! Кто взял на себя ответственность решать это? Я? Нет! Может мне вообще это ваше будущее не нужно, может меня завтра собьёт машина, потому что я слишком светофорам! Кто от этого застрахован? Хотел бы я посмотреть в глаза тому Нострадамусу, который вдалбливает в головы, что все мы встанем на свой путь и он будет удивительно прекрасным! Прекрасное, как и быстрая игра с неудачами, — это фикция, созданная романтиками, а вокруг жестокий мир, который не встречает тебя на розовом пони со сладкой ватой в руках. Этот мир встречает тебя с прогнившими трубами в хрущевках и бездомным на другой стороне улице, безразлично взирающим на всё вокруг. И разве это картинки светлого и волшебного? Очнись, Нострадамус! Вот она жизнь, она здесь, а не в твоей голове!

Наверное, я бы и дальше продолжал погружаться в апатию, если бы не характер Макса, с которым он добивался абсолютно всего, чего хотел абсолютно от каждого. Поэтому, когда Макс стал открывать дверь в мою комнату, я уже начинал понимать, что мне так просто не выкрутиться.

— Я только что разговаривал с твоим отцом. Оказывается, ты здесь учишься?!

— И что?

— Ты уже почти месяц как должен ходит в универ! — Я продолжал смотреть на него вопрошающим взглядом. — Собирайся, поедем туда! — Я замотал головой. — Ну это ты из отца можешь верёвки вить, а я жду тебя через 10 минут в кафе внизу. И кстати, разбери наконец чемоданы в прихожей, а то надоело спотыкаться! — Заявил Макс, показав на часы, и вышел из комнаты, на что я передразнил его последние слова. Тоже мне воспитатель нашелся! То ему сделай, это ему не нравится, а я вот не хочу и никуда не поеду!

Я продолжал лежать до тех пор, пока на мой телефон не пришло несколько сообщений подряд, если это Макс — я даже читать не буду. Но это был папа — хоть, что-то хорошее. Кстати, я до сих пор не ответил ему, хотя каждый раз Макс протягивал телефон во время их разговоров, поэтому, видимо, папа решил действовать более прямолинейно.

«Если не хочешь со мной разговаривать, то хотя бы прочитай. Не создавай проблем ни себе, ни мне, чтобы то не значило. Если ты уже встал на этот путь, то, пожалуйста, иди до конца…»

«Люблю тебя очень!»

Придётся признаться, что в какой-то мере эти слова на меня повлияли и я поднялся с кровати. Правда, когда я посмотрел вперёд себя, то совершенно не узнал отражение. Нет, это был я, но выглядел до ужаса странно! У меня были лохматые волосы, скулы и подбородок покрывала уже недельная щетина, хотя я никогда не позволял себе никакой растительности на лице, глаза были опухшие и заспанные, а уголки губ опущены вниз. Да и одет я был как-то по-дурацки: в несколько рубашек, на ногах были пижамные штаны и развязанные кеды. Интересно, и сколько я уже так хожу?… Но менять свой внешний вид совершенно не хотелось: мне было это не за чем или не для кого… На улице все были с кем-то, а я был один… Совсем один… Мне здесь не было места. Но, чтобы не быть полным замарашкой, я всё же открыл шкаф и достал первые попавшиеся вещи, отнеся их в ванную.

Лифт подъезжал к первому этажу, когда я заметил Макса в угловом кресле с маленькой чашкой эспрессо. Я мельком взглянул на своё отражение; жёлтый свитшот, под светло-серым пиджаком придавал моему потрёпанному виду хоть какой-то свежести, надеюсь, что я не угроблю в первый же день новые белые кроссовки и голубые джинсы, а то светлое надолго со мной не задерживается.

— Ничего себе, я думал будет спортивный костюм! — Воскликнул Макс, когда я подошёл к нему. — Ладно, надеюсь, успеешь хотя бы на последнюю пару… — Боже, меня даже папа так с универом не контролировал!

