Противоположности

Дарьяна Кадет, 2023

Они знают друг друга с детства. Николь – примерная студентка, и только Нэйтон, зная её настоящую, всё портит. Привязанность переросла в ненависть, но, что бы ни случалось, их магнитом притягивает друг к другу обратно. Ещё и прекрасная способность Нэйтона влипать в неприятности не оставляет Николь в стороне. Они запутались друг в друге. Что это за странное чувство? Что они скрывают друг от друга? И как далеко они готовы зайти? Какие тайны остались между ними? Но, самое главное, чьё сердце первое было разбито?

Глава 8

Разум проснулся раньше, чем тело. Голова налилась свинцом, приковывая голову к подушке, а по вискам долбили дятлы своими острыми клювиками. Безостановочно и монотонно. Тошно. Глаза медленно открылись, и сразу же Нэйтен пожалел об этом, когда солнечный свет ударил в самые зрачки, выжигая в них дыру, пробиваясь в самую глубь, а и без того боль расколола черепушку. Он болезненно застонал. Осушенный язык скользнул по такому же сухому ребристому нёбу, а затем по потрескавшимся губам. Воды, такой спасительной, целебной, чтобы избавила от мучений выветривающегося алкоголя.

Он услышал только звук открывающейся двери и неспешных шагов и сделал ещё одну вынужденную попытку открыть глаза. Чуть привыкнув к яркому свету, зажмурился, но вгляделся, подмечая фигуру Маркуса на пороге комнаты.

— Проснулся? — он направился к пьянице.

— Угу, — Нэйтен вымученно замычал, на слова не хватило ни сил, ни слюны во рту. Там полнейшая засуха. Но когда бутылка минералки опустилась на тумбу рядом с кроватью, он боготворил друга и даже приподнялся, опираясь на локоть, открывая бутылку, жадно прикладываясь к горлышку, едва не постанывая от игристой влаги и того наслаждения, что она принесла, ощущая потрескивания пузырьков на уже влажном языке.

Край кровати промялся под пятой точкой Марка. Нэйт ощутил его внимательный взгляд, но сейчас его поглотило желание осушить бутылку до последней капли, осушить её стенки и дно. Живительная влага наполнила прохладой, запустился механизм внутренностей, позволяя заново ощущать конечности.

— Ты святой, — не сдержался Нэт, прохрипел пока не пришедшим в норму горлом, отставляя пустую бутылку в сторону.

Маркус посмеялся. Сколько раз он её слышал после таких загулов друга? Три, семь, пятьдесят? Не важно. Но то, с каким тоном она произнесена, каждый раз вызывала одну и ту же реакцию:

— А ты придурок.

— В последнее время мне об этом сообщают все, кому не лень, — откинулся Нэйт на кровать, удобно подкладывая подушку под голову, и осмотрел комнату. Светлая, чистая… почти. Знакомые стены, но не его обитель. Значит, Маркус притащил его пьяную тушку к себе. Что же, неплохо. Уже не привыкать. Частенько грешен в том, что друг оставлял его у себя, не брезгуя, что кишки могли не справиться, выворачивая внутреннее содержимое наружу — привык. Ещё немного бы сообразить, склеить моменты вчерашнего. То, что он напился — это ясно, но необходимо больше деталей. Единственный образ, который до сих пор стоял прямо перед глазами, чёртова Николь со своей сексуальностью. То, как она прижималась к Марку и её слова «ненавижу». Снова отвратительно, и душа вывернулась наизнанку. Точно блеванёт, если глубже уйдёт в воспоминания. Пока он проглотит это. Пускай подождёт до лучшего момента в сознании.

— А ты и не отрицаешь, — Маркус посмотрел прямо на него, а у Нэйтен почему-то впервые проснулась злоба на лучшего друга. Ревновал? Возможно. То, как рука друга скользила по спине Тёрнер, осталось скрипом на его зубах.

— Смысл отрицать очевидного, — и он прав. Как будто и сам не знал этого.

— Хоть мозги немного на месте, — рассмеялся друг, пока Нэйт осмеливался приподняться и сесть рядом на край, осматривая комнату уже на наличие его одежды, по-видимому, раскинутой в пьяном угаре. — Что собираешься делать с Мэй?

— В каком смысле? Что я должен с ней делать?

