Когда соблазняет женщина

Дарья Калинина, 2009

В загородном доме миллионера Кротова, где Мариша пыталась расследовать ряд преступлений, трупы появлялись с пугающей регулярностью. После хозяина дома погибает его старший сын, следом – любовница, затем – зять. Но главная забота Мариши – уберечь от гибели Алену. Ведь именно она, внебрачная дочь миллионера, становится по завещанию единственной наследницей всех его денег и недвижимого имущества. А весь клан Кротовых остался теперь нищим и бездомным. Яснее ясного, что убийца находится в доме. Но кто он?! И вдруг умную Маришу озаряет невероятная догадка, и тогда все происходящее обретает совершенно другой смысл…

Глава 1

Алена стояла на балконе, с которого открывался потрясающий вид на Неву. Смольный собор, высокое синее небо над его бело-голубыми стенами — простор такой, что буквально дух захватывало. Именно отсюда, с этой высоты, казалось, что нет в этом мире для нее ничего недоступного. Стоит лишь захотеть, протянуть руку — и все самые несбыточные мечты вдруг возьмут и сбудутся.

Наконец Алена переключила внимание на сам балкон. Честное слово, он того заслуживал! Строго говоря, это был даже не балкон, а просторная терраса, и на ней зимний сад. За стеклами была ранняя весна, но в саду уже чувствовалось пробуждение жизни. Вовсю начинали цвести гиацинты, нарциссы и тюльпаны, расположенные в красиво окрашенных жестяных контейнерах, расписанных глазурью мисках и прочей посуде такой красивой, что в доме у самой Алены использовалась бы не под цветы, а подавалась бы на стол, да и то лишь самым почетным гостям.

За спиной Алены на ветках вьющихся роз набухали толстые почки. А плеть холодостойкого амурского винограда уже покрывалась первыми листочками. Отлично перезимовали взрослый мирт и эвкалипт в громадных напольных кашпо, стоящих на белом мраморе.

Алена обвела взглядом сад, и из ее груди вырвался вздох удовлетворения. Подумать только, и все это великолепие принадлежит ей одной! Просто в голове не укладывалось.

А ведь еще вчерашнее утро для нее началось с привычного уже за двадцать с хвостиком лет ворчания матери. По правде сказать, хвостик этот был весьма приличный. Так что к ворчанию Алена если не привыкла, то по крайней мере притерпелась. Тем более что ворчала мама скорей для порядка, а не по злобе. Свою единственную дочку она горячо любила. И всегда желала ей всего самого лучшего.

Одна беда, это самое лучшее почему-то до сих пор обходило Алену стороной. Впрочем, нечего гневить бога. Не такая уж у них с мамой была и плохая жизнь. Жили они, конечно, не в отдельной квартире, а в коммуналке. Но сосед у них был всего один — тихий алкоголик дядя Гриша, который никогда не скандалил. Просто напивался и ложился спать у себя в комнате. Тихо и мирно. Тогда Алена с мамой следили за оставленными им на плите сосисками. А он в моменты просветления и относительной трезвости пытался поддерживать в их общей квартире порядок — чинил сломавшиеся розетки, вкручивал лампочки под самым потолком, менял прокладки в кранах и бесконечно латал прохудившиеся трубы.

Вообще, их сосед был славным дядькой. И если бы та комната, в которой он проживал, принадлежала бы ему самому, а не была оформлена на бывшую супругу дяди Гриши, то мама Алены давно бы уже прибрала невредного холостяка к рукам. Какая беда, что пьет? Ее собственный муж и отец Алены, по словам матери, тоже пил. Через это дело и помер до срока. Так она всегда объясняла дочери. А дядя Гриша очень даже ничего. И если помрет, так хоть в тепле и сытости, под боком у женушки. И ему хорошо, и ей неплохо.

Конечно, жить с алкоголиком, пусть и с тихим, то еще удовольствие. Но Аленина мама была согласна и на это. Потому что у всех есть мечта. А мечта Алениной мамы заключалась в том, чтобы остаться в их трехкомнатной квартире в центре города полноправной хозяйкой.