Территория универа оказалась совсем не такой, какой я её помню. Я был здесь дважды: прошлой зимой и летом. Зимой здесь висели гирлянды, стояли наряженные ёлки, падал хлопьями белый снег, красиво переливаясь под жёлтыми дорожками фонарного света, а снежинки, гоняемые ветром, медленно вальсировали до земли. Уличными украшениями в силу особенности универа здесь были неработающие кинокамеры, фотобудки, прожекторы и софиты, призрачный отсвет которых заставлял блестеть снег вокруг. А ещё, вместо звонков здесь звучали новогодние песни, а студенты на переменах обсуждали последние новости со стаканчиками горячего шоколада в руках — это было так необычно, когда я впервые это увидел, потому что в Энске такого никогда не было и за перемены, которые длились всего 10 минут, мы успевали купить лишь сосиску в тесте, если их ещё не разобрали, а потом бежали на пару, потому что тебя могли и не пустить за опоздание.

Летом здесь менее интересно, чем зимой, потому что все носятся по дорожкам: кто на пары, а кто с них, кто-то постоянно в бегах, потому что опаздывает, кто-то наоборот ползёт как улитка, потому что кино в соседнем квартале интереснее, чем учёба, и этот кто-то в поисках решающего аргумента «за». Тут даже есть одна очень занимательная особенность: каждый, кто опаздывает, непременно желает хорошего дня местной статуи, установленной по середине двора на деньги инициативных учеников, а у увековеченного героя довольно смешная история для почитания.

Однажды в одном королевстве король и королева… Ладно-ладно, шучу. Начну, пожалуй, с истории постройки, а там, глядишь, и выйдем к местной байке. Кто такой Визаж Миньон?^[2] Он был на современный лад режиссёром-сценаристом, а на языке 18 века — богатым безработным, настолько богатым, что мог себе позволить нанять людей, чтобы они воплощали его творческие идеи в жизнь. Он поселил их при дворе своего поместья и каждый месяц писал небольшие пьески, которые из-под его пера прямиком отправлялись в небольшую пристройку для разучивания. Надо сказать, что у Визажа было 9 детей, а потому большинство пьес было для них. Кстати, где-то на фасаде здания универа даже можно увидеть остатки от детских декораций.

Время шло, Визаж старел и задумывался о вечном, но одна мысль не давала ему покоя: кто же примет его дело, ведь дети не особо горели театром и вообще разбрелись по стране, а с отцом остался лишь младший больной сын, который с трудом себя обслуживал, и вряд ли бы смог перенять его детище. Визаж долго думал о приемнике, бродил в задумчивости по улочкам тогда ещё немноголюдного Рэя, и сам не заметил как судьба занесла его на местный рынок, где жизнь, казалось, была далека от театральных декораций. Визаж предался воспоминаниям и купил у торговки бутылку парного молока, белый хлеб с хрустящей корочкой и немного зелени, отправившись изучать быт бедняков. Неизвестно, сколько торгашей он обошёл, пока не встретил женщину, которая в свободные от торговли минуты постоянно прихорашивалась и поправляла подол платья, читая какую-то уже повидавшую жизнь книжку. В общем, Визаж, как вы понимаете, вывел эту торговку в свет и спустя год она стала уже мадам Миньон, заправляющая его детищем и превратившая особняк сначала в пансион, потому что у нанятых актёров рождались дети, а после и вовсе в училище, потому что не все из них были обучены грамоте. Долго ли, коротко ли, но наступил 20 век. В Рэй пришла современная цивилизация и училище стало превращаться в привилегированное высшее учебное заведение с вековой историей и безупречной репутацией.

А теперь обещанная байка. Один студент то ли Том, то ли Томми как всегда опаздывал на лекцию, потому что каждое утро ухлёстывал за местной красоткой Мадлен, которая дразнила его своими отказами. А учителя в то время были гораздо строже, чем сейчас, и чтобы хоть как-то оправдать своё опоздание Том стал выдумывать по дороге гениальный, как ему казалось, план.