— Ты переспал с бедняжкой прямо в туалете клуба, — улыбка Марка спала, сейчас он серьёзен. Словно подводил к тому, что они давно должны обговорить.

— Твою ма-а-а-ть, — простонал Нэйт от собственной глупости, опуская голову и запуская в спутанные волосы пальцы, взъерошивая их ещё сильнее. Воспоминания наплыли со слишком большой скоростью. Слишком быстро. Моментально. Действительно стало тошнить… от самого себя.

Стоны Мэй хуже утренних дятлов по вискам. Девичьи вскрики, которые он заглушал ладонью, потому хотел слышать их не от неё. Влажные звуки от соприкосновений тел. Он почувствовал себя последней мразью, когда заставил маленькую Мэй нагнутся сильнее, выгибая спину, чтобы не видеть её лица, и входя до самого основания, выпуская отравленную ярость, что кипела в крови. Прямо там, в грязной кабинке, рядом с бачком. Грязно. Пошло. Низко. Ублюдок, не думающий в тот момент ни о чём, кроме как о желании тупо забыться, хоть на минуту, хоть на долю секунды. Он воспользовался глупышкой, которая так податлива его рукам и голосу, завороженно подчиняясь, даже если он потребует чего-то более низкого и пошлого. Она не виновата, просто выбрала не тот вариант для обожания.

Не тот.

Чужой.

Она просто. Оказалась. Под. Рукой.

Смотри, Николь, что ты сотворила с ним.

Губишь без остатка. Потешаешься, проглатывая душу по кусочкам, — от неё и так остались лишь ошмётки.

Он в отчаянии выдирал волосы, сдерживая желание сейчас не разгромить чужую комнату.

Холодная банка прикоснулась к напряжённой руке, и Картер поднял взгляд, выпуская измученные волосы, когда Пэрри протягивал банку пива, только что взятую из холодильника. Маркус прекрасно улавливал момент, когда надо уйти, промолчать, а когда вот так просто протянуть банку.

— Похмелись, — дождался друг, пока он не примет холодное пиво, уселся напротив кровати в кресло, нажав на ушко крышки, издающую при этом характерный шипящий звук, и совершил глоток. — Не думаешь, что нам давно пора поговорить? — приподнял бровь, пока Картер не спешил открывать свою, да ещё и не до конца вернувшись из своих мыслей.

— Что ты хочешь от меня услышать? — наконец, вторая банка издала тот же звук, и, запрокинув голову, глоток скользнул по пищевой трубке, оставляя прохладу.

— Как давно ты знаком с Николь? — это то, что его сейчас интересовало. С Мэй Нэйтен разберётся сам, а вот Николь оставалась так и незаконченной, да и не открытой темой.

— С детства.

Маркус вздёрнул бровь, но он не смотрел на него, снова потревожил волосы и совершил глоток. Да, с детства. С чёртова детства, когда она смотрела своими большими глазками уже в то время серьёзно для ребёнка её возраста, но уже тогда он понял, что хотел постоянно находиться с ней рядом. Такой вредной и порой чересчур упрямой, что хотелось сильно дёрнуть эту обезьянку за хвостики. Но он был единственным, кого она подпустила в друзья (если можно так сказать). Дети не умеют ненавидеть. Они чисты для этого чувства, да и не понимают всех её красок для познания. Так откуда у неё вспыхнула эта ненависть? «Ненавижу», — снова фраза вспыхнула огнём, прожигая, оставляя жалкие огарки от его и без того опустошённого тела.

— Любишь её? — вопрос Марка резанул слух и проник мелкими иголками под самые ногти. Провоцировал. Картер чуть сильнее сжал стенки банки так, что остались вмятины. Как он её ещё не смял полностью, чтобы пенистая жидкость вытекла наружу, проскользнула по руке и каплями спадала на паркетный пол, скапливаясь в лужицу.

— Мне плевать на неё, — лгал. Нагло открыто лгал и продолжал избегать прямого взгляда друга. Он лгал, в первую очередь, себе и этой ложью утешался.

Маркус хмыкнул, приподнимая уголок губ. Что же, Картер, может, тогда теперь пора начать игру с лучшим другом?

— Тогда я заберу её себе.

