Фанатка голого короля

Дарья Донцова, 2012

Меня, Виолу Тараканову, не так-то просто обвести вокруг пальца! Однако милой подруженьке Лене Макеевой удалось повесить на мои уши килограмм лапши: якобы муж у нее, бедняжки, жадный монстр – и бьет-то он ее, и из дома выгоняет, и чуть ли не жизни лишить угрожает… Все оказалось полной липой! Кроме того, что Лену действительно вскоре убили… Не муж, правда, а какой-то маньяк – заодно с продавщицей придорожного магазинчика, куда моя приятельница забежала за конфетами. Преступник еще и таинственные автографы на теле жертв оставил – бумажки с нарисованными пятиугольниками. И кому, спрашивается, адресованы сии послания? Ломая голову над загадкой, я вовсе не рассчитывала нос к носу столкнуться с… моим разлюбезным бывшим муженьком, Олегом Куприным, которому поручили вести дело!

Глава 1

На следующий день после свадьбы большинство женщин начинает активно перевоспитывать только что обретенного супруга, а через десять лет бросает ему упрек: «Ты совсем не тот человек, за которого я выходила замуж».

— Юра стал таким агрессивным… — всхлипнула Лена и схватила чашку с капучино. — Что-нибудь скажет и буравит меня глазами, словно хочет во мне дырку просверлить. Затем велит: «Выскажи свое мнение по затронутому мною вопросу». Только я рот открою, слова вымолвить не успею, а благоверный уже орет: «Вечно ты со мной споришь!» Потом вообще дурдом начинается. Юрка посуду на пол швыряет, вопит нечто невразумительное, кидается в спальню, засовывает не глядя шмотье в сумку и визжит в режиме ультразвука: «Ухожу к маме!»

— В таком случае ты не можешь его услышать, — вздохнула я.

Лена на секунду примолкла, допила кофе и, наконец, удивилась:

— Почему?

— В школе нас учили, что человеческое ухо не воспринимает ультразвук, — объяснила я. — И вроде бы мать Юры скончалась много лет назад. Как он может к ней уехать? Или я путаю?

— Вот, — кивнула Ленка, — стопроцентное доказательство того, что Юрка стал психом, не способен адекватно оценивать ситуацию. Когда он в первый раз про побег к матушке заявил, я ему задала весьма резонный вопрос: «Ну и куда ты направишься? На кладбище?» Так Юра совсем человеческий вид потерял — сумищу с балкона швырнул. С седьмого этажа! Хорошо, торба никому по башке не угодила. Я потом полчаса его шмотки на улице собирала.

— Отлично! — скривилась я. — Супруг нахамил, а ты кинулась его вещи собирать. Пусть бы сам за бельишком побежал.

— Юрка отказался, — заныла Ленка, стремительно уничтожая пирожное со взбитыми сливками. — Я ему сказала: «Хватит психовать, несись вниз, а то голым останешься. Народ вмиг шмотье похватает, что упало, то пропало». А он в ответ: «Ну и хрен с ним, новое куплю».

— Вот и надо было спокойно сидеть у телика, — встряла я со своим советом. — Растащили бы Юркины джинсы-рубашки — его проблема!

— Ошибаешься, дорогая, это была бы моя проблема, — запричитала Макеева. — Думаешь, Юрка в трениках бы на работу отправился? Как бы не так! Запустил бы лапы в мой стратегический запас и весь его на себя потратил. А я собираю на очень нужную в хозяйстве вещь.

— На что? — не к месту полюбопытствовала я, глядя, как Ленка приступает к корзиночке из песочного теста с горой жирного крема. Похоже, переживания не лишили ее аппетита.

— На шубу, — произнесла Макеева, запивая лакомство колой. — Норковую, из цельных шкурок.

— У тебя же есть манто, — напомнила я, — совсем новое, ты его в прошлом ноябре приобрела.

— Ага, из кусочков, — надулась Ленка, — а надо из больших пластин. Если у женщины нет приличной шубы, окружающие считают ее мужа нищим неудачником. Не для себя стараюсь, а ради Юрки. Ну, представь, настанет зима, я приду к мужу на работу в кацавейке из обрезков, и как потом местное бабье шушукаться станет? «У Макеева жена оборванка, он не может красивую шубенку ей справить». Это ж какой удар по реноме Юры! Если разобраться, то, по сути, роскошное манто нужно не мне, а ему.