«Маленький оленёнок беспомощно метался от одной колонны к другой, испуганно смотря на меня своими черными блестящими глазами, то и дело словно жалобно повторяя: „Где мама? Мама!“…

О, бедное дитя! Я не смог пройти мимо, сэр, я решил ему помочь! Сквозь снежную бурю мы ворвались в лес. Я боялся, что мы опоздаем и оленёнок останется сироткой до конца дней! О, мы искали его маму по всему лесу, ветки царапали моё лицо, ноги попадали в какую-то грязь, кусты цеплялись за одежду, но мы продолжали искать, потому что это так ужасно потерять кого-то и стать потерянным! И вдруг на встречу к нам вышла прекрасная олениха… Мне казалось, что мир в ту минуту озарился светом и ангелы запели „аллилуйя“. Снег искрился и блестел, пока они терлись об носы друг друга! Но я, конечно, же поспешил на лекцию, потому что я очень ценю ваши уроки! И вот я здесь, промокший и продрогший, но счастливый и готовый учиться!».

И вроде бы все уже поверили ему, ведь на глазах у Тома выступали слёзы, да и одежда была мокрой, только вот была одна загвоздка: на дворе был май и леса возле универа никогда не было, а олени не то чтобы редкое явление на улицах — их вообще в Рэйе не существовало. Но что только не придумаешь для того, чтобы тебе поверили! Тогда-то Том и обрёл свою первую по праву славу, да и ещё стал местной легендой сравни лепрекону, о котором до сих пор ходят истории. Поэтому, когда кто-то из студентов опаздывает на урок, то непременно даёт пять каменному Томми на удачу.

Сейчас из-за того, что была середина осени, всё вокруг было пожухшим и грязным, кроме крон деревьев, которые постепенно становились тёмно-оливковыми, а некоторые кущи и вовсе были песочными, изредка отправляя на землю, как ракушки с морского дна, золотисто-каштановые листья. Но, казалось, что никто не замечал происходящего вокруг, будучи увлечённым собственными проблемами, и я их понимаю, потому что территория моего бывшего универа интересовала меня в последнюю очередь. Потому что вы даже не представляете, какие вкусные шоколадные эклеры были в кафе на первом этаже, да ещё и с заварным кремом! Только ради них я бы ещё пару лет там проучился, а не из-за фонтанов и маленького парка со скамейками на территории. Но не думаю, что в универе Визажа есть что-то подобное… Кстати, вы знаете, что значит его имя? Оно переводится с рупрехтского, как «милая мордочка». Видимо, по этому принципу он и выбрал свою профессию! А вдруг он хотел стать архитектором или врачом? Может тогда просто не было таких возможностей? Вы только представьте: Визаж Рулетка или Визаж Фонендоскоп, — звучит угрожающе.

Сумасшедший поток студентов перемещался по территории и даже смотря на него из окна машины я не представлял, как стать его частью, потому что здание универа было похоже на один большой муравейник, в котором было сотни ходов и выходов, в которых невозможно было бы разобраться без навигатора.

Макс бросил меня возле ворот универа, как нерадивый хозяин, швырнувший не умеющего плавать щенка в море, в надежде, что тот приплывёт к берегу. Что ж, спасибо, Макс! Я всё ещё склоняюсь к тому мнению, что тебе пора завести семью, по крайней мере, можно было бы пожелать хотя бы хорошего дня (жалко, что вы не видите, как я в этот момент закатил глаза). Ну ладно, может я это услышу, когда разберу чемоданы, но не обещаю, что это будет сегодня или вообще на этой неделе, тем более что уже вторник и она подходит к концу.