* * *

Николь Тёрнер вновь перевела взгляд в окно, пока преподаватель монотонно гундел лекцию. Она единственная, кто способен выдержать это нудное кряхтение старичка в возрасте, у неё «иммунитет отличницы» ещё со школьных времён, пока другие студенты, не сдержавшись, откровенно, порой даже слишком открыто, зевали и складывали головы на столы. Да и она не сдержала зевка, заглушая его ладошкой, а затем почему-то бросила взгляд на задние ряды, где обычно располагалась компашка Картера. Как обычно, отсутствовал. Что же, почему-то не удивлена. Да и почему вообще о них думала?

Плевать!

Да, именно плевать!

Она отвернулась она и мимолётно зацепила взглядом соседнее место, которое, как правило, занимала Мэй, но сегодня она так же отсутствовала, а на сообщения и звонки не отвечала, вызывая вопросы «Куда девалась эта надоеда?» Видимо, Тёрнер единственная стойко вынесла поход в клуб. Странно, но сейчас не хватало щебетания девушки в самое ухо, ощущая скуку от лекции. Просто дожидалась звонка. Видимо, привычка выслушивать бредни в одно ухо и впитывать знания в другое.

Небольшая, необъяснимо откуда взявшаяся доля переживания встрепенулась от понимания: пьяный Нэйтен, тёмный клуб и влюблённая дурочка. Николь покачала головой из стороны в сторону, отгоняя подозрительные мысли-мушки.

Ей плевать. Сколько ещё повторять?

Звонок. Наконец.

Она схватила вещи, едва ли не первой вырываясь из душной аудитории и по ходу набирая знакомый номер. Опять. Нет ответа. Снова.

«Да где носит эту мелкую чертовку?»

Длинный коридор, кишащий студентами, которые торопились занять очередь в столовую, мешали пройти. Николь не ощущала голода. Нет аппетита. Постоянно натыкаясь на чужие плечи, она просто хотела поскорее проскочить всех тех, кто, кажется, без крошки хлеба не доживёт до конца дня. Она протиснулась против потока, сворачивая в поворот на лестничный проход, где, слава Богу, было пусто. Выдохнула сгусток воздуха и поправила сумку на плече, опуская руку на перила, стукнув каблуком по первой ступеньке, затем второй, а потом встала на месте, когда снизу из-за поворота появился «он».

Привычная кожанка накинута на одно плечо, а через чёрные рваные джинсы видны коленки. Волосы лежали в хаотичном порядке — кто-то даже не удосужился причесаться утром. Но… чёрт, ему шло даже это.

Нэйтен замер на месте, встречаясь с ней взглядом.

Сколько проскользнуло времени? Секунда?

Николь должна идти дальше, но встала столбом. Взяла себя в руки и двинулась дальше. Пропустит все моменты у клуба, всплывшие в голове, мимо мыслей.

«Сколько ещё мне раз сказать тебе"пошёл ты", чтобы до тебя дошёл смысл? Я ненавижу тебя, Нэйтен Картер, выжги себе это на лбу».

Тишина, и лишь неприятно туго сжимающаяся грудная клетка, ломающая рёбра. Губы дрожали, но она поджала их. Почему волновало то, что не должно волновать? Должна быть спокойна. Должна быть выше, где и всегда была. Должна быть Николь Тёрнер — гордой и твёрдой. Но долбаные «почему» (почему волновал, почему опять, почему снова он) кишели и выедали стенки сознания.

Она не посмотрит больше на него. Пройдёт мимо, ощущая шлейф его одеколона от сближения навстречу.

Да, просто пройдёт.

И прошла. Действительно не смотрела. Но так хотела увидеть. «Что сейчас в твоих глазах, Нэйтен Картер?» Пусто. Пускай там будет пусто. Пусто и холодно, а жар спишем на полуденное солнце.

Перед ней незнакомый человек — так должно быть.

А он позволил ей пройти, смотря перед собой. Впервые вот так просто позволил, не сопроводив ничем вслед. Просто пускай уйдёт.

«Смотри только вперёд», — твердил он себе, ведь так теперь и будет.

Только звуки её каблуков эхом отдавались в больной голове. Чёрт, как же это жутко бесило.

Больше не будет колких слов, двусмысленных взглядов, мысленных уничтожений друг друга.

Ничего. Не. Будет.