Я не успела прокомментировать последнюю фразу — Ленка сердито воскликнула:

— Я всегда права! Знаю, как будет лучше Юре! А он, говорю, совсем опсихел. У него теперь два лейтмотива скандалов. Первый: «Ты меня не уважаешь». Второй: «Ты вечно споришь». Я ему в ответ: «Нет, я с тобой не спорю»…

Мне стало смешно, изо рта вырвался неуместный смешок, который я постаралась закамуфлировать под кашель. Но Макееву трудно обмануть.

— Веселишься? Я тоже сначала полагала, что это ерунда, не обращала внимания на Юркины закидоны, но вчера вон чего случилось…

Ленка расстегнула тонкий трикотажный, но все равно слишком теплый для жаркого лета кардиган, скинула с плеч и осталась в одном сарафане.

— Боже! — ахнула я, увидев массу синяков и ссадин на теле подруги. — Что произошло?

— Да все то же! — зашмыгала носом Макеева. — Сначала муженек визжал про неуважение, затем порысил шмотье собирать. У меня терпение лопнуло, я и сказанула: «Хочешь жить у любимой мамочки? В могилке? Давай, поторопись, а то в десять вечера ворота кладбища запрут, останешься под забором». Макеев схватил зонтик, длинный такой, с набалдашником, и…

Лена снова надела кардиган, застегнула его на все пуговицы и посмотрела на меня.

— Что теперь делать, Вилка? Юра-то быстро отходит, через час после скандала прибегает прощения просить, а я долго не могу прийти в себя. Мне и через неделю после выяснения отношений обидно. Но вчера было иначе, мы легли спать в разных комнатах. Сегодня утром выхожу на кухню, смотрю — муж сам себе кофе сварил. В первый раз за всю нашу совместную жизнь к плите подошел! Я ему в шутку и говорю: «Молодец, Юрчик, о себе позаботился. Может, когда-нибудь научишься и о жене думать. Чего ж мне-то порцию не оставил? Я всегда тебе кофе готовлю, и, готова спорить, ты зерна, перед тем как молоть, не обжарил чуток для аромата. Ну и куда ты без моих советов?»

— Отличная шутка, — скривилась я, — очень-очень смешная. Лена, если ты постоянно так юморишь, то не удивительно, что твой супруг бесится.

Но подруга, не обратив внимания на мое замечание, продолжала:

— Юрка вдруг тихо сказал: «Я тебя убью. Насмерть. Навсегда жизни лишу». Весь побелел, выхватил из подставки нож и пошел на меня. Я сразу поняла — муж ума лишился! — и кинулась к двери. А он…

Ленка выставила из-под стола ногу и задрала сарафан почти до пояса. По ее бедру тянулся длинный, успевший слегка подсохнуть глубокий порез.

— Он меня за шиворот у вешалки поймал, — жалобно простонала Макеева, — спиной в куртки ткнул, лезвием по ноге чиркнул, выругался и прошипел: «Уходи, Елена, а то когда-нибудь я остановиться не смогу, горло тебе перережу. Сгинь с глаз, пока я добрый». Двинул меня кулаком в живот и в ванной заперся. А я схватила кардиган с сумкой и сюда приехала. Что делать-то? Вот только не говори про обращение в полицию! Там ответят: «Семейные ссоры нас не касаются, сами разбирайтесь». Наш участковый даже зада от стула не оторвет. Он еще имеет обыкновение на жалость давить, говорит: «Гражданка Макеева, нас премии лишают, если процент преступности по участку растет. Ну, оформлю я вашего мужа за хулиганку, и что получится? Вы же сами через день прибежите, зарыдаете: «Верните мужика, он хороший, я погорячилась». К начальству попрете, а я без тринадцатой зарплаты останусь…»

— В отделениях терпеть не могут улаживать супружеские дрязги, — кивнула я. И удивилась: — Но откуда ты знаешь, как поведет себя участковый?

Ленка неожиданно смутилась.

— Так я… ходила уже к нему. И он при виде меня морщился, старался побыстрее выпроводить из кабинета. А в последний раз совсем сдурел, буркнул: «Пишите на гражданина Макеева заявление, сходите в травмпункт, зафиксируйте побои». Вот идиот! Разве хорошая жена собственноручно мужа за решетку посадит? Естественно, я отказалась жалобу настрочить. А этому гаду только того и надо. Короче, выпер меня вон. Вот как наша доблестная полиция о женщинах заботится! Конечно, у меня же нету денег, чтобы участковому взятку дать. Вон Алину Васятину весной в парке изнасиловали, так полицейские через два дня преступника нашли. А почему? Ха! У нее отец владелец рынка, и он все отделение…

— Погоди! — остановила я ее. — Ты ранее неоднократно бегала к участковому? Зачем?