— Представляешь, сколько может стоить сейчас наша квартира! — возбужденно блестя глазами, не раз говорила Алене мать. — Это же безумные деньги! Можешь мне поверить! Безумные! И Надька — сестра нашего Гриши — отлично это понимает. Так что за свою комнату с нас захочет поиметь по полной программе! Но дело того стоит! Надо копить!

Самой Алене казалось, что хоронить до времени доброго и безобидного дядю Гришу как-то не очень красиво. Получалось, что сестра дяди Гриши и ее мама вроде как сговорились за спиной мужика и теперь выжидают, когда он отбросит тапки, чтобы начать сражение за его жилплощадь. Но и она прекрасно понимала, что их сосед уже далеко не молод, здорово поддает, и трезвым они его видят все реже и реже. Значит, развязка действительно не за горами. И мама, конечно же, как всегда, совершенно права. Куда лучше выкупить его комнату, чем сживаться с новыми соседями. И как знать, кто это окажется? А вдруг семья таджиков или кого-то еще из ближнего зарубежья?

Таджиков Алена не то чтобы не любила, но недолюбливала, как все, чего откровенно не понимала. А этих людей она не понимала совершенно. Что же такое должно твориться у них в их собственной стране, чтобы согласиться ютиться в комнатушках по десять-двадцать человек, питаться исключительно скромно, а зачастую и сомнительной свежести продуктами, купленными по дешевке. И все для того, чтобы послать своим семьям несчастные сто-двести долларов в месяц?

Так не лучше ли им немного затянуть пояса и потерпеть пару лет у себя на родине, но привести в порядок собственную страну и собственную экономику, чем горбатиться всю жизнь на богатого соседа, тихо завидуя и ненавидя его в душе.

А общаться с этими людьми Алене приходилось часто. Гораздо чаще, чем ей бы хотелось. Дело в том, что в прошлом месяце мама обнаружила место, где продавались продукты дешевле, чем всюду в городе. Цены в магазине были действительно ниже плинтуса. Качество и ассортимент тоже. Но, порывшись в груде второсортицы, можно было раздобыть и что-нибудь приличное. Ну, почти приличное.

— Мы же не сами это есть будем! — втолковывала заартачившейся было девушке ее мать. — Мы клиентам скормим.

— Так ведь гнилье же!

— Все так делают! Иначе свою копейку не заработаешь. Не в супермаркетах же товар для кухни покупать. Так только пятизвездочные рестораны делают. Да и то я сомневаюсь, чтобы они не хотели выбрать где подешевле.

Алена и сама знала, что городские точки общепита стремятся сократить возрастающие расходы за счет качества. А чем они с мамой хуже? Их кафе должно приносить прибыль, если они хотят остаться на плаву, да еще скопить денег на комнату соседа.

Эту комнату Алена потихоньку уже начинала ненавидеть. Сколько сил положено на то, чтобы скопить необходимую сумму. Ее собственная молодость. Личная жизнь. Здоровье матери.

Маму свою Алена очень любила. И хотя во многом осуждала, но вслух этого не говорила. К тому же она знала: мама старается не для себя — ради Алены. Потому что любит ее. Потому что хочет, чтобы дочь жила счастливей и, во всяком случае, богаче, чем она сама.

— Ты только представь, трехкомнатная квартира в центре города! — воодушевленно твердила мама изо дня в день. — Ты будешь богатой невестой! Женихи станут выстраиваться к тебе в очередь.

— Так я что-то не понимаю, ко мне они встанут в очередь или к моей квартире?

— Это одно и то же! Поверь мне, главное — выйти замуж. А как и каким способом, не важно. Штамп в паспорте — это гарантия твоей беззаботной и сытой жизни! Если у тебя есть законный муж, он обязан о тебе позаботиться, хочет он того или нет!

Алена слушала мать, не перебивая. И лишь потихоньку грустно улыбалась. Бедная мама! Воображает, что современного мужчину может остановить штамп в паспорте. Может быть, во времена маминой молодости что-то подобное и наблюдалось, но нынче каждый второй брак разваливается еще в первый год совместной жизни. Молодые люди с легкостью рвут цепи, которыми необдуманно поторопились себя связать.