Я открыл дверь главного, как мне казалось, корпуса, потому что я вообще не помню расположение факультетов, которые мне показывали на летней экскурсии по территории. Надеюсь, что я смогу найти хоть какую-то информацию внутри. Хотя, надо признаться мои надежды канули в небытие, когда я увидел сотни открывающихся и закрывающихся дверей, к которым вела широкая лестница, а потому несколько минут просто стоял в оцепенении, смотря по сторонам: кто-то проносился мимо меня, кто-то ронял свои учебники, какие-то девушки прихорашивались, сидя на подоконнике, кто-то бежал вместе с ноутбуком и стаканчиком кофе злобно фыркая, что опаздывает, какая-то компания увлечённо спорила, то и дело задевая, проходящих мимо неё, руками, — в общем, вроде бы обычный учебный мегаполис, но я был абсолютно без понятия, что мне здесь делать. Потому что, конечно же (!!!), я не знал своего расписания, и, конечно же, я этим не поинтересовался заранее, — я же очень сосредоточен на учёбе. Чувствуете нотки весёлости в моём голосе? Так вот, не верьте им!

Я бесцельно двинулся к гардеробу, думая о том, что может там будет что-то полезное для таких подготовленных как я. С энтузиазмом я двигался до тех пор, пока в меня не врезался какой-то парень, разлив на мой жёлтый свитшот, к счастью, едва тёплый кофе.

— Прости-прости-прости! — Не знаю, сколько раз он повторил это слово, перед тем, как я попытался открыть рот. — Я не хотел! Извини, я просто задумался!

— Я верю, что ты не хотел, но боюсь моя одежда тебя уже не простит!

— Извини-извини! Давай я сейчас всё вытру, у меня есть влажные салфетки!

— Не надо, всё нормально, — проворчал я, закатив глаза, когда он отдал мне стаканчик и стал суматошно искать салфетки в своём рюкзаке. — Просто ты изгадил мой любимый свитшот, а так все хорошо! — Я выдавил улыбку.

— Прости, прости! — Достал!

— Если ты, правда, хочешь хоть как-то загладить вину, то ты не знаешь где тут расписание?

— А на кого ты учишься?

— Что-то там драматический факультет… — О да, сейчас бы забыть свою специальность. Лёша, ты поражаешь меня своими умственными способностями всё сильнее!

— А, ты учишься на актёра драматической роли? — Я неуверенно кивнул. — Тогда тебе со мной, я тоже на этом факультете! — Надеюсь, по дороге на меня не выльется ещё одна кружка. — Кстати, я Áдам.

— А я Лё… Кхм! — Ты Чарли, Чарли, Чарли! Не будь склеротиком хотя бы сейчас. — Чарли! — Я улыбнулся, пытаясь сделать вид, что не запутался в своих личностях.

— Приятно, извини ещё раз!

— Спасибо и на том, что это был хотя бы не кипяток!

— Ты только первый день в городе, да?

— Нет, я здесь живу всю жизнь, просто… — Давай, выдавливай, как курица яйцо, себе историю жизни. — У меня просто был целый месяц экзистенциальный кризис… Не до универа, ну ты понимаешь! — Я всё ещё продолжал выглядеть как ребёнок, не умеющий убедительно врать.

— Ого, до сих пор не умею выговаривать это слово, — Адам улыбнулся. — А я вот переехал сюда только 2 года назад. До этого мы жили в Гéрбале, ну ты знаешь, наверное! — Понятия не имею, где это.

— Конечно знаю. Это… Это рядом с…

— Рядом с Нумми! — Час от часу не легче! Ну, я попытался.

— Да, там очень красиво!

— Надеюсь, это сарказм? — Всё, Лёша, кончай спектакль, а то он подумает, что ты дурачок!!! Я закивал головой. — Почему у тебя такой странный акцент?! — А почему ты постоянно что-то спрашиваешь, ты же вроде не журналист?

— Мы просто много путешествуем, вот, и каждый раз живём почти все лето в новой стране, наверное, поэтому… — Очень правдоподобно, папа уже бы на первом слове сказал, что не верит!

— Ого! И где ты был в последний раз?

— В Энске.

— Черт, это же так далеко! Там правда белые ночи? — Я кивнул. — И как тебе?

— Эмоционально… — Я натянул улыбку.