— Всего пару разиков и по веской причине. Например, в мае хотела заявить об изнасиловании, — сообщила подруга. — Но я не Васятина, у меня богатого папаши нет. Чтобы полиция зашевелилась, надо…

— Кто на тебя напал? Когда? — окончательно растерялась я.

Макеева вздернула подбородок.

— Юрка! Весной!

Я залпом выпила стакан минералки.

— Хочешь сказать, что за все время брака муж не приближался к тебе, а потом решил взять силой?

— Мы с ним в тот день поругались, — вздохнула Лена, — разорались друг на друга, и вдруг Юрка потащил меня в постель. А я не хотела. Но он ведь сильнее! Повторял, как псих: «Ленуся, перестань ломаться, я ж тебя люблю». И завалил на кровать. Без моего желания! Это изнасилование. Он сумасшедший!

— Ты серьезно хотела подать заявление? — уточнила я. — Представляешь, какой срок светит Юре за такое преступление и что с осужденным по этой статье сделают в СИЗО и на зоне?

Подруга легла грудью на пластиковый столик.

— Я не планировала запихнуть Юру в кутузку.

Я окончательно перестала понимать ее.

— Тогда какого черта потопала к участковому?

— Чтобы тот с ним побеседовал, поругал, слегка напугал, — сорокой застрекотала Лена, — сказал: «Перестань издеваться над женой, не спорь с ней постоянно, не качай права, лучше слушай, что тебе умная женщина советует».

— Детский сад! — вырвалось у меня. — Полицейские — не добрые тетушки-воспитательницы, журящие малыша за поломанную игрушку. Хорошо, что участковый тебя выгнал, запусти он машину, Юра бы из жерновов судебно-следственной мельницы не выбрался.

— Ругать все умеют, ты лучше подскажи, что мне делать! — зашептала Ленка. — Я боюсь Юрку! Он и правда убить способен. Чувствую собственную скорую смерть.

— Пожалуйста, не неси чушь! — остановила я Макееву.

Но она опять не слушала меня.

— Мне ночью покойная мама приснилась. Руки ко мне тянула и говорила: «Ленуся, мы вот-вот встретимся. Во вторник обнимемся по-настоящему». А какой сегодня день недели? Вторник. Вернусь домой, а там Юрка с тесаком затаился… — прошептала Ленка.

Я хлопнула ладонью по столу.

— Хватит! Прекрати истерику! Сейчас поедем ко мне на дачу. Положу тебя в саду в гамаке, попьем чайку, остынем и попытаемся понять, как действовать.

— Спасибо, Вилка, — всхлипнула Лена. — Но ты же на той фазенде сама в гостях, не имеешь права никого в гамак укладывать, потому что он не твой.

— Ерунда! — отмахнулась я. — Алла замечательная, Костя очень приветливый и целыми днями пропадает на работе, его брат уехал отдыхать, раньше конца августа не вернется. Поехали, тут пути на машине пять минут. Пообедаем, погуляем по саду.

— Нет, нет, — как испорченная пластинка, твердила Лена. — Спасибо за приглашение, мне бы очень хотелось провести некоторое время в тишине, среди интеллигентных людей… Но — нет!

— Да почему? — взвилась я. — Перестань упираться. Если Юрий регулярно поднимает на тебя руку, к нему возвращаться нельзя.

— Мне очень неловко, — сконфуженно призналась подруга, — я не могу рассказать посторонним о побоях. Со стыда сгорю, если твой жених и его мать узнают о том, какой Юра.

— И не надо ничего им говорить! — остановила я Лену. — Нет никакой необходимости оповещать Аллочку, Костю и двух их друзей, гостящих на даче, о твоих семейных проблемах. Поступим так: скажем, что твою квартиру затопили соседи сверху, переночевать тебе негде. Алла добрая женщина и сразу предложит тебе пожить у нее. Пару дней отдохнешь, а там придумаем, что дальше делать.

— Тогда давай не скажем им, что я замужем. Пожалуйста! — взмолилась Елена. — Пусть все считают меня одинокой. Ведь странно проситься в гости без мужа, которому тоже негде ночевать, если в квартире потоп.