Нет, Алена не надеялась на выгодное замужество. В этой жизни нужно рассчитывать только на себя и на свои силы. Она поможет маме скопить денег на эту комнату. А там… там видно будет.

Они с мамой работали в маленьком кафе, где хозяин появлялся раз в день за выручкой. Выручку он получал очень аккуратно. И даже не подозревал, на какие ухищрения идут за его спиной ловкие работницы. Алена была подавальщицей, счетоводом и посудомойкой в одном лице. А ее мама поварихой. Горячий цех, холодный цех да еще и кондитерский — все было на ней.

Конечно, можно было нанять еще людей. Но Ирина Руслановна, так звали Аленину маму, не собиралась ни с кем делиться.

— Не велик труд помыть несколько тарелок и кастрюль, — говорила она. — Зато лишние пять тысяч у нас в кармане. И официантка не нужна. Пока я готовлю, ты все подашь, уберешь и посчитаешь.

Посчитаешь на языке Ирины Руслановны означало — обсчитаешь. И Алена послушно кроила и выгадывала так, чтобы иметь с каждого клиента хоть небольшую, но прибыль. Конечно, хозяин привозил мясо, овощи и деликатесы. И следил за тем, чтобы количество израсходованной провизии совпадало с количеством проданных за день блюд. Но Алена с мамой покупали по дешевке другие продукты, а потом варили, жарили и тушили из них вполне удобоваримые блюда, оставляя хозяина с носом.

— Чего ты морщишься? — удивлялась Ирина Руслановна. — Подумаешь, яблочко с одной стороны битое. И что? Обрежь гнилое! Остальная часть ведь хорошая! И получится отличная начинка для пирожка.

Точно так же поступали с луком, картошкой и другими овощами.

— В четыре раза дешевле! — бухтела Ирина Руслановна. — Не морщись!

И Алена привыкла, что они никогда не берут ничего первого сорта. Только второй или даже ниже. И ничего, всегда прокатывало. Сложней было с мясом, курятиной и яйцами. Согласитесь, если яйцо испорчено, то тут уж трудно что-то придумать. Ну что же, бывало и такое. Выбрасывали.

Однако копейка к копейке, а денежки на вожделенную комнату копились. Вот и вчера Алена поехала с мамой в универсам народных цен. Далеко, через весь город. Сначала на метро, потом на трамвае. С тележками туда, с гружеными тележками обратно. Порылись в сомнительного качества товарах, выбрали что получше и подешевле. И, уставшие, принялись сортировать, мыть, чистить и резать овощи на завтрашние салаты.

— В результате выходных у меня не было, — жаловалась Алена своей подруге Наташке. Девушки жили в одном дворе. Дома у них были разные, но двери выходили в один двор-колодец. Поэтому ровесницы сначала играли в одной песочнице, потом ходили в одну школу, потом просто частенько ходили вместе гулять по центру города, встречая и провожая белые ночи, празднуя пивной фестиваль и день рождения города. А также все другие новые и старые праздники, какие только остались.

Наташка, в противоположность хрупкой и чернявой Алене, была рослой и склонной к полноте особой. Она была замужем, при этом — счастливо. Во всяком случае, мама Алены считала именно так. Муж у Наташки был шофер. Но два года назад он купил грузовик и начал работать сам на себя, развозя грузы по частным заказам. Получал он прилично, но и пахал тоже. Два кредита, маленький ребенок и избалованная жена требовали своего. Малышу — дорогую игрушку, ей — колечко с брильянтом.

С ребенком сидела бабушка. А Наташка целыми днями либо валялась на диване и смотрела телевизор, либо шаталась по магазинам, либо сидела в салонах красоты, пытаясь придать своей простоватой физиономии хоть какое-то подобие шарма.

Денег на это уходило немыслимо много, а результат отсутствовал. Наташкина простоватость перла из нее, как тесто из кастрюли. Узенькие глазки, нос картошкой, бесцветные волосы и фигура «Мадам, где будем делать талию?». За что Наташку любил или, во всяком случае, терпел ее муж, Алена никогда не понимала. И неустанно поражалась, когда Наташка хвасталась очередным подарком муженька — брильянтовым кольцом, колье или шикарным платьем. Дима что же, не понимает, что колье на его жене как на корове седло? Да и платье сидит на ней не многим лучше!