Адам оказался сносным парнем, хотя до сих пор казался мне неуклюжим. У него были пшеничные лохматые волосы, большие зелёные глаза, походящие своим цветом на веточку ели, которые время от времени задумчиво смотрели куда-то вдаль. У него был чуть вздернутый нос и ямочки на щеках, а ещё он часто хмурился и поджимал губы, особенно если начинал уходить в себя. Он был в сером кардигане, белой футболке и в чёрных джинсах, которые переходили в черные грубые ботинки на платформе. Не встреть я его в холле, то подумал бы что это местный Дон Жуан, но, по-видимому, это было не так. И то ли он был помимо неловкости ещё и стеснительным, то ли местные театральные дивы были слишком недоступными. Впрочем, у меня ещё будет время разобраться с этим, но могу заметить пока то, что мы славно поболтали с Адамом после пары, когда он показывал мне наше учебное крыло. Итак, я узнал, что он терпеть не может карбонару и ананасы, а ещё, что он проводит почти весь день на катке по выходным и что хочет написать, как восходит рассвет над морем, но родители не отпускают его слоняться по ночному городу.

— Слушай, а ты хорошо ориентируешься в городе? — Спросил я, выходя из здания универа. Нужно же мне было как-то попасть домой, раз Макс об этом не позаботится.

— Думаю, что не лучше тебя. А что? — Адам развернулся ко мне, на что я отвёл взгляд, словно подумал, что у меня развязался шнурок, — ещё не хватало, чтобы понял, что я неместный.

— Ты не знаешь, как пройти к Восточной улице?

— Так это же рядом! — Воскликнул Адам, махнув рукой. — На автобусе вообще минут 5!

— А метро?

— Ну его же тут нет!

— Точно! Это я размечтался… Я просто обычно на машине езжу, поэтому пешком плохо ориентируюсь.

— Тебя проводить? — Спросил Адам, с недоверием посмотрев на меня. Я закивал головой, пытаясь не набрести на зрительный контакт с ним. — Не хочешь по пути дойти до причала за кофе? Там, кстати, ещё целую неделю будут украшения к празднику Лилий! — Я почувствовал, как у меня приподнялись брови, а лицо исказилось в гримасе растерянности. Лёша, сейчас, тьфу, Чарли, сейчас вся твоя легенда полетит к чертям. — Видимо, из-за своего кризиса ты и это пропустил! — Я уже говорил, что Адам мне сразу понравился?

— Да… — Я закивал головой, пытаясь реанимировать свою мимику. — Так что за праздник? — Видимо, я попал в точку с вопросом, потому что лицо Адама засияло, да и сам он переменился в позе, стоило ему начать рассказ. Такое чувство, что я был единственным, кто у него поинтересовался этим событием.

— Если честно, я не понимаю, почему никто не уделяет должного внимания этому празднику, — воодушевлённо затараторил Адам. — Потому что декорации заслуживают хотя бы половины того внимания, которое отводится на них в Новый год! В канун праздника принято опускать венки из лилий и ромашек на воду и загадывать при этом желание, а ещё лучше, если перевязать венок лентой в цвет лилий в венке. Такая традиция заложилась со времен рыцарей, когда девушки загадывали их скорое возвращение из походов, а с течением времени переросла в экологичный способ загадывания желаний. Всё уж лучше бессмысленных шариков. Кстати, ты знаешь, что лилия обозначает счастье и силу духа, по крайней мере, согласно некоторым поверьям, если подарить лилию, то это поможет пережить душевную боль! А что насчёт цветов, то, если ты хочешь пожелать здоровья, то нужно собрать букет из апельсиновых и рыжих лилий, а если сделать комплимент — из молочных.

— Зачем ты выбрал этот факультет, тебе надо на флористику! — Адам смущённо заулыбался и пожал плечами.

— Все мои познания меркнут по сравнению с декорациями на причале! Кстати, когда ты там был в последний раз? — Ха-ха-ха… Жалко вы не слышите мой внутренний истеричный смех. Я? На причале? Никогда! Мы с папой так ни разу и не дошли до него за все те разы, когда приезжали.