Их игра окончена.

И в сердцах обоих неприятно кольнёт от прошлого.

Чужие…

* * *

Николь вытерпела этот вроде обычный, но и не обычный день в институте. Всё как обычно, но чувство недостающего, кажется, пропитало даже воздух и витало по округе, вызывая необъяснимое беспокойство. Расслабиться — мечта номер один. Волшебное слово, которое действительно недостаёт в жизни. Просто… просто расслабиться. Пожалуйста.

Девушка поправила свой тугой хвост, проводя руками по прядям, покидая стены серо-белого здания. Вдохнула прохладный воздух и расправила блузку. И почему сегодня лекции казались тягучими, как резина плохого качества? И она, наконец, рада оказаться на улице, не видя преподавателей и студентов. Николь Тёрнер сдавала позиции? Нет, просто мозги и без того кипели. Кто-то включил порыв дурных мыслей, а выключить забыл, и теперь они бурлили, переливаясь через край, неспособные удержаться в черепной коробке.

Нэйтен Картер появился в институте, но ни на одной паре так и не присутствовал. Он точно был. Она видела. Хоть и не смотрела на него, но видела. Это же не мираж? Хотя тишина до сих пор эхом отражалась где-то в недрах, и кажется, что, возможно, это разыгравшаяся фантазия. Его аура отражалась на её плече, когда пересеклись. Нет, не фантазия. Он был зол и растерян одновременно, она ощущала, не прикасаясь и не смотря. Прожёг её всю, и, кажется, если кто до неё дотронется, разлетится прахом по ветру.

Почему опять думала о нём?

Стоп. Хватит. Обещала же себе. Выкинь эту «каку» из мыслей.

— Николь, — окрикнули со стороны, и, чёрт, она даже рада, что так резко вырвали из мыслей, которые уже начали тухнуть. — Привет, — Маркус улыбнулся, опять теряя свои глаза. Но Николь нравилось это выражение — действительно мило.

Он буквально подлетел к Тёрнер и затормозил совсем рядом, вытяни она руку, спокойно уберёт прядь выбивших волос, спадавших на глаза и явно мешали. Он опередил, запуская пальцы в волосы, откидывая их назад, чуть запрокидывая голову, открывая вид на шею с выделяющимся кадыком. До безобразия сексуальный жест. Скажи, Пэрри, сколькие уже пали перед тобой на колени, протягивая ручонки к ширинке за твою соблазнительность? И всё же «ангелок», в клубе она не пила, а память не подводила. Его руки касались спины, скользя подушечками пальцев по углублению, пересчитывая позвонки, проявляя желание о поцелуе.

Эти воспоминания вызвали её сухое:

— Привет.

— Я тебя искал. Знаю, что в клубе вышла неловкая ситуация, — серьёзно? Неловкая? Да она готова была давиться никотиновым облаком до тошноты, лишь бы её нервные клетки восстановились. Но чудес не бывало, и ещё долго сбивала дурь в душе под прохладными струями воды. — Позволишь исправить? — протянул он ладонь, предлагая опустить её пальцы в его и, видимо, пройтись вместе.

Она нахмурила брови, косясь на парня, пытаясь понять, могла ли снова доверять, но, твою мать, он продолжал задавливать обаятельностью. Рука дрогнула, сжала пальцы в кулак и разжалась, а потом всё же опустилась в мужскую, такую тёплую, что, казалось, способна прожечь кожу. А нет, не разлетелась прахом, её удержали, сгладили края в один момент, словно говоря «ещё не время». Слишком горячо для «воды-Маркуса». Невольно сравнивала его прикосновения с касаниями Картера, подмечая большой контраст. Руки Пэрри горячие, обжигали, но при этом пробегал холодок по телу. А что же Картер? Его руки холодны, как будто их держали в холодном снегу продолжительное время, но от его холода вспыхивал жар. Жгучий, испепеляющий, и ты задыхаешься пеплом собственной кожи.

— И как собираешь исправлять?

— Хочу видеть тебя в обычной обстановке. Как ты относишься к кафе?

И снова это «хочу видеть». Хотел, Маркус. А вот хотела ли этого Николь?