Больше всего, как ни странно, подходили Наташке спортивные костюмы. Они скрывали ее фигуру и по крайней мере не предназначались изображать то, чего не было и в помине. К тому же Наташка не обладала ни добротой, ни жалостливостью, которые бы как-то красили ее. Вот и в тот вечер она не стала сочувствовать Алене.

— Дура ты, вот и весь тебе мой сказ! — равнодушно обронила она. — Сама себе каторгу устроила, а теперь жалуешься!

— Тебе хорошо говорить. У тебя муж. Он тебя содержит.

— Содержит! И всегда содержать будет. А тебе кто мешает? Выходи замуж и лезь на шею к супругу!

— Так ведь нет никого.

— А ты и не ищешь! Уцепилась за своего торгаша. А он женат! У него двое детей! Он на тебе никогда не женится. И спонсор из него фиговый!

— Ну, все-таки золотой браслет мне на день рождения подарил.

— Браслет! — фыркнула Наташа. — Это за то, что ты с ним по первому его звонку всегда готова? Да еще бесплатно? Да еще с ним одним и вот уже… Сколько вы вместе?

— Девять лет.

— Вот я и говорю! Маловато одного браслета будет. За девять-то лет! И… сколько абортов ты от него уже сделала? Три? Пять?

— Не важно.

— Еще как важно! Ты погубила свое здоровье и молодость. А он тебе взамен золотой браслетик. Тьфу! Дура ты и есть!

Алена спорить не стала. Она и так понимала, что Наташка права. И во всех своих бедах мы всегда виноваты в первую очередь сами. Но… Но легче от этой мысли не становилось. И даже почему-то захотелось поплакать. После общения с Наташкой всегда так. И зачем она вообще поперлась с ней в это дурацкое кафе? Наташке что, ей скучно, вот и вытащила ее. Дескать, кофе попить да пирожных поесть. Хотя какие пирожные?! Есть она тут ничего не будет. С тех пор как они с мамой стали работать в кафе у этого их Александра Федоровича и познакомились со всей кухней, Алена в рот ничего не брала в общественных местах. Не могла. Представляла, из чего это все готовится. И не могла. Ее просто тошнило.

А Наташка лопала. Лопала и говорила. Хвасталась, раздуваясь от собственной ловкости и сообразительности. Так что под конец Алене даже стало казаться, что Наташка сейчас просто лопнет. Так они и сидели. Одна гнула пальцы, а вторая униженно слушала, проклиная саму себя в душе и недоумевая, зачем она вообще все это терпит?

Из кафе Алена позвонила Алешке. Может быть, хоть он скрасит ее жизнь? Если бы приехал, они могли бы покататься на его машине по городу. Весна же! Или бы поехали за город. Погуляли бы там по лесу, подышали свежим воздухом. Хоть какое-то удовольствие. И, возможно, жизнь тогда покажется веселей.

Но Алешка трубку не снял. Оно и понятно. Воскресенье. Вечер. По выходным и по вечерам Алешка трубку никогда не брал. Был с семьей. Изображал примерного семьянина. И на то, что творится в душе его любовницы, ему было плевать. По крайней мере до понедельника.

На обратном пути Алена по привычке заглянула в свой почтовый ящик. Там что-то белело. Интересно, счет прислали за телефон или рекламная брошюра? Алена открыла ящик, и сердце ее дрогнуло. Конверт. Ни мама, ни она сама писем не получали уже много лет. Не писал им никто. И сами они никому не писали. К чему, если есть телефон?

К тому же конверт, когда Алена его достала, выглядел необычайно солидно. Длинный, плотный, и адрес отпечатан, а не написан от руки. Глянув на обратный адрес, Алена ничего не поняла. Какая-то адвокатская контора. Зачем она им понадобилась? А в том, что конверт был адресован именно ей, Алена не сомневалась. Имя стояло ее. И адрес тоже был указан правильно.

Так с письмом в руках Алена и поднялась к себе домой.