— Правильно, — кивнула я. — Не волнуйся, никто не узнает о побоях, главное, не снимай кардиган. Дам тебе пару платьев с длинными рукавами.

Лена вытащила из-под стола спортивную сумку.

— У меня вещи с собой. В твои крохотные шмотки я не влезу. Ох, Вилка, мне жутко страшно! Хорошо, когда есть такая подруга, как ты!

Я не успела ничего сказать, лежащий на столе мобильный Ленки издал характерное пощелкивание.

— Это еще кто? — скривилась Макеева. Схватила трубку и прочитала эсэмэску. — Вот дура! Совсем идиотка…

Последние слова она произнесла, набирая ответ.

— Что-то случилось? — полюбопытствовала я.

Макеева, убрав телефон, закатила глаза.

— Поражаюсь тупости и безответственности некоторых людей. Это мамаша одной больной девочки. Ей было велено привести ребенка на консультацию в полпервого, но она явилась раньше и устроила скандал. Я посоветовала ей спокойно подождать чуток, сказала, что к ним из отделения спустятся. Если я организовываю встречу с профессором, проколов не бывает, надо только прийти в указанный срок.

— Забудь о делах, поехали на дачу, — велела я. — Только расплачусь по счету…

— Как-то неудобно в чужой дом с пустыми руками, — занервничала Лена.

— Глупости, — отмахнулась я, — у Аллы все есть.

— Нет, неприлично заявляться в гости без коробки конфет! — отрезала Макеева. — Подожди пять минут, я сбегаю вон в тот павильончик.

— Не дури! — попыталась я остановить Ленку.

Но та никогда никого не слушает, переубедить ее невозможно.

— Я быстро, — пообещала она.

Я предприняла последнюю попытку урезонить упрямицу:

— Навряд ли в ларьке на подмосковной платформе найдутся свежие конфеты.

— Плевать на качество, — заявила Макеева, — главное, что я не с пустыми руками припрусь. Слушай, дай тысячу, а? У меня карточка, сомневаюсь, что в этой глуши их принимают.

Я достала кошелек.

— Вас рассчитать? — крикнула от стойки бара официантка.

— Да, пожалуйста, — ответила я, наблюдая, как Лена на всех парах несется к выходу.

Макеева выскочила на площадь, перебежала ее, обогнула павильончик и пропала из виду. Я бездумно рассматривала пустую пыльную улицу.

Станция «Брендино» — забытое богом место. У платформы притормаживают на считаные секунды далеко не все электрички, а скорые поезда свистят мимо на полной скорости. Обычно на привокзальных площадях возникают рынки, гомонит толпа, фыркают автобусы-маршрутки, а местные бабы торгуют всякой самодельной снедью. Ну и, конечно, там есть местный ЦУМ с кафе, в общем, жизнь бьет ключом. Но до станции «Брендино» не добрался дикий российский капитализм, из всех перечисленных мною благ цивилизации здесь были лишь небольшая забегаловка «Парус», в которой мы и встретились с Леной, да магазинчик «Радуга».

Я живу в Брендине всего неделю, но уже успела познакомиться с продавщицей. Пришла купить на станцию газеты, узнала, что пресса продается вместе с продуктами, и зашла в павильончик. Крохотный снаружи, внутри он оказался на удивление просторным и походил на торговые точки, открытые при бензоколонках. Несколько рядов стеллажей, поставленных в беспорядке, были заполнены разными товарами. Бытовая химия мирно уживалась с хлебом, гастрономией и журналами-книгами. Касса находилась в противоположном конце от входа, и я, выбрав нужные издания, сказала хозяйке павильончика:

— Прямо у двери лежат шоколадки, а вам не видно, кто вошел. Наверное, часто недосчитываетесь товара?

— Покупателей мало, — ответила продавщица, — теперь все ездят в Ликино, пять минут, и вы в двухэтажном супермаркете. Там и выбор товаров больше, есть кинозал и кафе. На машине до него рукой подать, да и пешком недалеко. Ко мне редкие покупатели заглядывают, в основном местные пенсионерки, а они не вороватые.

Поболтав с женщиной минут десять, я узнала, что ее зовут Наташа Миронова и что она хочет избавиться от убыточного предприятия. За то время, когда мы вели неспешный разговор, в торговый зал никто не заглянул. Зря Лена помчалась туда за конфетами, Наташа продаст ей коробку с «седыми» от старости шоколадками.

Вам, наверное, интересно, как меня занесло в богом забытое место? Сейчас объясню, что я тут делаю.