Она пожала плечами, позволяя ему развлекать себя, раз уж вызвался и проявил желание. Валяй, Пэрри. Добивайся внимания, а она попытается его понять: чего хочешь и чего добиваешься. Правда ли испытывал к ней симпатию? Возможно, и это стоило учесть.

«Я бы хотел тебя поцеловать».

В чём заслуга такого внимания?

Нейтральные темы для общения Маркус с лёгкостью поддерживал, пока вёл к кафе, видимо, запланированном, учитывая уверенные шаги, с которыми он руководил, ведя её рядом с собой, перекинув женскую ладонь на согнутую руку. Он открыл любезно дверь, под звук колокольчика пропустил вперёд.

Резкий колкий запах ванили с корицей ударил в носовые пазухи Тёрнер, и она нахмурилась, поглощая порыв чихнуть, выгоняя аромат, моментально успевший провонять одежду — придётся выветривать её потом. Это характерный запах для кофейни. Не лучшее заведение, где она любила бывать, но Маркус придерживал её локоть, указывая на свободный столик рядом с панорамными окнами — вид прямо на оживлённую улицу.

Николь присела, поставила сумку на соседний стул и осмотрелась по сторонам — мило и уютно, на первый взгляд, только если бы не этот запах, от которого хотелось зажать нос. Маркус листал меню, а когда подоспевший официант подошёл к столу с блокнотом в руках и во всеоружии великолепного обслуживания, бросая надежду для чаевых, и вовсе дала ему полноценно распоряжаться заказом. Николь немного нервничала, отстукивая каблуком неизвестный ритм, пока сжавшуюся на столе руку в кулак не накрыла тёплая, чьё ощущение она уже знала, ладонь. Пэрри чуть сжал пальцы, улавливая её взгляд. Каблук замер, пока хозяйка посмотрела прямо на него, разжимая кулак.

— Всё в порядке?

В порядке. С Марком почему-то действительно в порядке. Нет напряжения. Ну, может, немного. Спокойно и расслабленно, не учитывая дробь каблука. И подозрительно доверительно. Или просто хотела доверять.

Хоть кому-то.

Хоть немного.

А как же Нэйтен?

Выбрось мусор из головы…

Возможно, причина в том, что давно не была на свидании, если это можно так назвать. И снова поймала себя на мысли, что с ним не улыбалась так, как всем, как полнейшая идиотка, или как недалёкая девушка после неудачной пластики лица. С ним обычная. Всё ещё внутренне контролируемая, но уже немного чуть больше открытая парню. Самую малость. Миллиметр шага навстречу.

Она изучала его черты, внимательно вглядываясь в радужку. Раньше казалось, что они светлые с золотистыми крапинками, но в действительности там полнейшая тьма. Тёмные с чёрной каёмкой. Способные поглотить, если слишком долго в них смотреть. А она смотрела без грамма страха. «Что ты задумал, Маркус?»

— Ты меня смущаешь, — и действительно смущён, его выдавала улыбка и морщинки возле уголков глаз, которые посветлели, стоило лучам солнца немного поиграть, отражаясь искорками, пробиваясь через стекло окна.

Так и хотелось хмыкнуть. Смущён. Ты так же смущён, как она в восторге от местного запаха. Ох, Пэрри, да она видела тебя ни один раз зажимающегося с девушками в коротких юбках. О каком смущении шла речь? Или всё же Ники производила этот эффект, не стремясь заглянуть в содержимое его трусов, а изучая его сущность?

— Скажи, чем вы занимаетесь? — откинула его смущение Николь, как что-то не столь важное, и посмотрела прямо, пока его улыбка медленно стекала в норму обычности.

— Тебя интересует наша будничная жизнь? — брови парня приподняты от удивления и лёгкой обескураженности. Николь Тёрнер не отличалась любопытством, а на их компанию и вовсе, кажется, повесила ярлык «безнадёжность».

— Нет. Меня интересует тот бред, что я увидела возле вонючего клуба.

Не забыла ту ночь и ярость Нэйтена в глазах. Тогда она впервые была напугана. Тот пылающий огонь — Инферно, — поглощал. А она сама прикоснулась, так до сих пор и оставив на губах от него клеймо. Сама оставила печать их невидимой связи, которую так до сих пор и не воспринимала. Отнекивалась, пытаясь доказать, что ничего и не было вовсе.

Было, Николь, было. Помнила жар его губ и стальной привкус.