— Что это у тебя? — сунула нос мама, встречающая дочку в дверях. — Письмо? От кого?

— Не знаю. Адвокатская контора.

Мама неожиданно сильно побледнела. Но в полумраке коридора Алена этого не заметила. Она расшнуровывала ботиночки и беспокоилась о том, как бы не порвать тонкие колготки. Ведь придется покупать новые. А это двести, а то и двести пятьдесят рублей. А эти она носит всего второй месяц, и ни одной зацепочки на них еще нет.

Когда Алена спохватилась, то обнаружила, что осталась одна — ни мамы, ни конверта рядом с ней в прихожей нет. Девушка прошла в комнату и испуганно замерла у косяка. Ее мама сидела за столом, стоящим прямо под люстрой. И читала письмо. При этом по ее лицу текли самые настоящие слезы, а сама она бормотала себе под нос:

— Не может быть! Нет! Не верю!

— Мама! Что случилось? Какое-то несчастье? Кто-то умер?

Ирина Руслановна подняла на нее покрасневшие глаза и кивнула:

— Умер! Умер, и это счастье! Твое счастье, доченька! Господи, я уж и не верила, что это случится!

— Кто умер?

— Твой отец! Он умер!

Алена пожала плечами:

— Ну, знаю. Ты сама мне много раз рассказывала, он пил и…

— Врала я тебе! — перебила ее Ирина Руслановна. — Жив он!

— Кто?

— Твой отец!

— Жив? — поразилась Алена. — Но…

— Жив, жив. Врала я тебе всю жизнь.

— Да как же?..

— Верней, был жив, — спохватилась Ирина Руслановна. — А теперь вот пишут тебе, что помер он! Ну, туда ему и дорога. Надеюсь, перед смертью хорошенько помучился. Так ему и надо. Собаке — собачья смерть!

— Мама! — воскликнула пораженная Алена, которая никогда не слышала, чтобы ее мама так отзывалась о людях. — Зачем ты так?

— Зачем? А вот зачем! Ты только посмотри, как мы живем! Посмотри, посмотри! Бедность. Ты работаешь от зари до зари. Сама словно тростиночка тоненькая, а сумки тяжеленные по пятнадцать кило таскаешь.

— Но я сама так хочу. Так надо. Ты сама знаешь. Комната дяди Гриши и…

— Комната! — в ярости перебила ее мама. — Да у твоего отца миллионы! Даже не миллионы, а миллиарды!

— Миллиарды? — прошептала Алена, не в силах справиться с охватившим ее изумлением.

Переход от отца — пьяницы и покойника к отцу — миллионеру и даже миллиардеру был слишком резок. И теперь просто изумленно таращилась на мать, ожидая, когда та скажет еще что-нибудь столь же невероятное. Может быть, ее двоюродная бабка — это королева Великобритании? А дядя — принц в какой-нибудь африканской республике?

Но ничего такого про другую родню ее мама не сказала. Она рассказывала про отца.

— Твой отец миллиардер! И все эти годы был им! А нам с тобой за все это время ни копейки от своих щедрот не бросил.

— Но почему? Вы с ним поссорились?

— Поссорились! Ты считаешь, что порядочный человек, поссорившись с женщиной, допустил бы, чтобы его ребенок рос в нищете? Ведь я ничего не могла себе позволить для дочери! Ни учителей хороших! Ни отпуска у моря! Ни одежки красивой!

— Мне всего хватало.

— Так это потому, что ты у меня славная девочка. И всегда понимала, что денег у нас мало. Потому и не требовала ничего. А мне-то каково было? Знала ведь, что отец у тебя богач, а ни копейки нам не дает!

— Но почему так?

— Подлец он!

— Но ведь… Ты могла подать на алименты!

— Тогда так не принято было.

— Как не принято?

— Ну, чтобы люди не женаты, а алименты на дите платили бы.

— Погоди, — растерялась Алена. — Так вы с моим отцом в загс не ходили?

— Нет.

— Но ты мне рассказывала про вашу свадьбу. Какое у тебя было красивое платье с фатой. Какой папа был в тот день нарядный. И как вы хорошо праздновали в ресторане, а потом прямо из-за стола твой папа увез тебя к морю.