— Я? — Я сделал отвлеченный вид и перевёл взгляд на собаку, важно шагающую по противоположной части дороги. — Наверное, в начале лета.

— Ого, так давно! А я последний раз там был позавчера.

— Хочешь сказать, что это твоё место силы? — Я внимательно осмотрел Адама с ног до головы: по нему и не скажешь, что он романтик.

— Ну можно сказать и так. Кстати, а какое у тебя любимое место в городе? — Ох Адам, ты действительно хочешь, чтобы я раскололся в первый же день?! Я так просто не сдамся: сейчас выдумаю что-нибудь правдоподобное!

— Ну, наверное, кафе «Dans le noir»… — Да, с фантазией у меня сегодня как-то не заладилось.

— О, я там был несколько раз, там очень вкусный ореховый латте! — Что? Это ещё и существует?! Спокойно, главное не подать виду, что мой внутренний менталист сегодня в ударе. А! Точно, оно же было возле моего дома. — А ещё, мне нравится, что там всего в меру, я имею в виду интерьер — уютный минимализм! — Мне оставалось лишь кивать в ответ.

Когда мы вышли на тропинку к причалу, то ещё издалека Адам успел мне составить целый список дел на этом крохотном островке катарсиса. Взойдя на бревенчатую поверхность, мне тут же открылся вид на спокойное светло-бирюзовое море и расположившиеся возле причала сиреневые водяные лилии, которые украшали мелководье. Я подошёл ближе к воде и опустил руку вниз — вода была достаточно тёплой для осени, хотя если честно, я вообще без понятия какой она должна быть. Адам подёргал меня за рукав и указал на кофейную лавку, которая располагалась в пяти шагах от нас. Лавка сияла и блестела не только разноцветной мишурой, украшавшей её, но и своей чистотой. Над меню висела гирлянда из настоящих цветов, украшенная флажками с гербом Рэйя. Кстати, вам, наверное, интересно, как он выглядит? Он треугольной формы, а изображение на нём похоже на символ солнца и какой-то китовый хвост под ним. Хотя, если честно, я никогда не замечал, чтобы кто-то говорил о том, что здесь водятся киты и вообще был скептически настроен к этой информации.

— Раз ты так много знаешь о традициях, то почему на гербе китовый хвост? Никогда не слышал, что у них тут пристанище…

— Ты что! — Взорвался Адам. — Ты никогда не видел китов, прожив здесь всю жизнь? — Серьёзно? Это тоже не шутка воображения?

— Никогда, — я пожал плечами и замотал головой.

— Ты должен их сегодня увидеть! Они очень часто проплывают мимо города, а здесь лучший вид на них! — Ну, началось по новой: Адама опять захлестнули эмоции, от чего мне вновь приходилось следить за своим языком, чтобы не выдать себя.

Когда мы подошли к витрине, то внутри на стеллажах были такие гастрономические изыски, которые даже в хорошем ресторане не всегда встретишь! Тарталетки с икрой, круассаны с лососем, грилаты с тунцом и много чего ещё, — если честно, у меня даже глаза разбежались от выбора, когда я посмотрел на меню. Про карнавал напитков я вообще промолчу: здесь было всё, даже то, чего не может быть! Я взял, по совету Адама, брускетту и малиновый латте, тот в свою очередь взял апельсиновый раф и галету с грушей. Видимо, из нас двоих, только я не ел с самого утра, тем более ещё до дома добираться не пойми сколько, да и я был не особо уверен, что с аппетитом Макса в холодильнике что-то осталось.