Что эта за девушка контрастов? От милой девушки до Эльбора с острыми гранями равно одному морганию век. С непривычки это сбило со всех мыслей, заставляя их разлетаться, как попрыгунчикам, ловко отлетая от стенок разума. И как Картер привык к этому? Но и Маркус приспособится. Ему нравилось наблюдать за ней. Необычная.

Он не спешил с ответом. Разве мог вот так легко выдать? Нет, Нэйтен точно открутит ему голову, если она узнает. И всё же они с ним уже сели за эту партию игры.

Принесённый заказ немного разбавил обстановку, заставляя отвлечься на горячий кофе с мягкой пенкой. Официант чиркнул своей фирменно-заученной улыбкой, пожелал приятного аппетита и, хвала всевышнему, не навязывался излишним обществом. Возможно, действительно сегодня отыграет свои чаевые — заслужил. Он подхватил поднос, удалился, пока Николь рассматривала рисунок на напитке. И почему в кофейнях так любили подавать розовую хуй… хрень… розовую хрень? Это сердечко раздражало, так что хотелось просто запустить ложку, словно протыкаешь ножом живой орган, и стереть это, разбивая чашку, чтобы перестало резать глаза, удовлетворяясь разлитой коричневой жижей в осколках — эта картина приятнее для глаз. Пошло всё к чертям, от подобной милости, над которой обычно пищать нормальные девушки, её же выворачивало наизнанку, ещё чуть-чуть, и она задохнётся от блёсток и единорожек на радуге.

Маркус наблюдал, просто разглядывал ту складочку между бровей, когда она запустила ложку и покрутила по кругу, стараясь привести к однородности напиток.

— А хочешь сама увидеть?

Процесс, совершаемый девичьей рукой, моментально замер — перед ним статуя, секундная или ровно настолько, насколько оказалась без движения, пока её взгляд медленно не поднялся из-под опущенных ресниц.

* * *

Телефон с до сих пор открытым сообщением сжимался в руке до белых костяшек. Старая ранка на губах давно прокусана до крови, и во рту ощущался привычный железный вкус.

Дорога. Всего две проезжие полосы ограничивали его от панорамного окна, которому скоро будет грозить разбиться. Девушке всего лишь стоило повернуть голову и увидит его с пламенем в глазах. Как до сих пор не почувствовала его взгляда, словно под лупой, с прищуром, со всем откликом надрывающейся язвы в душе. Но не смотрела. Не видела. А он внутренне кричала: «Обернись!» Посмотри всего одни раз, чтобы ты поняла, увидела, наконец, его не железное сердце. Оно рвалось, медленно, не спеша, специально причиняя боль неспешным разрывом волокон. Пытка.

И снова идиот…

Всего пара строчек, а он вспыхнул, а увидев подтверждение, пылал и, кажется, собственная кожа начала плавиться до мяса, уже доходя до внутренностей, иначе, как объяснить боль в груди. Его проткнули насквозь ломом и прокручивали, наматывая кишки, до самых тошнотворных судорог. Дурно. Перед глазами плыло, но он должен смотреть, должен видеть её отчётливо, собирать все её эмоции, что позволяла рядом с тем, с кем сидела за одним столом. Изучал. Запоминал. Будет прокручивать кошмаром. Неприятно даже моргать, словно глаза высохли, а в них ещё и засыпали песка.

Маркус дебил, раз решил привести её сюда. Она терпеть не могла кофе и всё, что с ним связано. Он бы это знал, если бы действительно знал Николь Тёрнер. Подтверждением служило, когда она отодвинула так и не тронутую губами, не вкушая кофе, кружку в сторону, пока он втирал ей какую-то ересь.

Впервые так беспокоила её фальшивая улыбка — её нет. Куда она её дела? Почему убрала? Верни! Пускай покажет, что ей всё равно! Пускай не будет с ним такой, какой бывает с Нэйтеном Картером!

Разве не слышишь, как хрустела его челюсть, от того, как её сводило?

Не улыбайся никому, кроме него.

«Пожалуйста, Тёрнер», — стон. Уставший и мучительный стон.

Пускай ему будет всё равно…

Не будет…

«16:00, кофейня на углу».

Маркус.

Экран треснул.

«Ну ты и мразь, друг».