— Врала. Верней, фантазировала. Хотелось мне, чтобы так все и было. Да только…

И Ирина Руслановна выразительно развела руками. Алена молчала. Она не знала, что говорить. В короткий срок на нее обрушилось столько новой информации, что девушка не могла прийти в себя и понять, как же она ко всему этому относится.

— Значит, вы с моим отцом не были женаты и меня он своим ребенком не признал?

— Точно.

— А почему же перед смертью решил вспомнить?

— Может быть, совесть проснулась, — предположила Ирина Руслановна. — Все-таки он знал, что ты его дочь. Ты на меня не похожа, а с ним словно две капли воды.

— И что? Почему же не помогал-то, раз похожа?

— Упрямый он был очень. Упертый. Если уж что сказал, то нипочем его не сдвинуть. Как узнал, что я беременна, сразу про аборт заговорил. Я ни в какую. Рожу, говорю. Ну, тогда, сказал, как хочешь. Но если родишь, ни тебе, ни ребенку от меня помощи не будет. И не соврал. Ни разу не помог. Ни рублем, ни знакомством. А ведь у него и при советской власти папаша в начальниках сидел. И сыночка к делу пристроил. А уж после перестройки твой отец и вовсе в гору пошел. Да ты его видела!

— Я?! Где?!

— По телевизору.

— Когда?

— Да его без конца показывали. То дом культуры с министром открывает, то детскую больницу, то еще чего. Благотворительностью увлекся на старости лет. Я как посмотрю очередную передачу с его участием, так прям крючит всю от злости. Чужим детям больницы строит, приюты открывает, столовые для бездомных. Хороший такой. А собственное дитя из последних сил надрывается, чтобы комнату в коммуналке купить!

Алена молчала. Она просто не знала, что говорить. И тут ее взгляд внезапно упал на конверт, распечатанный матерью. Алена протянула руку и взяла листок плотной бумаги. На нем деловым канцелярским слогом извещалось, что ей надлежит явиться завтра в адвокатскую контору «Кац и сыновья», где ее ознакомят с завещанием Кротова Сергея Юльевича.

— Сергей Юльевич, — пробормотала Алена, теперь вспоминая этого невысокого седовласого мужчину, который действительно частенько мелькал на экране телевизора.

Когда дикторша в первый раз назвала его по отчеству, Алена подумала, что та оговорилась или просто картавит. Но оказалось, что он именно Юльевич, а не Юрьевич. Дикторша не ошиблась. Просто у мужика отец был не Юрий, а Юлий — как Гай Юлий Цезарь, к примеру.

Этот невысокий мужчина держался с таким достоинством и, Алена бы даже сказала, высокомерием, что казался выше окружавших его людей — охраны, чиновников и прочих. И всегда губы Сергея Юльевича были поджаты, так что Алене как-то не верилось, что он делает добро искренне, от чистого сердца. Казалось, что его благотворительность — это показуха, рассчитанная на недалекие умы.

— И что же теперь? — прошептала Алена. — Он мне оставит хоть что-нибудь?

— Надеюсь!

Алена молчала. Господи, хоть бы этого папашиного наследства хватило им с мамой на комнату! Тогда конец унизительным походам по оптовым рынкам. Конец гнилым помидорам и порченым яблокам на компоты! Конец ежедневным тяжестям и вечному страху, что их с мамой поймают, уличат, оскандалят!

— Пойдешь? — с надеждой спросила у нее Ирина Руслановна.

— О чем речь! Пойду!

— И верно, доченька. Не думаю, что твой отец шибко расщедрился. Но пусть хоть несколько тысяч да получим.

— Конечно. Они нам за так достанутся. Считай, что на дороге нашли!

И мать с дочерью еще раз перечли послание от адвокатской конторы. Никакой ясности в то, насколько щедр мог быть с Аленой ее покойный папаша, это письмо так и не внесло. И обе женщины принялись увлеченно строить догадки, сколько же отвалит своей незаконнорожденной дочери отец. И что скажут по этому поводу остальные наследники. А уж они найдут, что сказать. Вот в этом можно было не сомневаться.