Как только мы отошли от лавки, то под ногами я почувствовал что-то мягкое и опустил взгляд. Я оказался на бархатной ковровой дорожке цвета молодой орхидеи. Такого я не ожидал увидеть и, если честно, в Энске я никогда не видел подобного, даже возле самых дорогих ресторанов или отелей. Но, кажется, никого совершенно не волновало, что убранство набережной могут затоптать в один день, а потому помимо ковровой дорожки стояли букеты из лилий в небольших плетённых корзинах и уже после недавнего экскурса Адама я мог различить, что белые для чистоты души, розовые для поддержки, оранжевые для здоровья, а тигровые лилии для богатства. Но весь этот набор пожеланий уступал тому запаху, который стоял на набережной, и, тем более красоте, которую создавали краски вокруг. Честно, я никогда бы не подумал, что в Рэйе может быть так красиво. Может, всё ни так плохо, как нарисовалось в моей голове и Рэй мне понравится не меньше, чем Энск — кто знает…

У правой стороны причала стояла бежевая яхта, мачту которой украшал невероятно красивый шёлковый флаг, переливающийся из лавандового в медовый и абрикосовый цвета. Думаю, даже будь я самым гениальным художником, я бы всё равно не смог передать тот волшебный перелив, который создавали лучи закатного солнца на флаге. Но поверьте, он был самым красивым из тех, которые я когда-либо видел. Леера яхты были натянуты, а якорная скоба и шток едва возвышались над водой, капроновый трос был навёрнут на барабан, а нос яхты был направлен вглубь горизонта, пока кранцы то и дело бухали о дебаркадер.

Мы приземлились на край причала, когда позади нас шумная компания спускалась по трапу на палубу, располагая корзины с фруктами и шампанское на рубке. По возгласам стало понятно, что у кого-то день рождения, потому что, компания не могла провести и пяти минут без распевания: «С днём рождения-я-я-я тебя-я-я-я…», — и не взорвав в который раз хлопушку. Но в этот раз хлопок раздался где-то около нас и, подняв голову наверх, я увидел, как тысяча золотых маленьких искорок спускаются вниз на нас, и мы погружаемся в это золотое безумие, словно пузырьки шампанского в бокале. Было такое чувство, словно всё это устроено для меня! Нет, конечно, это всё было приятным совпадением и такое совпадение мне нравилось, потому что в этот момент я почувствовал себя намного лучше, чем утром. Мне казалось, что все мои проблемы и переживания такие мелочные по сравнению с азартом и радостью жизни, что я просто понял, что всё не так ужасно, как могло бы быть! Лучше уж беспечно сидеть под фонтаном золотого конфетти, чем вжавшись в угол комнаты и, обхватив колени руками, пытаться отвлечь себя от страшных мыслей, заставляющих тебя терять контроль над своим разумом.

— Всё хорошо?

— Да, я просто задумался о том, где мне взять учебники, ведь вам их уже, наверное, давно раздали!

— Не переживай, я могу прислать тебе электронные.

— Было бы круто! — Наше спонтанное знакомство с Адамом мне нравилось все больше и больше. Я даже рад, что он пролил на меня свой кофе! Я не знаю почему, но за эти несколько часов мне стало казаться, словно я знаю Адама всю жизнь и будто он мой лучший друг. Не знаю почему, но он внушал мне такое доверие и искренность, что дружба с ним, наверное, самое лёгкое, чего бы я мог достичь здесь. Может быть не всё так просто, да и в тихом Адаме кто-то водится, но сейчас об этом мне вообще думать не хотелось, я просто мечтал о том, чтобы в городе появился хоть один знакомый человек, а если он окажется ещё и моим другом, то я буду просто на седьмом небе от счастья.

— Смотри-смотри! Они появились! — Сначала я не понял куда смотреть: то ли на толпу, удаляющуюся на яхте, то ли на закат солнца, который застила облачная пелена, то ли на море, то ли на лилии, но поймав взгляд Адама я понял, что нужно смотреть куда-то вглубь горизонта. Я устремил туда всё своё внимание, но ничего, кроме фиолетовых волн я не увидел.

— А что там? — Спросил я с некоторой нерешительностью в голосе я.

— Там же киты! — Серьезно, Адам?! Там же ничего нет! Но произнести это вслух я не решился. — Вот же, вот! — Адам вытянул правую руку вперёд и указательным пальцем показывал куда-то на горизонт. Я почувствовал, как моё лицо искажается в гримасе неудовлетворённости, потому что я не понимал, почему китов видит Адам, но не я! Что за несправедливость? Неужели у меня так упало зрение за эти несколько недель… — По-моему за время своего кризиса я стал слеповат… — Адам достал из кармана кардигана свои круглые очки и протянул мне.

— Держи! — Если бы вы только знали, какой у него минус! Казалось, что я могу рассмотреть все ракушки на морском дне, не говоря уже о китах, которые, кстати, для Адама, видимо, много значили. И чтобы не портить вечер, я решил ему подыграть, чтобы не сломать в нём какую-нибудь важную деталь, как это случилось с Дашей.

— Обалдеть! — Я с улыбкой открыл в удивлении рот. — Они невероятны! — Адам просиял, посмотрев на меня, и заулыбался.

— Если честно, ты единственный человек, который их видит вместе со мной! — На мой вопросительный взгляд Адам тут же продолжил. — Просто, у меня совсем нет друзей, как мы переехали, и ни с кем, кроме как с родителями, я никогда не засиживался здесь.

— Ну тогда давай дружить?! — Предложил как-то неуверенно я, не зная, нужно ли было мне это говорить или было бы лучше, чтобы я закрыл свой рот и не встревал.

— Ты это всерьёз? — Я медленно кивнул, не понимая суть вопроса, словно сейчас мне откроется какая-то страшная тайна после которой я не захочу даже и видеть Адама. — Спасибо… — Прошептал он с искрящимися глазами и отвёл взгляд. Вот точно чего, а такой реакции я не ожидал. Не знаю, что происходит в его жизни, но, видимо, друг ему нужен ещё сильнее, чем мне.

Какое-то время мы ещё сидели на причале, пока окончательно не стемнело и Адаму не позвонили родители, поинтересовавшись где он. После этого нам всё-таки пришлось расстаться, но Адам не забыл о том, что меня нужно было проводить до Восточной улицы, а потому мы медленно двинулись к ней, попутно разговаривая об универе и прочих насущных вещах. Мы попрощались недалеко от моей парадной, договорившись встретиться завтра у гардероба. По крайней мере, мне бы очень хотелось, чтобы меня кто-то встретил там, потому что я не сомневаюсь, что опять потеряюсь в бесконечной веренице кабинетов.

Я поднялся на лифте на 12 этаж и покопавшись в карманах нарыл ключи, вставив в замочную скважину один из них. Но не успел я зайти в квартиру, как раздался раздражённый голос и в следующую секунду Макс схватил меня за запястье.

— Ты где был? — Я отдёрнул руку и со звериной яростью посмотрел на него.

— Никогда не хватай меня за руки! — Прошипел я, пнув чемодан ногой и хлопнув дверью комнаты.

… Я ускорил шаг. Двое мужчин не отставая шли за мной. По началу я не особо сильно обращал на них внимание, но с каждой пройденной мной улицей, казалось, что это похоже на преследование. Я уже было хотел позвонить папе, но подумал о том, что не стоит беспокоить его по таким пустякам, тем более для него всё, чтобы я ни сказал, прозвучало бы так, что через минуту перекрыли бы весь центр для моих поисков (и я не шучу!).

Я стал мельком рассматривать их отражения в витринах и вид у них был более, чем странный: у одного была грязная одежда и местами порванная серая куртка, волосы скрывались под чёрным капюшоном толстовки, а взгляд был довольно угрожающим и жутким, а ещё достаточно целенаправленным, потому что он вообще не спускал с меня глаз. Второй был хоть и низкого роста, но довольно крупным. У него были огромные ладони и квадратные черты лица: уши были прижаты к голове, кустистые широкие брови занимали половину лба, вдавленные поросячьи глаза, плоский нос и узкие поджатые губы, которые он часто кривил в недовольной гримасе, — он был похож на сломанного робота, которого никто не захотел бы купить в магазине. А ещё, у него был довольно сиплый голос, как мне слышалось, что наводило жуть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Если вы, конечно, не забыли, что в универе его имени я собираюсь учиться.